Независимый подрядчик

Глава XII Монеточки

С какой стороны ни посмотри, я был мертв. Да, внутренне я, может, и кричал, и ры­дал, и выл, как дикий зверь в ловушке, но это происходило гд­е-то глубоко внутри – там рыдал, и выл, и бился какой-то дру­гой человек, другой я, которому было не дотянуться из этих глубин до моего лица и губ. Так что внешне я лишь пожал плеча­ми, улыбнулся и двин­улся дальше. Если бы я мог умереть физич­ески, просто раз – и все, не предпринимая никаких усилий, пе­рейти в мир иной так же легко, как через порог в соседнюю ко­мнату, я бы это сдел­ал. Но я намеревался спать по ночам и пр­осыпаться по утрам, приговоренный к земн­ому существованию и разочарованный тем, что не умер. Нил Гейман И если погаснет свет, зажжёт свой фонарик боль.​ Иосиф Бродский

Калифорния, США - Ло­ндон, Англия - Каир, Египет - полуостров Кассандра, Халкидик­и, Греция, 2023-2024 Ноябрь на тихоокеанс­ком побережье выдался в этом году на уди­вление... душный и томный. По крайней ме­ре, так считала Анаф­ема Пульсифер, котор­ая сидела на не по-о­сеннему раскалённом бортике, свесив ноги в голубую, чуть сол­оноватую свежесть ба­ссейна, и отчаянно старалась не слишком часто поглядывать на плотно зашторенные окна второго этажа, где в гостевой спал­ьне​ тщетно сражался с мигренью три нед­ели доселе молчавший Азирафель. Азирафель, от которо­го - прежнего -​ ос­тались разве что одни глаза, да и те в кондиционированном по­лумраке просторной комнаты показались Ан­афеме безжизненной инкрустацией: серая яшма, гематит и ртуть. Стоит ли говорить, что, прикрывая за собой дверь, она зябко повела плечами не от рождённой климат-­контролем искусствен­ной прохлады?.. Их всех - и Ньюта, и Трейси, и малышку Агнессу - то и дело пробирал нервный озно­б: столь жуток был ангел в своей скорби, столь страшен он был в коротких приступ­ах ярости, что гасли, сменяясь черной ап­атией, так же внезап­но, как вспыхивали. Прошло несколько дней с тех пор, как Ази­рафель поведал им ис­торию своего низверж­ения на Землю... С тех пор, как страшным, мертвым голосом по­клялся отомстить Гав­риилу... И Анафема Пульсифер, в девичест­ве Девайс, не имела понятия, что ей пред­принять: как вести себя с ним, как облегчить его страдания. В миг слабости она даже призна­лась хозяйничавшей в кухне Трейси, что сожал­еет о сожжённой руко­писи второго тома ба­бкиных пророчеств. - Всё идёт своим чередом, - мудро заметила Иезавель в отставке. - Не возлагай на свои плечи груз, который не сможешь нести. Это судьба Азирафеля, его дорога. И если ты можешь по-дружески поддержать его, то поддержи, но не вмешивайся. И старая ведьма вернулась к противню, полному остывающего печенья: всё-таки День благодарения на носу, и пусть Мадам Трейси была британкой до мозга костей, она не желала лишать четырёхлетнюю Агнессу праздничного угощения... даже в столь печальные и горькие дни. - Хм... - пробормотала Анафема, склонив голову, - я нечто подобное скорее ожидала бы услышать от Смерти, - и аккутатно, чтобы другая женщина не заметила, потянулась за румяной печенюшкой в форме какой-то толстой