Aedd Caerme

      Они вернулись домой, оставив за собой шум торгового центра и запах фудкорта. Дверь скрипнула, впуская их в знакомую тесноту Евиного дома, где всё ещё пахло травяным чаем и старым деревом.       Поднос с остатками еды — пара кусочков картошки и недоеденный бургер Лютика — поставили на кухонный стол, а Каэлир сонно тёр глаза на руках у Евы. Все разошлись по своим углам, каждый занятый своим делом, но в воздухе висело лёгкое напряжение — они были близко к возвращению, и это чувствовалось.       Трисс, не говоря ни слова, направилась к себе в комнату — где она устроила подобие рабочего уголка. Она закрыла дверь, и вскоре оттуда донеслось тихое шуршание бумаги и её бормотание — непонятные расчёты, которые понимала только она одна.       Её лицо, когда они уходили из подворотни, было сосредоточенным, и теперь она явно погрузилась в работу, выстраивая координаты портала, который должен был вернуть их домой.       Ева прошла в ванную, неся Каэлира на руках. Она включила тёплую воду, наполняя маленькую ванночку, и опустила сына в неё, аккуратно поддерживая его головку. Он засмеялся, плеская ладошками, а она улыбнулась, несмотря на усталость, что тяжёлым грузом лежала на плечах.       Её мысли всё ещё крутились вокруг подворотни — тьма Гюнтера, его голос, её собственная магия, что откликалась на него. Она отогнала эти образы, сосредоточившись на мыльных пузырях и тихом смехе Каэлира.       В гостиной Лютик стоял у книжной полки, его пальцы скользили по корешкам старых книг — от потрёпанных романов до кулинарных рецептов её бабушки. Он выглядел задумчивым, что было редкостью, и бормотал себе под нос:       — О, “Сто лет одиночества”… это я точно заберу! — Он вытащил книгу, прижимая её к груди, как сокровище. — И вот это… “Рецепты для гурманов”! Вдруг в нашем мире пригодится? Представьте, я приготовлю пиццу!       Геральт сидел за кухонным столом, держа в руках бутылку пива — одну из тех, что Ева купила на прошлой неделе. Он пил медленно, его взгляд был устремлён куда-то в пустоту, а лицо оставалось непроницаемым.       Он молчал, но его молчание было красноречивее слов — он думал о Велене, о том, что ждёт их там, и, возможно, о том, как этот мир изменил их всех.       Рядом с ним сидел Ламберт, тоже с бутылкой пива, но его настроение было другим. Он выглядел раздражённым — его нога нетерпеливо постукивала по полу, пальцы сжимали бутылку чуть сильнее, чем нужно, а на лице застыла хмурая гримаса. Он отхлебнул пиво, поставил бутылку с громким стуком и буркнул себе под нос что-то неразборчивое. Его взгляд метнулся к лестнице, где исчезла Ева, но он быстро отвернулся, словно поймал себя на этом. После их разговора в фудкорте он был странно молчалив, и это молчание было громче его обычных подколок.       Золтан, как всегда, копался в вещах этого мира. На этот раз ему в руки попалась плойка для волос — чёрная, с потёртым шнуром, которую Ева давно не использовала. Он вертел её в руках, хмуро разглядывая, и наконец ткнул пальцем в кнопку. Плойка слабо загудела, нагреваясь, и Золтан отдёрнул руку, будто его укусили.       — Мать твою, что это за штука? — буркнул он, глядя на неё с подозрением. — Это что, оружие какое-то? Или для готовки?       Геральт бросил на него короткий взгляд, его губы дрогнули в слабой улыбке.       — Очередная человечья ерунда. Ева как-то упоминала, что это для волос.       Золтан фыркнул, поворачивая плойку в руках.       — Волосы, мать их, — проворчал он. — Люди совсем с ума посходили. Зачем железо для волос, если есть ножницы?       Лютик, всё ещё с книгами, хмыкнул, не отрываясь от полки.       — О, Золтан, это для красоты! — воскликнул он. — Представь, я с такой штукой в руках — локоны, как у эльфийского принца!       Ева вышла из ванной, неся Каэлира, завёрнутого в полотенце, и остановилась на пороге гостиной, глядя на эту картину. Её взгляд скользнул по Ламберту, заметив его хмурое лицо, но она быстро отвела глаза, не желая ввязываться в очередную перепалку.       — Трисс работает, — сказала она, её голос был усталым, но твёрдым. — Так что не шумите. Скоро узнаем, когда сможем уйти.       Геральт кивнул, ставя бутылку на стол.       — Хорошо, — сказал он тихо. — Отдыхай пока.       Ламберт хмыкнул, его взгляд снова метнулся к Еве, но он промолчал, откинувшись на стуле. Золтан всё ещё вертел плойку, Лютик рылся в книгах, и дом наполнился странной смесью тишины и ожидания. Ева прижала Каэлира к себе, её мысли крутились вокруг портала, Гюнтера и того, что ждёт их впереди.

