Aedd Caerme

      Ева просыпалась несколько раз — то от собственного вскрика, то от плача Каэлира. Каждый раз проверяла, на месте ли он, гладя его маленькую головку, пока он снова не засыпал. Ночь тянулась бесконечно, полная теней и шорохов.       Под утро дверь распахнулась с грохотом, и в склад ввалился Тесак, его борода была мокрая от утренней росы, а в руках он нёс кувшин.       — Подъём, мать твою! Хватит дрыхнуть, как сраная принцесса!       Ева вскочила, прижимая Каэлира, её сердце заколотилось. Тесак плюхнулся на стул, стукнув кувшином о стол.       — Нашёл тебе место, девка. Мой кореш, Золтан Хивай, держит кабак — "Шалфей и Розмарин", слыхала, небось? Говорит, можешь там горшки таскать, официанткой, хер ли. И комнатёнку даст маленькую, чтоб с этим твоим сопляком жить. Работай, не пиздец уж, и будешь под крышей. Ну, что скажешь?       Ева замерла, переваривая слова. Золтан Хивай. Имя всплыло в памяти — Геральт как-то упоминал его, называл другом. Надёжным, хоть и грубоватым. Она посмотрела на Каэлира, потом на Тесака, и в груди затеплилась слабая искра надежды.       — Это... хорошая идея. Спасибо,— голос был тихим, но твёрдым.       Тесак хмыкнул, почесав бороду.       — Спасибо, мать твою, в карман не положишь. Отрабатывать будешь всё равно, поняла? Золтан — не благотворитель ебаный. А теперь собирайся, пошли, пока эти сраные охотники опять не припёрлись.       Ева кивнула, поднимаясь с тряпья. Она не знала, что ждёт её в "Шалфее и Розмарине", но имя Золтана — друга Геральта — звучало как обещание защиты. Пусть временной, пусть зыбкой. Но пока этого хватит.И всё же, где-то в глубине, она чувствовала: ни Имлерих, ни Гюнтер о’Дим не оставят её в покое. Это лишь начало.

***

      Тесак шагал впереди, его топор покачивался на плече, а борода развевалась на ветру, как знамя. Ева следовала за ним, прижимая Каэлира к груди, её шаги были неуверенными, но она старалась не отставать. Утренний Новиград окружал её со всех сторон — шумный, грязный, живой.       Они шли через узкие улочки, где дома из камня и дерева нависали над мостовой, их фасады покрывала копоть, а крыши терялись в сером небе. Ева смотрела по сторонам, её взгляд скользил по людям и нелюдям, снующим мимо.       Вот торговец с красным лицом орал, расхваливая рыбу, от которой воняло за милю. Вот эльф в потрёпанном плаще торопливо шёл, пряча глаза от стражи. А там, у стены, краснолюд с молотом в руках чинил тележку, ругаясь на чём свет стоит.       Этот город был чужим, хаотичным, но в нём кипела жизнь — не та холодная, выверенная жизнь Тир на Лиа, а что-то настоящее, пусть и грубое. Она подумала об Имлерихе. О том, как он бы скривился, увидев эту грязь, эту толпу. Он ненавидел людей, называл их "муравьями", но сам был хуже любого зверя. А Гюнтер о’Дим...       Ева сжала Каэлира чуть сильнее. Этот город, может, и спрячет её от них, но надолго ли? Она чувствовала себя мышью, бегущей от двух кошек — одна с клыками, другая с улыбкой.       — Шевели ногами, мать твою!— рявкнул Тесак, обернувшись. — Не на прогулке, девка. Чем быстрее дойдём, тем меньше шансов, что эти сраные охотники нас вынюхают.       Ева молча кивнула, ускоряя шаг. Наконец они вышли к небольшой площади, где над дверью кабака висела потёртая вывеска: "Шалфей и Розмарин". Оттуда доносились смех, звон кружек и резкий запах эля с травами. Тесак пнул дверь и шагнул внутрь, махнув Еве следовать. Внутри было тепло, дымно и шумно.       Деревянные столы были уставлены кружками, за ними сидели люди, краснолюды и даже пара эльфов, громко спорящих о чём-то. Ева замерла у порога, её взгляд метался по комнате.       