Leading with the Left

Единственная причина, по которой Бак не падает в обморок, когда видит Эдди, заключается в том, что падает сам Эдди, и Баку приходится удерживать его на ногах. Эдди жив. С ним всё в порядке. А ещё Эдди чертовски холодный. Бак сразу же начинает помогать Эдди раздеться, когда они оказываются в машине скорой помощи, заворачивает его в одеяла и вытирает досуха. Хен и Чим начинают проверять его жизненные показатели, а Эдди всё ещё дрожит. Черт возьми, он всё ещё дрожит. И Бак знает, что ему сейчас нужно больше тепла, и он хочет обнять Эдди, обнять его навсегда и никогда не отпускать. Он больше никогда не сможет отпустить его. Чим и Хен продолжают задавать вопросы, делать замечания, а Баку просто хочется остановить их и закричать. Я люблю тебя! Я люблю тебя… я люблю тебя, — признание набатом бьётся о его грудную клетку, активно прожигая его кожу, пытаясь вырваться из горла, и он чувствует, что задыхается сам от той воды, через которую только что проплыл Эдди. Но он довольствуется лишь тем, что берет руки Эдди в свои и растирает их, чтобы согреть. Наверное, ему следует что-нибудь сказать Эдди. Эдди разговаривал с ним, когда они были в машине скорой помощи, когда Бак был в такой ситуации, сейчас они поменялись местами. Эдди успокаивал его. Но такое чувство, что весь его голос был израсходован на то, чтобы кричать имя Эдди, когда земля рухнула, когда он копал, копал и копал голыми руками, гребаными руками, Боже, и он бы так и продолжал копать… У Бака никогда раньше не было панических атак. Он всегда думал о них… так, как их показывают в фильмах? Ты будто просто начинаешь задыхаться? Но это совсем не то, что он чувствует сейчас. Он даже не может это описать. Как будто его мозг отключился и одновременно включился в овердрайв, но он не мог сам подключиться к овердрайву, он был зациклен на одной гребаной мысли, и его тело просто вошло в черный код без его разрешения. Бак был будто отделён от всего этого, и все же он никогда не чувствовал себя более болезненно, ужасно связанным с каждым ударом своего сердца. На секунду он подумал, что Эдди мертв, и в эту секунду он тоже был мёртв. Эдди молчит большую часть дороги. Он отвечает лишь на вопросы Хен и Чима. И не жалуется на то, что Бак всё ещё держит его руки, хотя Бак, вероятно, сейчас делает всё возможное для его кровообращения. Просто Бак не может отпустить его руки. Одно дело знать, что ты кого-то любишь. Совсем другое дело — осознать, что произойдет внутри тебя, если ты потеряешь этого человека. Они находятся в десяти минутах от больницы, когда Эдди резко падает на бок и кладет голову на плечо Бака. — Бак? — Да? — Он перестает потирать руки Эдди, но продолжает держать их. — Кристофер. — Голос Эдди очень хриплый. — Он будет ждать меня. А я должен буду остаться на ночь в… больнице. Ты можешь остаться с ним? — Конечно. — Эдди только что чуть не умер, блять, и он думает о своем сыне. А Эдди когда-то не думает о своем сыне? Бак поставил бы всё, что у него есть, на то, что именно Кристофер дал Эдди силы выбраться из-под сорока футов грязи. — Ты хочешь, чтобы я привез его к вам домой? Эдди качает головой. Ему так холодно, и голова у него очень тяжелая. Бака трясет от того, сколько сил ему приходится приложить, чтобы не обхватить его руками. — Нет, нет, он не должен… Шеннон, потом ты… Он не может видеть меня таким… — Хорошо, да. Я присмотрю за ним. Возможно, ему это только кажется, но ему действительно кажется, что он чувствует, как губы Эдди касаются его шеи. — Спасибо. И, конечно, именно тогда этот ублюдок теряет сознание.

