Смущенная невеста 2

Шли дни, которые складывались в недели и месяцы. Так прошел, год, потом второй, а затем третий. Я настолько привык к своей участи вещи, что моя прошлая жизнь казалась каким-то дивным сном, краски которого меркли с каждым днем пребывания в моем вещественном состоянии. Моя шелковая душа полностью и нераздельно слилась с моей новой атласно-кружевной плотью. Мне теперь казалось, что я всегда был платьем и мои руки, ноги, грудь и спина были лишь тканью. Они в привычном понимании для человека, казалось и вовсе не существовали, от слова «никогда». А может все намного проще, от длительного пребывания в состоянии вещи, я стал просто забывать многие тривиальные вещи плотского воплощения. Мне теперь было куда привычнее ощущать свои нижние юбки, кринолин, корсет и белье, как свои обычные части привычного тела и совершенно ни о чем не думать. Но о существовании прежних частей человеческого тела я сразу вспоминал, как только меня надевали и носили, как одежду для особо торжественного момента в жизни. Что может быть более публичной вещи, чем свадебное платье? Вообще, мы платья, жуткие эксгибиционисты, поэтому мы стараемся показать во всей красоте, не только то, что нас наполняет, а именно, прекрасную невесту, но и себя хороших и красивых. Каждая невеста думает, что она яркая звезда, на празднике жизни…. Но, скажите нам на милость, блистала бы она столь ярко и ослепительно, без нас таких, ярких, блистательных, атласно — кружевных платьев? Ведь если вслушаться в ментальный шум витающих эмоций на свадьбе, то именно нам свадебным платьям предназначены эти вздохи и восхищенные взгляды гостей. И я даю гарантию 9 из 10 пунктов, что на невесту никто бы не обратил бы столь пристального внимания, если бы она была одета по этой современной, чертовой, безрукавной моде в обычное вечернее платье, которое скорее напоминает ночную рубашку из разукомплектованной пижамы. С таким же успехом можно ее одеть в мешок из-под картошки и это даст куда больше внимания. Вообще платьем быть хоть и очень приятно, но не легко. Наши атласно-кружевные тела имеют в разы большую чувствительность, чем обычные тела из плоти и крови. Поэтому получая в разы большее наслаждение, нам приходится платить за это в разы большими страданиями. Такова цена быть красивой вещью. Нам больно, когда наступают на наши длинные шлейфы, пытаются случайно или специально оборвать оборки и кружева нижних юбок. А еще очень больно, когда воск со свечей капает на пышную юбку. Особенно больно бывает, когда жених или невеста оказываются курящими, когда искры и пепел от сигарет попадают на нас и прожигают тонкую ткань. А еще очень страшно… Мы все очень боимся огня во всех смыслах этого слова. И хоть всем без исключения, заточенным в вещи, с помощью магии заключения, огонь несет свободу, эта свобода призрачна, ибо несет смерть не только вещи, но и тому, кто в нее был преобразован и помещен… А еще бывает стыд, очень сильное чувство стыда. Нам бывает очень стыдно за жениха и невесту. За урода и придурка тамаду с его идиотскими, граничащими с маразмом конкурсами, за ту пошлую дичь, которую он несет. Его хочется придушить на месте. Особенно нас всех бесит, когда жених пьяненький, как козленочек на четвереньках, с цветком в зубах, ныряет под юбку невесты и пытается снять ртом подвязку невесты. Но особенно платья страдают от одиночества, когда сразу после завершения свадебной церемонии и застолья, едва переступив порог спальни, их снимают и бросают на пол как не нужную тряпку, а затем забывают о них до утра. При всем этом мы платья можем все видеть и слышать, но совершенно ничего не чувствуем и страдаем покинутыми. Да и что мы можем с этим поделать, мы ведь просто вещи, хоть и очень красивые вещи. Впрочем, и бывают случаи, когда от нас не спешат избавляться и мы тоже участвуем в первой брачной ночи вместе с молодоженами. Иногда мы этому способствуем, но это происходит лишь с теми, кто легко поддаются гипнозу платья. Мы попросту делаем так чтобы у невесты и жениха появилось сильное сексуальное желание, а затем мы гипнотически полностью скрываем все застежки и молнии на себе. При попытке снять платье у них