Алый двор

Задолго до того, как дворцовые коридоры затопили гневные вопли, в огромный лабиринт фабрики вошли две девушки. Все процессы, что протекали на нижних этажах комплекса, были автоматизированы – потому больше ни души не было вокруг. Только монотонное жужжание, иногда нарушаемое лязгом и более тихим кликаньем, было вокруг, уходило вниз и вверх. «Гм. Конечно, её хватятся, — сверкнула мысль. — Может ли подозрение не пасть на меня?..» Своевременно, Шер, очень умно. Девушка издала тихий раздраженный рык. Конечно, чёрт возьми, хватятся, это же Ведьма! Стоило подумать об этом – как следует подумать; тогда, наверное, она бы и рассудила более детально, что делать с «похищенной». — Спасти, уйти, — своим необычайно светлым, но пустым, звенящим голосом выдала Терра вдруг, роняя отдельные слова, как мокрый лист роняет дождевые капли. — Север, бежать. — А? Селес оборачивается, но ничего странного не видит. Всё те же безвольные черты, видные даже под гвардейскими робами. Что-то это… напоминает ей. Старый разговор. «Возможно ли переправить её куда-то? Если она сумеет справиться одна, я попробовала бы…» Но тогда она обещала иное будущее. В то далёкое время они хотели уйти вместе. Дворец заражало безумие, военная горячка гнала вперёд людей, крутила бешено шестерни, и они, будучи детьми, способными, успевающими смотреть вокруг, не до конца всё осознавая, чувствовали это. Будущее не принесло им ничего хорошего. Селес давно не радела за свою страну. Однако теперь девушка не считала, что Империя не справится без них вдвоём, как тогда. О, нет. Она могла бы пострадать короткое время без «ценных услуг» двух волшебниц, но едва ли правитель её был так глуп, чтобы позволить своему государству пасть из-за пары «исключительных» отступниц. Селес могла наделять магической силой собственный клинок (чего никто больше не умел, справедливости ради), способности Терры могли иметь мистическое происхождение, и, возможно, чем-то дополняться, но… «Будет ли тяжело без нас гигантской развитой Империи с армией магов во главе с одним из величайших фехтовальщиков мира, лидером, который даже убеждённого пацифиста уверит в том, что война – дело благое, и его ручным отродьем?» Терра ничего больше не говорила. «Признайся себе, Селес». Девушка сидит за своим столом, смотря в небольшое зеркало, стоявшее по его центру. Оно отражает её сердитый, уставший взгляд из-за вьющихся прядей. Терра, положив руки на колени, будто какая-то прилежная ученица, сидела на кровати, выпрямив по струнке спину, и смотрела в никуда. «Это провал. Ты облажалась». Даже если она и попытается замести следы, ведущие в эту келью, в конце концов пальцы незамеченных ею свидетелей и всепомнящих соглядатаев, чужая паранойя и неприязнь, щепотка банальной логики – всё укажет на неё. Всего лишь решившись «помочь» другой девушке, к которой у Селес в глубине души ещё теплились какие-то чувства, она сожгла мост, по которому, оказывается, ей только-только случилось пройти. Какого чёрта один импульс, порыв эмоций, налетевший шквалом посреди ровной воды спокойствия, смог разрушить всё это? И теперь-то что? — …Ах! Чьи-то руки вдруг опустились ей на плечи, обжигая. Селес обернулась стремительно, уже протягивая руку к оставленному мечу. Терра стояла сзади, глядя на неё кукольными глазами; её ладони ещё сильнее давят на другую волшебницу. Ещё один случай – зеленоволосая опять что-то «поняла»; на этот раз – стресс, раздражение. И, прямо как служанка, молчаливая и расторопная… «…У меня нет слов». Селес мягко освобождает себя от чужой хватки, наклоняясь, выскальзывая. Она поднимается со стула, оглядывает Терру с ног да головы. Она не шевелится – руки легли по швам, как только Селес «ушла». «Всё». Никакой гнетущей пустоты, никаких страданий, игрушечной жизни в неволе, думала Селес, протягивая бледные свои пальцы к кудрявой Терриной голове. Её чистый лоб освещают три крупные жемчужины – мутные, переливающиеся, затвердевшие слезинки, обвитые золотом. И это – устройство чёрное, топчущее будто самого человека, но походящее на невинное украшение, изящное и дорогое. Селес распускает чужой высокий хвост, и мягкие кудри разбегаются по спине Бранфорд горным ручьём; поддевает металл, поднимает. Терра часто моргает, её глаза ещё пусты, и подобно зарождающемуся туману в них начинает что-то собираться – тени, живой блеск, чернота и блики. Селес откидывает венец на кровать, как будто он раскалён, заразен или грязен. Из уст другой девушки вышел тихий, рваный выдох, и ноги её подкосились. Шер с удивлённым возгласом подхватывает Терру и осторожно укладывает на кровать, отодвинув тыльной стороной руки лежавший там венец. Как много времени пройдёт, прежде чем другая девушка очнётся? Селес хотела бы кое-что сделать… «Где бы его спрятать?» Взяв в руки венец, она изучает его со всех сторон. Если Терру будут искать (в чём просто глупо сомневаться), то и он окажется невероятно важен; может даже указать на возможного похитителя… «Нет». Делать ей нечего больше, кроме как бросать под поезд случайных людей. «Швырну куда-нибудь… где-то у лабораторий. Он не станет рыскать по углам там, как бы часто туда не ходил». Взглянув на спящую Терру, Селес собирается было выйти… но словно вспомнив вдруг что-то, оборачивается к столу. Выдвинув ящик, достаёт какой-то непачканный клочок бумаги и карандаш – хищный ведьмин палец – начинает строчить отрывистыми движениями аккуратными, стоящими рядком, немного закруглёнными буквами. Когда Терра придёт в себя здесь одна, наверное, будет искать что-нибудь знакомое, дружественное; сразу обнаружит записку на самом видном месте. «Если захочет или сможет вообще искать». Взяв венец и спрятав его под полу пшенично-жёлтого жилета, Шер покидает свой укромный угол. Музыка прогресса, ритмичный перестук и глухой, «пыльный» шум механизмов, вновь обволакивают девушку, с примесью утробного сердцебиения, чей звук – тошнотворный, волнующий, забрался прямо в уши. По мосткам, по шатким железным лестницам, гремящих под каждым шагом, мимо широких конвейерных полотен и толстых труб, что при стуке по поверхности звонят, как тревожные колокола, Селес поднимается в святая святых НИИ и всей Империи – лаборатории: в этом месте люди познают утраченное столетия назад, пока в их телах заключается сила, способная раздвигать горы и океанскую толщу. …В теории. В исследовательском центре всё ещё пытаются найти способы остановить утечку магии из её доноров, чтобы та передавалась в полной мере без вреда для человека. Вверх с помощью лифта, мимо мутных капсул, по коридорам – краем глаза Селес замечает бледнолицую фигуру в синем и бронзовом, кивает обыденно: Номер 024, на вид человек, но по правде едва живой, молчалив, годный пока только для охраны ценного ресурса. Он поворачивает к ней голову ненадолго, но потом возвращается в прежнюю стойку. «...Кто это вообще?» Честно, Селес не была способна определить; единственный раз, когда она кого-либо спросила о страже капсул, никто не смог дать вразумительного ответа. Может, он – машина? То, как он действовал, поддерживало это предположение. Был ли он одним из тех, кто последовал под нож и капельницы в попытке стать кем-то лучше, совершеннее? Это «номерное» имя, не уникальное, уже встречавшееся в стенах НИИ, наталкивало на соответствующие мысли: ещё один номер, сто двадцать восьмой, представлял собой откровенно гротескное существо, вспучившуюся массу темно-лиловой плоти, слившуюся с машиной, обитавшее в подземном выезде, редко использовавшемся. Шер не могла не размышлять. Думы её доходили в своём блуждании до образа, который ей бы не хотелось порочить. Двадцать четыре, сто двадцать восемь… слишком много, если учитывать то, что эксперименты окончились на Селес. Магитех-солдаты были поставлены на поток, наделявшиеся безопасным количеством потусторонней эссенции, один за другим выходили с конвейера, как