***

      Ближе к ночи дом погрузился в тишину, нарушаемую только редким скрипом половиц и шорохом ветра за окном. Каэлир давно спал в своей кроватке, Ева укрыла его одеялом и спустилась в гостиную, где все собрались после ужина — простого, из остатков пиццы и чая.       Трисс вышла из своей комнаты, её шаги были лёгкими, но уверенными, а в руках она держала лист бумаги, испещрённый непонятными символами и линиями. Её рыжие волосы были растрёпаны, под глазами залегли тени усталости, но взгляд горел решимостью. Она остановилась у стола, где сидели остальные, и её голос прорезал тишину:       — Завтра вечером мы с Евой попробуем открыть портал, — сказала она, её тон был твёрдым, но с ноткой сдержанного волнения. — Я сделала расчёты. Всё сходится — структура, координаты, след магии из подворотни. Если всё пойдёт как надо, нас перекинет туда, куда нужно. Домой.       Гостиная ожила. Лютик вскочил с дивана, чуть не опрокинув старую “Нокию”, которую он всё ещё теребил в руках, и его глаза загорелись восторгом.       — О, боги, это же чудесно! — воскликнул он, размахивая руками. — “Прощай, мир железных телег, здравствуй, Велен!” Я напишу балладу о нашем триумфальном возвращении!       Золтан, сидевший с кружкой чая — он всё ещё ворчал, что это не эль, — хмыкнул, но его борода дрогнула в довольной улыбке.       — Мать твою, наконец-то, — прогудел он, хлопнув ладонью по столу. — Я уж думал, свихнусь от ваших говорящих коробок и светящихся стен. Домой — это дело!       Геральт, стоявший у окна с бутылкой пива, кивнул, его лицо осталось непроницаемым, но в жёлтых глазах мелькнула тень облегчения. Он отхлебнул пиво и тихо сказал:       — Хорошо. Готовимся.       Ева стояла у лестницы, скрестив руки, её взгляд скользил по лицам друзей. Её сердце билось быстрее — завтра они могли вернуться, оставить этот мир позади, вернуться к тому, что было знакомо. Она чувствовала, как тьма внутри шевелится, откликаясь на слова Трисс, но впервые это не пугало её — это была надежда. Она слабо улыбнулась, её голос был мягким:       — Значит, завтра, — сказала она, глядя на Трисс. — Спасибо.       Трисс кивнула, её улыбка стала теплее.       — Мы сделали это вместе, Ева, — ответила она. — Теперь отдыхай. Завтра будет сложный день.       Все были рады — даже Лютик начал напевать что-то про “врата судьбы”, а Золтан хлопнул Геральта по плечу, бурча что то про “настоящий эль”. Но один человек выделялся на этом фоне.       Ламберт сидел в углу, сжимая свою бутылку пива так, что костяшки побелели. Его лицо было хмурым, брови сведены, а губы сжаты в тонкую линию. Он не сказал ни слова, только отхлебнул пиво и уставился в пол, будто там было что-то интереснее, чем новости Трисс. Его нога нетерпеливо постукивала, а взгляд был тяжёлым, почти мрачным — по какой-то ему одному известной причине он не разделял общей радости.       Ева заметила это, её взгляд задержался на нём чуть дольше, чем нужно. Она вспомнила его слова в фудкорте — “без тебя будет скучно” — и тот странный взгляд, которым он её тогда одарил. Но она быстро отвела глаза, не желая копаться в его настроении. Ламберт был Ламбертом — язвительным, грубым, непредсказуемым. Если он злился, это была его проблема.       Золтан, всё ещё державший плойку для волос, которую он так и не бросил изучать, хмыкнул, глядя на Ламберта.       — Мать твою, что с тобой, ведьмак? — буркнул он, вертя устройство в руках. — Все радуются, а ты сидишь, как будто тебе в пиво кислоты налили.       Ламберт фыркнул, его голос был резким, но с лёгкой хрипотцой:       — Радоваться буду, когда увижу Велен, а не ваши рожи, — буркнул он, отпивая ещё пива. Но его взгляд мельком скользнул к Еве, прежде чем снова упасть в пол.       