Потёртые стены, увешанные старыми лентами и выцветшими гобеленами, пахли сыростью и специями. У стойки толпились посетители, а за ней стоял крепкий краснолюд с густой бородой и добродушной, но хитрой улыбкой — Золтан Хивай. Тесак подошёл к нему, хлопнув ладонью по стойке.       — Золтан, мать твою, вот тебе работница! Ева зовут. С сопляком своим, но руки вроде не из жопы растут. Бери её, а я пошёл, дел по горло.       Золтан смерил Еву взглядом, его глаза блеснули любопытством.       — Ну, добро пожаловать, коли так. Тесак сказал, ты официанткой можешь? Кружки таскать, за столами следить — справишься? Комнатка у меня есть, маленькая, но для тебя с малым хватит.       Ева кивнула, её голос был тихим, но твёрдым.       — Справлюсь. Спасибо.       Золтан хмыкнул, почесав бороду.       — Ну и ладно. Только смотри, тут народ бывает всякий — пьяницы, да и похуже. Держи ухо востро.       Тесак сплюнул на пол и хлопнул Золтана по плечу.       — Всё, бывай, старый хрен. Не подохни тут со своим пойлом. И ты, девка, веди себя тихо. Увидимся ещё, если не сдохнешь.       Он развернулся и ушёл, оставив за собой запах пота и эля. Ева проводила его взглядом, чувствуя странную смесь облегчения и тревоги. Золтан кивнул ей на дверь за стойкой.       — Иди туда, устраивайся. Потом выйдешь, начнёшь.       Но тут её внимание привлёк громкий голос у стойки. Высокий мужчина с ярким пером в шляпе — явно Лютик — размахивал руками, возмущённо обращаясь к какому-то бедолаге с кружкой.       — Да как ты смеешь, невежа! Я три часа сочинял эту балладу, а ты, дубина, пролил на неё эль! Это был шедевр, понимаешь? Шедевр! Теперь мне придётся начинать заново, а вдохновение, между прочим, не растёт на деревьях!       Посетитель, пьяный вусмерть, лишь икнул и попытался похлопать Лютика по плечу, но промахнулся и рухнул лицом в лужу эля на стойке. Лютик взвыл, как раненый кот:       — О боги, за что мне это?! Золтан, сделай что-нибудь с этим скотом!       Золтан расхохотался, его голос загремел над шумом.       — Лютик, мать твою, заткнись и пей дальше! Никто твои сопли слушать не будет, пока трезвый.       Ева невольно улыбнулась, глядя на эту сцену. Впервые за долгое время в её груди шевельнулось что-то похожее на тепло. Но оно быстро угасло — она знала, что это лишь минутная передышка. Имлерих и Гюнтер где-то там, и их тени уже тянутся к ней через этот шумный город.       Золтан проводил Еву к маленькой двери за стойкой, ткнув пальцем в сторону узкого коридора.       — Вот твоя комнатёнка, там. Не дворец, но жить можно. Устраивайся, а потом выходи — работы тут всегда хватает.       Ева кивнула, благодарно взглянув на него, и шагнула внутрь. Комната оказалась крошечной — деревянная кровать с продавленным матрасом, шаткий стол да табурет в углу. На стенах проступали пятна сырости, а через щель в окне тянуло холодом. Но это было лучше, чем ничего. Она опустилась на кровать, осторожно уложив Каэлира рядом, и развязала узелок с тряпьём, где хранила немного еды — кусок хлеба и немного молока, что дал Тесак.       Каэлир зашевелился, его маленькие ручки потянулись к ней, и Ева поднесла к его губам тряпицу, смоченную молоком. Он жадно принялся сосать, а она смотрела на него, чувствуя, как усталость сжимает её виски. Эти серо-голубые глаза — глаза Имлериха — снова укололи её, как нож. Она вспомнила его руки, сжимавшие её горло, его голос, обещавший забрать Каэлира.       