Aedd Caerme

      Ева застыла посреди побоища, её взгляд метался по хаосу — горящие повозки, крики, кровь, что заливала тракт. Свист стрелы, пролетевшей в дюйме от её лица, вывел её из оцепенения, и она инстинктивно ударила тьмой.       Тёмные нити вырвались из её рук, как змеи, и врезались в ближайшего воина — человека Радовида в красном плаще. Его отбросило назад, тело рухнуло в грязь с глухим стуком, и Ева не знала, жив он или мёртв. Не было времени на тяжёлые раздумья — битва бушевала, как буря, и каждая секунда была на вес золота.       Скоя’таэли дрались яростно, их стрелы находили цели, а клинки рассекали доспехи, но люди Радовида отвечали с равной яростью. Охотники за колдуньями метали арбалетные болты, их цепи звякали, когда они бросались на эльфов, а солдаты с мечами теснили отряд Йорвета к горящим повозкам.       Ева швырялась тьмой, её руки дрожали, а тёмные вспышки поражали врагов — одного отбросило к дереву, другого повалило на землю. Но чем больше она билась, тем больше врагов, казалось, появлялось из леса. Это было слишком — слишком быстро, слишком хаотично. Она не привыкла к такому, её магия была грубой, неуклюжей, и каждый удар отнимал силы.       Ева еле увернулась от арбалетного болта, его свист пронёсся мимо её уха, но тут на неё налетел один из воинов — здоровяк в потёртых доспехах.       Он сбил её с ног, и Ева рухнула на землю, её дыхание сбилось, а перед глазами замелькали звёзды. Воин пнул её в рёбра, боль пронзила бок, и она зашипела, сжимаясь. Он ударил ещё раз, кулак врезался в её скулу, и вкус крови заполнил рот. Потом он схватил её за волосы, оттягивая голову назад, его лицо исказилось злобой:       — Грёбаная магичка, — прорычал он, его голос был хриплым от ярости. — Ничего, скоро вы все сгорите на кострах.       Он потянулся за двимеритовыми наручниками, но тьма в Еве взорвалась. Ярость залила вены жаром, она рванула тьмой, и воин отлетел к повозке. Не думая, она выхватила его кинжал из грязи и вонзила в его грудь — кровь хлынула на руки, он захрипел, оседая. Её глаза сузились в змеиные щёлки, вены почернели, и тьма взяла верх. Она била врагов — тёмные вихри рвали солдат, одного разнесло на куски, другой сгорел в повозке, крича.       Йорвет, рубящийся неподалёку, рявкнул через плечо, его зелёный глаз полыхнул:       — Dh’oine, добивай их, мать твою, а не стой как столб! Или сдохнем все!       Ева сама не понимала, что делает — тьма вела её, ярость захватила разум, и она начала более активно уничтожать врагов. Тёмные вспышки вырывались из её рук, поражая солдат и охотников — одного разорвало на куски, другого отбросило в горящую повозку, где он закричал, объятый пламенем. Её движения были хаотичными, но мощными, как буря, что сметала всё на своём пути.       Вдруг её взгляд поймал эльфа, что бился неподалёку — он отбивался от двух воинов, не замечая, как лежащий на земле солдат, еле живой, поднял арбалет, целясь ему в спину. Ева рванулась вперёд, её ноги скользили по грязи, думая, что успеет. Она повалила эльфа на землю, прикрывая его собой, но вместо него арбалетный болт вонзился в её руку, чуть ниже плеча. Боль пронзила её, как раскалённый нож, и Ева зарычала, её голос сорвался на хрип. Они рухнули на землю, её тело прижало эльфа к траве, и только тогда она поняла, кого спасла.       Это был Исенгрим. Его суровое лицо — острые черты, тёмные глаза, шрам через бровь — оказалось прямо под ней. Он смотрел на неё с шоком, его дыхание было тяжёлым, а длинные тёмные волосы разметались по земле. Ева замерла, её глаза расширились, а боль в руке смешалась с растерянностью.       Исенгрим тоже был в замешательстве, его взгляд метнулся к болту, торчащему из её руки, и его лицо поменялось — шок сменился тревогой. Он резко вскочил, пытаясь поднять её и увести в лес:       — Идём! — рявкнул он, его голос был хриплым, с ноткой паники.       