When you call my name

Воскресным вечером в театре «Сивилл» играли рок-н-ролл. Брайан сидел в конце зала, укрытый тенями, и слушал спокойно, задумчиво, иногда забываясь, будто это был не рок-н-ролл вовсе, а старая добрая классика, уже почти забытая и, кажется, такая неуместная, несвоевременная в его нынешней жизни. Вопреки привычке, он так и не вышел никого поприветствовать, похвалить за хорошую игру — Брайан чувствовал давящую на плечи усталость и был уверен, что все эти люди не заслуживают его неискреннюю улыбку. Он мог бы встать и уйти домой, но не спешил — может, если он устанет ещё сильнее, то получится уснуть без лекарств. В последнее время возвращаться в пустую квартиру становилось всё сложнее. По счастью, традиционные воскресные вечера в «Сивилле» были долгоиграющими. После популярных артистов сцену отдавали новичкам — чаще всего завсегдатаям мелких клубов по типу ливерпульской «Пещеры», где Брайан шесть лет назад впервые увидел Битлз. Он любил эту часть вечера и никогда не оставлял возможности открывать новые лица, хотя, конечно, просто физически не мог работать ещё больше. С тех пор, как пару месяцев назад его госпитализировали с сильным переутомлением, он стал ощущать это сильнее, чем когда-либо: ему не на всё хватало сил. Сегодня Брайан просто слушал и просто смотрел, не думая ни о чём, и когда концерт уже закончился, он всё ещё оставался сидеть в пустеющем, погружающемся в тишину зале. Голова кружилась от выкуренных сигарет, расслабленное тело будто слилось с креслом, и не было никаких сил подняться. Брайан закрыл глаза на несколько минут, и в какой-то момент показалось, будто ему это снится — кто-то играл его любимый вальс Сибелиуса. Но он тут же понял, что это не сон. Звучание было полным, живым и в почти пустом зале — совершенно чистым. Брайан открыл глаза и увидел на сцене молодого человека, который сидел за клавишами и увлечённо играл, будто не было ничего необычного в том, чтобы играть вальс после рок-н-ролла. Странное волнение вырвало Брайана из ленного оцепенения — он действительно не слышал Сибелиуса уже несколько лет, хотя когда-то был убеждён, что это единственная музыка, которую стоит слушать. Он поднялся и, словно примагниченный, через полутёмный зал подошёл к сцене, как раз когда молодой человек закончил играть. Он тут же обернулся. — Мистер Эпстайн. Простите, я думал, здесь никого нет. Я сейчас уйду. У него было женственное, совсем ещё юное лицо и приятный низкий голос. Светлые, почти белые завитки волос сбились на лоб. — Останьтесь, пожалуйста, — ответил Брайан. — Может быть, вы знаете ещё что-нибудь из Сибелиуса? — Вы хотите, чтобы я сыграл для вас? Брайан смутился. Подобная формулировка была сродни прикосновению: не просто «сыграл», а «сыграл для вас». Но они действительно остались вдвоём в этом зале, и Брайан почти нуждался в этой музыке сейчас. — Если вам нетрудно. Он ничего не ответил, просто начал играть, а Брайан бесшумно поднялся на сцену, опустился на стул барабанщика и просидел там всё то время, пока звучала музыка, не отрывая взгляда от молодого человека. Тот, кажется, этого совсем не замечал, но, едва закончив играть, сразу повернулся, и их взгляды встретились. Брайан опустил глаза. — Значит, вы любите классику, но работаете с поп-музыкантами? — спросил молодой человек, сложив руки на колени. — К сожалению, Сибелиусу уже не нужен был менеджер, — ответил Брайан, и когда молодой человек улыбнулся, он невольно улыбнулся в ответ. — А у вас есть менеджер? Молодой человек поднялся и сделал шаг навстречу. Он был высоким и худым, в застёгнутой на все пуговицы красной рубашке без галстука и тёмных брюках. — Мистер Эпстайн, — сказал он, чуть склонив голову, — вы пытаетесь соблазнить меня? На мгновение всё расплылось у Брайана перед глазами, и он ощутил это буквально всем телом — с ним флиртовали. Причём совершенно откровенно. Это было почти в новинку для Брайана, чья личная жизнь пошла под откос ещё девять лет назад, когда его по нелепости арестовали в общественном туалете за «домогательства». С тех пор он так никогда и не переставал стыдиться себя, своих желаний и чувств, и весь флирт сводился к паре почти агрессивных формальностей где-нибудь в закрытом клубе или