Побег из Тир на Лиа мелькал в памяти — тёмный лес, крики, магический вихрь портала. Удалось ли ей уйти? Или он уже идёт по её следу? А Гюнтер о’Дим... Его улыбка преследовала её даже здесь. Что он попросит? Её жизнь? Каэлира? Или что-то хуже? Она вздрогнула, прогоняя мысли, и погладила малыша по головке. Каэлир допил молоко и вскоре уснул, его дыхание стало ровным, почти неслышным.       Ева прикрыла его одеялом и поднялась, потирая ноющие плечи. Нужно было осмотреться.       Она вышла в главный зал "Шалфея и Розмарина". Час был поздний, и таверна опустела — лишь несколько завсегдатаев тихо сидели за столами, потягивая эль.       Огонь в очаге потрескивал, отбрасывая тёплые отблески на потёртые стены. Ева вдохнула запах трав и жареного мяса, чувствуя, как шум города остался где-то далеко. Если Каэлир проснётся, она услышит — здесь было тихо, почти спокойно.       — Эй, Ева!— окликнул её Золтан от стойки, вытирая кружку тряпкой. — Иди сюда, потолкуем.       Она подошла, её шаги были осторожными. Рядом с Золтаном сидел Лютик, облокотившись на стойку, с пером в шляпе, слегка помятым после бурного вечера. Увидев Еву, он тут же расплылся в улыбке и театрально прижал руку к груди.       — О, прекрасная незнакомка! Наконец-то свет твоей красоты озарил этот угрюмый кабак! Позволь представиться — Лютик, бард, поэт и, смею сказать, лучший любовник к северу от Яруги!       Золтан закатил глаза и ткнул его локтем.       — Заткнись, мать твою, Лютик. Не пизди тут своими стишками. Дай поговорить по делу.       Ева слабо улыбнулась, но осталась настороже. Золтан кивнул ей на табурет.       — Садись. Тесак сказал, ты в бегах. Кто ты вообще такая? Откуда свалилась с этим малышом?       Ева опустилась на табурет, её пальцы нервно сжали край стола. Она знала, что правду говорить нельзя — ни про Имлериха, ни про Aen Elle, ни про кинжал Гюнтера. Только то, что звучит правдоподобно.       — Я Ева. Бежала от отца ребёнка. Он эльф. Жестокий. Бил меня, хотел забрать Каэлира. Я не могла остаться, вот и всё.       Золтан прищурился, изучая её, но кивнул.       — Эльф, значит? Остроухие — те ещё ублюдки, бывает. Ну, раз сбежала — дело твоё. Главное, чтоб он сюда за тобой не припёрся. Нам тут проблем не надо.       Лютик, не выдержав, снова влез:       — О, какая драма! Беглянка с младенцем, спасающаяся от злодея! Это же готовая баллада! Представь: "В ночи бежала дева, с дитя на руках, от эльфа-злодея, что сеял страх..."       Золтан швырнул в него тряпкой, попав прямо по шляпе.       — Да замолчи ты, хрен певучий! Ещё одно слово, и я тебя в бочку с элем засуну!       Лютик возмущённо фыркнул, но тряпку снял и принялся её разглядывать, бормоча что-то про "неоценимый ущерб гениальности".       Ева невольно улыбнулась шире — впервые за долгое время ей стало чуть легче.       Ева сидела за стойкой, её пальцы всё ещё сжимали край стола, пока Золтан вытирал очередную кружку, бросая на неё короткие взгляды. Лютик рядом вертел в руках перо, явно готовый влезть в любой разговор. Таверна была почти пуста, лишь тихий гул голосов да потрескивание очага нарушали тишину.       Золтан откашлялся, его голос был низким и слегка хриплым.       — Ну, слушай, Ева, как тут всё работает. У нас просто: таскаешь кружки, подаёшь жратву, собираешь монеты. Если кто пьяный буянить начнёт — зови меня, разберусь. Народ тут разный — и люди, и нелюди, и всякие придурки, так что держи глаза открытыми. И не давай себя лапать, если что — бей по морде, тут это в порядке вещей.       Лютик тут же вскинулся, театрально взмахнув рукой.       — О, Золтан, ты забыл упомянуть главное! Её очаровательная улыбка станет украшением этого заведения! Представь: "Дева с подносом, что сердца пленяет..."       