Но Ева оттолкнула его, её рука с болтом дрожала, а тьма внутри взревела, требуя выхода. Ярость захлестнула её, и она выплеснула огромный поток тьмы — чёрный вихрь рванулся вперёд, сметая врагов. Солдаты падали, крича, их тела разрывались или отлетали к деревьям, а охотники за колдуньями исчезали в тёмном тумане. Эльфы успели отскочить, чудом избежав удара, и тракт опустел, оставив лишь дым, кровь и тишину.       Ева стояла, тяжело дыша, её рука висела вдоль тела, а кровь текла по пальцам, капая на землю. Её тьма утихла, но зрачки всё ещё были вертикальными, а взгляд — диким. Исенгрим смотрел на неё, его лицо было смесью тревоги и удивления, а вокруг лежали тела врагов — свидетельство её силы и хаоса, что она принесла.       Она с трудом держалась на ногах, её взгляд затуманился, а боль от болта в руке пульсировала в такт её сердцебиению. Исенгрим крепко держал её, его руки обхватили её талию, и он медленно повёл её в сторону леса, подальше от тракта. Его шаги были твёрдыми, но в его тёмных глазах мелькала тревога, когда он смотрел на её рану. Ева попыталась вырваться, её упрямство взяло верх, но ноги подкосились снова, и она лишь сильнее прижалась к нему, выдохнув:       — Я в порядке… — её голос был хриплым и слабым, почти шёпот.       Исенгрим фыркнул, его тон был резким, но с ноткой беспокойства:       — Не ври мне, девочка. Ты едва стоишь. Молчи и не дёргайся.       Они дошли до небольшого укрытия в лесу — тенистого места под соснами, где эльфы уже разводили костёр. Исенгрим опустил Еву на землю, прислонив её спиной к стволу дерева, и быстро осмотрел её руку. Болт торчал глубоко, кровь пропитала рукав, и он нахмурился, пробормотав:       — Надо вытащить. Потерпи.       Он достал кинжал из-за пояса, его движения были точными и быстрыми, как у человека, привыкшего к таким ранам. Ева стиснула зубы, её пальцы вцепились в траву, когда он поддел болт лезвием и резко вытащил его. Боль пронзила её, как удар молнии, и она зашипела, её тело напряглось, но Исенгрим тут же прижал кусок ткани к ране, останавливая кровь. Его руки работали молча, но взгляд то и дело поднимался к её лицу, изучая её реакцию.       Тем временем Йорвет подошёл ближе, его шаги были тяжёлыми, а лицо всё ещё пылало раздражением. Он остановился перед Евой и Исенгримом, скрестив руки на груди, и его зелёный глаз впился в неё с холодной насмешкой:       — Ну что, Dh’oine, покрасовалась? — его голос сочился ядом. — Чуть не угробила нас всех своей чёрной дрянью, а теперь валяешься, как побитая собака. Может, тебя сразу добить, чтоб не мучилась?       Исенгрим резко поднял голову, его тёмные глаза сузились, и он бросил Йорвету жёсткий взгляд:       — Если б не её “дрянь”, мы бы все лежали там, на тракте.       Йорвет фыркнул, его губы скривились в презрительной усмешке, но он не стал спорить. Вместо этого он пнул ногой валяющийся рядом камень и сплюнул в сторону:       — Спасла, говоришь? А груз? Половина сгорела, пока она размахивала своими фокусами. И кто-то из наших продал нас реданцам. Найду ублюдка и кишки ему выпущу.       Он отвернулся, его плащ колыхнулся, и пошёл к остальным эльфам, бросив через плечо:       — Готовьте лагерь. Уходим на рассвете. И приглядите за этой человечкой — не хватало ещё, чтоб она сдохла после всего.       Ева сидела, прислонившись к дереву, её дыхание медленно выравнивалось, а боль в руке утихала, хоть и оставалась острой. Исенгрим закончил перевязывать её рану, его пальцы задержались на её плече чуть дольше, чем нужно, и он тихо сказал:       — Ты изменилась… Что с тобой стало?       Ева встретила его взгляд, её зрачки всё ещё были слегка вытянутыми, но уже не такими дикими. Она хотела ответить, но слова застряли в горле — слишком много нужно было сказать, слишком много объяснить. Вместо этого она просто выдохнула и отвела глаза, чувствуя, как вина, усталость и тьма внутри смешиваются в тяжёлый ком.

