Деградация

Тем временем у Марины — Агрх! — с открытым раздражением рыкнула Марина, закатив глаза, и тут же подорвалась с места, всем своим видом выказывая недовольство. Марина тяжело и громко шагала, даже не пытаясь обходить палки, что звучно и громко ломались под подошвой её кроссовок, шагая в темноту. — Я за Таней! — пресекая любые вопросы Ирины, которая уже успела открыть рот, сказала Сазонкина, шумно выдыхая воздух из раздутых от злости ноздрей. Марина Сазонкина, недовольно фыркая и ворча себе под нос про всю сложившуюся ситуацию, шла глубже в лес за Таней. Свои чёрные вороньи волосы она заплела в некрепкий низкий хвост спиральной резинкой, что сняла со своей руки. Марина сама не знала, зачем ей это было надо. Наверное, чтобы спустить на зашуганную (как показалось самой девушке) Таню пар. В конце концов. что Емельянова о себе возомнила?! Заставила всех нервничать своим долгим отсутствием! Вот найдёт её Марина, так отругает Таню, что навсегда отобьёт у неё желание бродить в лесу одной, да ещё и ночью! «Марина, ты что, переживаешь за кого-то?» — зашевелился в голове Червячок, зудящий надменно маменькиным голосом. Сазонкина махнула головой, сбив с курса комара, что так точно целился в её лоб. Марина вовсе не переживает за Емельянову, ещё чего, тратить нервы на презренную плебейскую девчонку! Просто нужно на неё сорваться, чтобы показать, кто тут действительно королева! Червячок с надменным, высоким, властным истеричным голосом твердил о личной исключительности, возвышенности над остальными, дарующей возможность самоутвердиться за счёт других, и собственной уникальности. Тщеславный Червячок прогрыз дорогу к добрым Семечкам рассудка, не давая тем без своих комментариев принять хозяйке решения. Без мнения этого ползучего гада, распространившего своё влияние на всё, до чего ему было в силах добраться, Марина не могла вознамериться что-либо сделать. Почти все чертоги разума растирались перед ним с воздвигнутого им трона на высохших стебельках Семечков, что уже не могли с ним бороться. В конечном счёте это всё привело к тому, что Марина не могла нормально, отлично от слов своей матери, думать. И лишь маленькие, уже почти убитые и свергнутые Червячком Семечки, вбрасывали тень сомнения в тоталитарный режим правления голоса матери, живущего внутри черепной коробки девушки так глубоко, что вытравить его оттуда практически невозможно. А между тем, борясь с собой, Марина не заметила, как свет от костра за её спиной стал еле виден. В кромешной тишине колыхались кроны почерневших от ночного мрака деревьев. Ветер насвистывал свой мотив тихо, но монотонно, заставляя всех дневных зверьков попрятаться в свои норки ещё сильнее, пугая их своими затяжными завываниями. Совы потихоньку настраивались на свою кровавую жатву, угукая в чёрную даль о своём. Казалось, что замолчало всё, уступая лесной нечисти право на владение ими неокрепшим подростковым рассудком. Но, к несчастью для нечисти, этот рассудок был занят другим — спасением Тани. Марину больше интересовало состояние Емельяновой (в чём, конечно же, Червячок никогда не позволит признаться), и спор с внутренними чертями, чем окружающая её действительность. В целом, Сазонкину всегда мало интересовала мышиная возня вокруг. Подумаешь, она всего лишь в лесу без средств связи, с малознакомыми сверстниками, и кучкой странных взрослых. Всё почти также, как и в её элитной школе. И кое-что даже осталось неизменным — всем плевать на Рину, и ей плевать на всех. Нет ничего важнее собственного морального здоровья. И маминых наставлений. — НЕТ, ОТПУСТИТЕ МЕНЯ-ААЙ!.. — слабо слышный в возвышающейся черноте девичий крик разнёсся по округе, заставляя Сазонкину выйти из раздумий, вздрогнуть, и застыть на месте. С чего Марина вообще решила пойти за Татьяной? И вообще, пусть крик был тихим, остальные, наверное, услышали его и уже бегут на помощь с палками. Какой-нибудь из пацанов наверняка даст отпор этому мужику! Нет, они все навалятся на него толпой, изобьют до смерти, и Сазонкиной не придётся ничего решать, ничего делать. Она просто будет стоять здесь, пока всё не решиться само собой. В конце концов, судом никто не заставлял Марину что-то делать. Она здесь оказалась просто потому, что матери вновь не хотелось слушать её переживания, и она тактично избавила себя от этого, отправив дочь в другой субъект страны на две недели. Такая как Марина не должна марать свои красивые руки с длинными пальцами и когтями-стилетами с френчем, за которыми мама отдала немаленькую сумму! Такая как Марина не должна жертвовать чистотой своих волос! Такая как Марина, чёрт возьми, никому ничего не должна! — НЕ РЫПАЙСЯ, ДЕВЧОНКА, ТЕБЕ ЭТО УЖЕ НЕ ПОМОЖЕТ! Его голос. Рычащий, уже слабо похожий на человечий. Он будто доносился отовсюду из самой бездны. Рина стояла на месте. Страх сковал ноги. Ни на помощь, ни за помощью бежать та уже не способна. Вряд ли бы Сазонкина смогла вспомнить ситуацию, которая была бы более ужаснее, чем это. Никогда до этого. Никогда. Никогда Марина не была такой беспомощной, что даже не могла остановить слезы ужаса. До сегодняшней ночи.