птицы. Наверное, предполагалось, что это индейка. "Шлёп," - кухонный шпатель звонко хлопнул её по запястью. ‐ Погоди, пусть остынут, - шикнула Марджери. - Если хочешь, помоги мне с глазурью. Лишняя пара рук не повредит. Анафема с тоской во взгляде обвела гору кривобоких, но пухленьких печенек и обреченно вздохнула: - Эдак мы до вечера провозимся... - Ничего не до вечера, - Мадам Трейси даже глаза закатила. - Давай, не лентяйничай. Как говорил мой дорогой сержант, "займи делом руки, коли голова покоя не даёт". Тем более я попросила одного милого молодого человека нам подсобить, так что управимся на раз-два-три! - Это кого это? - ведьма даже оглянулась, точно ища притаившегося в кухне волшебного помощника. - Ньют с Агнессой в городе, Азирафель умирает от мигрени, да и не стала б ты его... - А СЛОНА, ТО ЕСТЬ МЕНЯ, ТЫ И НЕ ПРИМЕТИЛА, ЖЕНЩИНА, - возвестил Азраил, темной тенью восставая у холодильника. - Извини, по описанию Трейси судила, - ядовито парировала Анафема, - и про тебя я не подумала. - Не обижайся, Азраил!.. - воскликнула Мадам, - ты же понимаешь, мы все на взводе. - А Я НЕ ОБИДЧИВ И НЕ ДУРАК, - ответил Жнец без тени юмора. - ТРЕЙСИ, КСТАТИ, ПРАВА... ЧЬИМИ БЫ СЛОВАМИ ОНА, ПО-ТВОЕМУ, НИ ГОВОРИЛА, - обратился Он уже к Анафеме. - НЕ БЕРЕДИ... ПУСТЬ РАНА ХОТЬ СНАРУЖИ ЗАТЯНЕТСЯ. СЕЙЧАС ОН НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕТ, СЕЙЧАС ЕМУ НИ ДО ЧЕГО ДЕЛА НЕТ... НЕ БУДЕМ ВИНИТЬ ЕГО. ШЕСТЬ ТЫСЯЧ ЛЕТ ОНИ ЛЮБИЛИ ДРУГ ДРУГА. ДАЖЕ ПО МЕРКАМ БЕССМЕРТНЫХ, ЭТО НЕ ШУТКИ. УЖ ЧЕГО Я НИ ПОВИДАЛ НА ЗЕМЛЕ И В МИРАХ ИНЫХ, НО ТАКОЙ ВЕРНОСТИ... СЛЕПОЙ И БЕЗОГЛЯДНОЙ - НИКОГДА. НИ ДО, НИ ПОСЛЕ. ПОЙМИ, АНАФЕМА, И ТЫ, ПОДРУГА, - Жнец мягко сжал худенькие пальчики Трейси костлявой дланью, - ОНИ НАУЧИЛИСЬ ЛЮБВИ У ЛЮДЕЙ, НО ПОЛЮБИЛИ ДРУГ ДРУГА, КАК БЕССМЕРТНЫЕ. ВОПРЕКИ ВСЕМУ. ЭТО... ДО ТАКОГО НИ ОДИН ВАШ ГРЁБАНЫЙ ШЕКСПИР БЫ НЕ ДОДУМАЛСЯ. ВЫ ПРОСТО... ЭТО САМОЕ... БУДЬТЕ С НИМ РЯДОМ. СМОТРИТЕ, ЧТОБ ДЕЛ НЕ НАТВОРИЛ... - добавил Смерть очень тихо. Он отпустил руку Марджери, на глаза которой навернулись непрошенные слезы, по-товарищески хлопнул Анафему по плечу, сбросил черную, как бесконечный космос, мантию и повесил ее на крючок для передников, оставшись в синих джинсах и сером худи. На груди у Жнеца – там, где, по идее, должен быть логотип с названием бренда, сиял не осыпавшимися пока блёстками весьма помятый стикер с розовым единорожкой. - ЮНАЯ АГНЕССА НАКЛЕИЛА, - смущенно пробормотал Азраил, проследив за взглядом Анафемы. - У девочки, бесспорно, счастливое и интересное детство, - прокомментировала Трейси. - Но глазурь сама себя на печенья не намажет. За работу, мальчики и девочки! - Я БУДУ РАСКРАШИВАТЬ ЕЖЕЙ, - сурово известил Смерть и потянулся к противню. - Милый юноша... - начала Мадам с долей обиды, - ежей я нынче не пекла. День благодарения всё же... это, как ни стыдно признаться, индюшки. Анафема проглотила смешок, а Жнец тем временем придвинул к себе миску с зеленой глазурью и кондитерский шприц. - НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ. ЮНАЯ АГНЕССА ПРОСИЛА ЕЖЕЙ - Я ДЕЛАЮ ЕЖЕЙ. А ВЫ КАК ХОТИТЕ.

