Aedd Caerme

      Ева дошла до лагеря, её шаги гулко отдавались в тишине ночи. Костры мерцали, бросая длинные тени на палатки, а воздух пах дымом и смолой. Она направилась к своей палатке, её окровавленная рубашка липла к телу, а рука, покрытая засохшей кровью, оставляла тёмные пятна на плаще.       Мысли всё ещё кружились в хаосе — Гюнтер, его слова, тьма, что чуть не сожрала её, — и она не могла найти в них порядка.       Исенгрим сидел у костра, его взгляд был прикован к пламени, тёмные волосы спадали на плечи, а шрам через бровь выделялся в свете огня. Он выглядел отстранённым, но краем глаза заметил Еву, идущую к своей палатке. Его лицо осталось холодным, почти каменным, но взгляд зацепился за её окровавленную рубашку и руку.       Брови нахмурились, и он бесшумно поднялся, как тень, скользящая по земле, и пошёл следом.       Ева вошла в палатку, полог колыхнулся за её спиной. Она тяжело вздохнула, опустив голову, и прислонилась к столу, её пальцы сжали край дерева. Шорох шагов заставил её напрячься, но она не обернулась. Исенгрим вошёл, его высокая фигура заполнила пространство, и он остановился в шаге от неё, скрестив руки. Его голос, хриплый и холодный, прорезал тишину:       — Что произошло?       Ева замерла, её пальцы сильнее сжали стол, но она не повернулась.       — Ничего особенного, — ответила она коротко, её голос был усталым, с лёгкой хрипотцой.       Исенгрим прищурился, его тёмные глаза впились в её спину. Он шагнул ближе, его движения были резкими, но в них мелькнула тень беспокойства, которую он тут же подавил.       — Ничего особенного? — переспросил он, его тон стал чуть резче, но оставался холодным. — Ты возвращаешься в крови, как после бойни. Говори, что случилось.       Ева выдохнула, её плечи опустились, и она повернула голову, бросив на него быстрый взгляд.       — Йорвет проткнул меня кинжалом, — сказала она сухо. — Я сорвалась. Чуть не убила его. Вот и всё.       Исенгрим фыркнул, его губы скривились в горькой усмешке, но в глазах мелькнуло что-то похожее на тревогу.       — Чуть не убила его? — повторил он, его голос стал чуть громче, но всё ещё сдержанным. — И это ты называешь “ничего особенного”?       Ева отвела взгляд, её пальцы сильнее сжали стол. Она чувствовала его рядом. Слишком близко. Он шагнул ещё ближе, теперь стоя почти вплотную. Она ощутила его тепло. Исенгрим наклонился, осматривая её бок — его пальцы чуть дотронулись до разорванной ткани, и Ева вздрогнула, но не от боли.       Его брови нахмурились, когда он увидел затянувшуюся рану.       — Твоя тьма… она опасна, — сказал он, его голос стал тише, почти ровным, но в нём проскользнула нотка предупреждения. — Поаккуратней с ней, Ева. Ты играешь с огнём, который сожжёт не только тебя, но и всех вокруг.       Ева подняла взгляд, её глаза сузились, а губы сжались в тонкую линию. Она выпрямилась, оттолкнувшись от стола, и бросила, её голос дрогнул от раздражения:       — Зачем ты пришёл, Исенгрим? Поучать меня?       Он выпрямился, его лицо стало жёстче, но в тёмных глазах мелькнула тень эмоций — гнев, смешанный с чем-то более мягким, что он тут же спрятал.       — Я один из командиров, — ответил он холодно, скрестив руки. — Я обязан знать всё, что происходит в лагере. Особенно когда кто-то вроде тебя чуть не прикончил Йорвета. Ты хоть понимаешь, что это значит? Если б ты его убила, скоя’таэли бы разорвали тебя на куски.       Ева фыркнула, её взгляд стал острым, но в нём мелькнула усталость.       — Ну извини, что не дала ему свернуть мне шею первой, — бросила она, её тон был язвительным, но слабым. — Может, тебе стоит сказать Йорвету, чтоб в следующий раз бил точнее?       