Aedd Caerme

      Ева вышла из мастерской Элихаля вслед за Лютиком, кутаясь в старый плащ поверх нового платья. Ткань шёлка непривычно скользила по коже, и она то и дело поправляла подол, чувствуя себя немного неловко.       Лютик шагал впереди, напевая что-то про "деву в синем" и размахивая руками, будто дирижируя невидимым оркестром. Новиград обволакивал их вечерним шумом — крики торговцев, что сворачивали свои лотки, звон колоколов вдалеке, запах мокрой мостовой и жареной рыбы.       Они свернули в узкий переулок, где дома нависали над улицей, отбрасывая длинные тени. Ева ускорила шаг, стараясь не отставать, но её взгляд вдруг зацепился за фигуру в тёмном углу. Человек в плаще стоял у стены, лицо скрыто капюшоном, но она чувствовала его взгляд — цепкий, холодный, как будто он знал её.       Её сердце дрогнуло, пальцы сжали край плаща. Гюнтер? Или кто-то хуже? Она остановилась, обернувшись к Лютику.       — Лютик, там... кто-то смотрит, — тихо сказала она, кивнув в сторону переулка.       Лютик обернулся, прищурившись, и беззаботно махнул рукой.       — О, Ева, да это, поди, пьяница какой-то или бандит мелкий! В Новиграде таких полным-полно, особенно вечером. Не волнуйся, моя прекрасная, я спасу тебя от всех злодеев, что посмеют напасть!       Он картинно выпятил грудь, хлопнув себя по боку, где висел кинжал, который он, похоже, ни разу не доставал.       — Я ведь герой баллад, знаешь ли!       Ева покачала головой, не сдержав лёгкого смеха. Его бравада была нелепой, но тёплой, и немного сняла напряжение. Она бросила ещё один взгляд в переулок — фигура исчезла, растворившись в тенях.       Может, и правда пьяница. Или её разум снова играет с ней? Она выдохнула и пошла за Лютиком, стараясь не думать об этом.       "Зимородок" встретил их гулом голосов и запахом эля, смешанным с дымом от очага. Лютик протолкался к столику у стены, гордо указав Еве на стул.       — Вот, садись, моя муза! Отсюда Присциллу будет слышно лучше всех! — Он плюхнулся напротив, уже оглядываясь в поисках знакомых.       Ева сняла плащ, повесив его на спинку стула, и села, тут же почувствовав, как платье обтягивает её талию. Глубокое декольте открывало больше, чем она привыкла, и она невольно скрестила руки на груди, пытаясь прикрыться.       Ей было неуютно — не от взглядов, а от самой себя в этой роли. Она давно не чувствовала себя женщиной, которую можно заметить, и это ощущение было чужим, почти пугающим. За соседним столиком сидели знакомые краснолюды — пара бородачей из банды Тесака, с кружками эля и картами в руках. Один из них, с густой рыжей бородой и шрамом через щеку, заметил Еву и присвистнул, ухмыльнувшись.       — Ну, мать твою, теперь понятно, почему тот эльф её в плен схватил. В таком виде я б тоже не отпустил, — буркнул он, подмигнув товарищу.       Ева напряглась, её щёки вспыхнули, а в груди закололо от воспоминаний об Имлерихе. Но второй краснолюд — лысый, с серьгой в ухе — тут же дал ему подзатыльник, так что тот чуть не пролил эль.       — Заткнись, Рори, придурок! Не видишь, что девка не для твоих сальных шуточек? — Он бросил на Еву быстрый взгляд, почти извиняющийся, и добавил тише: — Не слушай его, он дурак, мать его.       Ева слабо кивнула, опустив взгляд на стол. Лютик, заметив её смятение, тут же вскинулся, ткнув пальцем в сторону краснолюдов.       — Эй, вы, бородатые невежи! Ева — моя муза, а не повод для ваших грязных языков! Ещё слово, и я напишу про вас такую балладу, что вас каждый трактирный пьяница высмеивать будет!       Рори сплюнул в сторону, но замолчал, а второй краснолюд хмыкнул, подняв кружку.       — Ладно, бард, не ори. Пей свой эль и не лезь.       Ева слегка улыбнулась, глядя на Лютика. Его защита была громкой, но искренней, и это немного прогнало её неловкость. Она откинулась на стуле, стараясь привыкнуть к платью и шуму вокруг. "Зимородок" жил своей жизнью — смех, звон кружек, обрывки разговоров.       Ева сидела за столиком, её пальцы нервно теребили край рукава нового платья. Шум "Зимородка" — смех, звон кружек, грубые голоса — обволакивал её, но она всё ещё чувствовала себя немного чужой.       