***

Эдди щурится от яркого больничного света. Ох. — Доброе утро, соня, — говорит Хен тихим, но весёлым голосом. У Эдди сжимается грудь, и он понимает — он хочет видеть Бака. Но Бака здесь нет. Он сказал Баку, чтобы тот остался с Кристофером. Кристофер так много пережил — его мама, потом цунами — Эдди не мог позволить ему остаться одному. И если Эдди не может быть там, Бак — следующий с кем Кристоферу будет комфортно. Кристофер иногда звал к ним Бака, когда ему снилось цунами. — Что со мной? — спрашивает он. — Всё хорошо, — отвечает Хен. — Наконец-то. Честно говоря, ты выглядел нормально, они просто хотели оставить тебя на ночь. — Я уснул? — Ты больше, чем просто спал. Ты потерял сознание прямо на плече Бака. — Как, эм, он себя чувствовал? Хен бросает на него понимающий взгляд, наклоняется и раздвигает ноги, опершись локтями о колени. — Ты знаешь. Он был в панике из-за тебя. Смотрел на тебя так, словно ты воскрес из мертвых. Копал землю голыми руками, чтобы попытаться выкопать тебя. — Что? — Эдди садится. Он действительно чувствует себя хорошо, просто он немного уставший, всё ещё. Хен протягивает ему стакан воды с соломинкой, который стоит рядом, и Эдди с благодарностью отхлебывает из него. О чем говорит Хен? — Я просто имел в виду… он был в порядке, когда я заснул на нём. Бак держал его за руки всю дорогу до больницы. Бак посмотрел на него так, словно Эдди был чудом. И даже после борьбы за то, чтобы вернуться к Кристоферу, вернуться к Баку, вернуться к своей семье, Эдди всё ещё не уверен, что делать с тем чувством, которое он испытывает. Он не знает, как развернуть этот подарок. Хен выглядит как определение фразы «не впечатлена». — Да, я бы сказала, что он был в порядке. Послушай, Эдди, я скажу тебе то же самое, что сказала Бобби и Афине, когда они спросили, как мы узнали, что они встречаются… ты и Бак счастливы одновременно, а потом вы одновременно несчастны. Это нетрудно понять. Он как щенок увлекся тобой, так что я думаю, он бы взобрался на Эверест без кислорода, если бы ты его попросил. Так что, если бы ты мог оказать нам всем услугу и больше не умирать, а также, возможно, пригласить Бака на свидание, мы были бы очень признательны. Эдди в шоке, что стакан с водой не выскользнул у него из пальцев. Он чувствует онемение. — Я… что? — Странно, доктор не сказал, что у тебя сотрясение мозга… — Хен закатывает глаза и встает. — Приехала твоя тётя. Она собирается отвезти тебя домой. Просто разберись со своим дерьмом, ладно? Мы не сможем спасать твою задницу, если нам придется потратить время, чтобы помешать Баку совершать самоубийственные вещи. Первые несколько месяцев всё это было очень забавно, но теперь всё серьезно. Поцелуй этого мужчину, пока он не покончил с собой из-за тебя. Эдди действительно на тысячу процентов лишен дара речи.

***

Бак только рухнул на диван Эдди, Кристофер в постели, успокоенный очередной главой о хоббитах, когда звонит его телефон. Чёрт, это Мэдди. Он любит свою сестру, но он ничего не может от неё скрыть, когда его вот так разрезают наживую, и его ребра оказываются широко раздвинуты, чтобы показать всем зияющее, бьющееся, пульсирующее сердце. И это проблема. — Эй, я видела новости. — Голос Мэдди мягок. — Эдди в порядке? Ты в порядке? Есть ещё кое-что, и только его сестра может обеспечить ему это — безопасное пространство, которое заставляет его снова чувствовать себя ребенком, но в хорошем смысле. Это способна обеспечить женщина, которая купала его и готовила ему обеды, которая помогала ему с домашней работой и позволяла ему забираться к ней в постель, когда ему снились кошмары. Если он не чувствует себя в безопасности с Мэдди, то с кем он может чувствовать себя в безопасности? — Я в порядке, — подтверждает он. — С Эдди всё в порядке. Они решили оставить его на ночь, чтобы проследить за ним. Он был… гм. У него вероятно переохлаждение. И он устал. Но я думаю, что с ним… всё будет в порядке. Он вытирает глаза. Больше не от кого прятаться. — Ты не с ним? Боже, как он этого хочет. — Он попросил меня остаться на ночь с Кристофером. Чтобы он не волновался. На другом конце провода долгая пауза. — Он попросил тебя присмотреть за его сыном? — … да? Наступает ещё одна, гораздо короче пауза, а затем Мэдди говорит: — Ты помнишь, что случилось в ту ночь, когда ты повредил ногу? Он хотел бы сказать, что да, такое не забывается, но, по правде говоря, он не уверен. Ему было очень больно, а потом он принимал много обезболивающих. — Я… Я не уверен. Бак также не уверен, какое это имеет отношение к их разговору. — Мы с Эдди вошли в твою палату. — Мэдди, похоже, улыбается. — И ты смотрел на него, а он смотрел на тебя, и я клянусь, будь больница в огне — никто бы из вас не заметил. Бак сглатывает. У него сдавливает горло. — Он держал тебя за руку, и я клянусь, то, как он смотрел на тебя… — Мэдди, пожалуйста, не надо… — Он не может позволить себе надеяться. Не после Эбби. Не после Шеннон. — Мужчина улыбается так, когда… — Он сказал тебе, что любит меня? А? — Бак садится. — Нет, он этого не делал. Так что ты не знаешь, и не можешь знать, и я не буду… — А ты его спрашивал? — Мэдди стреляет аргументом в ответ: — Ты сказал ему, что чувствуешь? — Что? Нет! Я что, похож на идиота? — Эван. — Мэдлин. Послушай, это случилось, я влюбился в него… Я понимаю, что в прошлый раз я не был влюблен, это было увлечение, я действительно понимаю это, но я… — Он вытирает глаза. — Я любил Эбби, а она не любила меня. Я сейчас чувствую тоже самое. И я знаю… знаю, что я чувствую сейчас, но я не могу… пройти через это снова. — И что заставляет тебя думать, что он не чувствует того же? — спрашивает Мэдди. — Потому что мы трахались, и он никогда ничего не говорил, — выпаливает Бак. Мэдди на мгновение замолкает, и Бак задается вопросом, не бьется ли она головой о стену. — Ты тоже никогда ничего не говорил ему. — Он вернулся к Шеннон. После всего, что она с ним сделала, он всё ещё… он любил её. — Он сказал, что любил её? — Иначе зачем бы ему возвращаться к ней?! — А почему ты ждал Эбби?! — раздраженно возражает Мэдди. Бак не знает, как этому противостоять. — Я думаю, что ты спасаешь себя от разочарования, торопясь с выводами. Признайся, Бак, ты цепляешься за отговорки, почему Эдди не захочет тебя, вместо того чтобы просто его спросить. Сейчас он вспоминает о Бобби. О том, как он думал, что Бобби не хотел, чтобы Бак возвращался, потому что недостаточно хорош, когда на самом деле это было потому, что Бобби любит его. — Бобби думал, что мы встречаемся, — признается он. Мэдди издает тихий, легкий смешок. — Что? — Бобби знает, что вы двое не встречаетесь. Я думаю, он пытался обмануть тебя, чтобы ты сам понял, что происходит. Вот ведь подлый сукин сын… Мэдди вздыхает. — Бак, эти причины, о которых ты говоришь мне, что Эдди не любит тебя, поведение, которым, по твоим словам, он показал это — я не думаю, что это красные флаги и отвержение. Я думаю, что ты боишься быть брошенным, поэтому тебе проще ничего не предпринимать. Предполагать худшее, вместо того чтобы питать ложные надежды. — Ты думала об этом же, когда бросила меня? — Бак огрызается, потому что у него щиплет глаза, мир колеблется, а грудь сжимается. Он сворачивается калачиком, становится маленьким и жалеет, что здесь нет Мэдди. Что она не может обнять его. — Я знаю, — тихо говорит Мэдди. — Я знаю, что тебя расстроил мой уход. Но у Эдди свои проблемы, судя по тому, что ты мне рассказал. Должно быть он тоже напуган. — Эдди? Напуган? — Он не может представить, чтобы Эдди чего-то боялся. Мэдди снова вздыхает. — Шеннон бросила его. Ты не единственный, у кого могут быть проблемы с отказом. — Я… — Он чуть не умер сегодня вечером, — указывает Мэдди. — Это не говорит тебе о том, что, может быть, жизнь коротка и тебе стоит рискнуть? Потому что, если вы двое спали вместе, и он доверяет тебе своего сына, и он смотрит на тебя так, как смотрит, Бак, я не знаю, чего ты ждешь. Бак сглатывает. — Со мной просто легко. Вот… и всё. Похоже, Мэдди это не впечатляет. — Скажи ему. Потому что, если ты этого не сделаешь, будешь вечно несчастен. Ты не можешь быть и дальше в таком состоянии. Бак трёт глаза. Смотрит в конец коридора, туда, где спит Кристофер, счастливый и ничего не подозревающий. — Если я скажу ему, я потеряю его. И Кристофера. Голос Мэдди нежен. — Но вот так молча, ты просто наказываешь себя. И несмотря на то, что творится в твоей голове, Бак, я не думаю, что ты заслуживаешь наказания. В этом-то и проблема. Он не знает, чего заслуживает.