совершенно ничего не получается. Жених не выдерживает и берет невесту прямо в свадебном платье. В таком случае наступают минуты настоящего счастья для нас платьев. Мы платья не только все это можем разглядеть во всей красе, но и все абсолютно почувствовать, все то, что чувствует жених и невеста, а еще их эмоции и обрывки мыслей во время оргазма. Это ни с чем несравнимы ощущения, разве что по необычности состояния и яркости красок переживаний, это можно сравнить, когда мы в первый и в последний раз, полностью переходили из телесного воплощения в вещественное, точнее, когда плоть превращалась в ткань и кружева. Как правило если молодожены поддаются гипнозу, особенно это касается жениха, платье ему не даст скучать и пока оно его не выдоит полностью, ему придется трудится. Иногда невеста уставшая, измученная так и засыпает в свадебном платье, забрызганном спермой, совершенно не догадываясь об источнике сил его любимого. Мы счастливы, когда нас из проката возвращают залитыми влагалищными соками невесты и семенем жениха. И никакая химия не способна вытравить из нас эти животворящие соки. Ибо каждую капельку жидкости мы безвозвратно поглотили, поскольку они являются не только источником наслаждения, но и нашей жизненной силы. При этом мы понимаем, что с каждой каплей этих жидкостей наши оковы становятся все более прочнее, поскольку магия заключения, которая держит душу каждой из нас в платье, становится все более неразрушимее. Ткань, из которой мы теперь созданы, становится более прочнее и быстрее восстанавливается. Особенно в этом отношении очень хороша, кровь девственниц и сперма девственников. Как я уже говорил выше, время шло, дни складывались в недели, а недели в месяцы. Так прошло еще два года. Итого, я пробыл платьем в салоне Белль уже пять лет. В вещественном состоянии, время течет несколько иначе. Нет вещественное состояние не замедляет ход времени, просто его бег делается совершенно незаметным, может даже потому, что мы при этом совершенно не старились, как, впрочем, и не старилась та, кто нас пленила. За это время в коллекции феи появилось еще три платья. Мальчики очень страдали, когда узнали, что магия заключение необратима и платье — это навсегда. Я же полностью смирился с мыслью что я вещь навсегда и к прежней жизни возврата больше нет. Да и сама эта прошлая жизнь за стенами салона Белль мне теперь казалась каким-то дивным сном, краски которого с каждым днем тускнели, словно в старом запыленном калейдоскопе. Меня все чаще и чаще посещали мысли, что моя прошлая жизнь молодого мужчины однажды мне приснилась, и что я действительно был всегда весь целиком из атласа, кружев, мягкой тафты и шелка. Платьем мне теперь очень нравилось быть, нет не потому, что я полностью смирился со своим положением и вещественное состояние для меня неизбежность, а скорее с других соображений, я теперь получал не только множество выгод от него, которые абсолютно не могут быть доступны в телесном воплощении, но и много сексуального и душевного наслаждения. Впрочем, быть вещью или точнее очень красивой вещью, в этом была своя философия бытия, рабства и свободы. Мне теперь было бы очень трудно ответить на вопрос, согласился бы я обратно стать из крови и плоти обычным молодым человеком или навеки остаться красивой, самой интимной вещью, одеждой для самого важного и торжественного дня в жизни девушки. Да и куда бы я пошел, став обычным человеком, ведь Белль давно продала мой дом, потратила все мои сбережения и уволила меня заочно из моей прежней работы. Теперь мой дом здесь, в этом свадебном салоне и работа в этой витрине. Хоть я как вещь, был имуществом феи, полностью принадлежащим ей и полностью зависимым от нее, я еще ощущал ее безмерную заботу и абсолютную защищенность которая исходила от колдуньи. Что примечательно, все это понимали и испытывали, все те же чувства, все мои подруги. При всем этом, среди платьев ходило немало причудливых историй с множеством домыслов. Суть которых заключалось в том, что магия заключения лишь властна над телом, но не над информационной сущностью, заточенного в вещь. Если бы это было лишено оснований, или что-то было бы не