Aedd Caerme

      Ева стояла в гостиной, её взгляд блуждал по старым обоям, выцветшему дивану и деревянному полу, что поскрипывал под ногами. Каэлир уже спал в большой комнате, уложенный на кровать с одеялом, которое она нашла в шкафу. Герои разошлись по дому, осваивая свои места, их голоса и шаги разносились по коридорам, смешиваясь с тихим гулом электричества.       Ева выдохнула, её усталость навалилась тяжёлым грузом, но она знала, что нужно помочь им устроиться. Геральт и Ламберт поднялись на второй этаж, их шаги гулко отдавались по лестнице. Геральт вошёл в первую спальню — небольшую, с узкой кроватью и старым комодом, — и бросил свой плащ на стул.       — Сгодится, — тихо сказал он, его голос был ровным, но взгляд обшаривал углы, как будто он ждал засады.       Ламберт плюхнулся на кровать во второй комнате, пружины заскрипели под его весом.       — Мать твою, — проворчал он, пнув сапогом пол. — Спать на этой рухляди? Лучше бы я в Велене остался, там хоть упыри веселее.       Он бросил меч рядом, но его взгляд был насторожённым, как будто он не доверял тишине.       Внизу Золтан и Лютик осваивали свою комнату. Золтан занял кровать, бросив топор у изголовья, и растянулся с довольным хмыканьем.       — Мать твою, мягко, — буркнул он, закрывая глаза. — Это лучше, чем солома в таверне.       Лютик плюхнулся на диван, его лютня звякнула, когда он положил её рядом.       — О, Золтан, это поэзия! — воскликнул он, подпрыгивая на пружинах. — Спать в доме Евы! Я уже слышу мелодию: «Ночь в чужом мире»!       — Не храпи, бард, — бросил Золтан, не открывая глаз. — Или я тебя топором приглушу.       Трисс устроилась в своей комнате, её мантия легла на стул, а она села на кровать, задумчиво глядя в окно.       — Странное место, — тихо сказала она, её голос был полон смятения. — Магия тут почти не чувствуется… Ева, ты уверена, что тут безопасно?       Ева стояла в дверях гостиной, её взгляд был усталым.       — Надеюсь, — коротко ответила она. — Пока мы не будем выделяться, никто нас не тронет.       Она прошла к старому серванту у стены — массивному, с потёртым лаком и стеклянными дверцами. Её пальцы коснулись ручки, и она открыла его, её взгляд пробежался по полкам: старые чашки, пыльные салфетки, пара пожелтевших книг. Но что-то в глубине привлекло её внимание — плотный свёрток, завёрнутый в старую ткань.       Ева потянулась, её рука дрожала от усталости, и вытащила его, развернув на столе. Её дыхание остановилось. Это были деньги — бумажные купюры, аккуратно сложенные и перевязанные резинкой. Её бабушка копила их для детей и внуков, пряча в серванте на «чёрный день».       Родители знали об этом, но никогда не трогали, оставляя как память или запас. Ева пробежалась пальцами по пачке — их было много, достаточно, чтобы безбедно жить долгое время, даже такой большой компанией. Её сердце заколотилось от облегчения, и она тихо выдохнула. Это был шанс.       Она решила для себя — завтра утром она пойдёт в магазин. Купит продукты: хлеб, мясо, молоко для Каэлира, что-то простое, чтобы накормить всех. А ещё одежду — их доспехи, плащи, мантии выделялись бы здесь, как костёр в ночи. Ей нужно замаскировать их, сделать похожими на местных, пока они не найдут способ вернуться. Она сжала свёрток, её взгляд стал твёрже. Это был её мир, и она знала, как тут выжить.       Геральт спустился в гостиную, его шаги были тихими, но Ева услышала его.       — Нашла что-то? — спросил он, его голос был низким, взгляд упал на свёрток.       — Деньги, — ответила она, показывая купюры. — Тут их используют вместо монет. Хватит на еду и одежду. Завтра пойду в магазин.       Золтан вошёл следом, его глаза загорелись.       — Мать твою, бумага вместо золота? — буркнул он, трогая купюру. — Странный мир. Но если на пиво хватит, я не против.       Ламберт спустился, его лицо было кислым.       — Одежда? — проворчал он. — Ты хочешь, чтобы я надел эти тряпки, как местные? Да я лучше голым пойду.       Трисс вышла из своей комнаты, её взгляд был серьёзным.       — Это нужно, Ламберт, — сказала она. — Если мы выделимся, нас заметят. Ева права.       Лютик влетел в гостиную, чуть не уронив лютню.       — Одежда нового мира! — воскликнул он, его глаза сияли. — Ева, я хочу что-то яркое! С перьями! Это будет мой новый образ.       Ева хмыкнула, её усталость сменилась слабой улыбкой.       — Без перьев, Лютик, — сказала она. — Нам нужно быть незаметными.