Лютик, всё ещё напевая, подскочил к Ламберту, его тон был шутливым:       — О, Ламберт, не грусти! — воскликнул он. — Завтра мы вернёмся, и ты сможешь рубить упырей, сколько душе угодно! А я напишу о твоих подвигах!       Ламберт бросил на него холодный взгляд, его губы дрогнули в слабой ухмылке, но без веселья.       — Заткнись, бард, или я тебе эту твою лютню в глотку засуну, — пробормотал он, но в его голосе не было настоящей злобы, только усталость.       Ева бросила последний взгляд на Ламберта, но он уже отвернулся, глядя в пустую бутылку, как в зеркало. Она не стала спрашивать, что с ним — не сейчас. Вместо этого она поднялась к Каэлиру, оставив гостиную за спиной, где Трисс ушла к своим расчётам, Лютик напевал, а Золтан всё ещё вертел плойку, бурча про “человечью ерунду”.       Ламберт остался сидеть, его хмурое лицо было единственным тёмным пятном в этой ночи, полной надежды.

***

      Ева уложила Каэлира в его кроватку, поправив одеяло и тихо погладив его по голове. Он заснул почти мгновенно, его маленькие пальцы сжались в кулачки, а дыхание стало ровным. Она слабо улыбнулась, но усталость навалилась тяжёлым грузом — день, полный надежд и напряжения, вымотал её.       Закрыв дверь детской, она прошла в ванную, включила душ и встала под тёплые струи, позволяя воде смыть остатки дня. Пар поднимался вокруг, стекло запотело, а она закрыла глаза, пытаясь прогнать мысли о портале, Гюнтере, Ламберте.       После душа она вышла в одном халате — коротком, мягком, слегка влажном от её кожи. Её волосы, всё ещё мокрые, прилипли к шее, а босые ноги тихо ступали по холодному полу. Она спустилась на кухню, решив налить себе чай перед сном. Свет в доме был приглушён, только слабый отблеск луны пробивался сквозь занавески, освещая стол с остатками пиццы и пустыми бутылками.       Ева поставила чайник, достала кружку, насыпала чай и добавила ложку сахара, медленно помешивая его. Звук ложки о керамику был единственным, что нарушало тишину, пока она стояла, погружённая в свои мысли.       И вдруг она почувствовала его — не услышала, а ощутила. Ламберт появился сзади неслышно, его ведьмачьи шаги были еле уловимы даже для её чуткого слуха. Он подошёл вплотную, его присутствие обдало её теплом, и прежде чем она успела обернуться, его руки легли ей на талию. Его пальцы сжали её через тонкую ткань халата, а нос уткнулся в её затылок, вдыхая запах её влажных волос.       Ева замерла, её дыхание сбилось, ложка выпала из рук и тихо звякнула о стол. Сердце заколотилось, а кожа покрылась мурашками — не от холода, а от его близости.       — Ламберт, какого чёрта… — начала она, её голос был хриплым, но твёрдым, готовым оборвать этот момент.       Но договорить она не успела. Ламберт молча запустил руки под её халат, его пальцы скользнули по её коже — тёплые, грубые, уверенные. Они прошлись по её бокам, оставляя жаркий след, и Ева не смогла сдержать тихий стон, вырвавшийся против её воли.       Её тело предательски откликнулось, дрожь пробежала по позвоночнику, но она стиснула зубы, пытаясь взять себя в руки.       — Прекрати, — выдохнула она, её голос дрогнул, но она вложила в него всю свою волю. — Иди спать. На кухню может кто-нибудь зайти.       Ламберт не ответил сразу. Его руки замерли на её талии, но он не отступил. Его дыхание было горячим у её шеи, а голос, когда он наконец заговорил, был коротким, без привычных колкостей — низким, почти хриплым:       — Мне насрать.       И прежде чем она успела возразить, он рывком сорвал с неё халат, ткань с шорохом упала на пол, обнажая её кожу в слабом лунном свете. Он развернул её к себе одним движением, быстрым и резким, как удар меча. Его футболка полетела следом, обнажая мускулистую грудь, покрытую шрамами, а пальцы уже возились с ремнём штанов.       Не дав ей опомниться, он впился в её губы, крепко прижав её к себе — его руки сжали её талию, почти до боли, а поцелуй был грубым, жадным, полным того, что он не озвучивал весь день.       