Сборник стеклянных осколков

Джотаро отказался ехать в больницу. Даже в больницы Фонда. Джолин пыталась его уговорить, говорила про лучший контроль и приводила много других разумных и правильных доводов, но Джотаро только качал головой. Нориаки даже не стал ничего говорить, просто проследил, как кровать обросла приборами, сам Джотаро – трубками и датчиками, а дом – врачами. Сам он почти не отходил от постели, правда, Джотаро часто спал. Нориаки вспомнилось как много, очень много лет назад сам Джотаро, гораздо моложе, чем сейчас, сидел у его кровати. Судьба была не лишена иронии. Впрочем, Джотаро ещё приходил в себя. И тогда они говорили. – Я боялся, что будет как у деда. Нориаки, помнивший и старость Джозефа Джостера, и старость Куджо Холли, и теперь наблюдавший старость Куджо Джотаро, покачал головой. – Не беспокойся. Ты все ещё ясно мыслишь, – он улыбнулся, заметив явное облегчение в чужом взгляде. – Но это ненадолго. Нориаки нахмурился. – Я… Джотаро прервал его раньше, чем он успел что-то сказать. – Мы обсуждали это много раз. В любом случае, уже поздно. И это мой выбор. – Мне ты такого выбора не дал. Он не должен был так говорить, это было несправедливо и жестоко. Сразу захотелось отвесить себе пощёчину. Но Джотаро только усмехнулся в ответ. – Потому что я – эгоист, а ты таким никогда не был. Много лет назад… Очень много, Нориаки предложил Джотаро свою жизнь. Свою кровь. Продлить всё это так надолго, насколько это было возможно, может, на столетия… Джотаро покачал головой и отказался, и они больше никогда не поднимали эту тему. Потому что Нориаки, хоть и знал, что Джотаро никогда не считал его чудовищем, тем не менее, понимал и уважал его выбор. Поэтому не делал ничего. Джолин смотрела на него умоляющими глазами, но он делал вид, что не замечает. Это было больно, но… Правильно. У Нориаки было много времени, но он всегда остро чувствовал его ход, видя, как стареют и уходят его друзья, как стремительно повзрослела Джолин, как всё больше дорогих людей оставались на старых фотографиях. А теперь пришёл срок Джотаро. Он умер быстро. Что-то запищали приборы, вбежали врачи, влетела в комнату растрёпанная Джолин, и Нориаки вдруг остро понял – сейчас. В момент, когда Джотаро потрепал по голове свою совсем взрослую дочь, и в момент, когда его пальцы дрогнули в ладони. А потом он просто закрыл глаза. Нориаки осознавал, что произошло, просто не сразу смог заставить себя разжать руки, чтобы подойти к Джолин. Со стороны, наверное, казалось, что он недостаточно скорбит, но… Джолин не плакала, а только быстро и прерывисто дышала, вцепившись в одеяло. Нориаки правда было очень стыдно перед ней. Похороны проводили ночью. Джолин настояла, хотя Нориаки и говорил, что это не обязательно, и не нужно ориентироваться на него, она (семейная черта) и слушать его не захотела. Так что на похороны он пришёл. Это была не первая могила, и теперь он снова остро почувствовал, что остался последним. Из тех людей, объединённых чем-то общим и очень глубоким… Джотаро провожали всей семьёй – Джоске примчался в окружении друзей и родни и попеременно обеспокоено смотрел то на Нориаки, то на Джолин, но сам держался молодцом. А Нориаки вдруг порадовался тому, как именно сложилась жизнь Джотаро. Могло же быть совсем иначе. Но об этом думать не хотелось. *** – Ты не можешь так поступить! Ты же всегда был рядом! Джолин хватает его за руки, смотрит в глаза, и Нориаки думает о том, что она, славная девочка и очень сильная, дочь своего отца. – Мне жаль. – Не поступай так со мной! Ты же всегда, всю мою жизнь, был рядом! Ты – единственное, что, я думала, никогда не изменится! Нориаки улыбается и поправляет ей выбившуюся из причёски прядь волос. – Но для меня меняется. Я… Я очень устал хоронить друзей. И… Ты же знаешь, сколько мне лет. Теперь я тоже хочу отдохнуть, а ты уже давно очень, очень взрослая девочка и со всем справишься. – Но почему так быстро? Ты можешь хотя бы подождать, ведь папа… Нориаки улыбается снова. – Не хочу заставлять его слишком долго ждать. Она выглядит старше его, но он помнит её совсем ребёнком и, наверное, никогда не сможет перестать относиться к ней с чрезмерной заботой. Впрочем, для Джотаро всё было точно так же, пусть он и хуже умел это выражать. Хорошо, что удалось всё наладить до того, как что-то сломалось. – Я много лет уже живу в долг. У меня и могила есть, неправильно, что она так долго стоит пустая. Так не должно быть. Так что… – он тоже треплет взрослую женщину по волосам, как ребёнка, но ему, выглядящему подростком, она это позволяет, – отпусти меня, ДжоДжо, ладно? Они едут к океану, и он садится на берегу, не беспокоясь о том, что пачкает одежду. Она ему больше не пригодится. Джолин молчит и постоянно смотрит ему в лицо, а он не может отвести взгляд от светлеющего неба. Он так давно не видел солнца, он и правда соскучился. Джолин кусает губы, но не плачет, а он не чувствует страха, только немного грусти, но не той тоски, от которой тяжело дышать, а скорее печаль, с которой легко рисовать или писать стихи и музыку. Это чувство даже приятно. – Передавай ему привет. Нориаки качает головой. – Обязательно. А ты со всем справишься. Знаешь, есть семейное придание, что в вашей семье все до твоего прадеда умирали молодыми. Я очень рад, что ему удалось прервать эту традицию. Не всем традициям стоит жить. Она фыркает, но снова кусает губу. Ему правда не хочется, чтобы она грустила, но не приходит в голову, чем бы он мог её развеселить. Нервное, не стоит. Наверное, у неё есть право на эту грусть. – Ты, по крайней мере, не заставляешь меня остаться, в отличие от своего отца. Она фыркает от неожиданности и улыбается. Так-то лучше. Он смотрит на неё в последний раз, а потом переводит взгляд на посветлевшее небо. Рассвет – это так красиво, как здорово увидеть его вживую, а не на снимках или в фильмах. Второй раз умирать оказывается даже не больно, он почти не замечает, как это происходит, и когда оставшийся пепел разгоняет ветер, а Джолин с силой стискивает руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, Нориаки уже слышит голоса старых друзей, зовущих его, и ещё голос, зовущий по имени. Хорошо знакомый голос.