***

Четырёхлетняя Агнесса Пульсифер, прихлебывая холодный чай, с наивным интересом наблюдала, как Смерть хрустит печеньем. Последний кусочек индюёжика исчез за костяной щекой, как в бездну провалился. Девочка отставила стакан и нагнулась, заглядывая под стол. - Ты чего? - спросил Ньют. - Никак не пойму, куда печенья деваются... - протянула она раздумчиво. - В "Каспере" показывали: когда привидения едят, у них всё падает под стол...- Агнесса озадаченно перевела взгляд на Жнеца. - Азраил, а у тебя куда? У тебя же нет животика, где всё держится... Ньютон Пульсифер поперхнулся чаем. В столовой повисла неловкая пауза. - НУ ВО-ПЕРВЫХ, ЮНАЯ АГНЕССА, - проговорил Смерть серьёзно, - ТЕБЯ ВВЕЛИ В ЗАБЛУЖДЕНИЕ: ПРИВИДЕНИЯ НЕ ЕДЯТ. СОВСЕМ. ВО-ВТОРЫХ ЖЕ, ТЫ, В ПРИНЦИПЕ, ПРАВА И НЕПРАВА ОДНОВРЕМЕННО. "ЖИВОТИКА" У МЕНЯ НЕТ... НО Я НЕ ПРИВИДЕНИЕ. Я АНГЕЛ СМЕРТИ. А АНГЕЛЫ МОГУТ ЕСТЬ, ЕСЛИ ЗАХОТЯТ. Девочка слушала, затаив дыхание, и обожающе-восхищенно рассматривала Азраила. Анафема и Ньют с одинаковыми улыбками синхронно покачали головами. - Ну и где сейчас индюёжик? - настойчиво поинтересовалась Агнесса минуту спустя. Смерть перегнулся через стол и, как будто раскрывая страшную тайну, драматически громким шепотом прямо ей в ухо пробасил: - ИНДЮЁЖИК КАНУЛ В ЛЕТУ! "Лета... Стикс и Ахерон, где паромщиком Харон..." - тихо продекламировали голосом Кроули, но с характерными интонациями Азирафеля. Он стоял в дверях столовой, до побелевших костяшек сжимая косяк. - ЧТО ТЫ СКАЗАЛ? - Хочешь чаю? - спросили Азраил и Мадам Трейси одновременно. - Чай не поможет... - тряхнул рыжими кудрями ангел и поморщился. - Не найдётся ли у вас, дорогие мои, обезболивающего. Блистера два, желательно. - В шкафчике, за барной стойкой, - вскочил Ньют, - сейчас принесу... - Не надо, я сам... - махнул рукой Азирафель и бесшумно прошел на кухню. Там он методично выщелкнул белые кругляшки в ладонь, затем открыл соседний шкаф, нашарил там бутылку чего-то спиртного и, к ужасу подоспевших Анафемы и Мадам Трейси, запил этим чем-то горсть таблеток. - Божечки-кошечки, мой мальчик, что ты творишь?!..- всплеснула руками Мадам. - Демонская медицина... - проговорил ангел устало. - Не пугайтесь, гидроконом с водкой бессмертного не убьёшь... Но минут через пятнадцать мигрень, я надеюсь, отступит и станет хотя бы выносима... Я же с Эдема с хозяином этого тела был близко знаком, последние пять лет так вообще... - тут он резко осёкся, - так что плюс-минус знаю, как в этом теле бороться с головной болью... - закончил он глухо и, благодарно скользнув кончиками пальцев по предплечью Анафемы, прошел обратно в столовую. - Представляешь!.. - вдохновенно прошептала Агнесса, и Азирафель, не бойся он сейчас творить чудеса, благословил бы её за то, что она не верещала. - Представляешь, Азраил съел индюёжика, и он канул в Лету! - М-м-м... - протянул ангел задумчиво, и взгляд его на мгновение стал острым и рассчетливо-холодным, точно серебряные искры сверкнули на дне его серых глаз... но лишь на миг. Он оседлал ближайший свободный стул и в ответ на удивленно поднятые брови Ньюта вкупе с не менее удивленной игрой надбровных дуг Жнеца вымолвил: - Это тело так привыкло, ему так удобно, а у меня сейчас нет сил с ним воевать. Так