в его подворотне, а любая попытка во что-нибудь большее оборачивалась катастрофой. После недавнего случая с Диззом Брайан был совершенно раздавлен и боялся даже думать о том, чтобы снова кому-то довериться. Но сейчас всё было совсем не так, как он привык. — Возможно, — ответил он, тоже поднявшись. — Зовите меня Брайаном, пожалуйста. — Савьер. Молодой человек легко преодолел оставшееся расстояние между ними и потянул руку. Ладонь была узкой, музыкальной и держалась мягко, почти ласково. — Тогда, может, я отвечу на ваш вопрос за бокалом вина? — сказал Савьер, откровенно глядя Брайану в глаза. Нет, это не Брайан соблазнял его — конечно, всё было совсем наоборот. Стоило отказаться, но он медлил с ответом. Савьер улыбнулся и, сочтя это за согласие, направился к выходу со сцены. Уже на лестнице, не оборачиваясь, он сказал: — Мне двадцать пять, если вы хотели спросить. Они перешли в бар, где ещё лениво болтались несколько гостей. Брайан, ускользнув от внимания, сел за дальний столик и попросил официантку принести два бокала красного вина и шоколад. Пока её не было, он молча, откинувшись на спинку стула, разглядывал Савьера при более ярком освещении. Стало видно голубую с серебряным оттенком радужку его глаз, густые ресницы и несколько родинок на щеках и шее. Савьер тоже молчал и смотрел на Брайана, а когда официантка принесла заказ, сказал первым: — Спасибо, — он прочитал её имя на форме, — Грейс. И, пожалуйста, не нужно задерживаться ради нас, если мы останемся последними. Когда она ушла, он положил на язык квадратик шоколада и снова повернулся к Брайану. — На самом деле я не музыкант, а актёр. — Значит, вы ищете работу? — Я играю в одном экспериментальном театре. Он принадлежит моей матери. Так что у меня есть некоторые привилегии. Брайан улыбнулся. — Зачем же тогда вы пришли играть в «Сивилл», Савьер? — Честно? — Савьер сложил руки на столе и подался вперёд. — Я вас обманул. Я знал, что вы в зале. И я знал, что вы любите Сибелиуса. Я тоже люблю его. Он сделал небольшой глоток вина и, облизнув губы, добавил: — Я хотел увидеть вас. Брайан промолчал. Ему невозможно нравилось это томное чувство, овладевающее им. В этом не было ничего общего с тем почти стремительным возбуждением, которое он испытывал обычно, — ничего общего с тем, что он чувствовал когда-либо ранее. — Вот. — Савьер достал из бумажника визитку. — Приходите завтра в семь, у нас будет репетиция нового спектакля. Брайан взял визитку и убрал в нагрудный карман пиджака. — Думаете, меня пустят на репетицию? Савьер рассмеялся. — О да, Брайан, я уверен, вас пустят. У Брайана голова пошла кругом, когда Савьер назвал его имя. — Кажется, я видел на входе табличку о том, что людям, которые меняют мир, разрешено посещать театр, когда им захочется. — Вы думаете, что я меняю мир? — А вы?… Осознаёте ли вы, что если бы не было вас, мир был бы совершенно другим сейчас и ещё много лет вперёд? — Вы имеете в виду Битлз? — Битлз и до встречи с вами были Битлз, разве нет? Брайан почувствовал, как кровь приливает к щекам. Он, кажется, не мог перестать улыбаться. Ему было приятно — на самом деле, очень приятно слышать это. — Я делаю для них всё, что в моих силах. Они вам нравятся? — Они всем нравятся. Но сейчас я хочу говорить о вас, Брайан. На мгновение показалось, что ему хватит смелости попросить назвать его по имени ещё раз, ещё и ещё, но, конечно, он не попросил. Брайан никогда не умел различать, кому можно верить, а кому нет — он был слишком доверчивым, и это уже не раз причиняло ему боль. Он отпил вина и ничего не сказал. Но Савьер совсем не собирался отступать. Он говорил так естественно и легко, будто они познакомились куда раньше, чем несколько минут назад, и намеренно или нет склонял к откровенности. — Это сложно для вас? — спросил он. — Отделять себя от Битлз? — В какой-то степени. — Брайан провёл пальцами по губам. — Я много провожу времени с ними. То есть сейчас уже совсем не так много, с тех пор как мы прекратили давать концерты… — Брайан, у вас ещё столько артистов и этот театр, это всё равно что управлять сумасшедшим домом… а вы расстроены тем, что стали меньше работать с Битлз? Брайан едва не вздрогнул. Он оторвал взгляд от вина в своём бокале и