машины уровнями ниже. «Не будет же Он врать мне…» Шер не могла не размышлять. Неприметная дверь, как это не иронично, привлекает её. За нею лежит проход-зигзаг. Заплесневелый, застоявшийся след магии, тревожный, ядовитой марью разлился тут; что-то лежало впереди, тайное, даже запрещённое – что-то не для глаз Селес, а уж тем более кого-либо ещё. Ещё одна дверь, небольшая, но тяжёлая… эти магические миазмы рвались оттуда, как медленно увеличивающиеся и лопающиеся в густом вареве пузыри. Шер налегает на неё немного, и она поддаётся. Под ногой, шагнувшей вперёд, тут же что-то трещит. Селес глядит вниз, и лицо её дёргается. Кости. Причудливые, ломаные, светлые, тёмные, пористые, испещрённые тысячами проходов, превращающих их в хрупкие структуры из тонких нитей, кости; рогатые, вытянутые, сплюснутые, зубастые, птичьи, звериные, человеческие черепа зияют чёрными глазницами, смотрят на девушку парами своих пустот. Что это за существа такие? Может, это эсперы? Селес не знала, не видела, как они умирают. Упав на колени, она аккуратно изучает останки, местами напоминающие (как отметил испуганный разум девушки ранее) людские – только искажённые, видоизменённые, неправильные. Конечно, эсперы не могли жить вечно, тем более в боли, которую, должно быть, представляла процедура извлечения магии. Шагая порою мимо капсул во время коротких встреч и разговоров с Маркесом, она могла заметить мимоходом то, как пленники извивались в узких мутных тубах, дёргались жалко и слабо. Но такое явление, как смерть этих существ никогда не касалось её. Интересно… «Здесь ли ''мой'' эспер?» Селес поднимает руки, отодвигаясь. Нет, нет, не сейчас. Главное – поскорее выбросить венец и вернуться к Терре. Как она там? Мягкую темноту пронзает ледяная игла, проехавшись остриём по коже, вспоров сумрак забытья; с резким вдохом зеленоволосая девушка, таинственная колдунья, просыпается в едва освещённой комнате, подходящей больше на клетку для человека. Что это, нависшие бурые стены, кровать, холодная и твёрдая, как камень? Темно и тесно – душно… знакомо. «Отчего так?» Медленно Она встаёт, оглядывается. Воздух тоже встал, как вкопанный, давно забродил, смешанный с болью и… смертью. Но они не были рождены здесь, эти ощущения, они пришли, пришли откуда-то… Рука коснулась металлической ручки-вентиля. Откуда-то за этой дверью. «…Рука?» Запахи отступают, едва взгляд фокусируется на ладони, пальцах, взявшихся за ручку – наверное, керамического цвета в лучах дня, но здесь приглушённого красноватого; на аккуратных ногтях, блестящих тускло, оттенком несколько темнее кожи. Чья… Чья рука? «Кто это?» Я, хочется ответить тут же: у руки нет хозяина, которого можно увидеть, она близко, она растёт откуда-то снизу. Хочется, чтобы она двинулась; желание, импульс – пальцы отдергиваются. «Кто я?» С перестуком и головокружением дверь удаляется, стена перед глазами становится шире. Кровать снова встречает тело, вмиг показавшееся чужим. Ничего не получается – хочется вспоминать, хочется узнавать, но в голове пусто, нет никакой осмысленности, только перемежающиеся тьма и свет, цветные контрастные пятна, звуки, доносящиеся как сквозь вату, лишённые наполнения и значения. — …Терра, — из хаоса вынырнуло имя, за которое хочется схватиться. Сомнение становится уверенностью. — Меня зовут Терра. Лучше. «Гораздо лучше». Однако ничего больше не пришло на ум. Девушка – Терра – встала с кровати, чуть пошатнувшись раз. Как она оказалась в этой комнате? Есть ли что-то… «Ах!» Кусок бумаги белеет на столе; аккуратно застревает меж пальцами рук. Это ей… да, да, имя, что вспомнилось только что, есть в записке. Значит, кто-то привёл её сюда, оставил здесь; сейчас она узнает, почему. Терра. Прости, что втянула тебя во всё это. Ты, скорее всего, ничего не помнишь, но тобой пользовались. Я не хочу такой судьбы для тебя, и ты, наверное, тоже не хотела. Не волнуйся и не бойся. Как только я