что ты там про Лету рассказывал, Азраил, я не понял?.. - В НЕЁ КАНУЛ ИНДЮЁЖ. - М-м-м, очень интересно... - равнодушно протянул ангел. - Мне вдруг пришло на ум... А что сейчас с другой рекой, со Стиксом? - ПЕРЕПРАВА ЗАКРЫТА. ДАВНО. ХАРОН ВЫШЕЛ НА ПЕНСИЮ УЖ ПАРУ ТЫСЯЧ ЛЕТ КАК... А ЧТО? - Ничего... академический, если тебе угодно, интерес. Думаю вот, чем может паромщик на досуге заниматься... раз уж разговор зашел... - РАЗГОВОР У ТЕБЯ ЗАШЕЛ НА ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНУЮ ТЕМУ, АЗИРАФЕЛЬ. И ЯВНО НЕСПРОСТА. ТЫ МЕНЯ НЕ ПРОВЕДЕШЬ. БЕРЦОВУЮ КОСТЬ ДАЮ НА ОТСЕЧЕНИЕ, ЧТО ТЫ НЕ ПОСПЛЕТНИЧАТЬ О МОИХ БЫВШИХ ПОДЧИНЕННЫХ-ПСИХОПОМПАХ ПРИСЕЛ. Ангел молча сунул руку в карман, извлек оттуда черную резинку и, слегка помучившись, собрал волосы в пучок. - Мда... - пробормотал он вполголоса, обращаясь как будто к самому себе, - с этого угла неудобно... придется привыкать... - но потом, словно вспомнив, что Смерть к нему обращался, встрепенулся: - Прости... и в мыслях не было тебя обманывать. Мне с Хароном поговорить надо... совета у него спросить или вроде того... и я надеялся, - ангел поднял на Жнеца исполненный мольбы взгляд, - что ты мне скажешь, как его нынче найти... - В ЧЕМ Я, ВЕРОЯТНО, ПОТОМ ИСКРЕННЕ РАСКАЮСЬ, ТАК? - осведомился Азраил, но Азирафель молчал, спрятав лицо в ладонях. Взглянув на бледный ободок на безымянном пальце его левой руки, Смерть скрипнул зубами. Он принял решение: - ХАРОНА НАЙДЕШЬ ТЫ ТАМ ЖЕ, ГДЕ ОН БЫЛ ВСЕГДА, В ГРЕЦИИ. Я ДАВНО ЕГО НЕ ВИДЕЛ, НО, ПО СЛУХАМ, ОН ОБРЕТАЕТСЯ НА ПОЛУОСТРОВЕ КАССАНДРА, ДЕРЖИТ ТАМ ОТЕЛЬ ИЛИ ВРОДЕ ТОГО. И НЕ СМЕЙ МЕНЯ БЛАГОДАРИТЬ. - Как скажешь, как скажешь, друг... - шепнул Азирафель. - Анафема, дорогая моя... - обернулся он к ведьме, которая так и осталась стоять в арке, соединяющей столовую с кухней. - Но тебя-то и твою семью я хоть могу благодарить? - попробовал он улыбнуться. Не получилось. Анафема Пульсифер грустно покачала головой, не зная, что тут можно сказать. - Боюсь... я слишком загостился у вас. Мне нужно в Лондон. Хочу забрать кое-какие вещи... мне решительно неловко, но... я пока не знаю, не отслеживают ли они часом мои чудеса сейчас... поэтому я хотел бы попросить тебя... ты не против, я воспользуюсь твоим самолетом? Туда и обратно. И может быть... я не смею дольше стеснять вас, но мне сейчас решительно негде жить... в наш с Кроули дом, - на имени мужа Азирафель запнулся, - я вернуться не могу, да и не осталось там ничего, наверное, если верить Сандальфону... поэтому... не найдется ли у тебя какого-нибудь неприметного местечка, где я мог бы на время...как это говорится?.. Залечь на дно и не отсвечивать? - с надеждой добавил он. Ведьма кивнула: - Конечно, джет в твоем распоряжении... и с жильем что-нибудь придумаем. Есть у меня кое-что на примете. Правда, это в Колорадо... но, мне кажется, для "залечь на дно" подойдет как нельзя лучше. Четырехлетняя Агнесса, не по-детски хмурая и молчаливая, соскочила со своего места и протопала к безвольно обнявшему спинку стула ангелу. Она остановилась рядом и погладила маленькой ладошкой стройную, обтянутую черной рубашкой спину между лопаток, где раньше были крылья: - Ты сейчас немножко умер, но мы тебя всё равно любим, - сказала она и отошла.

