Aedd Caerme

      Ева вернулась в комнату после прощания с Трисс, Золтаном и Лютиком, её шаги были тихими, а плечи чуть ссутулились от усталости. Она покормила Каэлира, сидя на краю кровати, её пальцы аккуратно держали ложку с кашей, пока он радостно гукал, хлопая ладошками. Потом она поболтала с ним, её голос был мягким, почти шёпотом, рассказывая ему что-то простое — о горах вокруг крепости, о ветре, что воет за стенами. Они поиграли, Каэлир смеялся, тянясь к её волосам, а она улыбалась, несмотря на тяжесть в груди.       Убедившись, что он крепко уснул, его маленькое тело свернулось под одеялом, а дыхание стало ровным, Ева тихо вышла из комнаты, закрыв дверь с лёгким скрипом.       Она спустилась вниз и вышла во двор Каэр Морхена, её шаги хрустели по гравию под ногами. Ночь была холодной, звёзды сияли над горами, а ветер гнал облака по небу, бросая тени на полуразрушенные стены.       Ева забралась по старой деревянной лестнице на крепостную стену, её руки сжимали шершавые перекладины, а дыхание вырывалось облачками в морозном воздухе. Оказавшись наверху, она встала у края, её взгляд скользнул по окружающему миру — тёмные леса внизу, острые пики гор, что поднимались вдалеке, и слабый свет луны, что освещал камни крепости.       Её снова гложили мысли. Они кружились в голове, как этот ветер — холодные, острые, не дающие покоя. Ламберт и его пьяное “ты мне нужна”, Исенгрим и его суровый взгляд, Трисс с её советом выбрать, Гюнтер с его тенью, что всё ещё висела над ней. Ева сжала монетку в кармане брюк, её пальцы дрожали от холода и смятения.       Остаться или уйти? — думала она, её грудь сжималась от укола вины и нерешительности. Она не знала, чего хочет, и это злило её больше всего.       И тут она услышала шаги сзади — лёгкие, но твёрдые, с едва уловимым звяканьем ведьмачьего снаряжения. Благодаря своей тьме, что росла в ней с каждым днём, Ева научилась чувствовать и слышать всё сильнее — шорох листьев, дыхание ветра, даже сердцебиение тех, кто был рядом.       Она узнала эту походку сразу — Ламберт. Его шаги были чуть тяжелее обычного, ещё не до конца выветрившегося эля, но всё ещё уверенные, как у охотника. Ева вздохнула, её плечи напряглись, и она медленно повернула голову, готовясь к разговору, которого не могла избежать.       Ламберт поднялся по лестнице, его силуэт вырисовывался в лунном свете — растрёпанные волосы, кожаная куртка, меч за спиной. Он остановился в нескольких шагах от неё, его руки упёрлись в бёдра, а взгляд скользнул по её лицу, хмурый, но с лёгкой тенью любопытства.       — О чём задумалась, ведьма? — спросил он, его голос был хриплым, с лёгкой насмешкой, но в нём мелькнула искренняя заинтересованность.       Ева повернулась к нему, её глаза сузились, а внутри боролись эмоции — раздражение, усталость, смятение. Она фыркнула, её дыхание вырвалось облачком в холодном воздухе, но не ответила сразу, её пальцы сжали монетку в кармане брюк.       Ламберт шагнул ближе, его сапоги хрустнули по камню стены, и он спросил, его тон стал чуть серьёзнее:       — Почему ты не уехала?       Ева посмотрела на него, её брови поднялись, и она парировала, её голос был тихим, но с лёгкой насмешкой:       — А ты бы хотел, чтобы я уехала?       Ламберт цокнул языком, его взгляд стал острее, и он фыркнул, скрестив руки на груди.       — Не отвечай вопросом на вопрос, — буркнул он, его тон был раздражённым, но в нём мелькнула тень ожидания.       Ева фыркнула снова, её губы сжались, и она отвела взгляд к горам, её мысли закружились.       — Не знаю, — сказала она уклончиво, её голос был хриплым от усталости. — Просто… сложилось так.       Ламберт шагнул ещё ближе, его тень упала на неё, и он наклонился чуть вперёд, его глаза сузились.       — Ну давай, соври, что тебе всё равно, — сказал он, его голос стал ниже, с лёгкой насмешкой, но в нём мелькнула тень вызова. — Особенно после вчерашнего.       