***

      Исенгрим нёс Еву через лес, его шаги были быстрыми, но осторожными, её вес прижимался к его груди, а хриплое дыхание смешивалось с шорохом ветра. Лагерь встретил их гулом — эльфы возвращались, неся оружие и остатки груза, их плащи колыхались в свете костров. Он свернул к палатке-лазарету — небольшой, кожаной, с запахом трав и крови.       Внутри лежали матрасы с одеялами, а на столе у входа стояли миски с водой и пучки трав. Эльфы больше не смотрели на Еву с неприязнью — за спасение Исенгрима в их глазах мелькало уважение. Худощавый лучник с косой кивнул ей, уходя к костру, а воин с татуировкой на шее бросил молчаливый взгляд признания.       Исенгрим опустил Еву на матрас, его лицо — шрам через бровь, тёмные глаза — напряглось. Он заговорил, хрипло и с упрёком:       — Не надо было рисковать собой. Это глупо.       Ева фыркнула, её голова повернулась, боль в руке мешала думать. Её взгляд, мутный от усталости, встретил его:       — Моя жизнь не так ценна, как твоя. Ты воин, а я что? — её голос дрогнул, но остался твёрдым.       Исенгрим нахмурился, его глаза сверкнули раздражением, но тут подошли двое эльфов — один с водой и тряпками, другой с травами и ножом. Они быстро занялись её раной, зашивая кожу. Исенгрим показал им болт. Эльф с косой осмотрел его, фыркнув:       — Двимеритовая пыль. Они знали, что среди нас чародейка. Кто-то их предупредил.       Исенгрим напрягся, его взгляд потемнел, кулаки сжались. Он посмотрел на Еву, тревога мелькнула в глазах, и бросил:       — Пойду к Йорвету. Это серьёзно.       Он задержался, глянув на неё с беспокойством, но развернулся и вышел. Полог колыхнулся, и тут же снаружи раздался голос Йорвета, резкий и ядовитый:       — Dh’oine ещё дышит? Не трать травы, Исенгрим, пусть сама выкарабкается!       Ева осталась с эльфами, плечо ныло, а усталость сковывала тело. Она молчала, чувствуя, как вина и тьма внутри сжимают её в тиски.

***

      Она лежала на матрасе в лазарете, её дыхание выравнивалось, а боль в руке сменилась тупым жжением. Тишина палатки — шорох ветра и запах трав — убаюкивала её после боя. Полог откинулся, и вошёл эльф с косой и шрамом на щеке. Его голубые глаза осмотрели её, он опустился рядом и развязал повязку. Сняв ткань, пропитанную кровью, он нахмурился, его взгляд стал острым.       — Так ты и правда не Dh’oine, — сказал он, его голос был низким, с ноткой удивления. — Йорвет бурчал, что ты что-то похуже. Или это магия исцеления?       Ева опустила взгляд на руку — рана почти затянулась, кожа стала розовой и аккуратной, будто прошла неделя, а не часы. Она замялась, её кулак сжался, и ответила, голос дрогнул:       — Это… мои особенности. Врождённые.       Эльф хмыкнул, бесцеремонно убрав её волосы с лица, открывая уши. Ева напряглась, её дыхание сбилось. Он глянул на её человеческие уши и усмехнулся:       — Не полукровка, не квартерон. Что-то другое. Слишком сильна для человека.       Он помедлил, отпустив её волосы, и добавил тише:       — Раны так не заживают — ни травы, ни заклинания. Что ты такое?       Ева встретила его взгляд, её зрачки чуть сузились, и она выдохнула, голос стал твёрже:       — Моя сила… демоническая. И я сама иногда боюсь её.       Эльф нахмурился, его голубые глаза сузились. Он пробормотал на Старшей речи:       — Демоны? Это сказки для детей, но в них нет добра. Никогда не видел таких, как ты.       Потом его тон стал деловым:       — Если исцелилась, пойдём к Йорвету. Он хочет тебя видеть.       Ева сглотнула, её пальцы вцепились в матрас, но она поднялась, ноги дрожали, а тьма внутри шевельнулась, давая силы. Эльф откинул полог, и она шагнула за ним, мысли закружились — о Йорвете, Исенгриме и той силе, что пугала её всё больше.