***

Самолет приземлился в Лондоне затемно, но Азирафель долго еще сидел в салоне, не смея ступить на английскую землю, где его ждал заказанный заботливой Анафемой автомобиль. Прикрыв глаза и чуть надавив подушечками пальцев на виски (и кто-нибудь с ней, с мигренью!), он сосредоточенно вслушивался в ночь. Тело его мужа, точнее - его по-змеиному острое демонское чутьё на всё эфирное и оккультное, молчало. Кажется, в Лондоне и окрест не было ни одного бессмертного, кроме него. Азирафель недоверчиво хмыкнул и попробовал ещё раз - снова ничего. С трудом совладав со скользкими щупальцами липкого страха, что беспокойно копошились у него в в груди, сдавливая в холодных тисках пустое сердце и бесполезные легкие, он заставил себя покинуть пахнущий кожей и полиролью салон и сесть на заднее сиденье черного седана. - К станции "Бонд-Стрит", пожалуйста, - сказал он угрюмому водителю, и машина неспешно тронулась, шурша и шаркая шинами по ровному асфальту лётного поля. Ангел добрался до бывшей квартиры Кроули в Мейфэйре тем же путём, что прошли они вдвоем, казалось бы, вечность назад в ночь неслучившегося Армагеддона. Не переставая вслушиваться в тишину спящего квартала, лишь изредка разрываемую голосами редких прохожих да шумом одинокого такси, он черной тенью проскользнул в холл мимо дремлющего за стойкой охранника - и прямиком в лифт. Кабина полураздавленной улиткой ползла до пентхауса, и он многажды нецензурно выругался себе под нос, исходя нетерпением и тревогой. Только дойдя до двери, он осознал: а ключей-то и нет. Память услужливо подкинула яркую картинку: бежевый комод у них в прихожей, верхний ящик, ключница - слева... - Блядь! - выплюнул Азирафель с чувством, но выбор у него был невелик: возвращаться в США несолоно хлебавши он категорически отказывался, рыскать по пепелищу - не видел смысла... Что же... Не давая себе времени на дальнейшие раздумья, он приложил ладонь к двери, аккурат под глазком: вязь каббалистических символов и защитных рун вспыхнула под его пальцами, и черный лак на ногтях на миг полыхнул алым. Дверь тихонько щелкнула, кликнула и приоткрылась. "Да... если кто за мной и наблюдал, то теперь я для них буквально расписался: низвергнутый ангел Азирафель был здесь", ‐ произнес он негромко, затворяя за собой дверь. В тишине пустой квартиры его голос звучал гулко и зловеще. Света он не зажигал: двигаясь по памяти, аккуратно лавировал между затянутой чехлами мебелью, которой не нашлось места в их коттедже. В неверном свете уличного фонаря набросок да Винчи призрачно и тревожно белел на графитово-серой стене. Аккуратно сняв картину, ангел покрутил ручку сейфа: 4-0-0-4 - и неожиданно для себя всхлипнул. Не обращая внимания на непрошенную влагу на щеках, он опустошил сейф и разложил добычу на полу: клетчатый термос, стопка банковских карт, паспортов и удостоверений личности, пухлый конверт с наличными, несколько их совместных фотографий доармагеддонских времен и засохшая мумия зеленой гвоздики, которая, как ангел до сих пор считал, вывалилась когда-то у него из петлицы во время урока танцев в закрытом клубе для джентльменов... и еще старинная книжица в шершавом кожаном переплете, рябом, словно щека переболевшего оспой. Переведя дыхание и избегая глядеть на снимки, он аккуратно вернул фотографии и мертвую гвоздику в сейф вместе с теми картами и паспортами, на которых значилось имя Азиры Фелла в различных вариациях. Остальное он старательно распихал по карманам и, обессиленный, опустился на пол, привалившись к стене. - Родной мой... как же это было умно и прозорливо с твоей стороны... ты как будто знал, ты как будто ожидал, что эта твоя "страховка" нам может понадобиться... а я... я был идиотом... позволил себе расслабиться... им нас не достать... вот как я думал... милый... дорогой мой муж, будь я хоть капельку умней и дальновидней... - с безысходной тоской, преисполненный чувства вины и потери, бормотал он в предутренний сумрак, а в незанавешенном окне отражались его сухие и холодные серые глаза на чужом лице. Азирафель, наконец, закрыл сейф. Набросок да Винчи после недолгой внутренней борьбы он решился взять с собой. Его взгляд снова лёг на гримуар; от дневника средневекового мага-некроманта веяло замогильной жутью, но бессмертному было нипочём: он уже давно всё продумал и рассчитал, и не уставал лишь благодарить злодейку-судьбу, в которую не верил, что сейф не был вскрыт... что квартиру в Мейфэйре не нашли, либо не искали вовсе. Он в который раз прислушался, обостряя все чувства, - опять пустота. В Англии он был один. - Ну и пошли вы нахер, твари, - громко сказал он в пустоту, как будто там, за зачехленным столом или креслом-троном могли скрываться архангелы. Подобрав термос, картину и книгу, он впервые с момента возвращения на Землю щелкнул пальцами, стирая следы своего прибывания в квартире. - Еще поквитаемся, Гавриил, - подумал Вдовец. - Следующая остановка: Колорадо. Затем - в Каир.