так, фея давно бы лишила нас всех, наших воспоминаний о прошлом. По одной из магических теорий, в одном теле или в одной вещи может жить только одна душа. Две нет, или совсем немного, лишь на время чтобы поменяться местами. Одним словом, девочки рассказывали, о каком магическом ритуале с перемещением душ. Совершать его нужно, разумеется, в полнолуние. Не знаю почему, но мне было интересно слушать эти байки. -Миллисента, не слушай ее, она все врет! О никаком обмене тел не может быть и речи, ведь у нас нет больше наших тел. Фея их превратила с помощью своей волшебной палочки в атлас, кружева и шелка. Мы ведь все превратились полностью и без остатка, в слои ткани! Мы вещи и это не изменить! — повторяла не раз Мэри-Джейн. — А я не говорила об обмене тел, я говорила об копировании информационных сущностей, при которых происходит замена их друг другом, — возразила Грейс. — Все правильно девочки. Магия заключения не властна над информационной сущностью, она властна лишь над материальным телом, превращенным в ткань, и делает через состояние магического заключения прежнюю телесную оболочку абсолютно недоступной, ни физически, ни магически. Поэтому нужно найти тело, в которое будет скопирована информационная сущность заключенного. Как только появятся амулеты заключения творить заклинание и все произойдет по стандартной схеме, иногда сразу, иногда после скончания полнолуния. Лишние информационные сущности будут стерты, точнее растворены магией, поскольку по магическим законам их не может быть две в одном воплощении, точнее в телесной или вещественной оболочке — сказала Лили. — Боже мой, все так мутно и запутано! — сказала Тюльпан. — И вовсе нет. Сложно только будет выучить заклинание, но мы его разучим, времени у нас достаточно. Может кому-то из нас, оно и пригодится. — Девки, а на хрен мне это нужно! Мне и платьем неплохо быть. Да и куда я пойду. Все считают, что я умерла или пропала без вести… ни работы, ни дома, ни средств… а еще человеческие заботы, налоги, счета, фаст фуд, лишний вес, старость, ну его все к чертям. Не хочу менять свою мягкую, удобную вешалку, и беззаботную спокойную жизнь платья, на черты знает, что! — сказала Стефани. — Как? Ты, не хочешь снова оказаться в теле из крови и плоти? — спросила удивленно Лиза. — Какое к чертям из крови и плоти! Меня мое из шелка и кружев вполне устраивает! По крайней мере ему не нужна дорогущая косметика и средства по уходу за ним- ответила Стефани. — Девочки, ну, а что еще нужно для захвата тела кроме полнолуния? — спросил я игриво, — а затем добавил — Я бы хотел захватить роскошное тело высокой грудастой блондинки, той что несколько недель брала меня в прокат. — Женское однозначно не получится, в доступе возможно, только мужское… — Мужское? — Да мужское! Нужен еще близкий контакт с ним, а еще семя двух мужчин, и две капельки их крови, хотя последнее не обязательно, но все же желательно для достижения сто процентного результата. — Фу! Боже мой, как мерзко! — поспешил я ответить. Праа…тивный! Девочки, да среди нас гомофоб! — воскликнула Лили, и все захихикали. — Это, Миллисента не то что-ты подумала! Ну разве что на пол шишечки!.. — сказала Лили, и снова все захихикали. — Да успокойся дурочка, никаких анальных контактов с мужчинами не нужно, только их кровь и сперма и еще соки одной девственницы — ответила Грейс и снова грянул смех. — Какой девственницы? — Самой обыкновенной… — Нет, в групповухе, я не участвую! Увольте, только не это. Все снова захихикали. В тот день, когда мы беззаботно веселились, я еще не знал, что ровно через месяц моя спокойная и неторопливая жизнь свадебного платья полностью изменится и я даже на какое-то время забуду про витрину… Она появилась словно легкое воздушное облако на ясном полуденном небе. Я в нее влюбился с первого взгляда, нет, не как свадебное платье в свою невесту, а как подросток втрескался в свою первую и незабываемую любовь, как мужчина в роковую женщину. И тут я впервые, за несколько лет пребывания в состоянии вещи пожалел, что я платье, но если признаться честно, если бы я был парнем, таким же, как и раньше, скорее всего, она даже не глянула бы на меня. А