Forgiveness

По иронии судьбы, Шестая была сломлена не ужасами Чрева. Это был не запах смерти или крики ещё-едва-живущих детей. Это был плюшевый мишка. Простой плюшевый мишка. ...Она бы рассмеялась, будь у нее силы. Она бесцельно бродила по Чреву со вчерашнего дня. Или, ну, с тех пор, как она в последний раз спала. Время в этом месте было странным. Однако, по ее мнению, корабль был серьезно модернизирован. Да, он был ужасен, как и весь остальной мир снаружи, но, по крайней мере, у него была система. Порядок вещей. Методика. Он не был похож на глупый, уродливый город снаружи, полный телевизоров и пустых улиц. "Смотри, это луна! Красивая, не так ли?" Он был лучше, чем город. Корабль был лучше. Он был большим, и мягко покачивался из стороны в сторону, был полон гнилого мяса и крыс, да, но это было не то, с чем она не могла бы справиться. Поэтому Шестая выжила. Она была умной. Независимой. Она могла справиться со всем сама. Она не нуждалась в помощи, потому что любая компания, в которой она могла бы состоять, явно раздражала бы и, в конце концов, стала бы для неё обузой. Клетки, которые она видела, были полны сопливых детишек, плачущих или спящих, смирившихся со своей судьбой. И это ее раздражало. Эти дети были слабаками. Глупые дети, которые сдались после малейшего намека на опасность. Но она была другой. Вот почему она даже не потрудилась им помочь. Если они хотят, чтобы их съели, то ладно. Она ненавидела слабых людей и терпеть не могла тех, кто замедляет ее. Плохая компания - это то же самое, что и отсутствие компании. Она была крепкой. Она не встретила никого, кто мог бы сравниться с ней, поэтому она часто была одна, но ей это нравилось. Если нет никого, кто мог бы ей помочь, тогда она не станет об этом беспокоиться. "О, я понял! Это похоже на головоломку, видишь? Подойди, я покажу тебе, как ее решить." ... В конце концов, ее планка была высоко поднята. Однако в последнее время она была больше занята побегом из Чрева. Она не знала, о чем думала, приходя сюда. Она признала, что это была не самая блестящая идея. Но в этом мире было очень мало альтернативных вариантов. И вообще, что, по ее мнению, она тут найдет? Лучшее будущее? Смена обстановки? Эти два варианта отпали. Она замерзла, промокла, проголодалась, и эта дурацкая мелодия из нескольких работающих телевизоров, которые она смогла найти, застряла в ее голове. От этих телевизоров ее всегда бросало в дрожь. Несколько других детей дали ей пару советов и указаний, так что, по крайней мере, она знала, куда теперь идти. Если бы она могла просто достичь самой высокой части Чрева и пройти мимо Хозяйки, тогда у нее был бы шанс сбежать. И боже, как же ей хотелось сбежать. Не имело значения, что слева и справа ее поджидали ужасные монстры. Она пройдет мимо них всех и, если ей повезет, возможно, убьет их в процессе. Не имело значения, что она все время была голодна, потому что всегда находилось что-нибудь съедобное, с разной степенью испорченности, но технически съедобное. И определенно, определенно не имело значения, что она видела его каждый раз, когда пожирала свою добычу, это ее совсем не беспокоило. Ни капельки. Это был даже не он. Это была она. Во всяком случае, ее образ. Темная, тонкая и статичная, как старая коробка передач. Всегда позади нее, как призрак. Бесстрастно наблюдая, как она ест. Но на самом деле это была не она. У него может быть ее дождевик и фигура, но его глаза... Они не были ее собственными. Она знала, потому что ее глаза были черными. Черные, как самая глубокая ночь. В некоторых мутных лужах воды она иногда видела свое отражение, и ее глаза всегда были темными и простыми. Даже зрачка не было видно, если не смотреть достаточно пристально. Но глаза призрака были карими. Мягкими, нежно-коричневыми, темными, как дерево. Она знала, кому принадлежат эти глаза. Пару раз она мельком видела их за грязным