Её взгляд блуждал по толпе, выхватывая лица в тусклом свете свечей. И вдруг — снова он. Тот человек в тёмном плаще, у дальней стены, почти слившийся с тенями. Его лицо скрывал капюшон, но Ева могла поклясться, что он смотрит прямо на неё. Её дыхание сбилось, пальцы сжались в кулак.       — Ева, смотри, вот она! — голос Лютика вырвал её из оцепенения. Он кивнул на сцену, сияя от восторга. — Присцилла выходит!       Ева моргнула и повернулась туда, куда он указывал. Когда она снова бросила взгляд в угол, незнакомец исчез — будто растворился в толпе или никогда там и не стоял. Она выдохнула, прижав руку к груди.       "Накручиваю себя," — подумала она, стиснув зубы. Новиград полон странных типов в плащах — пьяниц, бандитов, шпионов. Не нужно видеть угрозу в каждом. Она заставила себя расслабиться, откинувшись на стуле, и перевела взгляд на сцену.       На деревянный помост вышла Присцилла — стройная, с золотыми волосами, что струились по плечам, и мягкой улыбкой, которая будто освещала зал. Её платье было простым, но изящным, а в руках она держала лютню, такую же, как у Лютика, только чуть меньше.       Толпа затихла, даже краснолюды за соседним столиком перестали звякать кружками. Присцилла коснулась струн, и её голос — чистый, звонкий, как ручей — полился над "Зимородком".       Она пела балладу о Белом Волке — Геральте из Ривии. Слова текли плавно, рассказывая о его битвах с чудовищами, о дороге, полной крови и тоски, о сердце, что ищет потерянное. Ева замерла, её дыхание замедлилось. Голос Присциллы проникал в неё, как ветер в старый лес, будя воспоминания. Геральт — его суровый взгляд, его голос, обещавший помощь, его спина, удаляющаяся к Шаэрраведду. Её пальцы невольно сжали край стола, а в груди закололо — не от страха, а от чего-то тёплого и горького одновременно. Лютик рядом шепнул, наклонившись к ней:       — Ну что, Ева, я же говорил — она волшебница! Слышала, как она поёт про Геральта? Это я ей идею подкинул, между прочим!       Ева слабо улыбнулась, не отрывая глаз от Присциллы. Песня текла дальше — о Цири, о судьбе, о тенях, что преследуют ведьмака. И Ева вдруг почувствовала, как слёзы жгут глаза. Не от боли, а от странного облегчения.       Она вспомнила леса Велена, холод Тир на Лиа, крики Каэлира в её руках. Но здесь, в этом шумном кабаке, под голос Присциллы, всё это казалось чуть дальше, чуть легче. Она моргнула, прогоняя влагу, и шепнула:       — Да, Лютик. Ты был прав. Она... удивительная.       Присцилла закончила балладу, последние ноты повисли в воздухе, и зал взорвался аплодисментами. Краснолюды за соседним столиком хлопали кружками по столу, кто-то свистел, а Лютик вскочил, крича: "Браво, моя звезда!"       Ева хлопала тихо, её ладони едва касались друг друга, но внутри что-то шевельнулось — впервые за долгое время она почувствовала себя частью этого мира, а не просто беглянкой.       Но тень в плаще всё ещё крутилась в её мыслях. Она бросила быстрый взгляд по сторонам — его не было. Пока не было. Ева выдохнула, решив, что это её воображение. Сегодня она хотела просто слушать музыку. Только музыку.       Выступление Присциллы закончилось под громкие аплодисменты, и "Зимородок" снова загудел — смех, звон кружек, обрывки споров. Ева сидела за столиком, всё ещё под впечатлением от баллады. Её пальцы расслабились на столе, а в груди осталось лёгкое тепло от голоса Присциллы, который будто на миг прогнал её тревоги. Лютик рядом сиял, потягивая эль и болтая без умолку.       — Ну, Ева, что я тебе говорил? — Он театрально взмахнул рукой, чуть не задев кружку. — Присцилла — это чудо! А как она спела про Геральта, а? Я, между прочим, помогал ей с этой балладой — подсказал пару строчек, добавил драмы! Теперь пойдём, познакомлю тебя с ней, она будет в восторге от такой музы, как ты!       Ева слабо улыбнулась, качая головой.       — Лютик, может, не надо? Я и так... — начала она, но он уже вскочил, потянув её за руку.       — Никаких "не надо"! Ты должна встретиться с ней, Ева! Это будет легендарный момент — две прекрасные девы, вдохновляющие поэтов! Идём, идём!       Он чуть не опрокинул стул, полный энтузиазма, и уже сделал шаг к сцене, когда путь ему преградила фигура.