Чертополох и ночь

А Артур Уоррен стоял и, по-прежнему опираясь на трость, спокойно рассматривал вампира - как картину в галерее, как чрезвычайно любопытный музейный экспонат, как особенно крупного жука на кусте бузины. - Если не обратитесь и не будете как дети, - наконец ответил он, - не войдёте в Царство Небесное. (13) Мистер Гэлтри наморщил нос. - Ты все такой же святоша и праведник, как я погляжу, - процедил он. - Хотя ты и состарился, Артур Уоррен. - Как и ты, вампир, - кивнул Уоррен. - С каких это пор для тебя важно сохранять человеческие жизни? - Слишком много вас развелось в старой доброй Англии, - огрызнулся вампир. - Я… вынужден проявлять осторожность. - Здесь Шотландия, - встрял Мэттью. - Да хоть провинция Римской Империи, - фыркнул Северин. - Уймись уже, каледонец. От движения когтей на шее, пусть и совсем слабого, Мэттью резко выдохнул. - Разве так обращаются с пленными? - покачал головой Артур Уоррен. - Где же твой virtus14? Впрочем, во всем остальном ты стал мягче, иначе не беспокоился бы так о невинности Терезы - не столь и невинной на деле. Вампир гневно фыркнул, ноздри его раздулись. - Да что ты знаешь о моей Терезе? - вскричал он. - Как ты вообще смеешь говорить о ней? За его спиной Френсис сделал еще один крохотный шаг и положил руку на пояс, вернее, на нечто, находившееся за поясом. - Тереза, - взор Северина затуманился. - Тереза… Тереза Уайт. Я помню, как впервые встретил её каких-то две сотни лет тому. Ей тогда едва исполнилось семнадцать, она была нежна и прекрасна, точно примула на весеннем лугу, а я… я видел великие империи, которые поднимались и рушились! Я помню их всех - всех этих императоров, жрецов, полководцев, надменных, горделивых - таких жалких, таких ничтожных по сравнению с моей Терезой! Все это вдруг перестало быть важным, груз эпох на моих плечах обратился в пыль. Я снова был молод и не изранен предательством. Я посмел быть наивным и глупым. Я влюбился в неё. - А затем силой обратил, чтобы всегда быть вместе, - глухо сказал Арман. - Нет! - Северин метнул на него взгляд, полный ненависти. Фер ответил тем же. - Я открылся ей. Я рассказал - сперва о своих чувствах, затем о своей природе и, наконец, предложил разделить судьбу и вечно идти рука об руку по залитой луной дороге… Что же это благородное создание, чистейшая из дев? Она согласилась, оставив ради меня свою веру и род. Мы вместе бежали - и затем отправили её родным поддельную запись о заключении брака, после чего предстали перед ними. У Терезы была чудесная семья - так я узнал весьма достойных людей. Потом мы уехали - далеко-далеко от её дома, чтобы никто не удивлялся, почему мы не стареем. Мы долго путешествовали - искали себе дом. И однажды мы приехали сюда. Был прекрасный осенний вечер. Солнце уже село, на небо цвета синего бархата высыпали сияющие звезды, море пело свои песни, снасти кораблей скрипели под прохладным ветром, золотая листва сверкала росой… Терезе так понравился город, что мы решили остаться. Мое природное чувство справедливости нужно было пестовать и лелеять - так она говорила. Я был согласен с ней во всем. Я стал зеленщиком и начал, подобно Диоклетиану, заниматься капустой и салатом. И скоро мне удалось завоевать симпатии горожан. Я никогда не гнался за ним, никогда не интересовался - людским! - уважением, но получил его сполна. Они здоровались со мной - мной! Однажды меня даже позвали на крестины... Словом, я стал важным человеком и исполнял обязанности присяжного на протяжении многих лет. Мы говорили всем, что у нас есть ребенок, который воспитывается далеко отсюда. Потом мы уехали в путешествие по Европе и провели в нем несколько лет. Я показал Терезе свои любимые места в Риме, Галлии, Греции… Это было чудесно. Затем мы вернулись, - продолжал Северин, - и представились своими детьми, а еще через сорок лет - внучкой и её мужем. Мы вели мирную и спокойную жизнь, начали уже подумывать о том, чтобы обратить кого-нибудь. Однако у меня была одна-единственная тайна. Еще раньше Тереза уговорила меня пить кровь только из несправедливых и злых людей - но даже их не убивать. Это было очень непросто для меня, имевшего вовсе другие привычки. Однако я держался, и держался долго. За первую сотню лет я не убил ни одного человека - вот как сильно я любил Терезу! Но… вампир моего статуса должен заниматься определенными вещами. Я навещал своих друзей, уносился вдаль мышью или туманом - а она, она ждала меня дома!... А ведь на самом деле я отправлялся на охоту - далеко-далеко за пределы Монтроза и там уж вволю напивался крови. Не знаю, когда она почувствовала мою ложь. Но однажды я вернулся домой едва живой - да, да, Артур, это была ночь нашей встречи - и тогда… о, тогда… Тогда я уже не смог скрыть ничего. Я… мне пришлось объяснить, что мое могущество напрямую зависит от крови, и что недостаточно просто пить её. Что мне нужно нечто большее. Северин тяжко - и, похоже искренне - вздохнул. - Думаю, я здесь и ошибся. Она начала искать могущества, я полагаю. А может быть - и равенства со мной в силах… она так и не научилась быть по-вампирски терпеливой… О, моя Тереза, amica mea, mea amica, mea Theresia alba! (15) С этими словами Северин убрал руку с горла Мэттью и оттолкнул его прочь, к Арману, крикнул “Vale!”, издевательски поклонился Артуру Уоррену - и исчез, только мелькнули под потолком черные перепончатые крылья да метнулась в гостиную черная тень. В наступившей тишине воедино слились звуки запоздалых выстрелов Френсиса, Армана и Уоррена. 13 Евангелие от Матфея, 18:3 14 Virtus romanus - римская добродетель, включавшая, помимо прочего, честь. Здесь Артур Уоррен стремится весьма изящно оскорбить Северина… хотя на самом-то деле virtus romanus еще и предписывала беспощадно бороться с врагами Рима. 15 15 (лат.) подруга моя, моя подруга, моя белая Тересия = моя Тереза Уайт. Кроме того, Alba - Шотландия на гэльском. Моя Тереза Шотландская? шотландка? Честно говоря, понятия не имеем, что он имел в виду.