Туман после рассвета

Ровена знала, что Джинни непременнно объявится. Не на следующий день, но она обязательно придет, и тогда неприятного разговора будет не избежать. Ровена примерно понимала, что должны были чувствовать все ее друзья из прошлого, когда она сожгла все мосты и ушла в неизвестность. Наверняка они злились, ругались, пытались ее найти, а потом смирились. Как там писала Луна в последнем письме: «Они просто не понимают, если ты не находишься, значит, ты просто сама не хочешь этого. Но не вини их в этом, их мозгошмыги просто сильно любят тебя». Мозгошмыги; Ровена саркастично рассмеялась, если бы все было так просто. Такая избитая фраза, но она и сама не могла понять, когда все успело стать так сложно. Даже во время войны все было легче, они знали, во имя чего сражались, они были готовы защищать свою любовь и свои идеалы до последней капли крови. А сейчас; весь мир перестал быть черным и белым, появились новые оттенки, но никто не предупредил их об этом. И они тыкались в каждый тюбик с краской слепо, надеясь надавить на нужный, а каждый раз краска вылетала стремительно, не давая права на подумать и облепляла со всех сторон. И это называли жизненным путем. Ровена не сомневалась, не думала правильно ли она поступает, ей вполне хватило глубокого анализа своей жизни, когда это чуть не привело к психиатрической лечебнице. Она просто жила, так, как хотелось ей самой. Встреча с прошлым обернулась не лучшим вечером в ее жизни. Словно что-то в ней заморозилось, и все происходящее записывалось на пленку, а она была обыденным наблюдателем. Ни объятия Джозефа, ни ее собственные поцелуи не казались ей такими чувственными, и почему-то все окружающее казалось ей пластиковым и ломким. Разумеется, Джоз вес понимал, он не мог видеть, что творится с Ровеной, но та только отделалась привычной панической атакой. А когда Джозеф засыпал на ее плече, она никак не могла отделать от впечатления, что нечто вторглось в ее жизнь и начало последовательное разрушение. Что она могла ему рассказать? Какую правду? О том, что она встретила человека из прошлого, которого когда-то любила до головокружения, за которого она без сомнения отдала бы жизнь? Джоз не был ревнив, она никогда не давала повода, но тут насторожился бы и самый тихий. Разумеется, их отношения были более чем свободными, и каждый раз Джоз говорил, что Ровена может уйти тогда, когда пожелает того сама, но она прекрасно понимала, что этим ранит того, к кому привязалась всей своей душой. Тяжелый камень снова упал на ее грудь, и теперь нужно было справляться самой. И Ровена несомненно справится. Позитивные аффирмации должны были хоть раз сработать, не так ли? «Возьми на себя ответственность, Ровена!» — прозвучали в голове набатом слова Эдды, и Ровена с уверенностью закрыла глаза. Она справится. Появление Джинни не грозило разбудить заснувшую совесть. Несомненно, она уважала свою боевую подругу, гордилась заслугами Гарри, но никто не мог повлиять на ее решения, а потому Ровена спокойно выжидала время, когда рыжие волосы появятся в проеме лаборатории или кабинета. Но время шло, а даже ни на намека на нее не появлялось. К Чарли часто заходила миссис Уизли, но Ровена сама вежливо пресекала все попытки поговорить по душам. Она понимала, что мать семейства переживала серьезные душевные страдания, но сил на то, чтобы вытаскивать людей из пучины отчаяния у нее не было. Все как-то рассыпалось серой пылью в руках, и Ровена могла только лечь калачиком и накрыться пледом, выжидая, когда все закончится. Правда, в один день Ровена не удержалась. Молли выходила из палаты Чарли, когда Ровена шла поменять ему повязку и увидела женщину тихо плачущей в платок. Сложно сказать, почему это тронуло Ровену. Может быть потому, что она вспомнила своих родителей, которые все так и жили в далекой Швеции, за тысячи километров от Лондона, по