Ева нахмурилась, её взгляд метнулся к нему, и она буркнула:       — А что вчера? Ты был пьян и не помнишь, что говорил.       Ламберт хмыкнул, его ухмылка стала шире, но в ней не было веселья — только упрямство.       — Ну ты-то помнишь, — парировал он, его голос был хриплым, но твёрдым. — Не убегай от ответа, ведьма.       Ева закатила глаза, её раздражение вспыхнуло, и она шагнула к нему, её голос стал громче, полным злости и усталости:       — Это ты вечно убегаешь от ответов! — рявкнула она, её руки сжались в кулаки. — Катаешь меня на эмоциональных качелях — то “ты мне нужна”, то “не трахай мозги”! Блять, интересно, есть хоть один мужик в этом мире, который не убегает от своих чувств и может в них признаться? Все вы одинаковые!       Ламберт замер, его брови поднялись, а потом он фыркнул, его взгляд стал хитрым, но с лёгкой тенью раздражения.       — А много ты мужиков знала? — спросил он, его голос был хриплым, с насмешкой, но в нём мелькнула искра ревности.       Ева возмущённо посмотрела на него, её глаза вспыхнули, а губы сжались в тонкую линию. Её грудь вздымалась от злости, и она бросила, её голос был резким и полным яда:       — Пошёл нахер, Ламберт!       Она отвернулась, её руки сжали перила стены, а взгляд упал на тёмные леса внизу. Ламберт фыркнул снова, его ухмылка стала шире, но он не отошёл, а остался стоять рядом, его плечо почти касалось её. Ветер холодил их лица, а тишина между ними стала тяжёлой, полной невысказанных слов и эмоций, что бурлили под поверхностью.       Тишина повисла между ними, тяжёлая, как холодный ветер, что гнал облака над Каэр Морхеном. Луна освещала их лица, бросая тени на камни стены, а звёзды сияли над горами, молчаливые свидетели их разговора. Ева стояла у перил, её пальцы сжимали монетку в кармане, а Ламберт был рядом, его плечо почти касалось её, но он молчал, глядя куда-то в тёмные леса внизу.       Ламберт крепче сжал перила, его костяшки побелели, и он посмотрел вдаль, его взгляд стал рассеянным. Он замялся, его челюсть напряглась, а потом он вздохнул, его голос был хриплым и низким:       — Да, я не хочу, чтобы ты уезжала, — буркнул он, его слова вырвались с неохотой, но в них мелькнула искренность.       Ева фыркнула, её брови дрогнули, и она повернула голову к нему, её взгляд стал острее.       — А почему именно ты не хочешь этого? — спросила она, её голос был тихим, но с лёгкой насмешкой, подталкивая его к ответу.       Ламберт закатил глаза, его губы сжались в тонкую линию, и он фыркнул, его раздражение вспыхнуло, но было приглушённым.       — Не усложняй, — буркнул он, его тон стал резче. — Разве не достаточно того, что я сказал? Обязательно надо лезть мне в душу?       Ева нахмурилась, её взгляд стал жёстче, и она повернулась к нему всем телом, её руки упёрлись в бёдра.       — Ну что ты за упрямый придурок, Ламберт, — сказала она, её голос был хриплым, но в нём не было особой злости — скорее усталость и лёгкая теплота.       Она шагнула ближе, её сапоги тихо хрустнули по камню, и остановилась прямо перед ним. Её рука поднялась и легла ему на грудь, её пальцы чуть сжали ткань его куртки, ощущая тепло его тела под кожей. Она посмотрела ему в глаза — её взгляд был усталым, но прямым, с лёгкой тенью вызова и чего-то ещё, что она не хотела называть.       Ламберт замер, его глаза сузились, а дыхание сбилось на миг, когда он почувствовал её прикосновение. Его взгляд поймал её, и в нём мелькнула смесь раздражения, удивления и чего-то глубже — того, что он прятал за своей грубостью.       Его грудь медленно вздымалась под её рукой, тёплой через ткань куртки, но он не двинулся. Тишина между ними становилась гуще, плотнее, словно сам Каэр Морхен затаил дыхание, ожидая, кто из них сделает первый шаг. Лунный свет падал на его лицо, высвечивая резкие черты и лёгкую щетину. Ева чувствовала тепло его дыхания, его близость, и это только усиливало бурю внутри неё.       