Золтан бросил на него тяжёлый взгляд и швырнул тряпку, но на этот раз промахнулся.       — Да заткнись ты, мать твою, Лютик! Не до твоих стишков. Ещё одно слово, и будешь пол мыть своей сраной шляпой.       Ева слегка улыбнулась, но её мысли были далеко. Золтан продолжил, понизив голос.       — В Новиграде сейчас неспокойно, сама видишь. Охотники за ведьмами шныряют, как крысы, костры жгут чуть ли не каждый день. А в лесах неподалёку скоя’таэли опять подняли голову — мы с ними, бывало, дела вели, ну, всякое там...       Он вдруг осёкся, кашлянул и махнул рукой, будто отгоняя лишние слова.       — Хотя хер с ним, тебе это знать не надо. И так лишних ушей кругом хватает.       При упоминании скоя’таэлей глаза Евы слегка расширились. Исенгрим. Его имя вспыхнуло в её памяти, как искра — его холодный взгляд, его голос, полный боли и гордости. Она почти почувствовала запах леса, где он однажды держал её за руку, обещая защиту. Но всё это осталось в прошлом, и она стиснула зубы, прогоняя воспоминания. Никто здесь не должен знать. Никогда. Золтан, не заметив её реакции, продолжил, почесав бороду.       — Да и вообще, тут всякое творится. Хорошо, что у меня есть друг-ведьмак, помогает, когда совсем припрёт. Крепкий малый, хоть и сраный идеалист иногда.       Ева вскинула голову, её голос дрогнул.       — Ведьмак? Это... не Геральт ли?       Золтан замер, прищурившись, но прежде чем он успел ответить, Лютик вскочил со стула, чуть не опрокинув кружку.       — Геральт?! Ты знаешь Белого Волка?! О боги, это судьба! Прекрасная Ева, ты только что стала ещё интереснее! Расскажи, где ты его встречала? Какой он был? Суровый, как буря, или нежный, как утренний бриз? Я же его лучший друг, знаешь ли, и автор всех баллад о его подвигах!       Золтан хлопнул ладонью по стойке, его голос загремел.       — Лютик, мать твою, сядь и заткнись! Ты не лучший друг, а ходячая головная боль! Ева, да, это Геральт. Ты его знаешь?       Ева сглотнула, стараясь скрыть волнение. Она не хотела раскрывать слишком много — ни про то, как Геральт отдал её Исенгриму, ни про всё, что было после.       — Слышала о нём. Он... помог мне однажды. Давно,— уклончиво ответила она, опустив взгляд.       Лютик, не унимаясь, наклонился к ней ближе, сияя энтузиазмом.       — О, это начало легенды! "Дева в бегах и Белый Волк"! Золтан, дай мне пергамент, я должен это записать!       Золтан схватил тряпку и на этот раз попал Лютику прямо в лицо.       — Ещё одно слово, и я тебя в очаг засуну, чтоб пел там свои баллады! Ева, не слушай этого придурка. Если Геральт тебе помог, значит, ты не совсем пропащая. Работай тут, и всё будет в порядке.       Ева кивнула, её губы дрогнули в слабой улыбке.       Золтан закончил тереть кружку и бросил тряпку на стойку, когда из угла таверны раздался громкий голос.       — Эй, Золтан, тащи свою бороду сюда! Гвинт сам себя не сыграет, а эти сраные коротышки уже проиграли мне три кошеля!       Золтан хмыкнул, глянув на компанию краснолюдов за дальним столом, где уже разложили карты и звенели монеты.       — Ладно, Ева, сиди пока. Я этих придурков обчищу и вернусь. И да, Лютик, поменьше болтай.       Он подхватил кувшин эля и ушёл, оставив Еву за стойкой. Она проводила его взглядом, чувствуя, как шум таверны обволакивает её. "Шалфей и Розмарин" жил своей жизнью: потрескивал очаг, отбрасывая тёплые отблески на потёртые деревянные стены, увешанные старыми лентами и пятнами от пролитого эля. Запах трав и жареного мяса смешивался с дымом и резким ароматом дешёвого пойла.       