бумажным пакетом. И она ненавидела себя за то, что узнала их. Ему здесь нечего делать. Он не имел права снова ее беспокоить. Она ушла не просто так. Она должна была оставить все, что связано с городом позади, но, конечно, самая большая неприятность преследовала ее здесь, потому что жизнь была ужасной, и она ненавидела ее. Она ненавидела все это. Он всегда стоял сзади, под тихую, приглушенную знакомую мелодию. Он смотрел на нее, смотрел, и никогда ничего не говорил, Шестая могла поклясться, что в его глазах было разочарование. Но она не позволяла себя этим беспокоить. Потому что он не был ей. Шестая не жалела о том, что сделала. Она сделала то, что должна была. Это было необходимо, чтобы выжить. Она сделала то, что считала правильным, в мире, где всё было неправильным. Вот почему она не жалела об этом. Нет. Она не жалела, что позволила мальчику упасть. Это была не ее вина. Она всегда была умной. Она видела, как он выглядит. Она тоже видела этого Человека. Она заметила сходство. ... Но она увидела его только в последний момент. Лежа там, измученная, разъяренная и – что приводило в бешенство – испуганная, она впервые увидела его без импровизированной маски. И она установила связь. Поэтому, когда он прыгнул, и она рефлекторно поймала его, как делала это раньше, она заколебалась, когда ей нужно было поднять его. Она приняла решение за долю секунды. Это была не ее вина. Не ее. Потому что, если бы она оставила его в живых, если бы она вытащила его и покинула Башню вместе с ним, он наверняка бы вырос и стал Тонким Человеком, которого они видели на экранах телевизоров. Он превратился бы в монстра. К тому же он был трусом. Он позволил ей быть схваченной этим человеком - позволил ей быть схваченной им самим - и доставил в это ужасное, ужасное место. Она доверяла ему, доверяла так, как никому другому, и протянула руку, как он делал это с ней много раз раньше. Она была слаба. Она думала, что он ей поможет. Она была настолько слепа, что была абсолютно, полностью уверена, что он придёт и вырвет ее из рук Тонкого Человека. Но потом она увидела его глаза, когда свет от монстра позади нее ударил точно под нужным углом. Он был напуган. Он был напуган, и это не было похоже на него, быть слабаком, но он свернулся в клубок, положил руки на голову и закрыл глаза, как будто хотел скрыться от ее взгляда, и позволил ей быть захваченной. Он подвел ее. Он предал ее. Он предал ее! И еще он разбил ее музыкальную шкатулку. Он кричал на нее, ломая ее музыкальную шкатулку и издевался над ней, когда она превратилась в этого извращенного монстра – и это также была его вина. Это все его вина. Но он пришел за ней. Это была его вина. Он вернул ей нормальный облик. Не ее. Он пришел за ней… Потому что он предал ее. Даже несмотря на то, что он был напуган. И на этом все закончилось. Так что ее не беспокоило его жалкое намерение преследовать ее или что-то в этом роде. Пусть смотрит, как она ест. Пусть смотрит, как она использует его способности ради себя. Он был ей обязан. Так что пусть остается и смотрит. Не то чтобы ей было до этого дело. Поэтому она бродила по Чреву, сосредоточившись только на своей цели - сбежать, не обращая внимания на все остальное, потому что это не было важным. ...Пока не появился плюшевый мишка. На самом деле ничего особенного. Только потрепанный, по общему признанию отвратительный плюшевый мишка. Она подняла его, чтобы бросить в одну из кнопок лифта, поскольку все было настолько огромным, что она даже не могла дотянуться до угла панели. Он был взят с невинными намерениями. Чтобы быть использованным и брошенным, как и все остальные. Но потом она вроде как... уставилась на него немного. Она не знала почему. Она не любила игрушки. Они были бессмысленны, и она не знала, как играть с большинством из них. Но она все еще смотрела на него. И воспоминания обрушились на нее со всей своей силой.