Молодая женщина — высокая, с тёмными волосами, заплетёнными в тугую косу, и грозным взглядом — встала перед их столиком, скрестив руки на груди. Её платье было простым, но аккуратным, а в ушах покачивались медные серьги. Она смотрела на Лютика так, будто собиралась прожечь в нём дыру, и Ева невольно отодвинулась, чувствуя, что сейчас будет буря.       — Лютик, — голос женщины был низким, с ноткой ярости, которую она едва сдерживала. — Ты, значит, опять здесь? А я-то думала, ты сгинул где-то в Туссенте, как обещал в прошлый раз!       Лютик замер, его улыбка дрогнула, а глаза забегали, как у пойманного вора. Он кашлянул, пытаясь вернуть себе уверенность, и расправил плечи.       — О, э-э... Маргарита, дорогая! Какая встреча! Ты всё так же прекрасна, как... как роза в утренней росе! — Он попытался взять её за руку, но она резко отдёрнула её, ткнув пальцем ему в грудь.       — Не смей мне тут петь свои песенки, прохвост! — рявкнула она. — Ты обещал мне звёзды с неба, балладу в мою честь и вечную любовь, а потом сбежал с той рыжей шлюхой из порта! А теперь сидишь тут с другой? — Её взгляд метнулся к Еве, и та вжалась в стул, подняв руки.       — Я не... мы не... — начала Ева, но Маргарита уже переключилась обратно на Лютика.       — Кто она, а? Ещё одна дура, которую ты обаял своими стишками? Говори, пока я тебе эту твою лютню в глотку не засунула!       Лютик побледнел, но тут же выпрямился, театрально прижав руку к груди.       — Маргарита, ты ранишь меня! Ева — моя муза, чистое вдохновение, а не то, что ты думаешь! Между нами ничего такого, клянусь всеми богами! А та рыжая... это было недоразумение, чисто творческое! Я писал балладу о её волосах, и...       — О её волосах?! — Маргарита шагнула ближе, её глаза сверкнули. — А как же мой портрет, что ты обещал повесить в каждом кабаке от Новиграда до Скеллиге? Ты, лживый хрен, я три ночи не спала, пока ты пел мне про вечность!       Ева не выдержала и прыснула со смеху, прикрыв рот рукой. Ситуация была нелепой — грозная Маргарита, пылающая праведным гневом, и Лютик, который метался между оправданиями и лестью, как кот на горячей крыше. Лютик бросил на неё умоляющий взгляд, но Ева только покачала головой, сдерживая улыбку.       — Ева, не смейся, помоги мне! — простонал он, но Маргарита уже схватила его за воротник.       — Помочь тебе? Да я тебе сейчас помогу в очаг улететь! — Она потянула его к себе, но Лютик вывернулся, чуть не упав на стол.       — Маргарита, клянусь, я напишу тебе балладу прямо завтра! "О девице с косой, что сердца разбивает"! Лучше, чем у Присциллы, честное слово!       Он отступил назад, споткнувшись о стул, и рухнул на пол, вызвав хохот у краснолюдов за соседним столиком.Маргарита фыркнула, скрестив руки.       — Завтра, говоришь? Я тебя до завтра придушу, если ещё раз увижу! — Она развернулась и ушла, бросив напоследок: — И не смей мне больше писать, пока не выучишь, что такое верность, бард паршивый!       Лютик поднялся, отряхивая штаны, и сел обратно, пытаясь вернуть себе достоинство. Его шляпа с пером съехала набок, а лицо раскраснелось. Он посмотрел на Еву, которая всё ещё тихо смеялась, и буркнул:       — Ну вот, Ева, видишь, какие страсти я ради искусства переношу? Это всё ради поэзии, клянусь!       Ева покачала головой, её смех наконец стих, оставив только мягкую улыбку.       — Лютик, ты неисправим. Как ты вообще до сих пор жив с таким количеством разгневанных дам?Он пожал плечами, ухмыльнувшись.       — О, моя прекрасная, это мой дар и моё проклятье! Но ради твоей улыбки я готов терпеть хоть сотню Маргарит. Ну что, идём к Присцилле?       Ева кивнула, всё ещё посмеиваясь. Впервые за вечер её тревога отступила, затерявшись в этой нелепой сцене. Может, "Зимородок" и правда был не таким страшным местом.       Шум "Зимородка" немного утих после скандала с Маргаритой — посетители вернулись к своим кружкам и спорам, а краснолюды за соседним столиком всё ещё посмеивались, подначивая друг друга. Лютик оправился от падения, поправив шляпу и театрально отряхнув пыль с рукава. Он бросил на Еву хитрый взгляд, будто ничего и не случилось, и снова вскочил со стула.       — Ну, Ева, теперь точно пора! — заявил он, протягивая ей руку. — Никакие Маргариты мира не остановят меня от великой миссии — познакомить тебя с Присциллой! Идём, моя муза, она ждёт за сценой!       