***

      Ева проснулась от слабого света, пробивавшегося через занавески, и тихого сопения Каэлира рядом. Её веки были тяжёлыми, но голова больше не гудела — ночь без снов была редким подарком. Она села, потирая глаза, и посмотрела на сына — он шевельнулся, его маленькие пальцы сжали одеяло, и она улыбнулась, хоть её сердце всё ещё сжималось от тревоги.       Ева встала, её босые ноги коснулись холодного пола, и она тихо вышла в ванную, умыв лицо холодной водой из крана. Брызги стекали по её щекам, смывая остатки сна, и она посмотрела в зеркало — бледное лицо, тёмные круги под глазами, но взгляд был твёрдым. Ей нужно держать всё под контролем.       Вернувшись в комнату, она покормила Каэлира последними остатками молока из запасов, — пакет был почти пуст, и она вздохнула, её пальцы сжали свёрток с деньгами, который лежал на столе.       Еда заканчивалась, и им всем нужно было что-то есть. А ещё одежда — их доспехи, плащи, мантии были слишком чужими для этого мира. Ева решила идти в магазин одна. Остальные слишком выделялись бы — Геральт с его мечами, Ламберт с ворчливым видом, Трисс в мантии, Лютик с лютней. Они ещё не готовы к городу, да и город не готов к ним.       Это будет для них шоком — машины, люди, шум. Пусть привыкнут к дому сначала. Она собралась быстро, натянув старую куртку, что нашла в шкафу, и засунув деньги в карман.       Её взгляд скользнул по спящему Каэлиру, и она тихо вышла в гостиную. Герои ещё спали — их дыхание доносилось из комнат, перемежаясь слабым храпом Золтана. Ева оставила записку на столе: «Ушла в магазин. Скоро вернусь. Не выходите».       Она надеялась, что они не проснутся раньше её возвращения — особенно Лютик, который мог натворить бед с его любопытством. Ева открыла дверь, её сердце заколотилось от смеси тревоги и решимости. Сначала одежда — что-то простое, чтобы замаскировать их.       Потом продукты — хлеб, мясо, молоко, крупы. Она шагнула на крыльцо, вдохнув прохладный утренний воздух, и направилась к ближайшему магазину, который, как она помнила, был в пятнадцати минутах ходьбы.       Ева шагала по тихим улочкам своего родного мира, её шаги гулко отдавались по тротуару, а Каэлир остался дома под присмотром Трисс.       Утренний воздух был прохладным, с лёгким запахом мокрой листвы и выхлопных газов, а небо над головой было серым, с редкими проблесками солнца. Она осматривала окрестности, и её мысли закружились в водовороте ностальгии.       Вот знакомый забор, где она в детстве рисовала мелом, вот скамейка, где сидела с друзьями, болтая о пустяках, вот клумба, которую сажала соседка тётя Маша. Всё было таким же — и таким чужим. Её мир жил своей жизнью, пока она была в Велене, в Тир на Лиа, сражаясь с кошмарами, которых здесь никто не мог представить.       Её сердце сжалось от тоски по прошлому — простой жизни, где не было магии, эльфов, Гюнтера. Но она тут же одёрнула себя: той жизни больше нет, и ей нужно думать о настоящем.       Она дошла до небольшого торгового центра, что стоял в пятнадцати минутах от дома бабки. Сначала зашла в магазин одежды — простой, с рядами вешалок и яркими лампами. Ева быстро выбрала вещи: джинсы и свитер для Геральта, футболку и куртку для Ламберта, платье и кардиган для Трисс, рубашку и брюки для Золтана, а для Лютика — что-то яркое, но не слишком броское, чтобы он не ворчал. Ещё взяла пару детских комбинезонов для Каэлира.       