***

«— Хватит плакать и ныть, Марина! — раздался звук удара. — Да как ты уже достала меня со своим извечным нытьём! Не видишь, я занята? Тц, как у такой, как Я, могла родиться настолько ничтожная и слабая дочь?! Пошла прочь в свою комнату, и не смей больше насиловать мне мозги своей ерундой! — женщина села на место. — ПОШЛА ВОН! — девочка тут же вышла, сдерживая слёзы, и прижимая одну руку к горящей щеке, другой сжимала плюшевую разорванную пони. И уже из-за двери раздалось: — Да куплю я тебе новую игрушку, только не ной! А мать и не знала, что эту белую поняшку с фиолетовой гривой подарил мальчик, который единственный дружил с Мариной.»

***

«Я не слабая! — вдруг пронеслось у Сазонкиной в голове. — Я не ничтожная! — нога сама сделала первый шаг, мозг мало осознавал. — Я докажу тебе, это!» Всё это носилось в её голове бесконтрольным вихрем, и вряд ли имело структурированную форму. Перед глазами воспоминания — разозлённое лицо матери, и звучащие из её уст слова. Теперь Марина точно знала, что спасает Таню не ради высших целей или желания понравиться остальным, а просто для того, чтобы доказать матери, что она хоть чего-то, но стоит. Сазонкина сглотнула. Времени явно не было. Остальные вряд ли слышали всё это. Самым сложным оказался первый шаг. Послышался хруст палок и шелест прошлогодней листвы. Рина стала в стойку для бега. И побежала, разрезая ладонями воздух. Бежать было сложно. Глотку резал холодный ветер. Через минуты две заболел левый бок. Но крики и грохот были всё ближе, и отступать было уже бессмысленно. Слыша болезненные крики Тани, Рина ускорялась, хотя уже и теряла силу. Она бежала минуты четыре, и остановилась в метрах десяти. Впереди виднелись лишь силуэты, вскормленные лунным светом. Мужик тащил Емельянову куда-то за её хвост. Девушка огляделась, ища глазами камень или палку. Но вместо этого нашла её круглые очки — на удивление, целые. Скорее всего они упали на мягкую землю, в одну из очередных попыток Тани вырваться. — КТО-НИБУДЬ! ДИМА! СТАС! МАЛЬЧИКИ, КТО-НИБУДЬ, СПАСИТЕ!!! Её высокий голос резал пространство леса. Он нарушил здешние правила. Это всё неестественно. Ненормально. В лесу должны петь птицы, а не кричать о помощи пятнадцатилетние девчонки. Рина сама не знала, что ей движет. Казалось, будто она во сне, кто-то играет ей телом как npc, и она лишь наблюдает со стороны. Будто это просто сюжетная вставка в видеоигре. Будто сон. Настолько виделось нереальным. Искусственным. Сазонкина закинула очки под дерево, и взяла огромную ветвящуюся палку. Держать её было тяжело. Больно. Но сейчас она ничего не чувствовала. Только одно — Таня. Жизнь другого человека. Девушка стала подбираться ближе. Рысцой. Обходя палки. Таня уже сорвала голос и отчаялась. Слышались лишь хриплые рыдания. Мужчина был в метрах трёх, и мало походил на сильного взрослого, но с ним тоже придётся сложно. Из потных и