вернусь, я всё объясню. Оставайся здесь. Селес. «Селес?..» Это имя знакомо – но так смутно это ощущение, что нельзя понять, почему. Что делать, что думать по этому поводу? Остаётся только ждать написавшего – то есть, написавшую – тут, в неведении и непонимании. Ведь Терра так ничего и не узнала. «Надеюсь, она скоро придёт…» Всё, всё. Дело сделано, эта штуковина похоронена там, под слоем причудливых гремучих костей. «Я надеюсь, этого достаточно, — даже при срочности, необходимости, Селес ни за что не вернулась бы на эту свалку, ничего, кроме болезненного отторжения, не вызывавшую. — И что Терра в порядке». Останавливаясь у «своей» двери, девушка поначалу прислушивается – больше из какого-то суеверного чувства: из-за толстого металла мало что доносится, да и, наверное, никто не стал бы там шуметь. Как-то надо дать знать, что я здесь, не напугать, думает она, стучится аккуратно, чуть громче. С этим действием Шер вспоминает про прошедший банкет; кривая усмешка сама собой прорезается на лице. Наконец, она отворяет дверь. Селес заглянула в комнату, и её встретили большие лиловые глаза, растерянно смотрящие прямо на неё. — Здравствуй... — мягко произносит девушка, закрывая дверь. Терра изучает её пристально, чуть ли не сверля взглядом сверху вниз; неуютно. — Ты – Селес? Голос её похож на звон от стука по пустому сосуду. Такого прямого вопроса, признаться, Шер не ждала. Интересно, о чём успела подумать Терра за то время, пока находилась одна? — Да, — отвечает девушка просто. — Помнишь, как тебя зовут? — Помню… — Бранфорд моргает, выражение её глаз становится чуть яснее, осмысленнее. — Меня зовут Терра… я думаю. «Хорошо». Уже что-то… гораздо лучше, чем то, что происходило с теми, с кем Терра разделила несчастливую участь носительницы венца. Может показаться, что это – мало, но… «...Молодец». — Ты читала записку? Взор Терры, опять расфокусировавшийся, перемещается куда-то в сторону, вниз, рядом с местом, где она сидит. Наверное, записка там. — Я вспомнила сама, но… Чи… читала… — «отзвенев», потом помолчав немного, колдунья вновь обращается к зашедшей: — Мы были близки? «Я… ожидала этого». Она вспомнила своё имя – это уже большое достижение. И всё-таки – всё-таки – вопрос кольнул Селес. Она испытывала… жалость. «Ей это не нужно». — Наверное, можно так сказать, — Шер пожала плечами. — Только не нужно волноваться. Чужая напряжённость, немой вопрос так и остались, кажется, читаясь в сведённых ногах и сжавших холодную простыню кулаках. — Почему же? — в тоне Терры сквозил… упрёк, если можно было так сказать. — Я совсем… я совсем не помню тебя. Ты знаешь? Селес кивнула, пожала плечами ещё раз. — И ты написала, что всё объяснишь… — пальцы Бранфорд разжались; она вся будто обмякла. — Лучше бы тебе начать это делать… — …и вот, ты здесь. Голос Селес, наверное, холоден, неприятен со стороны. Интересно, как можно искренне мягким, непосредственным тоном сообщать человеку о том, что его воспоминания о прошлом и о собственном «я» были напрочь стёрты грандиозными, кровожадными планами огромного военного государства? То-то и оно. Бранфорд не изменилась в позе за всё время рассказа. Даже головы не подняла. Лишь когда светловолосая волшебница выдохнула тихо, окончив повествование, она расправила плечи и посмотрела на потолок. Выражение её лица тревожило Селес: ничего не было на нём, ни следа страха, или боли, или отвращения – ничего того, что Селес ожидала увидеть. — Так… — произнесла она наконец, нахмурившись, поджав губы. — Что им… что им нужно от меня? Если у них уже есть магия… для чего я им понадобилась? И… Слова будто давались Терре с трудом, и, еле выдавленные, падали на пол, как тяжёлые капли; если её лицо что-то и показывало, то только затруднение, тревогу. — Император… — Селес осматривает комнату как-то опасливо. Что… как сказать? Конечно, в её подготовку входило изучение человеческой психологии, и девушка хотя бы могла понять, что