***

Тетя настояла на том, чтобы принести ему что-нибудь поесть, прежде чем отвезти домой, и, хотя это означало, что он пропустил встречу с Кристофером перед школой, Эдди благодарен за это, когда они заканчивают завтракать. Теперь он чувствует себя не встретившимся со смертью, а вполне живым человеком. Джип Бака всё ещё стоит на подъездной дорожке. Он всё ещё здесь. Сердце Эдди колотится в горле, когда он подходит к входной двери. — Бак? — Я здесь, — зовет Бак. Эдди следует за шумом на кухню. Бак моет посуду после завтрака, но звук в раковине слишком громкий, слишком неестественный. Бак никогда так сильно не лязгает посудой, если только… Он смотрит вниз. У Бака трясутся руки. Бак быстро выключает воду и хватает полотенце, вытирая руки. Черт, он выглядит так, словно не спал всю ночь. Он выглядел бодрее, когда ложился спать в четыре утра, какого черта? — У Кристофера были кошмары? — спрашивает Эдди. — Что? Нет, нет, всё было хорошо. Я, эээ, Карла не разрешила ему смотреть новости, поэтому я сказал ему, что тебе просто нужно остаться на ночь в пожарной части, — Бак морщится. — Мне не нравится лгать ему, но я не знал, как сказать правду. Эдди, как родитель, понимает, что есть такие вещи, как хорошая ложь. Например, солгать сыну и сказать, что тоже любил его маму. — Нет, я рад. Он бы просто расстроился. Со мной всё в порядке. Я имею в виду, спал как убитый, но в остальном всё в порядке. Жидкости в организме в норме, температура хорошая, пневмонии или чего-то ещё нет. — Да. Это… это хорошо. — Бак начинает оглядывать кухню, и Эдди понимает — он избегает взгляда. У него скручивается живот, и он хочет уйти, хотя это его собственный дом. Он копал землю руками, чтобы попытаться вытащить тебя, сказал Хен. Он был в панике. Фрэнк говорил с Эдди о том, чтобы не делать предположений. О том, чтобы спросить, а не просто предполагать, чего хочет или в чем нуждается другой человек. Если Эдди станет предполагать… он скажет, что Бак избегает смотреть на него, потому что Бак не гребаный идиот, и он понял, что Эдди влюблен в него. Но он не может предполагать. Он бы взобрался на Эверест без кислорода, если бы ты его попросил. — Бак. — Ты хочешь позавтракать? — Бак неуверенно улыбается ему, а затем начинает открывать по очереди холодильник и шкафы. — Потому что я могу… Эдди подходит и берёт Бака за плечи, поворачивая его лицом к себе. — Я поел. — Ох… Кажется, Эдди не сможет отпустить Бака теперь, когда держит его в своих руках. — Можем ли мы… — чёрт, это тяжело. Он так много хочет сказать, что не может понять с чего начать. — Ты помнишь ту ночь, когда ты… когда грузовик придавил твою ногу?  — Я… в основном? Я так думаю? — Бак смотрит только в пол. — Ты никогда не говорил об этом, поэтому я подумал, что ты не помнишь. При этих словах Бак наконец-то поднимает на него взгляд. — Ты никогда ничего не говорил, поэтому я подумал, что у меня просто галлюцинации… — Бак делает паузу. — Что ты хочешь этим сказать? Ты назвал меня Техасом. Ты не отпускал мою руку. Ты умолял меня, чтобы тебе перестало быть больно. — Я говорю, что я… — Его руки скользят вниз к локтям Бака. — У тебя не было никаких галлюцинаций. — Ты был под сорока футами грязи, — хрипит Бак. Эдди чувствует, как его трясет. — Но я не знал, смогу ли я… Если мне позволят… Ты был таким холодным, Эдди, ты был таким холодным… — Тебе всё разрешено. Что бы ты ни хотел, что бы это ни было, тебе позволено быть со мной. Тебе это позволено. Ему кажется, что он говорит это себе. Как будто Бак не единственный, кому нужно услышать, что у него есть разрешение. Бака всё ещё трясет, как будто он разрывается между желанием прижаться ближе и отстраниться. — Я не знаю, я не знаю, чего ты хочешь, я… Эдди должен был написать речь для Шеннон. Ему приходилось тренироваться перед зеркалом. Но здесь, с Баком, он вдруг обнаруживает, что точно знает, что сказать. Или, скорее, что делать. Он берет руку Бака и целует её, прижимается к ней губами и не отстраняется, не отпускает. Глаза Бака расширяются и темнеют, но он всё-таки перестает дрожать. И наконец смотрит Эдди в глаза. Эдди не уверен, что кто-то из них дышит. — Ты никогда ничего мне не говорил, — шепчет Бак, и его голос звучит абсолютно убитым горем. Эдди понятия не имеет, говорит ли Бак о ночи с его ногой или о той ночи, когда Бак появился у входной двери Эдди, дрожа от ярости из-за лжи Бобби, или о выборе Эдди в отношении Шеннон, или если он говорит о ещё более далеком прошлом, о Мексике, о том, что Эдди ускользнул, не сказав «позвони мне, напиши мне, давай оставаться на связи». Он решает, что это не имеет значения. Он говорит это сейчас. — Я хочу тебя. Он заслуживает того, чтобы быть счастливым. Он заслуживает того, чего хочет. И