Aedd Caerme

      Ева проснулась в своей постели с первыми лучами солнца, пробивавшимися сквозь старые занавески, их свет мягко падал на её лицо. На удивление, она была в более-менее хорошем настроении — злость, что кипела в ней вчера, будто выгорела, оставив приятную усталость и лёгкое тепло в теле.       Возможно, это потому, что они с Ламбертом выпустили свой гнев друг на друге прошлой ночью, их страсть выжгла всё лишнее, оставив только лёгкое нытьё в мышцах, как после долгой тренировки. Она потянулась, её спина хрустнула, и встала, её босые ноги коснулись холодного пола.       Ева сходила в душ, горячая вода стекала по коже, смывая последние следы усталости, её движения были медленными, почти ленивыми. Потом она покормила и переодела Каэлира, его радостное хихиканье разносилось по комнате, пока он хлопал ладошками по столу, размазывая кашу по подбородку.       Ева улыбнулась ему, её взгляд смягчился, и потрепала его по волосам, её пальцы скользнули по мягким прядям. Закончив, она вышла на кухню, её шаги были лёгкими, а настроение всё ещё держалось на удивительно спокойной волне.       На кухне уже собрались остальные — кроме Ламберта, который, судя по звукам плеска воды и приглушённого ворчания из ванной, ещё умывался. Лютик сидел за столом, его лютня лежала рядом, но он избегал взгляда Евы, его глаза нервно бегали по комнате, а пальцы теребили край рукава. Судя по всему, он растрепал всем остальным, что услышал вчера вечером — его смущённое молчание и лёгкий румянец на щеках выдавали его с головой.       Золтан устроился в углу, потягивая утреннее пиво, его борода чуть дрогнула, когда он бросал на Еву странные взгляды — то ли удивлённые, то ли насмешливые, — и тихо покашливал, пряча ухмылку за бутылкой. Геральт сидел с кружкой чая, его белые волосы падали на лицо, но он тоже бросил на Еву короткий, любопытный взгляд, прежде чем отвернуться.       Трисс стояла у плиты, помешивая что-то в кастрюле, её мантия чуть колыхнулась, когда она хмыкнула, её губы дрогнули в лёгкой усмешке.       Ева прошла к столу, её движения были спокойными, она налила себе чай, её пальцы обхватили горячую кружку, и села, её взгляд скользнул по всем, но она промолчала, её губы чуть изогнулись в слабой улыбке.       Тишина в кухне была густой, почти осязаемой, нарушаемой только слабым шипением воды из ванной и стуком ложки Трисс о кастрюлю.       Лютик кашлянул, его голос был тихим, почти писклявым:       — Доброе утро, Ева… — пробормотал он, его глаза метнулись к потолку, он тут же уткнулся в свою кружку, делая вид, что пьёт, хотя она была пуста.       Золтан покашлял громче, его ухмылка стала шире, он отхлебнул пиво, его взгляд скользнул к Еве, полный скрытого веселья.       — Мать твою, утро какое-то… оживлённое, да? — прогудел он, его голос был хриплым, он чуть не поперхнулся, пряча смех.       Геральт бросил на него усталый взгляд, его брови нахмурились, но он промолчал, лишь потёр виски, его пальцы сжали кружку чуть сильнее. Трисс хмыкнула.       И тут дверь ванной хлопнула, и в кухню вошёл Ламберт. Его волосы ещё были влажными, капли воды стекали по шее, а тёмная рубашка прилипла к плечам, он явно только что вытерся полотенцем. Он прошёл к столу с самодовольной ухмылкой, что растянулась от уха до уха, его глаза блестели от удовольствия, а походка была уверенной, почти наглой.       Все замолчали, их взгляды метнулись к нему, а тишина стала ещё гуще, почти звенящей. Ламберт сел, его стул скрипнул под весом, он откинулся на спинку, его руки сложились за головой, и он бросил на Еву ленивый, насмешливый взгляд, его голос был хриплым, но довольным:       — Доброе утро, женушка, — протянул он, его ухмылка стала шире, он явно был в прекрасном настроении, наслаждаясь неловкостью остальных.       Ева замерла, её рука сжала кружку чуть сильнее, но она не отвела взгляд, её глаза сузились, а губы дрогнули в слабой, почти язвительной улыбке.       — Утро доброе, Ламберт, — ответила она, её голос был ровным, но с лёгкой угрозой, она сделала ещё глоток чая, её взгляд остался холодным.       Лютик кашлянул громче, его лицо покраснело ещё сильнее, он уставился в стол, его пальцы задрожали, когда он потянулся к ложке, но промахнулся. Золтан тихо захохотал, его пиво плеснулось в бутылке, он прикрыл рот рукой, его глаза блестели от веселья.       — Мать твою, ну и парочка, — пробормотал он, его голос был хриплым, он бросил на Ламберта насмешливый взгляд.       Геральт фыркнул, его рука потёрла шею, он отхлебнул чай, стараясь не смотреть ни на кого, его голос был низким, почти шепчущим:       — Вы хоть потише могли бы… — пробормотал он, его тон был усталым, но с лёгкой насмешкой.       Ламберт хмыкнул, его ухмылка стала ещё наглее, он взял кусок хлеба со стола и откусил, его взгляд скользнул по всем, полный самодовольства.       — Чего молчите? — бросил он, его голос был громким, с хриплой насмешкой. — Ночь была что надо, а вы тут как на похоронах сидите.       Ева сжала губы, её взгляд стал острым, как лезвие, но она промолчала, её пальцы постучали по кружке, а внутри снова зашевелилась тьма, её жар пробежал по венам. Она сделала ещё глоток чая, её спокойствие было натянутым, как струна, готовая лопнуть, но она держала себя в руках — пока.       Завтрак прошёл в густом смущении, тишина звенела, как натянутая струна, готовая лопнуть. Лютик ел, не поднимая глаз, его ложка звякала о тарелку слишком громко, его пальцы нервно теребили край стола. Золтан хлебал чай, его ухмылка пряталась за кружкой, но его кашель был подозрительно частым, а глаза то и дело скользили к Еве и Ламберту.       Трисс закончила первой, её шаги были быстрыми, когда она ушла в сад, пробормотав что-то про “дела”. Все разошлись почти одновременно, будто сговорившись, оставив Еву и Ламберта наедине — наверняка специально, их шаги гулко отдавались по дому, пока кухня не опустела.       Ева стояла у раковины, её руки сжимали мокрую тряпку, пальцы дрожали от раздражения, что снова начало тлеть в груди. Она вытирала стол, её движения были резкими, почти яростными, пытаясь отвлечься от вчерашнего и от взглядов, что буравили её за завтраком. Но тут она услышала шаги за спиной — тяжёлые, уверенные, с лёгким скрипом сапог по паркету.       Ламберт подошёл сзади, его присутствие было почти осязаемым, как жар от огня. Его руки легли на её бёдра, пальцы сжали их с грубой уверенностью, оставляя лёгкие следы на ткани джинсов, и он наклонился, его дыхание обожгло её шею, а затем он слегка укусил её, его зубы прошлись по коже, оставив слабый укол.       Ева замерла, её тело напряглось, как струна, она резко выдохнула, её голос стал резким, как удар:       — Отвали, Ламберт, — рявкнула она, её рука сжала тряпку сильнее, она попыталась оттолкнуть его локтем, но он не сдвинулся.       Ламберт рассмеялся, его хриплый смех был низким, с язвительной насмешкой, он прижался ближе, его грудь коснулась её спины, а руки сжали её бёдра ещё сильнее.       — Не строй из себя невинную, принцесса, — протянул он, его голос был полон самодовольства, он чуть отстранился, но не отпустил. — Судя по твоим стонам вчера, тебе всё более чем понравилось. Лучше, чем твои двое эльфов, да?       Ева задохнулась от гнева, её лицо вспыхнуло, она развернулась к нему, её глаза сверкнули яростью, как раскалённые угли.       — Пошёл ты, Ламберт! — рявкнула она, её голос был громким, резким, она толкнула его в грудь, её ладони врезались в его рубашку с глухим звуком. — Не выёбывайся! Это была разовая акция, мы скинули напряжение, и всё! Это было случайно, и я на самом деле этого не особо хотела!       Ламберт фыркнул, его ухмылка стала ещё шире, почти звериной, он отступил на шаг, но его взгляд остался наглым, глаза блестели от удовольствия.       — Случайно, говоришь? — протянул он, его голос стал ниже, с издёвкой, он скрестил руки на груди, его рубашка натянулась на плечах. — А по твоим ногам, что меня обхватывали, я бы так не сказал. Ты вчера была не против, эльфийская принцесса, не ври себе.       Ева сжала кулаки, её ногти впились в ладони, оставляя красные следы, её тьма шевельнулась в груди, холод пробежал по венам, а гнев заклокотал, готовый вырваться наружу. Она шагнула к нему, её голос стал ледяным, дрожащим от ярости:       — Заткнись, Ламберт, — прорычала она, её глаза сузились, её рука поднялась, чтобы влепить ему пощёчину, но она остановилась, её пальцы замерли в воздухе, дрожа от напряжения. — Ещё одно слово, и я тебе башку разнесу, случайно это будет или нет!       Ламберт хмыкнул, его ухмылка не исчезла, он наклонился чуть ближе, его голос стал тише, но с той же насмешкой:       — О, я прямо дрожу, — протянул он, его глаза сверкнули, он выпрямился, его руки опустились, но взгляд остался прикованным к ней. — Не кипятись, принцесса, а то опять на стол полезешь.       Ева задохнулась, её лицо побелело от гнева, она швырнула тряпку в него, тряпка шлёпнулась о его грудь с мокрым звуком и упала на пол.       — Ублюдок, — выпалила она, её голос сорвался, она развернулась и вышла из кухни, её шаги гулко отдавались по паркету, а дверь хлопнула за ней с такой силой, что стекло в окне задрожало.       Ламберт остался стоять, его ухмылка стала шире, он потёр грудь, где осталась мокрая отметина от тряпки, и тихо хмыкнул себе под нос, его голос был довольным:       — Ну и стерва… — пробормотал он, его глаза блестели от удовольствия, он повернулся к раковине, чтобы налить ещё воды, напевая что-то невнятное.

***

      Ева сидела на полу в своей комнате, её ноги скрестились, а перед ней был Каэлир, его маленькие пальцы сжимали деревянную игрушку — старого коня, что она нашла в шкафу. Он радостно хихикал, его серо-голубые глаза блестели, пока он катал коня по ковру, издавая неуклюжие “брр” и “топ-топ”.       Ева улыбнулась, её гнев на Ламберта и вчерашний хаос отступил, смягчённый его смехом, её рука потрепала его по голове, пальцы скользнули по мягким волосам. Она подхватила игрушку, подняла её над ним, изображая галоп, и Каэлир захлопал в ладоши, его смех зазвенел по комнате.       — Быстрее, маленький! — сказала она, её голос был мягким, почти ласковым, она опустила коня, позволяя ему схватить его, его пальцы сжали дерево.       Они играли так ещё какое-то время, пока его глаза не начали слипаться, зевки становились всё чаще, а движения медленнее. Ева уложила его в кроватку, её руки аккуратно подоткнули одеяло, и тихо пробормотала:       — Спи, мой хороший… —       Каэлир зевнул ещё раз, его дыхание стало ровным, и вскоре он уснул на дневной сон, его маленькая грудь поднималась и опускалась под одеялом. Ева сидела рядом ещё минуту, прислушиваясь к его тихому сопению, её взгляд смягчился, а затем она встала, её шаги были бесшумными по старому паркету. Она тихонько вышла в гостиную, закрыв дверь за собой с лёгким щелчком, её рука задержалась на ручке, чтобы не разбудить его.       В гостиной было шумно — голоса Лютика, Золтана и Геральта доносились ещё из коридора, смешиваясь с хриплым смехом и звяканьем бутылки. Ева остановилась у порога, её взгляд скользнул по комнате: Лютик сидел на диване, его лютня лежала рядом, он размахивал руками, его голос был высоким и полным восторга, а лицо краснело от хихиканья. Золтан устроился в кресле, его пиво стояло на подлокотнике, он откинулся назад, его борода дрожала от сдерживаемого смеха. Геральт сидел у стола, его кружка чая была почти пуста, он потирал виски, его взгляд был усталым, но угол его губ чуть дёрнулся в усмешке.       