Он смотрел на неё несколько секунд, его взгляд был тяжёлым, почти осязаемым, а потом он хмыкнул, склонив голову набок. Его губы дрогнули в привычной ухмылке, но в глазах не было насмешки — только что-то тёплое, почти уязвимое.       — Я упрямый? — хрипло пробормотал он, его голос был низким, с лёгкой хрипотцой. — Ты на себя давно смотрела, ведьма?       Ева не убрала руку, её пальцы чуть сильнее сжали ткань его куртки, ощущая твёрдость его груди под кожей.       — Знаешь, Ламберт, — тихо сказала она, её голос был хриплым, но твёрдым, — я постоянно вижу одного чёртова идиота, который не может разобраться в своих чувствах.       Ламберт фыркнул, но его ухмылка стала мягче, теплее, чем обычно, и в его глазах мелькнула искра — не раздражения, а чего-то другого.       — Как и я, — выдохнул он, его голос стал тише, почти шёпотом, но в нём было столько веса, что Ева замерла.       Их взгляды встретились — тяжёлые, напряжённые, полные всего, что они не говорили друг другу. Ламберт медленно поднял руку, его грубые пальцы легли поверх её, всё ещё сжимающей его куртку. Он не сжал её руку, не оттолкнул, просто накрыл своим теплом, его кожа была горячей против её холодных пальцев.       — Останься, — выдохнул он, его голос был хриплым, почти умоляющим, но с той же упрямой ноткой, что всегда была в нём.       Ева не ответила. Её сердце заколотилось быстрее, её мысли закружились, но в этот момент она сделала то, чего сама от себя не ожидала. Она потянулась вперёд и поцеловала его.       Это было не резкое, не отчаянное движение, а что-то осторожное, почти исследующее. Её губы коснулись его — тёплые, чуть солёные от ветра, мягкие, но с лёгкой шершавостью. На миг Ламберт замер, его дыхание сбилось, а глаза расширились, словно он не верил, что это происходит. Но потом он резко втянул её ближе, его рука скользнула по её талии, пальцы сжали её бока, притягивая к себе с такой силой, что она чуть не ахнула.       Поцелуй стал глубже, горячее. В нём было всё — злость, что копилась между ними месяцами, желание, которое они оба отрицали, усталость, что преследовала их сквозь миры. Ева почувствовала, как его пальцы впились в её талию, его дыхание стало прерывистым, когда он наклонился ниже, углубляя поцелуй.       Его губы двигались против её с жадностью, почти грубо, но с такой страстью, что её голова закружилась. Она прижалась к нему ближе, её руки скользнули вверх, сжимая его плечи, чувствуя твёрдость его мышц под курткой.       Когда они оторвались друг от друга, оба тяжело дышали, их лица были близко, а воздух между ними дрожал от напряжения. Ламберт всё ещё держал её, его лоб коснулся её, его дыхание обжигало её кожу. Его губы дрогнули в ухмылке, слабой, но тёплой, и он хрипло пробормотал:       — Ну, блядь, — его голос был низким, с лёгкой хрипотцой, — теперь тебе точно придётся остаться.       Ева фыркнула, её руки всё ещё лежали на его груди, чувствуя, как его сердце колотится под её пальцами. Она не отстранилась, её взгляд встретил его, и она выдохнула, её голос был тихим, но с лёгкой насмешкой:       — Посмотрим.       Ламберт хмыкнул, его рука на её талии чуть сжалась, но он не ответил, просто смотрел на неё, его глаза блестели в лунном свете — смесь упрямства, облегчения и чего-то, что он не хотел называть.       Он всё ещё держал Еву, его лоб касался её, а дыхание смешивалось с её в холодном воздухе Каэр Морхена. Луна освещала их лица, бросая серебристые блики на камни стены, а ветер гнал облака по небу, усиливая ночной холод. Ева слегка задрожала, её тело всё ещё ощущало его тепло, но мороз пробирался под её красную рубашку и кожаный корсет, заставляя кожу покрываться мурашками.       Ламберт заметил это, его взгляд скользнул по её плечам, и он хмыкнул, его ухмылка стала шире.       — Холодно? — буркнул он, его голос был хриплым, с лёгкой насмешкой. — Так включи свой магический обогрев, вы, ведьмы, вроде это умеете.       Ева фыркнула, её губы дрогнули в слабой усмешке, а глаза сузились, глядя на него.       — Лучше ты согрей меня, — сказала она, её голос был тихим, но с лёгкой издёвкой, подталкивая его к ответу.       Ламберт расплылся в широкой ухмылке, его глаза блеснули в лунном свете, и он шагнул ближе, его рука скользнула вниз, крепко ухватив её за ягодицу. Он сжал её, его пальцы впились в ткань брюк, и он наклонился к её уху, его дыхание обожгло её кожу.       — Заманчивое предложение, ведьма, — пробормотал он, его голос стал ниже, с хриплой теплотой, а ухмылка всё ещё играла на губах.       Ева чуть вздрогнула от его прикосновения, её взгляд метнулся к нему, но она не отстранилась, её фырканье перешло в тихий смешок. Ламберт сжал её ещё раз, его рука задержалась на миг, а потом он отстранился, отступив на шаг. Его ухмылка стала чуть мягче, но он кивнул куда-то в сторону двора.       — Мне надо пойти привязать лошадь, — сказал он, его голос был хриплым, но деловым. — А потом вернусь.       Ева кивнула, её руки скрестились на груди, а взгляд скользнул по его лицу — упрямому, но тёплому в этот момент.       — Иди, — тихо сказала она, её голос был мягким, но с лёгкой насмешкой.       Ламберт хмыкнул, бросив на неё последний взгляд — его глаза блеснули в темноте, а потом он повернулся и пошёл к лестнице, его шаги хрустнули по камням. Ева смотрела ему вслед, его силуэт растворился в тенях двора, и она осталась одна на стене, её дыхание вырывалось облачками в холодном воздухе. Она фыркнула себе под нос, её пальцы сжали перила, а мысли закружились — Ламберт, его слова, его тепло, и где-то на краю сознания тень Исенгрима и Гюнтера.       Она стояла, вцепившись в холодные каменные перила, её пальцы сжимали шершавый камень, пока она смотрела в темноту Каэр Морхена. Её сердце всё ещё билось чаще, чем должно, а кожа горела там, где пальцы Ламберта только что сжимали её ягодицу — тепло его прикосновения всё ещё пульсировало под тканью брюк. Ветер развевал её волосы, холодными порывами касаясь её лица, но она почти не чувствовала его, погружённая в свои мысли.       — Дерьмо, — пробормотала она себе под нос, её голос был тихим, почти заглушённым воем ветра.       Внутри всё ещё метались противоречивые эмоции, как буря, что не могла утихнуть. Она не могла отрицать, что её тянет к Ламберту — его наглость, его прямолинейность, эти редкие моменты искренности, которые он прятал за грубостью и ухмылками. Его “останься” и тот поцелуй всё ещё жгли её, оставляя след, который она не могла стереть.       Но тень Исенгрима была где-то рядом, давя на её разум — его суровое лицо, их яростный поцелуй в Новиграде, его боль, что осталась в её памяти. Трисс была права — ей нужно решить, и скоро.       Она глубоко вдохнула, холодный воздух обжёг лёгкие, и она попыталась успокоить мысли. «Ещё несколько дней, — подумала она, — и всё встанет на свои места.»       Но тут сзади раздалось покашливание — мягкое, почти музыкальное, но пробирающее до костей. Монетка в её кармане вдруг стала обжигающе горячей, её жар проник сквозь ткань, и по позвоночнику Евы побежали мурашки, холодные и острые, как лезвие. Она знала, кто это, ещё до того, как повернулась — её тьма шевельнулась, откликнувшись на знакомое присутствие. Гюнтер о’Дим.       Ева медленно повернулась, её тело напряглось, как струна, готовая лопнуть. Каждый мускул был на взводе, её рука инстинктивно сжала перила сильнее, а взгляд стал острым, почти яростным.       Он стоял в нескольких шагах от неё — высокая фигура в тёмном плаще, его лицо освещал лунный свет, а глаза с вертикальными зрачками блестели, как осколки стекла. Его губы растянулись в знакомой ехидной улыбке, той самой, что напоминала кота, поймавшего мышь.       — Здравствуй, моя дорогая, — сказал он, его голос был бархатным, но с лёгкой насмешкой. — Приятно тебя видеть. Какая прекрасная лунная ночь, не правда ли?       Ева слегка поморщилась, её губы сжались, а взгляд стал холоднее.       — Ты сюда не о погоде пришёл говорить, верно? — буркнула она, её голос был хриплым, с лёгкой злостью, но в нём мелькнула тень тревоги.       Гюнтер рассмеялся — мягко, почти мелодично, но от этого смеха у неё мурашки побежали по коже. Он шагнул ближе, его плащ колыхнулся, а улыбка стала шире, обнажая зубы, что блеснули в лунном свете.       — О, моя дорогая, — сказал он, его тон был почти ласковым, но с ядовитым оттенком, — я просто соблюдаю приличия в разговоре. Тебе не кажется, что немного невежливо сразу говорить по делу? Но если ты так желаешь, давай говорить без отвлечений.       Ева сжала перила ещё сильнее, её пальцы побелели, а взгляд впился в него, полный настороженности. Её тьма шевельнулась сильнее, как живое существо, откликаясь на его присутствие, и она почувствовала, как монетка в кармане жжёт её кожу, словно напоминая, кто её хозяин.       Гюнтер сделал ещё шаг, его движения были плавными, кошачьими, будто он не шёл, а скользил по камням стены, его тёмный плащ колыхался, словно тень, живущая собственной жизнью. Лунный свет падал на его лицо, высвечивая острые скулы и глаза с вертикальными зрачками, что блестели в темноте с игривым, почти детским интересом.       Но Ева знала — за этой игрой всегда скрывался холодный, безжалостный расчёт. Он наклонил голову, его взгляд изучал её с насмешливым сочувствием, словно он видел каждую трещину в её душе.       — Ты выглядишь обеспокоенной, моя дорогая, — протянул он, его голос был бархатным, с лёгкой ядовитой ноткой. — Усталой. Замученной. Загнанной в угол…       Ева стиснула зубы, её ладони вспотели, несмотря на холод, а пальцы сжали перила так, что суставы побелели. Он видел её насквозь — как всегда, и это бесило её больше всего.       Гюнтер усмехнулся, его длинные пальцы — точные, как когти хищника — сложились в задумчивом жесте у подбородка, словно он размышлял над словами.       — Ах, да… — протянул он, его тон стал ещё насмешливее. — Что же терзает сердце нашей несравненной дамы? Любовные страдания? Неопределённость? Непростительный грех привязанности к двум мужчинам сразу?       Ева резко дёрнула головой, её глаза сверкнули гневом, а грудь сжалась от его слов, что попали точно в цель.       — Не твоё дело, — отрезала она, её голос был резким, почти яростным, но в нём мелькнула тень боли.       О’Дим фыркнул, качая головой, будто она его разочаровала, а его улыбка стала чуть шире, обнажая зубы, белые и острые, как у зверя.       — Но ведь я твой… как это говорят в вашем мире? Спонсор. Покровитель. Друг, — сказал он, его голос стал слаще, но с ядовитым привкусом. — Разве не со мной ты заключила сделку? Не я ли подарил тебе силу, с помощью которой ты живёшь?       Ева напряглась ещё сильнее, её пальцы непроизвольно потянулись к карману, где раскалённая монетка жгла её кожу, словно напоминая о его власти. Её тьма шевельнулась внутри, откликаясь на его слова, и она почувствовала, как жар пробежал по венам.       — Ты мне ничего не дарил, — тихо, но яростно сказала она, её голос дрожал от сдерживаемой злости. — Ты дал мне это взамен на свою игру.       Гюнтер широко улыбнулся, его зубы блеснули в лунном свете, а глаза сузились, как у кота, готового к прыжку. Он наклонился ближе, его тень почти коснулась её, а голос стал тише, почти змеиным:       — Ах, так ты всё ещё считаешь себя марионеткой в моей игре? — Он выпрямился, разведя руками, словно театральный актёр. — Не льсти себе, моя дорогая. Ты — моя главная ставка.       Ева сжала кулаки, её дыхание сбилось, а сердце заколотилось быстрее. Его слова врезались в неё, как нож, и она почувствовала, как тьма внутри дрогнула, откликаясь на его присутствие. Гюнтер рассмеялся — тихо, почти ласково, но этот смех был холодным, как ветер, что гулял по стене.       — И вот ты снова перед выбором, — сказал он, его голос стал глубже, с философским оттенком. — Жизнь — это постоянный выбор, не так ли? Шаг за шагом, сердце за сердцем…       Ева смотрела на него, её взгляд был полон гнева и страха, её тело дрожало, но она не отступила, её голос стал твёрже:       — Что тебе нужно, Гюнтер?       