чувствует, о чём думает человек перед ней. Но едва ли она имела представление, какие слова ему нужны. Будь кто другой на её месте... — Те, кто… — «Император»? — переспросила Терра, прервав объяснения. Что-то в глазах у неё блеснуло, правда, тут же девушка схватилась за голову, согнулась. — Нет, нет, всё в порядке! — останавливает она Селес, устремившуюся было к ней. — Всё это… голова просто болит… — Поспи, — лишь отзывается Шер, подаваясь назад. С тихим «мне жаль, наверное…» Терра опускается на кровать, пытается взбить слежавшуюся давно, не использующуюся подушку. Засыпает она быстро – едва-едва закрыв глаза. Селес же остаётся стоять посреди комнаты. Вздохнув, девушка идёт к столу, садится за него и поворачивается к зеркалу, откуда на неё впервые смотрят абсолютно растерянные глаза. Что ей вообще теперь делать?.. Всё цело, всё нетронуто – вокруг; комната походит на пустую оболочку без ядра, конфету без ореха. Кресло на возвышении стоит, кольцо с пустой оправой. Звезда, звезда исчезла, изъятая из системы, похищенная с места, где должна быть – и в любой момент планетарные орбиты должны сойти с ума. Закономерности, воздвигнутые в скрещении времени и пространства уже разрушаются, как с хлёстким ударом молнии на одной из старых гадальных карт вниз летят камень и корона. …Но ничего на деле не происходит, будто воющая, несносная паника – фальшивка, иллюзия. Силы, создавшие этот мир из мрака, дурят его! — Так. Не. Пойдёт, — сквозь зубы шипит маг, огрызки фразы, вырывающиеся с трудом, схожи с фальшивыми тревожными свистками отбывающего поезда. — Так не пойдёт! — взвизгнул он заведённо. — Это не сложно, совсем не сложно! – разобраться с проблемой до моего возвращения, — оглядывается назад, обвиняюще указывая пальцем, — Не выводить меня из себя, не портить мои вещи, но НЕТ!! Они, стоявшие за его спиной, булькают что-то неразборчивое, как озеро чёрной грязи. Что это, что – черви, сами отважившиеся летать и упавшие в рыхлую землю вместо того, чтобы парить, смеют возмущаться, вопить о «несправедливости»! Что им только может быть известно, праздным животным, палец о палец не ударившим и… „Что за некомпетентность“. „Никто не делает это просто так…“ Что несут? Как оправдываются? Неважно, если всё, что они говорят – бред, жалкий, пустой, младенческий лепет, который, будто пена, начинал течь из грязных ртов, до его прихода ещё кривившихся в ухмылке. Он знал, что они смеются, выжимая из жалкого своего существования последние капли хоть какой-то «радости». И так же они не могут справиться с простейшим заданием внутри одного здания, оказываются неспособными найти единственную вещь. „Дурачьё одно, не так ли?“ „В них нет ничего“. — …Нет, вы НЕ ПОСМЕЕТЕ ДАЖЕ рассуждать об этом передо мной! — Простите?.. Вылупился – вопросительно, с дерзкими огоньками в самой глубине воловьих глаз. Как… как он ненавидел их, тупоголовых, неповоротливых, высоко задиравших нос. Этот – это существо – перед ним всем своим видом бросал вызов, прятался за карнавальной маской, вырезанной грубо, наспех, разрисованной дешёвыми красками: что значит «простите»? Он должен знать. …Что знать? „Их одиночество – блаженство“. „Разум – душистая, просторная степь“. „Что такое степь?“ „...Ох! Свежая кровь!“ — Ты не говори мне, что вы искали её, — шуршание расшитой ткани и звон бубенцов перемещаются с края чужого слуха, теперь опасно-близкие. — как видишь, я не в духе. — Н…нет… мы не искали… — Ещё лучше. — В-в-в подсобном помещении был найден… человек. Без сознания. И… и без одежды. Ах! Прелесть. Пошло ли дело дальше этой находки? — И как там этот… человек? — солдат чуть отклоняется назад, едва бледное лицо, расписанное кроваво-красными узорами, всплывает прямо перед ним, пародируя его нервозную интонацию с насмешливым прищуром. Видно – за сомкнутыми в тонкую линию губами прячутся сжатые до скрипа, до боли зубы. — Смог что-нибудь сказать? „Почему он так дрожит?