Лютик, не замечая Евы, продолжал свой рассказ, его голос дрожал от возбуждения:       — …и вот я захожу, а там — о боги! — они на столе, стоны такие, что я думал, дом рухнет! — Он хихикнул, его рука взлетела к лицу, прикрывая рот, но глаза сияли от удовольствия. — Ламберт её держит, а она… ну, вы понимаете, ногами его обхватила, и всё гремит — стаканы, ложки! Я такого не ожидал!       Золтан хмыкнул, его пиво чуть не выплеснулось, он отхлебнул глоток, его голос был хриплым и довольным:       — Мать твою, так и знал, что этим закончится, — прогудел он и ухмыльнулся шире, его глаза блестели от веселья. — Эти двое как кошка с собакой, но я чуял, что они друг друга либо прибьют, либо… ну, вот так.       Геральт фыркнул, его рука потёрла шею, он бросил на Лютика усталый взгляд, его голос был низким, с лёгкой хрипотцой:       — Ты бы потише, бард, — пробормотал он, но его губы дрогнули в слабой усмешке, он отхлебнул чай, пряча её за кружкой. — Ева услышит, и тебе конец.       Ева стояла в дверях, её кулаки сжались, её лицо вспыхнуло от смеси гнева и смущения, а тьма шевельнулась в груди, холод пробежал по венам. Она шагнула вперёд, её голос был резким, как удар:       — Ещё раз откроешь свой рот, Лютик, и я тебе лютню в глотку засуну, — рявкнула она, её глаза сверкнули, она подошла к столу, её шаги гулко отдавались по паркету.       Лютик замер, его рот открылся, но звук застрял в горле, его лицо покраснело ещё сильнее, он сжался на диване, его руки вцепились в лютню, как в щит.       — Я… я… это… — пробормотал он, его голос стал писклявым, он кашлянул, пряча взгляд в пол.       Золтан расхохотался, его пиво плеснулось на стол, его смех был громким, хриплым, он хлопнул себя по колену.       — Мать твою, Ева, да ты его прибьёшь одним взглядом! — прогудел он, его глаза слезились от веселья. — Но бард прав, шуму было хоть отбавляй!       Геральт бросил на Золтана укоризненный взгляд, его брови нахмурились, но он промолчал, лишь потёр виски сильнее, его голос был тихим:       — Вы оба заткнитесь, пока она нас всех не прикончила, — пробормотал он, его взгляд мельком скользнул к Еве, и он сделал ещё глоток чая, пряча усмешку.       Ева сжала губы, её взгляд стал ледяным, она подошла к столу, её рука сжала спинку стула, пальцы побелели от напряжения.       — Ещё одно слово про вчера, и я вам всем головы поотрываю, — сказала она, её голос был низким, дрожащим от гнева, она бросила тряпку на стол с глухим шлепком. — Особенно тебе, Лютик, сплетник хренов.       Лютик сглотнул, его глаза округлились, он вжался в диван, его голос стал тонким, как писк:       — Я… я молчу… — пробормотал он, его пальцы задрожали на лютне, он кашлянул, прячась за ней.       Золтан хмыкнул, его ухмылка стала шире, он откинулся в кресле, его пиво звякнуло о подлокотник.       — Ну, Ева, не кипятись, — прогудел он, его голос был полон насмешки. — Молодцы хоть пар выпустили, а то бы дом разнесли.       Ева метнула в него взгляд, полный ярости, её тьма заклубилась в груди, холод пробежал по рукам, но она сжала зубы, её голос стал ледяным:       — Ещё одно слово, Золтан, и ты будешь следующий, — рявкнула она, её рука сжала тряпку, будто это была шея Ламберта.       Ева сжала губы, её взгляд метнулся от одного к другому, её гнев всё ещё тлел, но она выдохнула, её плечи чуть опустились. Она развернулась, её шаги были резкими, и ушла обратно к комнате Каэлира, её голос бросил через плечо:       — Только попробуйте ещё раз заикнуться про это, и я вас всех закопаю, — сказала она, её тон был холодным, как сталь, дверь хлопнула за ней с тихим стуком.       Лютик сглотнул, его лицо было красным, он посмотрел на Золтана и Геральта, его голос стал писклявым:       — Она… она серьёзна, да?       Золтан хмыкнул, его смех был тихим, но довольным, он отхлебнул пиво.       — Мать твою, бард, ты её до смерти доведёшь, — прогудел он, его глаза блестели. — Но шуму было знатно, этого не отнять.       