Гюнтер рассмеялся — тихо, почти мелодично, но этот смех был холодным, как лёд, и резал её слух. Он подошёл ближе, почти вплотную, его тёмный плащ колыхнулся, а лунный свет отразился в его глазах, что блестели с хищным интересом. Его присутствие было тяжёлым, давящим, словно тень, что сгущалась вокруг неё.       Ева стояла неподвижно, её пальцы сжимали перила, а монетка в кармане жгла кожу, напоминая о его власти.       — Интересная ситуация, — протянул он, его голос был бархатным, с лёгкой ядовитой ноткой. — Знаешь, даже я не ожидал, что ты сойдёшься с этим грубым ведьмаком. Я не планировал этого. Это чисто твоё решение.       Он наклонил голову, его улыбка стала шире, а глаза сузились, изучая её реакцию.       — А тот гордый скоя’таэль, Исенгрим, — продолжил он, его тон стал чуть насмешливее. — Я поставил его на твой путь. Но знаешь, честно говоря, я постоянно пытался направить тебя к отцу твоего ребёнка. Имлериху. — Его голос дрогнул, в нём мелькнула доля раздражения, почти незаметная, но острая. — Но мне вечно кто-то или что-то портит мои планы.       Ева возмущённо посмотрела на него, её глаза вспыхнули гневом, а губы сжались в тонкую линию. Её грудь вздымалась от злости, а тьма внутри закружилась, откликаясь на его слова.       — Твои планы? — процедила она, её голос был хриплым, полным ярости. — Зачем сталкивать меня с Имлерихом? Я с ним никогда не буду. Забудь.       Гюнтер рассмеялся снова — громче, с почти театральной лёгкостью, и пожал плечами, его длинные пальцы взмахнули в воздухе, словно отмахиваясь от её слов.       — Зачем? — переспросил он, его тон стал слаще, но с ядовитым привкусом. — Ах, моя дорогая, не забивай свою прекрасную головку лишними мыслями. Скажем так, у меня в этой истории свой интерес.       Ева сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, её тело дрожало от гнева, а внутри всё кипело. Она была готова взорваться, её губы уже открылись, чтобы послать его нахер, но Гюнтер шагнул ещё ближе, его тень накрыла её, и он наклонился к её лицу. Его голос стал ядовитым шёпотом, холодным и острым, как лезвие:       — Держи свои слова при себе, — прошипел он, его глаза сузились, а улыбка исчезла, сменившись чем-то зловещим. — Не говори того, о чём пожалеешь.       Ева замерла, её дыхание сбилось, а гнев столкнулся со страхом, что пробежал по её позвоночнику. Его близость была удушающей, его взгляд пронизывал её насквозь, а тьма внутри дрогнула, словно признавая его власть. Монетка в кармане стала невыносимо горячей, и она почувствовала, как жар растекается по её телу, смешиваясь с её собственной силой.       Гюнтер стоял почти вплотную к Еве, его тёмные глаза блестели в лунном свете, изучая её с хищным вниманием. Его взгляд скользил по её лицу — от напряжённых бровей к сжатым губам, от дрожащих пальцев, что сжимали перила, до её груди, что вздымалась от гнева и страха. Он рассматривал её, как хищник, что оценивает добычу — не торопясь, с холодным расчётом, но с лёгкой насмешкой, что играла в уголках его губ. Его плащ чуть колыхнулся на ветру, а тень, что он отбрасывал, казалась живой, обволакивая её. Монетка в её кармане жгла кожу, её жар пульсировал в такт её учащённому сердцебиению.       Ева выдержала его взгляд несколько секунд, её тело напряглось ещё сильнее, а нервы натянулись, как струны. Она не выдержала и резко бросила, её голос был хриплым от злости:       — Что ты так пялишься?       Гюнтер лишь усмехнулся, его улыбка стала шире, а глаза сузились, блестя с ядовитым весельем.       — А что, нельзя любоваться прекрасной дамой? — протянул он, его голос был бархатным, с лёгкой насмешкой, но в нём мелькнула тень чего-то острого, как лезвие.       Ева скривилась, её губы сжались в тонкую линию, а взгляд стал холоднее.       — Что ты хочешь? Зачем пришёл? — буркнула она, её голос дрожал от гнева. — Проваливай.       