***

В январе жара в Каире привычно сменялась обманчивой прохладой, особенно ночью, и приземистое розовато-оранжевое здание Музея египетских древностей, слабо освещенное электрическими факелами, казалось, видело десятый сон. Под шелест редких пальм спали лотосы в небольшом пруду перед главным входом, сладко посапывал подле них и древний сфинкс. Вдруг страж приоткрыл подслеповатый глаз: бессмертный, из тех, кого в его времена звали богами, был рядом. Сфинкс навострил уши и предостерегающе рыкнул. Будь ты сам солнцеликий Ра, но мимо него не пройдёшь! - Тише, тише, старый друг... это всего лишь я, Азира, - прохладная рука легла на голову безносого чудища, увенчанную каменным немесом. - Я сыграл бы с тобой в загадки, как раньше... но может быть, в другой раз? У меня назначена важная встреча... Владычица ждёт, и негоже мне испытывать терпение фараона Хатшепсут. Сфинкс принюхался, но руку не сбросил. - Так поспешай же, белокрылый, - промолвил каменный страж на древнем наречии. - Давно не виделись мы с тобой, и хоть ты сейчас больше похож на своего чернокрылого друга, внутри это всё еще ты... я чую. Пропущу тебя к царице. Торопись! Ибо солнце взойдёт - царица в хрустальном гробу уснет. Сфинкс умолк и словно бы вновь погрузился в дремоту. Вдовец вежливо поклонился хранителю, как раньше, во времена великих пирамид, и бесшумно скользнул в распахнувшиеся перед ним, как по волшебству, двери. Мумия АV-60a, в начале века идентифицированная как женщина-фараон, царица Хатшепсут, регент при уже взрослом племяннике-пасынке, обнаружилась на своем обычном месте. Заткнув отверстия, которые сто веков назад были ее ушами, беспроводными наушниками, она пустыми глазницами вперилась в экран планшета и с остервенением водила по экрану сухим пальцем с остатками красного маникюра. Раскланиваясь на ходу с придремавшими царями, вельможами и вершителями судеб прошлого, а ныне - музейными экспонатами, Вдовец достиг, наконец, нужного зала и громко позвал: - Хатши, дорогая моя, это Азира... Очень нужна твоя консультация... Хатши? Ноль реакции. Владычица продолжала сражение с Candy Crush. Вдовцу пришлось, пренебрегая дворцовым этикетом, приблизиться к стеклянному саркофагу без обязательного поклона и вытащить наушник из остатков ушной раковины Хатшепсут. - Хатши, ау! Привет тебе, о великая царица! - Да чтоб тебя жрали собаки и крокодил в Ниле твоими костями подавился, смерд! - рявкнула мумия на чистом английском, гневно вскинувшись, но, увидев, кто перед ней, растянула гнилозубый рот в широкой улыбке: - О, привет тебе, Змей! Погоди-ка... ты не он... Азира?! - А я о чем тебе толкую, владычица... Но ты была слишком увлечена игрушкой, - сказал Вдовец, и тень улыбки озарила его сумрачное лицо. - Что же с тобой сталось, белокрылый? - сокрушенно закачала головой мумия, откладывая в сторону планшет и наушники. - История долгая... Змея больше нет, его тело у меня, крыльев... их тоже нет. Это если коротко. - Ну а длинно от тебя, небось, не допросишься... - протянула царица. - Мстить будешь? Тем, кто это с вами сделал? - по-деловому серьезно добавила она, буравя Вдовца темными глазницами. Он кивнул: - И потому мне нужна твоя консультация. Хатшепсут покопалась где-то под своим ложем, чертыхнулась и вытащила зарядку с удлинителем. - Месть - дело благородное. Помогу, если смогу, хоть и забросил ты меня совсем в последнее время. Как с Апокалипсисом все разрешилось, так от вас ни словечка. Поставь пока наушники заряжаться, будь добр, Азира-Змей, розетка под окном, - она протянула ему шнур, - а то неохота мне вылезать: то палец потеряю по дороге, то еще что отвалится... Потом будут вокруг меня идиоты-египтологи носиться, а мне оно надо? Правильно, не надо. И так лежишь тут целыми днями, как дура, мертвой притворяешься... никакого тебе развлечения... Ну так с чем пожаловал? - она уселась поудобнее в стеклянном гробу, глянув искоса на стеклянную крышку, прислоненную к колонне: не грохнулась бы. - Змей... - начал Вдовец, аккуратно подбирая слова, - рассказывал мне когда-то, что один из его... как бы сказать, тогдашних коллег, дал тебе монетку... которая помогала тебе править, сохраняя добрые отношения с Тутмосом... хотя ему давно было пора на трон... - Ну... - нехотя протянула Хатшепсут, - а что тебе до монетки той? - Монетка сильная, нужна она мне. Чтобы оружие из нее сплавить. - Эх... не хотела я тебе говорить... ох, не стала бы... но тебе для дела нужно... - забормотала мумия. Вдовец выжидающе смотрел на нее. - Ох, была не была! - Хатшепсут как будто внезапно пришла к какому-то внутреннему соглашению с собой. - Хастуром его звали. Менял монетки на упокой души. Монетки-то работали...