Пакеты были тяжёлыми, но она сжала зубы, расплатилась частью бабкиных денег и вышла, её руки уже ныли. Потом она зашла в продуктовый магазин через дорогу. Там было шумно — звенели кассы, шуршали тележки, пахло свежим хлебом и кофе.       Ева набрала два больших пакета: хлеб, мясо, сыр, молоко, крупы, немного овощей, чай, сахар — всё, что могло прокормить такую разношёрстную компанию. Кассирша, пожилая женщина с усталым взглядом, пробила покупки медленно, и Ева чуть не застонала, когда та спросила: «Вам пакет в пакет положить?»       Она кивнула, лишь бы быстрее уйти, и вышла, её руки дрожали под весом. Обратный путь был мучением. Пакеты тянули вниз, пластиковые ручки впивались в ладони, а её спина ныла от нагрузки. Она останавливалась каждые несколько шагов, перекладывая ношу, и наконец, еле-еле добралась до дома, её дыхание было рваным.       Она толкнула калитку ногой и поднялась на крыльцо, её мысли были полны только одного: «Скорее бы это бросить».

***

      Пока Евы не было, дом бабки ожил своей странной жизнью. Герои спали допоздна, но Лютик проснулся первым, его любопытство не давало ему покоя. Он прокрался в гостиную, оставив Золтана храпеть в их комнате, и его взгляд упал на старый телевизор в углу — чёрный ящик с кнопками и пыльным экраном.       Ева оставила записку на столе: «Ушла в магазин. Скоро вернусь. Не выходите», но Лютик, конечно, не мог усидеть на месте.       — О, что за чудо? — пробормотал он, его глаза загорелись. Он подошёл к телевизору, трогая кнопки, и случайно нажал на красную. Экран вспыхнул с громким щелчком, и голос диктора — бодрый и громкий — разорвал тишину: «Сегодня в новостях: рекордный урожай картофеля!»       Лютик вскрикнул, отшатнувшись, и рухнул на диван, его лютня звякнула, упав на пол.       — О боги, это дух! — завопил он, размахивая руками. — Он говорит! Ева нас заколдовала!       Геральт выбежал из своей комнаты, меч в руках, его волосы были растрепаны.       — Что за шум? — рявкнул он, его взгляд метнулся к телевизору.       Ламберт спустился следом, его лицо было красным от раздражения.       — Какого хрена, бард?! — заорал он, держа сапог в руке. — Ты нас всех перебудил!       Золтан ввалился в гостиную, его топор был наготове.       — Мать твою, Лютик, это что ещё за чертовщина? — буркнул он, глядя на экран, где диктор продолжал говорить.       Трисс вышла последней, её мантия была накинута наспех.       — Это не магия, — сказала она, её голос был сонным, но твёрдым. — Это… устройство. Ева говорила про технику.       Лютик поднялся, его глаза сияли.       — Устройство?! — воскликнул он, подскакивая к телевизору. — Это гениально! Говорящий ящик!       Он снова нажал кнопку, и звук выключился, заставив его подпрыгнуть.       — О, оно живое!       Геральт опустил меч, его лицо было мрачным.       — Выключи это, — сухо сказал он. — Пока Ева не вернулась.       Но в этот момент дверь скрипнула, и Ева вошла, её руки дрожали под тяжестью пакетов. Она замерла, глядя на Лютика у телевизора и остальных в боевых позах, и хмыкнула.       — Что тут творится? — спросила она, её голос был полон усталого удивления.       Лютик обернулся, его глаза загорелись.       — Ева! — воскликнул он, размахивая руками. — Этот ящик… он говорит! Это магия? Или дух? Я включил его, и он ожил!       Ева хмыкнула, её губы дрогнули в слабой улыбке, но она покачала головой.       — Это не магия, — сказала она, её голос был мягким, но твёрдым. — Это телевизор. Он показывает картинки и звук. Люди тут записывают голоса и лица, чтобы потом их смотреть. Это техника, как машины.       Геральт опустил меч, его взгляд остался насторожённым.       — Техника, — повторил он, будто пробуя слово. — Как твои железные повозки?       — Да, — кивнула Ева. — Только это для… развлечения. Или новостей. Не трогайте его пока, ладно?       Золтан хмыкнул, убирая топор.       — Мать твою, говорящий ящик, — буркнул он, его голос был полон удивления. — Это что, вместо бардов теперь?       Ламберт фыркнул, бросив сапог на пол.       — Чушь какая-то, — проворчал он. — Картинки с голосами? Это мне мозги пудрит. Лучше уж упыри, чем этот бред.       Трисс подошла ближе, её взгляд скользнул по телевизору.       — Это… невероятно, — тихо сказала она. — Это как мегаскоп. Но я всё равно не понимаю, как это работает без магии.       Ева пожала плечами, её усталость проступила в голосе.       — Я тоже не до конца знаю, — призналась она. — Но это не важно. Главное, не включайте его громко. Соседи услышат.       Лютик прижал руку к груди, его глаза сияли.       — Ева, это гениально! — воскликнул он. — Я напишу песню! «Голоса в ящике»! Это будет шедевр!       Ева закатила глаза, но её взгляд упал на пакеты.       — Потом напишешь, — сказала она, её тон стал деловым. — Я принесла вещи. Одежду и еду.       Золтан шагнул к пакетам первым, его борода дрогнула, когда он нагнулся и вытащил свёрток.       — Это что? — буркнул он, разворачивая тёмно-синюю рубашку и брюки. — Бумага вместо доспехов?       Остальные подошли ближе, их любопытство пересилило усталость. Геральт взял джинсы и свитер, его пальцы пробежались по ткани.       — Мягкое, — тихо сказал он, его взгляд был задумчивым. — Но не для боя.       Ламберт выхватил футболку и куртку, его лицо скривилось.       — Это что, мне в этом ходить? — проворчал он, держа футболку двумя пальцами, как дохлую крысу. — Да я как дурак буду выглядеть. Где мой меч прятать?       Трисс взяла платье и кардиган, её глаза загорелись лёгким интересом.       — Это красиво, — сказала она, её голос был мягким. — Спасибо, Ева. Но как это носить?       Лютик схватил свою рубашку — ярко-зелёную, но без перьев, — и прижал к себе.       — О, Ева, это мой стиль! — воскликнул он, подпрыгивая. — Я буду звездой твоего мира! Где тут зеркало?       Ева хмыкнула, её усталость сменилась слабым облегчением.       — Переодевайтесь, — сказала она. — Это поможет вам не выделяться. А еду я сейчас разберу.       Она нагнулась к пакетам с продуктами, её руки всё ещё ныли от тяжести.       Золтан вытащил буханку хлеба, его глаза загорелись.       — Мать твою, это я понимаю, — буркнул он, нюхая хлеб. — А мясо где?       Ева кивнула на второй пакет.— Там, — сказала она. — И молоко для Каэлира. Потом приготовим.       Геральт посмотрел на неё, его взгляд стал серьёзнее.       — Ты одна ходила? — спросил он, его голос был тихим, но в нём чувствовалась тревога. Ева кивнула, её лицо напряглось.       — Да, — сказала она. — Вы бы слишком выделялись. Сначала одежда, потом… может, выйдем. Но не сейчас.