это Бак. Эдди снова целует руку Бака, переворачивает её и целует ладонь, основание запястья, и когда Бак издает тихий, прерывистый стон, Эдди использует руку Бака, чтобы притянуть его к себе, и ловит рот Бака своим. Бак хватается за Эдди, обнимает его за талию и прижимается к нему, открывается для него, позволяет Эдди дразнить себя только кончиком языка, когда он прижимает их губы друг к другу снова и снова. Его сердце бешено колотится, но он едва слышит его стук, как будто оно очень далеко, весь мир далеко — сейчас имеет значение только Бак. — Будь со мной, — говорит Эдди. Он касается его лба своим и, подняв руки, обхватывает лицо Бака ладонями. — Я должен был попросить тебя об этом — гребаные месяцы ожидания — год назад, будь со мной. Будь со мной. Я люблю тебя. Я так влюблен в тебя. К удивлению Эдди, Бак начинает смеяться и в его смехе слышны истеричные нотки. — Мэдди будет издеваться надо мной всю оставшуюся жизнь. Эдди наклоняется и трётся о его нос своим. — Это означает «да»? Бак издает тихий, мягкий смешок. — Эм, нет, это значит, что я ненавижу тебя и никогда не хочу иметь ничего общего с тобой… Эдди целует его. Он чувствует вкус соли на губах. — Да, я тоже тебя ненавижу. Он выдыхает эти слова прямо в рот Баку и чувствует его улыбку, когда тот снова целует его. В любом случае, у Бака сегодня выходной, а у Эдди теперь выходной благодаря вчерашнему вечеру, так что у них есть время до возвращения Кристофера из школы. Другими словами, часы. Часы и часы, и часы. Эдди планирует воспользоваться всеми преимуществами. Наконец, после всех этих лет — после Мексики, после того, как он хватался за каждый шанс с Баком, после того, как чувствовал, что должен цепляться, потому что не знает, когда или получит ли он это когда-нибудь снова, после того, как почувствовал, что отчаянно пытается донести какое-то послание только через свои поцелуи и прикосновения — у них есть время. Он может расслабиться. Ему не нужно ничего объяснять. Бак знает, и Эдди знает, и они вместе. Бак впивается пальцами в бока Эдди и немного поскуливает, посасывая язык Эдди, когда Эдди засасывает его себе в рот, и слегка дразнит его. Боже, он хочет целовать этого мужчину вечно. И хей. Теперь он может делать это. Он делает шаг назад на одной ноге, а затем вперед и в сторону другой ногой, поворачивая аккуратно Бака и прижимая его к холодильнику. — Эй, — выдыхает Бак, сжимая кулаками рубашку Эдди. — Это нечестно. — Что, тебя не учили таким трюкам в стрип-клубе? — А тебя этому научили во время занятий сальсой? — Может быть. — Эдди не выдаст всех своих секретов. Он целует Бака снова и снова, ожидая того момента, когда Бак расслабится и станет податливым, даже находясь зажатым между холодильником и телом Эдди. Боже, он такой чертовски невероятный, его кожа, мышцы, и Эдди может ощутить каждый дюйм его тела. И ему не нужно больше скрывать свои чувства или беспокоиться о том, что Бак этого не понимает. Бак теперь всё понимает. — Черт, — удается вымолвить Баку, когда Эдди, наконец, отпускается своими поцелуями вдоль изгиба челюсти Бака. Его руки скользят под рубашку Эдди, и он двигает бедрами, давая понять, насколько он готов. — Эдди… Эдди в ответ двигает бедрами, сдвигает их ноги так, чтобы их члены оказались на одном уровне, и он чувствует, как Бак напрягается под джинсами, становясь тверже и толще с каждым их медленным движением вместе. Бак издает горловой звук, и его голова откидывается на холодильник. Он раздвигает ноги, выгибается дугой, в общем, представляет себя Эдди как чертов подарок. Вообще-то это напоминает Эдди о том, как Бак сидел у него на коленях в стрип-клубе. Эта мысль вызывает у него забавный, собственнический трепет. — Техас, — говорит Бак, дергая Эдди за одежду, пытаясь снять её. — Ммм, это мое имя, не злоупотребляй им. Бак ухмыляется ему слегка прикрывая веки. — Никогда, — клянется он. Эдди хотел пошутить, но он не собирается возражать против мягкости, с которой Бак отвечает, против тяжести в голосе Бака. Он просовывает руку под рубашку Бака, проводит ладонью по животу Бака. Когда он впервые трахнул его, ещё будучи стриптизером, у Бака было шесть четких кубиков. Мышцы тщеславия. Теперь эти напряженные мышцы не предназначены для сексуального показа, чтобы их мазать маслом и выступать на сцене, но Эдди чувствует их под своими пальцами и когда он проводит по ним ладонью, они более сильные и упругие, чем раньше. У Бака теперь еще больше мышц, и ему это чертовски нравится. Бак фыркает от сдерживаемого смеха. — Щекотно. — О, а сейчас? Бак хватает Эдди за запястья своими руками, прежде чем он что-то сделает. — Не смей, так поступать. Эдди целует его и любезно не щекочет. В этот раз. Вместо этого он обхватывает член Бака