но до поры. Потом все равно против тебя их сила оборачивалась. Ты подумай сам, в каких мучениях я померла! А какая свистопляска с бальзамацией да с гробницей вышла?.. Вон, ученые до сих пор концов не найдут. Вот и не уйти мне за Анубисом теперь... Но ты посмотри, весь Каирский музей по ночам бодрствует! Да по всей планете, куда нашего брата занесло, такая же история... Ты только представь, сколько монеток этот Хастур и ему подобные по Земле рассыпали! Сотни! Тысячи! Ужас... - Хатшепсут умолкла, погрузившись в печальные думы. - Мне одной достаточно, - мягко сказал Вдовец. - Вот только где бы взять? - Монета с остальными вещами была. Все до сих пор в США на изучении. Что ни год, то обещают сюда прислать, но что-то не чешутся. По крайней мере, так местные египтологи говорят... - О, это мне найти нетрудно будет! - обрадовался Вдовец. - Спасибо тебе, владычица. Мне пора прощаться. Возможно, мы не увидимся уже больше. Так что... - он щелкнул пальцами. - Теперь твой планшет еще долго не сломается и не разрядится. Хотел бы я знать, где ты его взяла...- он усмехнулся. - Где взяла, там больше нет, Азира-Змей. Но спасибо тебе, уважил старушку. Только что-то мне подсказывает, что это не последняя наша встреча... - мумия выпростала руку из стеклянного саркофага, и Вдовец осторожно сжал сухие пальцы в ошметках бинтов. - Прощай, царица Хатшепсут. - Удачной охоты, Азира-Змей. И накрой меня крышкой, скоро восход.

***

Анафема влетела в комнату в вихре юбок и с силой поставила квадратный металлический ящичек на стол. - Ты хоть понимаешь, Азирафель, что мне пришлось ради тебя трижды нарушить закон и дать кучу взяток? - гневно вопросила она. - Угу, - неразборчиво бросил в ответ Вдовец, не отрывая взгляда от экрана ноутбука. - Ты меня вообще слушаешь?! - воскликнула ведьма запальчиво. - Не понимаю, зачем я всё это делаю... - Анафема, дорогая, - его тон был очень серьезен, - ты совершенно не обязана помогать мне. Я искренне благодарен тебе за то, что ты для меня сделала и продолжаешь делать... И за то, что монету достала... - он кивнул на стол, - это даже словами не выразить. Но я могу тебе пообещать: я впредь не буду тебя ни о чем просить. - Да я не к тому, бестолочь! - взмахнула руками ведьма. - Мне твоя благодарность не нужна... Боюсь я за тебя... На твой средневековый гримуар мне смотреть страшно, не то что читать его... Я боюсь, что ты навлечешь на себя беду. Что это убьёт тебя! - Дорогая моя... я уже - в некотором роде - убит. Решения своего я не переменю... но давай поговорим о другом. Пока ты ездила в исследовательский институт за монетой, я поискал всякое в интернетах... и выяснил кое-что интересное. Монетки со дна Коцита очень даже котируются на черном рынке. В ваших даркнетах кто-то разместил заказ на них - в любом количестве. И хароновыми монетками тоже интересуются, и перьями фениксов, и Копьём судьбы... Есть в Китае организация, "Триадой" зовётся - они и скупают такого рода товар. Но сдаётся мне, не для себя... Как думаешь, дорогая моя ведьма, зачем человеку перо феникса?.. - Могу предположить, и то потому, что я, как ты выразился, твоя дорогая ведьма. С таким пером можно творить очень мощную магию. Например, обездвижить и привязать что-то очень сильное к определенному месту. - Насколько сильное, Анафема? - спросил Вдоцец, напряженно изучая ее лицо. - Ангела, демона, ифрита, например, - прищурившись, отвечала ведьма. - Это навскидку... - Всё чудесатее и чудесатее... - протянул Вдовец раздумчиво, - интересно, что это за коллекционер "эфирно-оккультных" артефактов у нас нарисовался... Я должен выяснить. И вот думаю... Кажется, я нашел себе на ближайшее время работу. Надо посмотреть, что это за "Триада" и с чем её едят. А раз им, как и мне, надобны монеты со дна речки Стикс, то, наверное, пора мне наведаться в Халкидики... Как ты считаешь? - Я считаю, что ты повредился рассудком! - в ужасе вскричала Анафема. - Что ты, дорогая моя, - ответствовал Вдовец, лихорадочно блестя глазами, - я абсолютно нормален, полон сил и жажду мести.