так, на меня в витрине, она сейчас смотрит с вожделенным восхищением. Через мгновение возле нее почему-то оказалась Белль. — Тетушка, это то платье, о котором ты так много говорила? — Да, Лизавета это оно. Тебе оно нравится? — Тетушка, ты еще спрашиваешь? Оно восхитительное! — Ты берешь его? — Конечно. Разве против такого можно устоять?! — Ну что ж, я рада что смогла угодить тебе с первого раза, но у меня будет одно маленькое условие. — Какое тетушка? — Оно простое… Я как твоя крестная фея, не могу превратить твои лохмотья в чудесный свадебный наряд и просто дам тебе его в прокат, при условии, что ты с себя снимешь эти гадкие тряпки и забудешь о них хотя бы на месяц.  — Тетя, ты не понимаешь, это не лохмотья, это из коллекции «Дольче Габана». — Лиза, я не знаю, чем эти педики обдолбились и не хочу знать, но эти рваные на коленях джинсы и грязная джинсовая куртка такая, словно в ней красили стены украинские гастарбайтеры! Хотя нет, это тряпки в которых спят американские бомжи в мусорных ящиках, нежели вещи из коллекции претапорте. — Тетя умеешь ты шутить! — рассмеявшись, сказала девушка. — А я и не собиралась шутить. Если ты сейчас даешь обещание, что на месяц забудешь о штанах и будешь ходить как все нормальные девочки в юбках и платьях, то прямо сейчас мы будем мерять это чудное платье. Когда я услышал последнее, мое шелковое сердце забилось в волнении и предвкушении прикосновения прекрасного, нежного, девичьего тела к моему нежному атласно-кружевному телу. И хоть я, будучи платьем, множество уже повидал девичьих тел, предвкушая это зрелище, почувствовал, как меня наполняет какое-то странное томительное волнение и смущение. — Хорошо тетя, я согласна? — Что согласна? — Месяц носить твои юбки. — — Обещаешь забыть о гадких штанах? — И вовсе они не гадкие, но обещаю тебе тетя, месяц без брюк! — Очень хорошо… Тогда проходи за ширму сейчас девочки снимут его с манекена и тебе подадут. — Тетя, а как называется это чудесное платье. — Миллисента. — Как принцессу Миллисенту. — Это и есть свадебный наряд принцессы Милисенты. — Тетя, а трусики и лифчик снимать? — Лиза снимать нужно все. Этот свадебный наряд имеет все аксессуары, включая и свадебное белье. А еще платье должно полностью магически под тебя подстроиться, чтобы ты его ощущала, как частицу своего тела и тебе было в нем полностью комфортно. — Тетя ты шутишь? — Нет не шучу моя девочка… — Потом ты, как моя крестная фея, крыс превратишь в лошадей и кучера, а тыкву в карету — пошутила девушка.  — Лизавета, я не стану тратить магическую энергию на глупости… — сказала серьезно Белль, а затем добавила. — Я просто позвоню Саиду, и он на лимузине подъедет на часок раньше, чтобы подружки невесты успели украсить машину… Кстати за банкетный зал я уже договорилась… Наконец меня полностью надели, включая перчатки и вуали с фатой, и я мимо воли начал очень медленно стягиваться на теле девушки, магия платья постепенно меня подстраивала под будущую невесту, меняя мои размеры. Сказать, что это были восхитительные ощущения, значит ничего не сказать. Правда они ко мне начали приходить, когда ее руки и ноги проникли в мои руки и ноги, а ее грудь в мою грудь, точнее ее игривые сосцы уперлись в то, во что она была превращена, в роскошный корсет и лиф. А еще я услышал обрывки мыслей и эмоции девушки и это меня очень удивило. Это означало лишь одно, что произошло магическое единение невесты и ее платья. Такое возможно лишь когда невеста испытывает оргазм будучи в свадебном платье, когда жених ее берет, не снимая свадебного наряда. И кто его знает, может это грудастое, с огромными зелеными глазами и рыжими волосами существо, сейчас испытывало наслаждение, находясь во мне. Но я лишь мог об этом гадать, одно лишь четко понимая, что если я не свадебное платье ее мечты, то уж точно жутко ей нравлюсь. Пусть будет так… Ведь будучи в своем прежнем теле, я не то чтобы мог нравится представительницам прекрасного пола, но даже не вызывал у них особого интереса, зато будучи платьем от их внимания и их желаний, нет теперь отбоя. Мой бантик на талии сладко заныл. Девушка, словно прочитав мои мысли обернулась и нежно погладила