Исенгрим стиснул челюсти, его шрам дёрнулся, а пальцы сжались в кулаки, но он сдержался. Он смотрел на неё, его взгляд был холодным, но в нём проступало что-то ещё — тревога, которую он не мог полностью скрыть.       — Ты не понимаешь, — сказал он тише, почти с горечью. — Это не игра, Ева. Твоя тьма — не просто оружие, она тебя меняет. И если ты не научишься её держать, она сожрёт тебя. А я… — Он замолчал, оборвав фразу, и отвернулся, его плечи напряглись.       Ева посмотрела на него, её губы дрогнули, но она не нашла слов. Его холодность резала, но в его голосе было что-то, что цепляло её — не просто долг командира, а что-то личное. Она выдохнула, её голос стал тише:       — Я не хотела этого, Исенгрим. Но я не знаю, как остановить её.       Он повернулся обратно, его взгляд встретился с её, и на миг его холодная маска дала трещину.       — Тогда найди способ, — сказал он, его голос был твёрдым, но с ноткой усталости. — Или она найдёт его за тебя. И мне не нравится мысль, что я увижу, как это закончится.              Ева смотрела на него, её пальцы всё ещё сжимали край стола, а Исенгрим стоял, не отводя взгляда, его холодность боролась с эмоциями, которые он не хотел показывать.       Тишина в палатке стала густой, давящей, и наконец он вздохнул, устало потёр переносицу пальцами и бросил на неё ещё один взгляд — короткий, но острый, как лезвие.       — Спокойной ночи, Ева, — сказал он, его голос был ровным, но с лёгкой хрипотцой, выдававшей усталость. Он развернулся, собираясь уйти, его плащ колыхнулся, и тень от него упала на полог палатки.       Ева ничего не ответила. Она смотрела ему вслед, её губы сжались в тонкую линию, а в глазах мелькнуло недовольство. Она не знала, чего ждала от него — поддержки, гнева, хоть какого-то намёка на то, что между ними было в Новиграде и хижине? Да, он командир скоя’таэлей, воин, закалённый войной и потерями.       Он не может позволить себе привязаться к кому-то, открыться, стать уязвимым. Но всё же… он мог бы быть честным. Сказать ясное “нет”, поставить точку. Вместо этого он оставлял её в подвешенном состоянии, как марионетку на ниточках, и это только ухудшало её и без того тяжёлое моральное состояние.       — И почему всё постоянно идёт через задницу? — еле слышно прошептала она, её голос был едва различим, больше похож на выдох, чем на слова. Она опустила голову, её пальцы сжали край стола, и тьма внутри шевельнулась, откликаясь на её раздражение.       Исенгрим, который уже почти вышел, вдруг замер. Его острый эльфийский слух уловил её шёпот, и он обернулся, его брови снова нахмурились. Он мог подумать, что она бросила что-то оскорбительное ему вслед, и его голос, холодный, но с лёгкой резкостью, прорезал тишину:       — Что ты сказала?       Ева подняла взгляд, её глаза сверкнули раздражением, но она лишь отмахнулась рукой, словно отгоняя назойливую муху.       — Иди куда шёл, — бросила она, её тон был усталым, но с ноткой яда. — Я не тебе. Так, мысли вслух.       Исенгрим прищурился, его лицо стало ещё жёстче, но он не двинулся с места. Его взгляд впился в неё, словно пытаясь разгадать, что скрывается за её словами. Он открыл рот, будто собираясь что-то сказать, но затем стиснул челюсти и молча развернулся. Полог палатки колыхнулся за его спиной, и он исчез в ночи, оставив её одну.       Ева смотрела на закрытый вход, её грудь вздымалась от рваного дыхания. Она ожидала большего — не утешения, не слабости, а хотя бы ясности. Но он ушёл, как всегда, оставив её с вопросами и пустотой.       Тьма внутри шевельнулась снова, но она подавила её, сжав кулаки. Её губы дрогнули, и она тихо выдохнула, опускаясь на матрас:       — Всё через задницу…