***

- "Эй!" Шестая обернулась, ожидая нападения кого-то, или загадку, которую необходимо разгадать. Мальчик, Моно - странное имя, но, с другой стороны, он указал, что она буквально названа цифрой Шесть, так что она не могла его осуждать - держал в руках большого плюшевого мишку, разорванного по швам. Шестая подошла сбитая с толку. Может внутри что-то было? Может быть, ключ, как в другой игрушке некоторое время назад. - "Смотри, Шестая!" - он прошептал. Они всегда шептались, когда разговаривали. Тогда нельзя было громко говорить, чтобы их не услышал кто-нибудь или что-нибудь. Она смотрела. Моно выглядел нетерпеливым. - "На что я должна смотреть?" - раздраженно спросила она. - "Ну, разве это не мило?" - Моно повернул мишку, наклонив голову. - "Я думал, девочкам нравятся такие вещи." Шестая пнула его ногой по голени. Моно вскрикнул и потер больное место. - "Он уродливый." - сухо заявила она. - "Это не так. Мне вроде как нравится." - задумчиво сказал он. Шестая фыркнула, глядя в окно. Время, потраченное на этот бессмысленный разговор, можно было использовать для того, чтобы идти дальше. - "Молодец. Пошли." - она схватила его за руку, и, как всегда, от удара электричеством волосы на ее руках встали дыбом. Казалось, что он всегда находится под напряжением. Он позволил утащить себя, повернувшись, чтобы в последний раз взглянуть на мишку, прежде чем последовать за ней. Снова оказавшись на улице, он взял ее за руку и потянул за собой, чтобы они двигались быстрее. Шестая позволила. Он был до смешного обидчив, и ей не очень нравился этот контакт, но она предположила, что с его длинными ногами она могла бы легко отстать, и это никуда не годилось. - "Эй, Шестая." Она вздохнула. - "Что?" - "Что ты будешь делать, после того как мы покинем это место?" Шестая остановилась. Откуда возник этот вопрос? - "...Я не знаю." - она закрыла лицо от дождя. - "На самом деле это не имеет значения." - "Это важно!" - Моно снова посмотрел на нее. Она не могла видеть его выражение лица. Дурацкий бумажный пакет. - "Ты же не можешь просто не иметь цели, верно?" - "Моя цель – сбежать." - "Ну да. Но что ты будешь делать, если сбежишь?" Шестую не беспокоило то, что он сказал "если", даже зная, что она была более чем способная. Слишком многое может случиться. Они могут умереть в любую секунду. "Если" было довольно реалистичным образом мышления. Она пожала плечами. Моно промычал. - "...Ну, я хочу открыть магазин!" Шестая прищурилась. - "Магазин? Для чего?" - "Я не знаю." - "Глупо. Как ты откроешь магазин, если даже не знаешь, что хочешь в нем продавать?" - "Ну, иногда мне просто хочется, чтобы это был книжный магазин. Или магазин игрушек. Что-то вроде этого." - "Значит, ты хочешь продавать уродливых плюшевых мишек?" Моно усмехнулся. Хриплый, короткий звук. Большая редкость в таком месте. Шестая не понимала, как ему это удается так легко. - "Плюшевые мишки снаружи не уродливы." - "Откуда ты знаешь?" - "Ну," - они перепрыгнули через лужу. - "Я имею в виду, что если здесь все плохое и печальное, то снаружи должно быть все наоборот, не так ли?" Шестая вздохнула. Что за идиот. - "В этом нет никакого смысла." - "В любом случае, если мы сможем сбежать, то ты поможешь мне что-нибудь придумать?" - "Почему ты думаешь, что я останусь с тобой, если это случится?" Моно усилил хватку. - "...Ничего. Но все же, даже если ты хочешь пойти своей дорогой, прежде чем ты уйдешь, пообещай, что поможешь мне принять решение." - "А что, если я не хочу?" - "Пожалуйста?" - "Нет." - "Ну пожалуйста?" - "Нет!" Моно рассмеялся. - "Значит, это обещание!" Какой идиот.