онемевших ладоней выскальзывала палка, перевешивая девушку вперёд. — Аппетитная, вкусная девочка. «Больной ублюдок», — подумалось Рине, и вдруг пришло осознание, что медлить больше нельзя. Она подорвалась к мужику сзади, и огрела его концом палки. — Ай, СУКА! Зарычал упырь, и выпустил из рук волосы Емельяновой. Та тут же отползла к ближайшему дереву. Из-за долгого сопротивления её силы были на исходе. Понимая это, Рина попыталась замахнуться ещё раз, но мужик перехватил её оружие и выдернул из рук. Ладони горели. Но на боль времени не было. Рина попятилась назад, не сводя глаз с измотанной Тани и завывающего матом заражённого. Но Сазонкина абсолютно не секла пространство вокруг, что её и подвело. Она споткнулась об корень дерева и упала на целину с криком. — Марина, нет, акх-кх, — сипло возопила Емельянова, закашлявшись. Прежней уверенности как не бывало. Рина пыталась подняться, но на неё навалился упырь, что-то рыча на своём матерном языке, противно брызгаясь слюной. Он до синевы сжал запястья Сазонкиной, и казалось, был готов прогрызть ей глотку. В неравной борьбе, оба не заметили попыток Тани подняться. На дрожащих коленках она попыталась привстать, что ей удалось не сразу. Воспользовавшись ситуацией, она достала из кармана единственную вещь. Она сама не знала, как дошла. Просто по инерции двигалась вперёд на дрожащих ногах. Криком привлекла к себе внимание. — КУДА ЛЕЗЕШЬ, ДУРА! — закричала в панике Сазонкина. Упырь на секунду замялся, не зная, что делать, и в этот момент Емельянова всадила врагу вещь в его озлобленные глаза, всё-таки упав. Предмет раскрошился. Мужик заморгал и попятился, горланя о расправе, но этих секунд хватило, чтобы Рина поднялась. Она взяла палку, и пару раз огрела упыря. Тот выл, закрывался одной рукой от ударов и тёр второй глаза. Отогнав больного подальше от уже не соображающей Тани, Сазонкина перевернула ветку. Пару ударов в голову хватило. Упырь, не договорив последнее ругательство, свалился наземь. Сил проверять — сдох или без сознания, уже не было. Сазонкина зашагала к Емельяновой, и вместе с ней облокотилась на ствол берёзки. Только сейчас обе поняли, насколько были напуганы всё это время. Горло резало у обеих, а Емельянова уже не могла говорить. Обе пытались выровнять дыхание и сердцебиение, привести себя в чувства и хоть немного, но успокоится. Сейчас обеим стало понятно — сейчас произошло нечто безумное, но переварить всё случившееся они были не в силах. — Чем… — из-за сильной одышки, Рина еле выговаривала слова. Как она могла кричать пару минут назад? — Ты в него кинула? Кха. — Пряником, — сипло и еле разборчиво произнесла Емельянова. — Из «Пятёрочки». Сова неподалёку была готова поклясться своей добычей, что в лесу послышалось два девичьих смешка. — Вот падлы… А-а-кха, говорят, свежие. Шутки явно помогали им справиться со стрессом. Только сил не было смеяться. Даже нервно.