У ближнего стола двое людей тихо спорили о ценах на рыбу, в углу краснолюд что-то бормотал во сне, уткнувшись лицом в стол, а где-то вдали звякали карты и раздавался смех Золтана.       Ева глубоко вдохнула, пытаясь привыкнуть. Этот шум, эта суета — всё было чужим, но живым. Не как в Тир на Лиа, где каждый звук был холодным эхом, а каждый взгляд — угрозой. Здесь она могла раствориться, стать незаметной... или хотя бы притвориться.       — Ну что ж, прекрасная Ева,— голос Лютика вырвал её из мыслей.       Он остался за стойкой, облокотившись на неё с таким видом, будто только и ждал, пока Золтан уйдёт. Его шляпа с пером слегка съехала набок, а в глазах горел неподдельный восторг. Он подвинулся ближе, подливая ей эля в кружку из кувшина с широкой улыбкой.       — Выпей, моя муза! Тебе явно нужно немного расслабиться, а эль, знаешь ли, творит чудеса! И расскажи мне всё — откуда ты такая взялась? Как встретила Геральта? Что за история с этим эльфом? О, я чувствую, тут скрыта драма, достойная баллады! Ты ведь не откажешь поэту в вдохновении?       Ева взяла кружку, сделав маленький глоток, чтобы скрыть неловкость. Эль был горьким, но тёплым, и она заставила себя улыбнуться.       — Ничего особенного, Лютик. Просто... жизнь свела с Геральтом однажды. А эльф — это прошлое, о котором не хочется говорить.       Лютик наклонился ещё ближе, его голос стал почти заговорщическим.       — О, скромность — это твоя вторая добродетель, сразу после красоты! Но я не отстану так легко. Геральт, этот суровый волк, кого-то спасает — и вот ты здесь, в Новиграде, с малышом на руках! Это же судьба! Представь: "В ночи бежала дева, с дитя на руках, от эльфа-злодея, что сеял страх..."       Ева покачала головой, её улыбка стала чуть шире, хоть внутри всё ещё ворочался страх.       — Ты слишком много выдумываешь.       Лютик прижал руку к груди, притворно обижаясь.       — Выдумываю? О нет, моя прекрасная, я лишь вижу поэзию в твоих глазах! Они, к слову, как два озера под лунным светом — глубокие и загадочные. Золтан, старый хрыч, этого не оценит, но я, Лютик, бард и ценитель красоты, вижу всё!       Он снова подлил ей эля, чуть пролив на стойку, и продолжил с энтузиазмом:       — А знаешь, Геральт однажды спас меня от разъярённого мужа — я всего-то спел балладу его жене! Так что мы с ним родственные души. Расскажи хоть что-нибудь, Ева, умоляю! Как он выглядел, когда тебя спасал? Сурово хмурил брови или всё-таки улыбнулся?       Ева вздохнула, глядя в кружку. Лютик был неутомим, и его болтовня, хоть и раздражала, немного отвлекала её от мрачных мыслей. Она решила дать ему крупицу правды — самую безопасную.       — Он был... серьёзный. Помог мне выбраться из беды. Но это было давно.       Лютик хлопнул в ладоши, чуть не опрокинув кувшин.       — Серьёзный! Конечно, это же Геральт! Но я знал, что в его сердце есть место для героизма! О, Ева, ты — живая легенда, и я сделаю тебя звездой своей следующей песни!       Из угла раздался громкий хохот Золтана — он явно выиграл очередную партию в гвинт, и его голос перекрыл шум.       — Лютик, мать твою, заткнись, пока я тебе карты в глотку не засунул!       Ева невольно рассмеялась — тихо, почти незаметно. Этот шумный кабак, эти люди, их голоса — всё это было так далеко от её прошлого.       Лютик всё не унимался, его голос становился громче с каждым глотком эля. Он уже слегка покачивался на табурете, шляпа с пером съехала набок, а лицо раскраснелось от выпивки. Кувшин перед ним был почти пуст, и он то и дело подливал себе, а заодно и Еве, не спрашивая её согласия.       — Ева, моя прекрасная муза, ты не представляешь, сколько историй я слышал за свою жизнь! — вещал он, размахивая руками так, что чуть не смахнул кружку со стойки. — Вот, помню, однажды в Вызиме я пел для короля Фольтеста — о, это была ночь! Все дамы рыдали, а он сам бросил мне кошель с золотом! Ну, правда, потом стража меня чуть не повесила за одну... э-э... пикантную песенку, но это уже детали!       Ева сидела напротив, её кружка была наполовину полна. Она сделала ещё один маленький глоток, чувствуя, как тепло эля разливается по телу, смягчая острые углы её тревоги. Но напиться она не могла — в комнате за стеной спал Каэлир, и она знала, что малейший его плач потребует её внимания.       Трезвый рассудок был её щитом, единственным, что держало её на плаву в этом хаосе. Она поставила кружку на стойку и слабо улыбнулась Лютику, стараясь не перебивать его.       — А Геральт, этот старый хрыч!— продолжал Лютик, икая между словами. — Знаешь, сколько раз он меня спасал? И сколько раз я его? Ну, ладно, может, я преувеличиваю, но без меня он бы точно пропал! Вот, помню, в Туссенте мы с ним попали в такую передрягу с винным бароном... О, Ева, твои глаза — как два сапфира в ночи, ты должна это знать!       Он подлил ей ещё эля, пролив немного на стойку, и подмигнул с пьяной уверенностью.       — Пей, моя дорогая! Жизнь слишком коротка, чтобы сидеть с такой серьёзной миной! Ты в "Шалфее и Розмарине", тут все пьют и поют — ну, кроме Золтана, он только ругается и в карты играет!       Ева покачала головой, её улыбка стала чуть шире, но она отодвинула кружку.       — Спасибо, Лютик, но мне хватит. У меня ребёнок там, в комнате. Я должна его слышать, если что.Лютик театрально вздохнул, прижав руку к груди.       — О, материнская добродетель! Это достойно баллады! "Дева с дитя, что эль отвергает, в ночи свой долг преданно охраняет..." Но ты права, права! Малыш — это святое! А как его зовут, кстати? И где ты его... э-э... ну, откуда он у тебя? Ты ведь не похожа на обычную новиградскую мамашу!       Ева напряглась, её пальцы сжали край стойки. Она не хотела говорить о Каэлире — ни о его отце, ни о том, как он появился. Лютик был слишком пьян, чтобы заметить её смятение, но она всё равно выбрала слова осторожно.       — Его зовут Каэлир. Он... просто мой сын. И всё.       Лютик кивнул с умным видом, хотя его глаза уже слегка стекленели от эля.       — Каэлир! Какое имя! Звучит почти по-эльфийски, знаешь ли! О, это наводит на мысли... Может, его отец был каким-нибудь загадочным эльфом-скитальцем? Или... нет, постой, ты сказала, что он жестокий был? Прости, моя прекрасная, я не хотел бередить твои раны! Выпей ещё, это помогает!       Он снова потянулся к кувшину, но на этот раз опрокинул его, и остатки эля вылились на стойку, потекли к Еве. Лютик вскрикнул, пытаясь вытереть лужу рукавом, но только размазал её.       — О боги, какой позор! Это был мой лучший дублет! Золтан меня убьёт!       Ева невольно рассмеялась — тихо, но искренне. Пьяная болтовня Лютика была нелепой, но в этой нелепости было что-то успокаивающее. Эль немного расслабил её, снял тяжесть с плеч, хоть она и держала себя в руках. Но где-то в глубине она всё ещё прислушивалась — к тишине за дверью, к возможному плачу Каэлира, к шагам, которые могли означать конец её передышки. Из угла раздался громкий хохот Золтана — он явно выиграл ещё одну партию в гвинт, и его голос прогремел:       — Лютик, мать твою, ты опять всё залил? Убирай, пока я тебе карты в жопу не засунул!       Лютик возмущённо фыркнул, но принялся вытирать стойку своей шляпой, бормоча что-то про "неблагодарных краснолюдов". Ева улыбнулась шире, но её взгляд скользнул к двери комнаты. Пока всё тихо. Пока.