***

Шестая вонзила ногти в мишку. Неужели она дрожит? Почему...? На землю упала капля. Она подпрыгнула, подняв грязную руку к лицу. Она... плакала? Почему? С чего бы ей... Ведь это уже не имело значения, верно? Во всяком случае, он ушел. Шестая уставилась на плюшевого мишку невидящим взглядом. Он ушел. Да, его больше нет, поэтому он не сможет открыть свой дурацкий магазин. Он не вырастет и не заведет собаку, как хотел. Ему не удастся это сделать, потому что он ушел. Потому что Шестая позволила ему упасть. Уродливое всхлипывание вырвалось из ее горла. Шестая позволила ему... Она убила его, не так ли? Она была так зла... что просто отпустила. ...Он выглядел таким шокированным. Девочка свернулась в крошечный комочек и прижала плюшевого мишку к груди. Слезы все падали и падали. Она ненавидела плакать. Она чувствовала усталость и жажду, но не могла остановиться. На самом деле она не хотела его убивать! Она просто ... она устала, у нее все болело, и она плохо соображала! В глубине души она знала правду! Она знала, что он сожалел о том, что позволил ей попасть в плен. Он был напуган, и она не могла винить его за то, что он испугался в тот один единственный раз, когда все остальные дни он всегда стоял храбро на фронте всех их сражений. Она не могла винить его за то, что он сломал ее драгоценную музыкальную шкатулку, потому что знал, что это был единственный способ вернуть ее. Потому что он был умен, как и она. Потому что он был умен, силен, храбр, и был всем тем, кем она не была. У него все еще была надежда. У него все еще были мечты. Он по-прежнему был добр к кому-то вроде нее. И все же она позволила ему упасть. Она была ничуть не лучше всех этих монстров. Шестая долго плакала. Но ей нужно было продолжать двигаться. С тяжелым сердцем она положила плюшевого мишку обратно. Она ненавидела это. Она жалела, что не смогла спасти его. Она хотела— Подожди. Она замерла. Она ведь... она ведь на самом деле не видела, как он умер, верно? Даже если он в конечном итоге превратится в Тонкого Человека, как она и предсказывала, технически он не мертв, верно? Она только видела, как он падает в черную бездну Башни, но... Если бы был хоть какой-то шанс, хотя бы ничтожный, что он все-таки жив... Шестая двинулась вперед, ее мысли неслись со скоростью миля в минуту. Если бы она могла сбежать из Чрева и вернуться в город... она видела телевизоры на судне, и они были включены. Та раздражающая мелодия, которую она так ненавидела... она слышала, как ее пели фарфоровые дети в школе. Ну, скорее, визжание чем-то напоминающее эту мелодию. И если телевизоры все еще включены, значит, Башня все еще работала. Получается, что Тонкий Человек все еще контролирует ситуацию. Это означало, что Моно все еще там. Так или иначе, он был еще жив. Ее животик странно подпрыгнул. Моно... Тонкий Человек был темным и жестоким. Он не остановился ни перед чем, чтобы захватить и высосать жизнь из жителей города. Ей было больно знать о том, что случилось с ее другом – но ведь именно так они и жили, верно? Больше не было смысла отрицать – все было так ужасно, что это превратило его в жестокого монстра. В этом теле больше не было Моно. Это было как тогда, когда она превратилась в того большого монстра в Башне. Она думала, что умрет через несколько часов, но Моно был там по крайней мере несколько месяцев. В полном одиночестве. Она быстро заморгала, решив не допустить нового потока слез. Что ж, Моно был очень живучим. Снова и снова их разделяло то одно, то другое, и она была уверена, что он умрет, но он доказывал ей обратное снова и снова. Она просто должна доверять ему. Довериться ему еще раз. Шестая вытерла слезы и тихонько побежала прочь из комнаты с новой обретенной целью. Она выберется отсюда. Она выберется отсюда, найдет Моно, вернет его, и тогда они оба покинут этот жалкий мир. Они уедут навсегда, и она поможет ему открыть свой дурацкий магазин и завести дурацкую собаку, или что он там еще захочет. Они выживут. Вместе. Она верила, что сможет это сделать. Она выжила. Она верила в себя. Она верила в Моно. Она верила в него.