Геральт вздохнул, его рука потёрла лицо, он покачал головой, его голос был низким:       — Вы оба идиоты, — пробормотал он, но угол его губ дрогнул в слабой усмешке, он откинулся на стул, закрывая глаза.       Ева ушла из гостиной, её шаги гулко отдавались по паркету, а дверь хлопнула с тихим стуком, оставив за собой звенящую тишину. Лютик всё ещё сидел на диване, его пальцы нервно теребили струны лютни, а взгляд метался по комнате, избегая встречаться с кем-либо. Золтан откинулся в кресле, его пиво звякнуло о подлокотник, он тихо хмыкал себе под нос, его борода дрожала от сдерживаемого смеха. Геральт сидел у стола, его пустая кружка стояла перед ним, он потирал виски, его взгляд был усталым, но угол его губ чуть дёрнулся в усмешке, когда скрип двери возвестил о новом госте.       Ламберт вошёл в гостиную, его шаги были ленивыми, но уверенными, сапоги стучали по полу с лёгким скрипом. Он прошёл к дивану, его тёмная рубашка прилипла к плечам, а волосы ещё были слегка влажными после утреннего душа. Он лениво развалился на диване, широко расставив ноги, его колени заняли почти всё пространство, а руки легли на спинку, будто он был хозяином этого дома.       Он слегка поморщился, его спина напряглась, когда он откинулся назад — царапины от ногтей Евы, оставленные вчера, дали о себе знать, слабая боль прострелила кожу, но его ухмылка стала только шире. Несмотря на это, он был доволен — особенно тем, что ему наконец-то удалось уломать эту ведьму, как он мысленно называл Еву, его самодовольство прямо-таки сочилось из него.       Лютик бросал на Ламберта немного смущённые взгляды, его глаза то поднимались, то тут же опускались к лютне, его пальцы застыли на струнах, а щёки слегка порозовели. Ламберт это заметил, его бровь медленно поднялась, он прищурился, а потом хмыкнул, его голос был хриплым и насмешливым:       — Что такое, Лютик? — протянул он, его ухмылка стала шире, он наклонился чуть ближе к барду, его локоть опёрся на колено. — Понравилось вчерашнее зрелище?       Лютик закашлялся, его лицо       вспыхнуло, как спелый помидор, он чуть не уронил лютню, его пальцы задрожали, когда он попытался её подхватить.       — Я… я… ничего такого! — пробормотал он, его голос стал писклявым, он кашлянул ещё раз, его глаза округлились от паники. — Я просто… чашку ставил… и… и ушёл!       Ламберт хмыкнул, его взгляд стал ещё наглее, он откинулся на спинку дивана, его руки разлеглись шире, а голос стал ниже, с язвительной лёгкостью:       — Чашку, говоришь? — протянул он, его глаза сверкнули. — А я думал, ты там застрял, чтобы послушать, как она стонала. Громко ведь было, да? Как она меня ногтями драла, пока стол трясся.       Он потёр спину, его пальцы прошлись по царапинам под рубашкой, и тихо засмеялся, его смех был хриплым и довольным.       Лютик ёрзал на месте, его лицо стало багровым, он сжался на диване, его пальцы вцепились в лютню, как в щит, его голос сорвался на писк:       — Ламберт… не надо… я… я ничего не слышал! — выпалил он, его руки задрожали сильнее, он кашлянул, пряча взгляд в пол. — Ну… почти ничего…       Золтан расхохотался, его пиво плеснулось на стол, его смех был громким, хриплым, он хлопнул себя по колену, его борода затряслась.       — Мать твою, Ламберт, ты её вчера до белого каления довёл! — прогудел он, его глаза слезились от веселья. — А бард теперь как очевидец страсти! Она тебя ногтями драла, говоришь? Ну ты зверь, ничего не скажешь!       Ламберт хмыкнул, его ухмылка стала ещё шире, он потянулся, его спина снова дала о себе знать слабой болью, но он лишь ухмыльнулся шире, его голос был полон самодовольства:       — А то, — бросил он, его взгляд скользнул по всем, он наклонился вперёд, его локти упёрлись в колени. — Она сопротивлялась, конечно, но потом сама на меня прыгнула. Стол чуть не развалился, пока я её там держал. И эти её стоны — о, бард, ты бы слышал, как она выла, когда я её…       — Хватит, Ламберт! — взвизгнул Лютик, его лицо стало почти пурпурным, он закашлялся так, что чуть не свалился с дивана, его руки задрожали, когда он вцепился в лютню. — Я… я не хочу знать!       