Ева заколебалась, но его энтузиазм оказался заразительным. Она встала, поправив платье, которое всё ещё казалось ей слишком непривычным, и последовала за ним. Лютик протолкался через толпу, здороваясь с каждым вторым — то хлопал кого-то по плечу, то подмигивал девицам у стойки.       Ева держалась рядом, её взгляд то и дело скользил по лицам, но незнакомца в плаще больше не было видно. Может, и правда показалось. За сценой их встретил полумрак — деревянные балки, запах смолы и старой ткани.       Присцилла сидела на скамье, укладывая лютню в чехол. Её золотые волосы мягко блестели в свете масляной лампы, а лицо было спокойным, почти умиротворённым после выступления. Она подняла взгляд, заметив Лютика, и улыбнулась.       — О, Лютик, ты опять с новой спутницей? — голос её был лёгким, с едва заметной насмешкой. — Сколько муз у тебя на этой неделе?       Лютик прижал руку к груди, притворно обижаясь.       — Присцилла, ты ранишь меня! Это не просто спутница, это Ева — моя самая вдохновляющая муза! Она работает в "Шалфее и Розмарине", и я привёл её послушать тебя. Скажи, разве она не достойна баллады?       Присцилла перевела взгляд на Еву, её глаза — ясные, голубые — смягчились. Она встала, отложив лютню, и протянула руку.       — Рада познакомиться, Ева. Лютик, конечно, преувеличивает, но ты и правда выглядишь так, будто в тебе есть история. Как тебе моя песня?       Ева пожала её руку, чувствуя себя немного неловко под её взглядом. Её голос был тихим, но искренним.       — Она была... красивая. Очень. Особенно про Геральта. Я... я его знаю, немного.       Присцилла слегка приподняла брови, но не стала расспрашивать. Вместо этого она кивнула на скамью рядом.       — Садись, поболтаем. Лютик, принеси нам эля, будь полезен хоть раз. Лютик фыркнул, но послушно ушёл к стойке, бормоча что-то про "неоценимую поддержку искусства". Ева села, её пальцы теребили край платья, пока Присцилла устраивалась напротив. Тишина за сценой была мягкой, почти уютной, и Ева почувствовала, как напряжение в груди чуть отпускает.       — Так ты знакома с Геральтом? — начала Присцилла, её тон был лёгким, но любопытным. — Он не из тех, кто легко заводит друзей. Как вы пересеклись?       Ева замялась, подбирая слова. Вся правда — Велен, Дикая Охота, Имлерих — была слишком тяжёлой для этого вечера.       — Он помог мне однажды, давно. Вытащил из беды. А потом пути разошлись, — сказала она, опустив взгляд. — Твоя песня... она напомнила мне о том времени. Но в хорошем смысле.       Присцилла кивнула, её улыбка стала теплее.       — Рада слышать. Геральт — странный человек, но в нём есть что-то... настоящее. Я писала эту балладу после одной из его историй, что Лютик мне рассказал. Правда, он, наверное, половину выдумал.       Ева слабо улыбнулась, представив, как Лютик приукрашивает подвиги ведьмака. Присцилла наклонилась чуть ближе, её голос стал тише.       — Знаешь, Ева, у тебя глаза такие... глубокие. Будто ты видела больше, чем говоришь. Но я не буду лезть, обещаю. Просто скажи, если захочешь поболтать. Или спеть — у меня всегда найдётся лютня для хорошей компании.       Ева подняла взгляд, её щёки чуть порозовели от неожиданной доброты.       — Спасибо. Я... я не пою. Но послушать — с радостью. Ты правда здорово выступила.       Лютик вернулся с двумя кружками эля, чуть расплескав его по дороге, и плюхнулся рядом.       — Вот, дамы, наслаждайтесь! Присцилла, я же говорил, что Ева — особенная? Она даже Маргариту пережила без единой царапины!       Присцилла рассмеялась, её смех был звонким, как её голос на сцене.       — О, я слышала ваш шум! Лютик, ты когда-нибудь перестанешь попадать в такие истории?       — Никогда! — гордо заявил он, подняв кружку. — Это мой долг перед поэзией! За Еву и её первый вечер в "Зимородке"!       Ева подняла кружку, чокнувшись с ними. Эль был горьким, но тёплым, и она сделала маленький глоток, чувствуя, как этот момент — простой, почти обыденный — становится её маленьким убежищем.       Присцилла и Лютик болтали о музыке, о Новиграде, о каких-то нелепых приключениях, а Ева слушала, иногда кивая или улыбаясь. Впервые за долгое время она не думала о тенях в плащах или прошлом, что гналось за ней. Пока не думала.