Ева ахнула в его губы, её руки инстинктивно упёрлись ему в грудь, но сопротивление было слабым, почти рефлекторным. Его тепло, его запах — смесь пива, стали и чего-то дикого — захлестнули её, и она почувствовала, как тьма внутри дрогнула, откликаясь на этот порыв. Её разум кричал, что это ошибка, что она должна остановить его, но тело предало её, поддаваясь его напору.       Ева сдалась под его напором — не сразу, но сопротивление растаяло под жаром его рук, его губ, его грубой настойчивости. Она не могла больше бороться с этим — не с ним, не с собой. Ламберт прижал её к кухонной тумбе, его движения были быстрыми, почти яростными, и тумба заскрипела под их весом, издавая глухие, ритмичные звуки, что эхом отдавались в тишине дома.              Ева вцепилась в его плечи, её пальцы впились в кожу, а она кусала губы, сдерживая стоны, чтобы никто не услышал их в этой ночи. Её дыхание было рваным, горячая кожа покрылась испариной, а тьма внутри дрожала, откликаясь на каждый его толчок.       Ламберт заметил её попытки сдерживаться — её сжатые губы, её тихие выдохи. Он оставил очередной укус на её шее, его зубы слегка вдавились в кожу, и хохотнул — низко, хрипло, с лёгкой насмешкой.       — Бесполезно, принцесса, — пробормотал он, его голос был пропитан довольством. — Если Геральт не спит, он нас точно слышит. Ведьмачий слух острый, как клинок. Да и остальные, поди, не глухие.       Ева возмущённо фыркнула, её щёки вспыхнули от смеси стыда и гнева.       — Заткнись, — выдохнула она, её голос был хриплым, почти сорванным, но в нём мелькнула слабая угроза.       Ламберт только ухмыльнулся, его руки сжали её бёдра сильнее, и он двинулся под новым углом, резче, глубже. Ева не смогла сдержаться — тихий вскрик вырвался из её горла, эхом отразившись от стен кухни, и она тут же зажала рот рукой, её глаза расширились от ужаса. Он хмыкнул снова, довольный её реакцией, но не остановился, продолжая двигаться с той же грубой уверенностью.       Спустя какое-то время — минуты или часы, Ева потеряла счёт — они закончили. Кухня наполнилась их тяжёлым дыханием, воздух стал густым от жара их тел. Ева опёрлась на тумбу, её ноги дрожали, а грудь вздымалась, пока она приходила в себя. Ламберт стоял рядом, его кожа блестела от пота, а грудь тяжело поднималась. Он окинул взглядом её голое тело — растрёпанные волосы, следы укусов на шее, её уязвимость в слабом лунном свете, — и закусил губу, задумавшись о чём-то своём. Его взгляд был странным — не просто похотливым, а с тенью чего-то, что он не хотел озвучивать.       Наконец он отстранился, подхватил свою футболку с пола и натянул её через голову. Его руки замерли на ремне штанов, пока он застегивал его, а потом он шлёпнул Еву по ягодице — резко, с громким хлопком.       — Спокойной ночи, принцесса, — сказал он, пытаясь добавить в голос свою привычную язвительность, но получилось плохо — его тон был хриплым, почти мягким, и в нём мелькнула тень усталости.       Ева вздрогнула от шлепка, её щёки вспыхнули, но она не ответила, только бросила на него холодный взгляд. Ламберт ухмыльнулся — слабо, без прежнего задора — и вышел из кухни, его шаги были чуть громче, чем когда он пришёл, но всё ещё лёгкими, как у ведьмака. Дверь за ним тихо скрипнула, оставив Еву одну.       Она стояла, тяжело дыша, её халат лежал смятой кучей у ног, а кухня всё ещё хранила тепло их тел. Ева сжала кулаки, её взгляд упал на кружку с остывшим чаем, и она тихо выругалась себе под нос. Её тьма шевельнулась, как эхо его прикосновений, и она ненавидела себя за то, что снова поддалась.       Она подняла халат, накинула его на плечи, завязала пояс дрожащими руками и взяла чай, направляясь в свою комнату. Но каждый шаг отдавался в её голове мыслью: Что я делаю?