***

      Ева стояла в кухне дома бабки, её руки всё ещё дрожали от тяжести пакетов, когда она начала разбирать продукты. Старый деревянный стол поскрипывал под её движениями, а запах пыли смешивался с ароматом свежего хлеба, который она вытащила первым.       Каэлир тихо посапывал в гостиной, уложенный на диван с одеялом, и Ева бросила на него взгляд через дверной проём, её сердце слегка успокоилось от его мирного сна.       Она разложила покупки: буханку хлеба, кусок сыра, пакет молока, немного мяса в упаковке, крупы, овощи — морковь, картошку, лук. Её движения были быстрыми, привычными, но мысли всё ещё путались: магазин, деньги, одежда, тьма внутри неё.       Она нагнулась к последнему пакету и вытащила несколько бутылок пива — стеклянных, с потёртыми этикетками, которые она купила почти на автомате, зная, что это может сгладить ворчание героев, особенно Ламберта.       Ева хмыкнула, её губы дрогнули в слабой улыбке — пиво было слабым утешением в этом странном мире, но лучше, чем ничего. Дверь в кухню скрипнула, и Золтан вошёл первым, его шаги были тяжёлыми, а борода чуть дрогнула, когда он заметил бутылки.       — Мать твою, Ева, — прогудел он, его глаза загорелись. — Это что, местный эль? Ты молодец, девка.       Ева кивнула, её голос был усталым, но с ноткой тепла.       — Пиво, — сказала она. — Не такое, как у вас, но выпить можно. Бери.       Геральт появился следом, его джинсы и свитер сидели чуть неловко, но он уже привыкал. Он подошёл к столу, взял буханку хлеба и понюхал её.       — Свежий, — тихо сказал он, его голос был ровным.       Трисс вошла, её платье мягко шелестело, и она улыбнулась, увидев продукты.       — Ева, спасибо, — сказала она, её голос был мягким. — Это поможет нам продержаться.       Ламберт ввалился в кухню, его новая футболка была натянута криво, а лицо всё ещё выражало раздражение.       — Ну наконец-то еда, — буркнул он, но его взгляд упал на пиво, и он замер. — Это что, пойло? Ева, ты хоть что-то сделала правильно.       Лютик влетел последним, его зелёная рубашка сияла, а он уже напевал что-то про «пиво нового мира».       — О, Ева, ты гений! — воскликнул он, хватая бутылку.       Ева хмыкнула, её усталость чуть отступила от их реакции.       — Разбирайте, — сказала она, её голос стал деловым. — Пиво берите, но не напивайтесь. Нам ещё думать надо, как жить дальше.       Золтан схватил бутылку, открыл её с лёгким хлопком и сделал глоток.       — Мать твою, слабовато, — буркнул он, но его лицо смягчилось. — Но сойдёт. Лучше, чем ничего.       Ламберт взял пиво, его ворчание стало тише.       — Ладно, — проворчал он, отпивая. — Может, этот мир не полный отстой, если тут такое есть.       Геральт взял бутылку, но не пил, его взгляд остался серьёзным.       — Еда и одежда — это начало, — сказал он. — Трисс, что с магией?       Трисс вздохнула, её пальцы сжали край стола.       — Она слабеет, — сказала она. — Но Ева, твоя тьма… она всё ещё чувствуется. Завтра начнём тренировки.       Ева кивнула, её руки замерли над пакетом с картошкой.       — Хорошо, — тихо сказала она, её голос дрогнул от смеси решимости и страха. Она надеялась, что пиво хоть немного поднимет им настроение, пока она разбирается с этим хаосом.       К вечеру дом бабки наполнился запахом еды — простого ужина, который герои приготовили из продуктов Евы. Золтан взялся за мясо, поджарив его на старой сковороде, что нашёл в шкафу, а Ева сварила картошку и нарезала хлеб. Трисс помогла с овощами, её движения были аккуратными, хоть она и ворчала, что без магии всё слишком долго.       