Гюнтер ухмыльнулся, его зубы блеснули в лунном свете, а он наклонил голову, словно размышляя над её словами.       — Просто так, — сказал он, его тон стал слаще, почти ласковым, но с ядовитым оттенком. — Или что, я не могу проведать старого друга? Я просто хочу напомнить тебе, моя дорогая, что я всегда за тобой наблюдаю.       Он шагнул ещё ближе, его тень накрыла её полностью, и его голос стал тише, почти шёпотом:       — Мне нравится смотреть, как ты пытаешься бороться с судьбой… и со своим сердцем.       Ева фыркнула, её гнев вспыхнул ярче, и она шагнула к нему, её глаза сверкнули вызовом.       — Мнишь себя великим кукловодом, да?       В глазах Гюнтера промелькнуло раздражение — короткая вспышка, почти незаметная, но острая, как укол иглы. Его улыбка стала ядовитее, его зубы блеснули сильнее, а он наклонился к ней, его лицо оказалось в опасной близости от её.       — Не пытайся быть игроком, дорогуша, — сказал он, его голос стал холоднее, с лёгким шипением. — Ты слишком слаба для этого.       Он хотел что-то ещё сказать, его губы уже шевельнулись, но он оборвался на полуслове. Его взгляд метнулся куда-то за её плечо, и улыбка вернулась — широкая, зловещая, с лёгкой насмешкой. Он выпрямился, его плащ колыхнулся, и он хмыкнул, словно поймал что-то забавное.       — Кажется, твой возлюбленный ведьмак скоро будет здесь, — сказал он, его голос стал слаще, но с ядовитым привкусом. — Желаю удачной ночи, моя дорогая.       Он отступил на шаг, его фигура начала растворяться в тенях, как дым, а улыбка осталась висеть в воздухе, пока он полностью не исчез. Ева стояла, её дыхание было тяжёлым, а тело дрожало от гнева и страха. Монетка в кармане всё ещё жгла, её жар пробивался сквозь ткань, и она сжала кулаки, её взгляд метнулся к лестнице, ожидая шагов Ламберта.

***

      Ева провела ладонью по лицу, её пальцы дрожали, а кожа всё ещё горела от жара монетки, что остывала в кармане. Встреча с Гюнтером оставила её взволнованной и сильно встревоженной — его слова, его угроза, его зловещая улыбка всё ещё эхом звучали в её голове. Она отвернулась к перилам, её взгляд скользнул по окрестностям Каэр Морхена — тёмные леса, острые пики гор, что вырисовывались в лунном свете, и холодный ветер, что гнал облака по небу. Её грудь вздымалась чуть быстрее, чем обычно, а она пыталась успокоиться, глубоко вдыхая морозный воздух, но сердце всё ещё колотилось, а тьма внутри дрожала, откликаясь на его присутствие, что всё ещё витало где-то рядом.       И тут она услышала шаги — твёрдые, чуть тяжёлые, с лёгким звяканьем ведьмачьего снаряжения. Ламберт. Её тьма усилила её чувства, и она узнала его походку ещё до того, как он появился в поле зрения. Он поднялся по лестнице, его силуэт вырисовывался в темноте, и подошёл вплотную сзади.       Ева не двинулась, её пальцы сжали перила сильнее, но она почувствовала его тепло, когда его руки легли на её талию. Его пальцы — грубые, но тёплые — медленно поползли выше, скользя по её бокам, под кожаный корсет, оставляя жаркий след на её коже.       Ламберт, видимо, почувствовал её напряжение — её плечи были скованными, дыхание чуть сбивалось. Он перевернул её лицом к себе, его руки крепко сжали её талию, а взгляд — хмурый, но внимательный — поймал её глаза.       — Что-то не так? — спросил он, его голос был хриплым, с лёгкой тенью беспокойства, что он пытался скрыть за насмешкой.       Ева покачала головой, её губы сжались в тонкую линию, и она буркнула:       — Нет, всё нормально. Просто… пока тебя не было, задумалась.       Ламберт фыркнул, его брови поднялись, а ухмылка вернулась на его губы, чуть кривая, но тёплая.       — И о чём же ты думала? — спросил он насмешливо, его тон был лёгким, но в нём мелькнула искренняя заинтересованность.       Ева отвела взгляд, её голос стал уклончивым, почти шёпотом:       — Особо ни о чём… просто о своей жизни.       