через штаны, и Бак стонет в рот Эдди. — Черт, посмотри на себя. — Эдди целует его в шею и продолжает двигать рукой по его члену, пока Бак прижимается к нему. — Так скучал по тебе. — Да? — Эдди проводит зубами по коже Бака, наслаждаясь ответной дрожью. —Как сильно? — Ох, хватит, я собираюсь… я собираюсь кончить, если ты не… не останавливайся. — Бак тяжело дышит носом, его толчки в руку Эдди резкие и грубые. Эдди и сам чертовски тверд, жар пронзает его живот, поднимается по позвоночнику каждый раз, когда он трется о бедро Бака. Так заманчиво расстегнуть пуговицу на штанах Бака и просунуть руку внутрь, обхватить рукой его толстый, уже влажный член и дрочить быстро и грязно… но он знает, насколько отчаянным может быть Бак, и это был бы легкий выход. И он хочет, чтобы Бак был ещё ближе, чем сейчас. — Скучал по тебе, — повторяет Бак. Он убирает руку, и Бак скулит. Эдди просто обхватывает его руками за бедра и тянет вперед. Бак хватается за него, его пальцы скользят по волосам Эдди на затылке, а другой рукой он сжимает его задницу. — Скучаю по твоим длинным волосам, — бормочет Бак. — Это то, о чем ты думаешь? — спрашивает Эдди, начиная двигаться с ним дальше по коридору. — Я буквально пытаюсь снять с тебя одежду… — Мне нравится дергать их! Что, если я скажу, что ты больше не сможешь меня кусать, а?! — Боже мой, ты такой сентиментальный. — Однако он смеется, и Бак ухмыляется ему в ответ, когда открывает дверь своей спальни. Его спальня… меньше, чем у Кристофера. Он отдал своему ребенку главную спальню, потому что, ну, почему бы и нет? Эдди много не нужно. Ему действительно просто достаточно места, где можно поспать и хранить свою одежду, честно говоря. Но сейчас он впервые жалеет, что его комната так мало… обставлена. Что здесь только кровать, тумбочка и шкаф. Бак полон жизни, и Эдди хочет дать ему всё самое лучшее, и у него есть все намерения, чтобы Бак часто ночевал у него, мягко говоря, так что он очень хочет привести в порядок свою спальню. Для Бака. Но затем Бак снимает рубашку, и Эдди как бы перестает думать о чем-либо, кроме того, как сильно у него текут слюни. Бак, да благословит его Бог, замечает, как Эдди пялится, и начинает двигаться сексуальее, чем нужно, медленно и аккуратно снимая джинсы. Эдди закатил бы глаза, но, учитывая, что у него изо рта активно текут слюнки, а лицо горит, он почти уверен, что ему не о чем судить. — Ты лишил клубы прекрасного стриптизера. Бак смеется и пожимает плечами, выглядя немного застенчивым. — Ну я всё ещё могу хвастаться телом перед своим… для тебя немного? Эдди почти уверен, что знает, какое слово Бак только что избежал произнести, и после всех их танцев друг вокруг друга, всех их предположений и боли, он больше не хочет сомнений. — То, что ты теперь мой парень, не значит, что я перестану дразнить тебя, — отвечает Эдди. Бак выглядит так же, как он выглядел, когда они спали вместе вторую ночь в Мексике, когда он открыл дверь только в полотенце и казался одновременно смущенным и довольным ответом Эдди. Эдди ухмыляется и притягивает его к себе. Бак трогает пальцами нижний край рубашки Эдди и скулит, когда Эдди кусает его за горло. — Эдди… Он целует Бака по настоящему, держась за него, пока Бак расстегивает штаны и стягивает их, скользя кончиками пальцев по бедрам Эдди, его животу, а его костяшки задевают твердый, истекающий член. Вот как всё должно было закончиться, когда у Бака была повреждена нога. Это то, что он хотел сделать. Но он ждал, когда Бак сделает шаг, и они промахнулись. Они могли наслаждаться друг другом всё это время. Он отгоняет эти мысли и стягивает рубашку через голову, отбрасывая её в сторону когда Бак снова соединяет их губы. В этом поцелуе есть грань отчаяния, перед которой Эдди никогда не сможет устоять, только не с Баком. Руки Бака повсюду: жадные, сжимающие его задницу, скользящие вверх и вниз по спине, сжимающие его член, и Эдди должен поймать его пальцы, переплести их со своими, чтобы он мог получить контроль, чтобы прижать Бака к матрасу. — Всё в порядке, у нас есть время. Бак стонет около рта Эдди. — Ты чуть не умер, черт возьми, Эдди, давай, дай мне насладиться. — Ты тоже чуть не умер, — парирует Эдди. — Дважды. — Мы серьезно будем во время секса обсуждать «ура, мы не мертвы»? — Ну, если твоя нога в норме… — Скорее, если мы найдём презерватив… — бормочет Бак. Эдди замолкает. — Ты хочешь…? — Нет! — Бак становится совершенно красным. — Эм. Я имею в виду… Эдди ничего не может с собой поделать. Он начинает смеяться. — Почему всё начинается так ужасно? Он знает ответ. Потому что это важно. Потому что хочется всё сделать правильно. Вместо этого он целует Бака, потому что есть некоторые вещи, которые ему всё ещё нужно сказать