“ „Быть может, не стоит его нервировать?“ „Для этого его стоило бы отпустить…“ — Мы… нет, он… — несчастный такой, еле говорит, сглатывает слюну, запнувшись едва. Запрокинув голову, косится в сторону – назад – ожидает, что внимание уйдёт с него. — Он ещё, ну… спит… «Невозможно!» Это шутка – правда? „Словно дети“. „Да он сам не лучше…“ «...Ах, ах, да заткнитесь уже!» Крутанувшись на каблуках раз, отшатнувшись прочь от беспомощного сосунка, оглядывается. Взгляд влево, вправо, вверх – металл, парча, дерево. — …А дальше? Не дошло? — нетерпеливо, как дитя, качается взад-вперёд, переступает с пятки на носок, глаза-фонари бешено мечутся из стороны в сторону – от одной вещи в комнате к другой. Шёпот мучительно долго утихает. — Представь себе – гвардеец расхаживает по дворцу самовольно, и ничего ни у кого не чешется, чтоб спросить, куда он, такой красивый, держит путь. А может, остальные тоже гуляют?.. Не дожидаясь ответа, маг буквально выпрыгивает из камеры, как ошпаренный; за ним проносятся мимо многочисленные куски пёстрой ткани, обычно выглядывавшие из-под плаща, будто какое-то крыло (и как они держатся в таком положении?). Так же резко, он вдруг останавливается у самой лестницы, будто забыл, чего вообще хотел. — …Мне клещами из тебя всё тянуть? — оглядываясь медленно, плавно при этом перебирает, как осьминожьими щупальцами, пальцами. — Я, кстати, могу… Вы, вы… вы... — тычет пальцем растерянно, раз-два-три; голос капризно перебирает тональности, как склочный покупатель – ценный товар. — Вам платят за что? Сколько на вас смотрю – так и не понял. — Сэр, — солдат также покинул камеру, и сейчас тоже стоял под грязным, неоднородным, ржавым небом, — мы делаем всё, что в наших силах, чтобы… — Нет, — замогильным шёпотом ответил Кефка, сложив ладони у лица в каком-то непонятном жесте. — Простите? — Нет, не делаете. Я, кстати, — голос колдуна постепенно вновь обретал «цвет», и он начал как-то нервно прищелкивать пальцами одной руки, — давно отметил про себя: твоя рожа довольно непрезентабельна. Конечно, это не должно быть проблемой для пушечного мяса, но, кажется, я чувствую что-то отвратительное, что-то чужое по отношению к тебе. Это… Он защёлкал пальцами чаще, «вспоминая», и теперь ещё сильнее стало заметно, что на концах их то и дело с треском вспыхивали искры. Каких-то эмоций у солдата под козырьком шлема замечено не было, но ноги его как-то подогнулись, а носки сапог обратились куда-то в сторону от всё пытавшегося что-то понять мага. — …На букву «ж», что ли… — бормотал тот, уже уйдя в себя. Что-то, что обычно клокочет и бурлит в глубине в самый неподходящий момент, грозит покрыть все внутренности, прилипнуть к ним, вывернуть всё наизнанку, что-то… — Фу, я даже вслух это не хочу произносить!! — возопил он вдруг возмущённо, и с финальной серией бешеных щелчков пламя вспыхнуло столпом в его ладони. — А ну, иди сюда! — Прошу прощения, сэр! Я ещё не выполнил свой долг перед страной! — мелкий подонок почему-то оказывается куда быстрее. Лентой проскользнув мимо, он перелетает одним махом через гремящий парапет – и поминай как звали. — …Сукин сын. Кефка отворачивается, и замыленный, завёрнутый в одеяло смога город в который раз мозолит ему глаза. Произошедшее тут же забылось, как забывается какой-нибудь комариный укус. Не получалось даже вспомнить – а что произошло минуту назад? И не надо этого… проблема посерьёзнее, стоило мелкой неприятности исчезнуть, начала чёрным облаком собираться на горизонте. «Плохо». Очень, очень плохо, хлестнуло вдруг по лицу гадостное слово. Кто здесь был? Кто мог сюда прокрасться – забраться наверх, сломать замки, взять… «А старик—» Да к дьяволу его. Если он будет исходить злобой, то только из-за своей жадности и желания всё на свете прибрать к рукам. Не жарко ему и не холодно, что-нибудь да сварит… „Так точно“. Колдун снова заглянул в камеру на крыше. Пусто как-то, неверно, но… «Что тут было, ещё раз?..»