мой бант, а затем и рукава-буфы. Я чуть ли не взвыл от наслаждения, а девушка молвила: --Тетушка, какой роскошный красивый бант, какие милые буфики! — Лиза, я рада что они тебя приводят в восторг, мне они тоже очень нравятся. Девочка моя, это коллекционное платье, и оно волшебное. — Тетя оно действительно волшебное, оно просто идеально на мне сидит и мне в нем очень комфортно. Никогда не думала, что в таком пышном платье с такой огромной юбкой может быть так удобно. И мне теперь совершенно не хочется его снимать. Я так бы так и осталась в нем навсегда. Тетя я влюбилась в это свадебное платье! Я хочу это платье! — щебетала взволновано девушка. Ее эмоции били через край. — Девочка моя, ты не забыла про наш уговор? — Нет тетя! — Тогда марш обратно за ширму, девочки помогут тебе снять твой свадебный наряд, а ты переоденешься в нормальную одежду прямо здесь и сейчас. Я для тебя приготовила не менее чудное платье и парочку юбочек и блузок. А свои лохмотья сложишь в мусорный пакет. — Но тетя?! — Я не собираюсь их выбрасывать, просто на месяц лишу тебя этих дрянных тряпок. Может ты наконец послушаешь свою крестную фею и у тебя появится естественное желание нормальной девочки, носить нормальную одежду. — Тетя? — Лиза! На дворе жара, а ты в грубых штанах… Ну нельзя же так…- увещевала свою племянницу Белль. Меня сняли, разделили на части и почти полностью разложили по упаковкам. Лиза тем временем прошла за другую ширму, из-за которой вскоре послышалась возня и спор женщин, а также возражение девушки. А потом, когда все утихло, она вышла из-за ширмы в легком, белом платье в крупный красный горошек, с короткими маленькими рукавчиками фонарик. Само же платье было из тонкого, струящегося, тускло поблескивающего шелка, мягко облегающего фигуру. Юбка его была просторной, если не пышной, удобной длины, до середины голени. Губы Лизы теперь были подведены алой помадой, руки были затянуты в красные, атласные, длиной до локтя, перчатки, а на ногах вместо спортивной обуви, красные лакированные туфельки лодочки на шпильках средней длины. В руках девушка держала красную изящную сумочку. Ее образ венчала изящная красная шляпка на милой взбалмошной головке. Этот образ был великолепен, не только с точки зрения любящего переодеваться в женскую одежду парня, превращенного ведьмой в платье, но и обычной женщины, следящей за модой. Это последнее что я увидел, когда молния герметичного чехла скользила снизу доверху. Чехол из плотного полиэтилена видимо обладал тоже частицей магии заключения, поскольку после помещения в него моей атласно-кружевной тушки, мой взор утрачивал свободу и сразу устремлялся в одну точку к моему лифу. После чего он ставал совершенно застывшим и неподвижным, при этом я лишь мог видеть верхнюю часть кружев на своем лифе. А дальше было все… я медленно и неотвратимо заскользил в тягучие, плотные объятия Морфея. Последнее что я услышал, проваливаясь в забытье: -Тетя, твои глупые куклы, опять сделали из меня куклу! Я не хочу выглядеть как они. — Лиза! Они не глупые куклы, девочки лишь выполняют в точности свои обязанности, что очень важно не только для прислуги, но и для высоких требований работниц моего салона! И вообще, ты наконец стала похожа на нормальную девушку твоего возраста. — Тетя каждый раз, когда я захожу к тебя из меня делают глупую рафинированную куклу. Так нельзя тетя, я тебе не витринный манекен. Я теперь слишком… слишком… — Хороша?  — Нет, слишком идеальная. Я не хочу выглядеть как законченная «Барби». Прошлый раз, когда ты меня нарядила в то пошлое и длинное до пят голубое платье из-за меня случилась авария. На меня пялился какой-то тип, словно я была голая, а потом он врезался в столб. Это было очень забавно, но вовсе не смешно… -Милая моя девочка, ты женщина, а каждая женщина должна быть в первую очередь привлекательной. — Тетя я не хочу, их привлекать! Я не хочу, чтобы они на меня пялились! Я не люблю! — Знаю моя дорогая, можешь крестной не объяснять, ты не любишь мальчиков, ты любишь девочек. Но уверяю тебя моя милая, этот образ будет привлекательным скорее для женщин… Едва она произнесла эти слова, как я провалился в мрак забытья…