вслух. Бак обвивает руками шею Эдди и, кажется, понимает. Он перекидывает ногу через бедро Бака и нащупывает смазку в прикроватном ящике. Назовите это силой привычки, назовите это принятием желаемого за действительное, но он трахнул Бака в своей постели около месяца назад и надеялся… и похоже всё-таки не зря. Бак прикусывает губу, наблюдая как Эдди скользит пальцами вниз между ног Бака. Эдди не может не вспомнить, когда он впервые делал это, каким неуверенным он был, слушая инструкции Бака, убеждаясь, что он делает всё правильно. Такое ощущение, что это было сто лет назад. Такое ощущение, что это было вчера. Эдди делает всё медленно, пытаясь насладиться этим хотя какая-то его часть осознает, сколько упущенных возможностей у них было, сколько времени они потратили впустую. Но они сейчас здесь, и он хочет впитывать каждую секунду. Бак такой скользкий и теплый вокруг его пальцев, тугой, изгибающийся, и из горла Эдди вырывается стон, который, кажется, исходит из самых кончиков его пальцев. Он прижимает их лбы друг к другу, медленно растягивая Бака, чувствуя, как из него, кажется, вырывается каждый вздох Бака, как пальцы Бака впиваются в него, как дрожат мышцы Бака. Боже, он скучал по этому. Не по сексу. Ну, да, хорошо, по сексу тоже. Но он мог купить для этого какие-нибудь чертовы игрушки, если бы действительно захотел. Он может купить фаллоимитатор, кольцо для члена, черт возьми, даже мастурбатор. Дело не в поиске оргазма. Он скучал по звукам Бака, по его запаху, его вкусу, его прикосновениям. Он скучал по тому, чтобы быть настолько близко, настолько близко к Баку, насколько это возможно. Ему не хватало этого чувства безопасности. Этого чувство переплетения с кем-то, в прямом и переносном смысле. Он кажется упустил связь с моментом. Бак хнычет, когда Эдди убирает свои пальцы, а затем вздыхает с чистым облегчением, когда Эдди вместо этого направляет свой член внутрь. Эдди утыкается лицом в шею Бака и упирается коленями в кровать, чтобы начать двигаться. Бак пахнет кокосом и сандаловым деревом, так пахнут его дурацкие дорогие средства для душа, и Эдди, блять, хочет в них искупаться. Он хочет прижиматься к Баку так долго, чтобы они стали пахнуть только друг другом. Как только он начинает двигаться, он не может остановиться, это похоже на то, что он просто подчиняется инстинкту после того, как так долго сдерживался, и Бак извивается под ним, отказывается позволить Эдди отстраниться, держит его близко и прижимается максимально. Эдди целует Бака в шею, в челюсть, позволяет Баку цепляться за всё, что он, блять, хочет. Менее двадцати четырех часов назад он плавал под водой, и между ним и жизнью было сорок футов земли. И всего за год до этого он держал Бака за руку, когда тот истекал кровью и сходил с ума от боли. У них есть это грёбаное право цепляться друг за друга. Бак прижимается к животу Эдди, его член скользит по коже снова и снова, и, блять, это просто… отчаяние, ощущение, что становится чертовски жарко, он действительно не продержится долго, когда Бак царапается и выгибается, и он уже на грани. А потом Бак начинает умолять. — Я… Эдди, Эдди, Эдди, пожалуйста… — его рот находится прямо у уха Эдди, так что, хотя его голос тихий и хриплый, Эдди всё равно всё слышит. — Блять, я близко... Техас, Техас, я… Эдди не может с этим справиться. Он кусает Бака за челюсть и кончает, находясь в огне, а Бак под ним беспомощно стонет. Эдди прижимается ближе, и Бак отчаянно трётся о живот Эдди, пока не кончает, окрашивая их кожу белым цветом. Эдди, блять, никогда не будет двигаться. Ни за что. Ну, ладно, если у Кристофера будет чрезвычайная ситуация. Но кроме этого… Бак прижимается к нему, перекидывает ногу через бедро Эдди и держится так, словно всё ещё боится, что его оттолкнут. Но Эдди целует его, целует, целует, пока Бак не расслабляется. Он никуда не денется. Он не собирается убегать и Баку тоже не позволит сбежать. На секунду они просто держатся друг за друга, как будто не могут отпустить. Как будто, если кто-то ослабит хватку хотя бы на мгновение, другой ускользнет. — Я держу тебя, — бормочет Эдди. Бак гладит Эдди по волосам, и они слишком близко, чтобы он мог что-либо видеть, поэтому его глаза закрыты, но он чувствует улыбку Бака. Наконец-то ему приходится отодвинуться, чтобы немного привести их в порядок, но потом он может снова забраться в постель к Баку и не торопиться, исследовать, помечать всего Бака полностью. И Бак потакает ему, Бак всегда потакал ему, даже в самом начале их «отношений», он позволял Эдди посасывать уже поставленные засосы и кусать их, даже если это означало, что у Чима и Хен будет насыщенный догадками день в их следующую смену. Какое-то время всё тихо, существуют только поцелуи и