посмотрел на Савьера. Почему он спросил об этом? Почему из всех людей, окружающих Брайана, об этом спросил смазливый мальчик, который разговаривает с ним впервые в жизни? — Однажды я могу оказаться совсем ненужным им, — ответил он откровенно, и самому стало не по себе. Сделав ещё один глоток вина, Брайан почувствовал себя абсолютно пьяным. — А если бы у вас был близкий человек, с которым вы разделили бы жизнь… это мучило бы вас меньше? Брайан смотрел на Савьера, на то, как он берёт с тарелки квадратик шоколада и отправляет в рот, подержав пару секунд губами. Ещё один бесконечно невыносимый вопрос. Это пугало немного и в то же время отзывалось в душе. Брайан расслабленно опустил голову на плечо. Тяжесть усталости сошла на нет, и тело казалось мягким сейчас. — Пока что я не преуспел в поисках человека, который захотел бы разделить со мной жизнь. — Уверен, вы недостаточно внимательно смотрите. — Савьер… вы пытаетесь соблазнить меня? Он рассмеялся и откинул со лба беспорядочную чёлку, так что теперь она тонкими завитками возвращалась обратно на лоб. — Мне кажется по вашей речи, — сказал Брайан, — что вы учились в Королевской академии искусств. Это правда? — Боже, я, должно быть, разговариваю, как все эти напыщенные снобы, — усмехнувшись, Савьер откинулся на спинку стула. — У вас похожий акцент. Такой аристократический. И совершенно чистый язык, невозможно определить, откуда вы родом. — Мне лучше говорить, как кокни, приятель? — Савьер с лёгкостью изобразил типичный лондонский диалект, и Брайан рассмеялся. — Но у вас совсем другая манера общения, — сказал он. — Когда я учился в академии — это было недолго — со мной общались надменно и держали дистанцию. Во всех девяти школах, которые я ненавидел, я не чувствовал себя настолько неуместным. — О, я это понимаю. Я рос в такой среде. Все эти постоянные светские тусовки у нас дома всегда вызывали у меня желание делать что-то не так. «Очень рад вас видеть, мистер Стивенс. А вы пришли с той блондиночкой, с которой я вас встретил в Сохо? Она прелесть. А, миссис Стивенс! Как хорошо, что вы тоже здесь!» Отец говорит, что я порченный экземпляр. Брайан улыбался, подперев голову ладонью. — Я тоже — в своём роде. Но теперь я сам устраиваю эти тусовки. Стоит ли мне думать, что общество осталось прежним, а отношение ко мне изменилось, потому что я работаю с Битлз? — Вы хороший человек, Брайан Эпстайн. Это прозвучало вдруг серьёзным тоном, и Брайан открыл опустившиеся было веки. Савьер смотрел на него задумчиво, покусывая губы. — Кажется, вам понадобится моя помощь. Вы с водителем, я надеюсь? — Я тоже надеюсь на это. Помощь и в самом деле понадобилась. Брайан совершенно размяк и едва мог себя собрать, чтобы подняться из-за стола. Ему не хотелось уходить, но он ничего не сказал. Время было уже позднее, бар опустел, как и весь театр — пора было ехать домой. Они вышли на улицу, в свет фонарей. Царила ночная прохлада. Ладонь Савьера лежала на плече Брайана, и это было приятно. Брайану было хорошо сейчас. У входа стоял «Бэнтли» тёмно-пурпурного цвета, и они сели на заднее сидение. — Спасибо, что ждали меня, Майкл. Едем домой. Брайан расползся по сидению и закрыл глаза. Его плечо соприкоснулось с плечом Савьера, и никто из них не стал это исправлять. — Я уже давно не могу спать, вы знаете… — тихо сказал Брайан. Савьер мягко коснулся его ладони и погладил кончиками пальцев. Он молчал, но его присутствия, его тёплого прикосновения было достаточно. Хотелось, чтобы дом оказался где-нибудь далеко-далеко, чтобы можно было ехать в машине всю ночь, но он всё ещё был здесь, в Белгравии, и дорога заняла всего несколько минут. Савьер помог Брайану дойти до двери, но остановился на пороге. — Могу я просить вас остаться со мной сегодня, Савьер? Он тут же подумал, как отчаянно это прозвучало, будто он готов был просить любого, кто проявит к нему участие. Это было не так, и он не хотел, чтобы у Савьера осталось такое впечатление, но не успел подобрать правильных слов, когда получил уверенный ответ. — Нет. Но я буду ждать вас в театре, Брайан. Они расстались. Брайан добрался до спальни и едва нашёл в себе силы снять костюм. Впервые за долгое время он уснул, едва коснувшись головой подушки.