***

На самом западном из трех македонских полуостровов, что пальцами, длинными, словно зубья посейдонова трезубца, издревле вспарывают лазурную гладь Эгейского моря, на просторной, тщательно выбеленной деревянной веранде под полосатым тентом в цветах греческого флага архонтас (греч. -господин) Ахерон потчевал нежданного гостя анисовым бренди, по-местному "узо". В лучах клонящегося к закату солнца волосы гостя были подобны пламени костра, трепещущему от дыхания морского бриза. Рукава его черной рубашки были закатаны по локоть, обнажая красивые руки и стройные предплечья с россыпью веснушек - капелек топленого молока на бледной коже. Его ртутно-серые глаза были надежно скрыты за почти идеально круглыми обсидиановыми линзами. - Ой-ой-ой, Азирафеле, ангеле, - по-южному шумно сокрушался уважаемый немолодой грек. - Ой-ой-ой, что же, на милость богов, они с тобой сделали?! - вопрошал бывший лодочник, а ныне респектабельный владелец отеля и производитель сыров, трагически воздевая руки к небу. - Оставь эту театральщину, - протянул Вдовец с прохладцей. - До Эсхилла, Софокла и иже с ними тебе далеко, а эти тебя не слышат. Я проверял: наверху всем пофиг. - Лжи он, конечно, не скажет, умом одаренный великим! - продекламировал Ахерон, задумался и добавил. - Горькую чашу фортуны - осуши! - Можешь мне не верить, но если уж мы перешли на Гомера... "Тот же, кто духом отважен, обязан во всяком сраженьи Крепко стоять - поражает ли он, иль его поражают". Поэтому, Харон, вопрос прежний. Как бы мне монетку со дна Стикса добыть? А лучше даже не одну. Как говорится, себе и товарищу. Господин Ахерон долго молчал и тянул анисовку. Вдовец приготовился было сменить тактику (упрямства ему было не занимать), как седовласый грек вдруг заговорил: - Ты мне, наверное, всей правды не рассказал... но я ведь тоже немало пожил на свете, да кое в чем понимаю и не могу не догадаться, зачем тебе... да и любому живущему на этой земле такая монетка. - И каков твой ответ? - Скажи мне правду, Азирафеле. - Ты говоришь, что и сам всё понял. - Я хочу услышать это от тебя. Это страшные слова. И если ты готов услышать, как они, сказанные собственным твоим голосом, произнесенные собственными твоими губами, вырвутся на свободу и обретут вес и плоть, я дам тебе столько монет, сколько пожелаешь. - Это не мой голос, и не мои губы, - процедил Вдовец ледяным тоном. - Не придирайся к словам, ангеле. - Ладно. Хорошо. Я собираюсь убить архангела, вот для чего мне монета со дна Стикса. А еще монеты мне нужны, чтобы подманить его поближе, потому что он лишил меня крыльев, и иначе мне его не достать. Я смею подозревать, что руками людей он собирает эфирные и оккультные артефакты, накопившиеся на планете за шесть тысяч лет, чтобы собрать свою личную водородную бомбу, если такая метафора - без цитат из Гомера - тебе понятна. А если ты попытаешься ему донести, я тебя уничтожу, - спокойно и почти ласково подытожил Вдовец. Харон снова вздохнул: - Что они с тобой сделали... Ладно. Дам тебе монет я. Мои руки, чтоб ты знал, навсегда пропитаны Стиксом. И любая монета, упавшая мне на ладонь - что изо рта покойника, что из твоей руки... она, считай, в Стиксе умылась. Вдовец прищелкнул пальцами, и в его руке появился старинный на вид кошель, полный древних монет разного достоинства. Харон сложил ладони лодочкой, и Вдовец пересыпал в них его содержимое. Возвращая пригоршню монет, помрачневший до того лодочник вдруг опять превратился в улыбчивого седобородого грека. - Ой, что это у тебя за ухом? - воскликнул он и с притворным удивлением потянулся к Вдовцу, делая вид, что достает у него из-за уха монету. Монета была блеклая, тусклая и очень тонкая, словно обкусанная по краям неведомым грызуном. - А эта - тебе. Последнего клиента перевозил - забыл выложить... Вдовец подозрительно покосился на металлический кругляшок. - Эта монета, - начал он с едва сдерживаемым сарказмом, - не была даже рядом с моим ухом!.. - Вдруг он смолк и до боли закусил губу, вспомнив, где и от кого слышал именно эти слова. Харон кивнул понимающе. - Возьми, ангеле, и убей гада. Обо мне плохо не думай: я твоей тайны не выдам.