Геральт молча следил за процессом, а Лютик напевал что-то про «пир в чужом мире», пока Ламберт ворчал, что «это не таверна». Они поели в гостиной, сидя кто на диване, кто на стульях, и бутылки пива опустели, оставив слабый хмельной аромат в воздухе.       После ужина каждый занялся своим. Геральт сидел у окна, глядя на улицу, его пальцы постукивали по рукояти меча, всё ещё лежавшего рядом — привычка, от которой он не мог избавиться.       Золтан растянулся на диване с довольным хмыканьем, бурча про «мягкость здешних лежаков». Трисс ушла в свою комнату, листая старую тетрадь, что нашла на полке, пытаясь понять, как этот мир обходится без магии.       Лютик устроился в углу гостиной, его взгляд упал на книжную полку — деревянную, с потёртыми корешками. Он вытащил одну книгу — потрёпанный роман с яркой обложкой — и открыл её, его глаза расширились от удивления.       — О боги, — пробормотал он, его голос был полон изумления. — Я понимаю это! Ева, почему я понимаю язык твоего мира? Это что, магия?       Ева, стоявшая на кухне, обернулась через дверной проём, её руки были в мыльной пене от посуды.       — Это не магия, — сказала она, её голос был усталым, но с ноткой веселья. — Ты просто… знаешь язык. Может, портал что-то сделал. Или ты просто гений, Лютик.       — Гений! — воскликнул он, подпрыгивая. — Я знал это! Ева, это книга о любви! Я напишу балладу по ней!       Он начал листать страницы, напевая что-то про «страсть в чужих краях».       Ева хмыкнула, возвращаясь к мойке. Она мыла тарелки, её движения были механическими, а мысли кружились вокруг дня — магазина, денег, её тьмы. Вода журчала, смывая остатки ужина, и она почти расслабилась, пока не услышала шаги за спиной. Ева обернулась, её руки замерли в пене, и её брови вопросительно поднялись.       Это был Ламберт. Он вышел из ванной, его волосы были влажными, а вокруг бёдер было обёрнуто полотенце — старое, с выцветшим узором, едва державшееся. Его грудь блестела от капель воды, а лицо было расслабленным, но с привычной кривой ухмылкой. Ева буркнула, её голос был полон усталого раздражения:       — Можно было и одеться, Ламберт.       Он фыркнул, шагнув ближе, его ухмылка стала шире.       — Чего? — проворчал он, его голос был язвительным. — Испугалась голого мужика, эльфийская подстилка? Или ты только остроухих любишь, а нормальные парни не в твоём вкусе?       Ева закатила глаза, её щёки чуть порозовели от раздражения, но она не отвела взгляд.       — Ты не в моём вкусе, потому что ведёшь себя как осёл, — бросила она, её голос стал резче. — Одежда в гостиной, возьми и прикройся. Не хватало ещё, чтобы соседи в окно увидели.       Ламберт хмыкнул, его взгляд был полон издёвки.       — Соседи? — проворчал он. — Да пусть смотрят. Может, хоть развлекутся в этой скучной дыре.       Ева сжала губы, её руки стиснули губку сильнее, чем нужно.       — Иди переоденься, Ламберт, — сказала она, её голос стал холодным. — И оставь свои шуточки при себе.       Он фыркнул, но развернулся, его полотенце чуть не соскользнуло, и пошёл в гостиную, бросив через плечо:       — Как скажешь, принцесса остроухих.       Ева покачала головой, её раздражение сменилось усталостью, и она вернулась к посуде, её мысли снова ушли в тьму, что ждала её впереди.