Ламберт хмыкнул, его руки снова начали гладить её тело, скользя по её бокам, а потом смело залезли под рубашку, касаясь её кожи. Его пальцы были тёплыми, чуть шершавыми, и оставляли лёгкий жар там, где проходили. Он наклонился ниже, его дыхание обожгло её шею, и он начал покусывать её кожу — мягко, но с лёгкой жадностью, вызвав у неё тихий стон, что вырвался против её воли. Её тело дрогнуло, а руки инстинктивно сжали его куртку.       — Ты слишком много думаешь, принцесса, — пробормотал он, его голос был хриплым, с насмешливой теплотой, а губы всё ещё касались её шеи. — Расслабься.       Ева фыркнула, её стон смешался с лёгким смешком, но она не отстранилась, её пальцы сильнее сжали его куртку, а тело подалось чуть ближе к нему. Её мысли о Гюнтере, его угрозе и монетке всё ещё кружились где-то на краю сознания, но тепло Ламберта и его прикосновения заглушали их, хотя бы на миг

***

      Ева и Ламберт спустились с крепостной стены, их шаги хрустели по гравию во дворе Каэр Морхена. Ева не хотела возвращаться в главный зал — мысль, что Весемир, Геральт или Эскель могут услышать их, заставляла её напрячься ещё больше, хотя Ламберт лишь фыркнул бы на это, ему было плевать, кто что услышит.       Он ухмыльнулся, его рука всё ещё лежала на её талии, и кивнул в сторону одной из разрушенных башен — её силуэт возвышался над двором, полуразрушенный, с зияющими провалами вместо окон.       Они поднялись по узкой, скрипучей лестнице, ведущей в заброшенную комнату. Каменные стены были покрыты мхом и трещинами, а ветер гулял сквозь щели, принося запах хвои и снега.       Лунный свет проникал через пустое окно, заливая комнату серебристым сиянием, что падало на потёртый пол и их лица, освещая их в этой холодной ночи. Здесь не было ничего — только старый стол, покрытый пылью, да несколько обломков дерева, но им было достаточно этого уединения.       Ламберт не стал медлить. Он притянул Еву к себе, его руки нетерпеливо скользнули по её телу, срывая одежду с грубой поспешностью. Её корсет упал на пол с глухим стуком, красная рубашка последовала за ним, а брюки он стянул с неё одним движением, его пальцы дрожали от желания. Ева не сопротивлялась, её руки сжали его куртку, стягивая её с его плеч, а потом она рванула его рубашку, пуговицы разлетелись по каменному полу. Их дыхание смешалось, горячее и прерывистое, а лунный свет играл на их коже, когда они упали на пол, застеленный лишь его курткой.       Они наслаждались обществом друг друга в эту лунную ночь, их движения были быстрыми, почти яростными, полными того, что копилось между ними слишком долго. Ламберт притягивал её к себе, его руки сжимали её бёдра, его губы оставляли горячие следы на её шее, груди, ключицах. Ева отвечала ему с той же страстью, её пальцы впивались в его плечи, оставляя красные полосы, а её стоны смешивались с его хриплым дыханием, заглушая завывания ветра. Лунный свет освещал их — его шрамы, её дрожащую кожу, их слившиеся тени на холодных камнях.       Когда они закончили, Ева лежала сверху на Ламберте, её тело слегка тряслось от напряжения и холода, а грудь тяжело вздымалась, пытаясь поймать дыхание. Его руки всё ещё обнимали её, его пальцы лениво скользили по её спине, а грудь поднималась под ней в такт его глубоким вдохам. Лунный свет падал на его лицо, высвечивая его закрытые глаза и слабую ухмылку, что всё ещё играла на губах.       Ева уткнулась лбом в его плечо, её волосы разметались по его груди, а дыхание постепенно успокаивалось, хотя сердце всё ещё колотилось.       Это хоть немного прогнало мрачные мысли — тень Гюнтера, его ядовитые слова, его угрозу, — но не избавило от них полностью. Они всё ещё кружились на краю её сознания, как ветер за стенами башни.       Ева думала о том, что же будет дальше — Ламберт, его грубая искренность, Исенгрим, его боль, Гюнтер. Она сжала кулаки, её пальцы впились в кожу Ламберта, и она вздохнула, её мысли всё ещё путались, несмотря на тепло его тела под ней.