Золтан захохотал ещё громче, его пиво пролилось на пол, он хлопнул себя по колену ещё раз, его глаза блестели от веселья.       — Мать твою, бард, да ты прям девственник на свадьбе! — прогудел он, его голос был хриплым, он бросил на Ламберта насмешливый взгляд. — А ты, Ламберт, хорош, раз уж её так раскрутил! Я чуял, что вы либо друг друга прибьёте, либо вот так стол расшатаете!       Геральт фыркнул, его рука потёрла шею, он бросил на Ламберта усталый взгляд, его голос был низким, с лёгкой хрипотцой:       — Ты бы потише, — пробормотал он, его тон был сдержанным, но с ноткой предупреждения. — Ева услышит, и тебе конец. А барду заодно.       Ламберт хмыкнул, его ухмылка не исчезла, он наклонился чуть ближе к Лютику, его голос стал тише, но с той же язвительной насмешкой:       — Да ладно, белоголовый, не нуди, — бросил он, его глаза сверкнули. — Лютик сам напросился, стоял там с открытым ртом, пока я её на столе… ну, ты понял. Она ещё ногами меня так сжала, что я думал, ребра треснут. — Он потёр плечо, где под рубашкой скрывались следы её ногтей, и тихо засмеялся, его смех был хриплым и довольным.       Лютик закашлялся ещё сильнее, его лицо стало почти пунцовым, он чуть не свалился с дивана, его руки задрожали, когда он вцепился в лютню, его голос стал писклявым:       — Я… я не смотрел! — выпалил он, его взгляд метнулся к потолку, он махнул рукой, будто отгоняя видение. — Это… это было случайно! Я ушёл сразу!       Геральт вздохнул, его рука закрыла лицо, он покачал головой, его голос был тихим, почти шепчущим:       — Вы оба идиоты, — пробормотал он, но его губы дрогнули в слабой усмешке, он откинулся на стул, закрывая глаза.       Потом его взгляд стал серьёзнее, он посмотрел на Ламберта, его голос стал ниже, с ноткой любопытства:       — А ты вообще серьёзно к этому относишься?       Ламберт фыркнул, его ухмылка стала циничной, он откинулся на диван, его руки сложились за головой, а ноги расставились ещё шире.       — Не лезь со своими серьёзностями, белоголовый, — бросил он, его голос был хриплым, с лёгкой злостью. — Мне это не нужно. Тем более, наша дорогая эльфийская принцесса наверняка любит кого-то из своих эльфов — может, того из Дикой Охоты, или этого… Исенгрима. А может, и обоих сразу, кто её разберёт. — Он хмыкнул, его взгляд стал насмешливым. — У меня нет желания быть героем сопливой любовной драмы. Я просто развлекаюсь, пока она не прибежала обратно к своим остроухим.       Лютик сглотнул, его лицо было красным, он посмотрел на Ламберта, его голос стал писклявым:       — Ты… ты серьёзно? — пробормотал он, его глаза округлились, он кашлянул, прячась за лютню.       Золтан хмыкнул, его смех стал тише, но глаза всё ещё блестели, он отхлебнул пиво, его голос был довольным:       — Мать твою, Ламберт, ты прям жеребец на воле, — прогудел он, его взгляд скользнул к Геральту. — А ты, белоголовый, зря лезешь, он с ней явно не венчаться собрался.       Геральт фыркнул, его рука потёрла лоб, он покачал головой, его голос был низким, с лёгкой насмешкой:       — Я и не надеялся, — пробормотал он, его взгляд стал задумчивым, он отставил кружку. — Главное, чтобы Ева тебя не прикончила за это “развлечение”.       Ламберт хмыкнул, его ухмылка стала ещё шире, он потянулся, его спина снова дала о себе знать слабой болью, но он лишь отмахнулся, его голос был довольным:       — Пусть попробует, — бросил он, его взгляд скользнул по всем, полный самодовольства. — Ей вчера слишком понравилось, чтобы меня убивать. Может, ещё разок сама попросит. Он тихо засмеялся, его смех был хриплым, и он откинулся на диван, наслаждаясь неловкостью остальных, его глаза блестели от удовольствия.