прикосновения. — Год назад. — Хм? — Эдди немного отвлекся, целуя изгиб на груди Бака. В его затылке раздается приятное жужжание — моё, моё, моё. Он чувствует себя… довольным. Уставшим, но в хорошем смысле. Как будто больше нет необходимости в приливе адреналина. У него есть Бак. Он может оставить Бака себе. Он может расслабиться. — Ты сказал… тебе следовало пригласить меня на свидание год назад. Эдди отстраняется и приподнимается на локте, чтобы посмотреть Баку в глаза. — Да. Я должен был это сделать тогда. Глаза Бака большие, на щеках два розовых пятна, которые быстро расползаются по всему лицу. — Но ты был… тогда ведь вернулась Шеннон. — Я знаю. — Он протягивает руку и нежно проводит рукой по волосам Бака. — Я хотел быть с тобой. Но я сделал то, что… Я сделал то, что считал правильным для Кристофера, для Шеннон. И я хотел… защитить тебя. Бак быстро моргает, как происходит обычно, когда он в замешательстве. — Защитить меня? — Я не знал, что Шеннон собирается делать. Если бы она подала на меня в суд из-за Кристофера, из-за опеки, и мы бы встречались в тот момент — я думал, что они могли бы — твоя прошлая работа, они бы вытащили всю грязь, а я не мог… я бы не позволил им сделать это с тобой. Он чувствует себя неловко, произнося это вслух. Это звучит так глупо, так будто… позволь мне защитить тебя, раз ты не можешь о себе позаботиться. Но он знает, что Бак вполне способен о себе позаботиться. Бак сглатывает. — Я бы сказал, к черту всё это. Рискни. Если… если ты думал, что это разрушит твои шансы с Кристофером, тогда делай всё, что тебе нужно, чтобы защитить своего ребенка, ты знаешь, что я поддержу тебя. Но чтобы защитить меня? Я могу это выдержать. Я не хочу, чтобы мое прошлое было ужасной тайной… Я хочу быть с тобой, мне плевать, если кто-то попытается заставить меня чувствовать себя плохо из-за… Я могу это вынести. — Но ты… ты сказал, что вернулся бы к ней, если бы был на моем месте. Поэтому я… я подумал… У Бака отвисает челюсть. — Я… Эдди, я оставался верен Эбби в течение… месяцев после того, как она ушла. — Он подтягивается, чтобы они были на одном уровне. — Я не лучший вариант, чтобы спрашивать о… таком дерьме. Я подумал… Ты спросил меня, что я буду делать, и я сказал тебе, что Я буду делать. Это не означало, что ты… Это не был совет. Эдди наклоняется вперед, пока не перекатывается всем своим весом сверху на Бака, а затем переворачивается, увлекая Бака за собой, пока они оба не оказываются на боку, а их ноги не переплетаются, и они могут прижиматься всем телом. — Я ненавидел себя и не верил, что смогу добиться того, чего хотел. Что могу просить тебя о большем. И поэтому я ждал, когда ты… сделаешь первый шаг. Я ждал тебя. Бак стонет. — Мы оба гребаные идиоты. Я тоже ждал тебя. Я подумал… блять. — Он утыкается носом в шею Эдди и что-то бормочет. — Я думал, всегда буду для тебя просто тем стриптизером, которого ты трахнул. — Что? Бак. — Эдди берет Бака за волосы и оттягивает его назад, чтобы он снова мог посмотреть Баку в глаза. — Ты никогда не был для меня «просто» кем-то. Бак снова краснеет. — Нет, я имею в виду, всё в порядке, это была интрижка, мы… — Ты не был интрижкой, ясно? Или… это было не так. Так, как сейчас. — Эдди опускает руку вниз, обхватывает щеку Бака. — Но я пытался позвонить тебе после Техаса. Твой номер изменился. Он чувствует, как Бак резко вдыхает. — Я имею в виду, — Эдди пожимает плечами, — Я слышал о Баке 1.0. Я знаю, что был просто еще одной зазубриной на твоем поясе. Но… я ничего не мог с собой поделать. Это что-то значило для меня. Ты что-то значил для меня. — Ты был единственным клиентом, с которым я когда-либо спал, — признается Бак. Это звучит так, словно каждое слово — гвоздь, застрявший у него в горле. — Вообще-то у меня было правило никогда не спать с клиентами. Но я его нарушил. Потому что ты… ты был просто… это был ты. Он пожимает плечами, и Эдди видит, что его глаза влажные и блестят. — Ты был особенным с самого начала. Я клянусь. Бак наклоняет голову и прижимается ртом к шее Эдди, как раз там, где под кожей трепещет его пульс. — Мы действительно оба идиоты, не так ли? — спустя несколько секунд после осознания говорит Эдди. — Ммм. — Он чувствует, как Бак улыбается, прижимаясь к коже Эдди. Но сейчас они здесь. Они здесь, и Бак счастлив свернуться калачиком в его объятиях. И он никуда больше не денется, и всё это того стоит, каждая частичка прошлого, ради данного момента. Несколько минут они просто лежат в тишине, Эдди поглаживал кончиками пальцев спину и руку Бака вверх и вниз, наслаждаясь его теплотой и мягкостью. Он почти уверен, что Бак заснул, когда слышит… — Эй, Эдди? — Да? — Эмм… Наверное, мне следует сказать тебе, что я сохранил то видео. — … что?!