которым тоска не прекращалась ни на минуту, а возможность их увидеть так и не представлялась, а может быть потому, что рыжая мысль о несостоявшейся свадьбе так быстро мелькнула у нее в голове, и сама толком, не понимая своих действий, Ровена прониклась таким сочувствием, что в следующую минуту уже обнимала рыдающую женщину. Когда-то она думала, что будет частью их семьи; как же глупо. Молли что-то говорила про разрушенную жизнь своего сына, а Ровена старалась не прислушиваться; слишком сложно было понимать, что нечто потерянное больше никогда не найдется. Но Джордж сам вершил свою жизнь, он принимал те решения, какие считал нужными, в конце концов, его ошибки были только его ошибками, но как это можно было объяснить безутешной матери? Молли тогда долго благодарила Ровену, а когда та нервно спросила за что, слова грянули громом. «За то, что не дала последовать Джорджу за Фредом». Молли ушла, вместе с ней ушел и ее вечный аромат маковых булок, а Ровена все так и смотрела в окно, на зеленое дерево. То цвело беспрестанно, даже зимой распускаясь зелеными листьями. МакКинли она сказала, что это пластик. А сейчас Ровена старалась не задохнуться от рыжих всполохов, которые мелькали в зеленой листве. Она как-то и забыла, что это был подарок Джордж на ее восемнадцатилетие. Он сказал, что зеленый пойдет к ее рыжим волосам, а потом поцеловал, первый раз так горячо-горячо, что она неделю ходила с красными щеками. Пришла пора его выкидывать. *** Утро понедельника началось вполне неплохо. МакКинли отправили в незаслуженную командировку, куда-то на север от Девоншира, и в Донго поселилось спокойствие. Никто не открывал постоянно дверь в лабораторию, никто не стоял над душой, когда Ровена смешивала растворы, никто не спрашивал, откуда она взяла «Эти подозрительные компоненты, а, мисс Мур?», и никто не грозил сдать их с поличным в полицию. Обычно она спокойно относилась к подобным спектаклям, и даже не понимала, почему в Хогвартсе так серьезно относились к волшебству вне их мира, ведь в основном никому не была интересна жизнь других, а если кто-то и видел что-то выходящее за рамки воображения, то все списывали на галлюцинацию. Одним словом, майский понедельник дышал покоем и умиротворенностью. Ровена уже несколько часов разбирала посылку Невилла и его милые каракули; его почерк оставался все таким же непонятным, а когда она попросила Лавгуд черкнуть ей пару рецептов, то поняла, что Невилл оказался по сравнению со своей женой тем еще каллиграфом. Она как раз подписывала новый отвар из родянника серебристого для мгновенного залечевания глубокой раны от ножа, когда за ее дверью послышался какой-то шум, и в следующую секунду в лабораторию ввалились две девушки, что-то крича и перебивая друг друга. Ровена вздохнула, понедельник моментально перестал быть мирным, и начались привычные рабочие будни. Надо будет соглашаться на поездку с Джозом в леса графства, если она не хочет сойти с ума окончательно. Только природа. Только тишина. Тем временем шум нарастал, и Ровена перестала вовсе различать фразы, слыша только вопли, что сюда нельзя, и что кому-то надо срочно ее видеть. Вмешиваться в потасовку было опасно для жизни, а потому пришлось вспоминать невербальную комбинаци. Дело это оказалось сложным, учитывая, что года три Ровена обычную волшебную палочку в руках не держала, что уж говорить о высшем уровне владении волшебством. — Деварбиум статите! Двух девушек оттащило по разные стены комнаты, и Ровена не удержалась от восклика. Это была Джинни. Все такая же боевая, смелая и сердитая. В прошлый ее визит Ровена не смогла ее толком рассмотреть, все было в каком-то тумане, но зато теперь она видела ее так ясно и четко, словно не было тех семи лет, которые разлучили их невидимой стеной. Джинни была зла; такой злой она была только тогда, когда Ровена рассказала Фреду о ее тайных свиданиях с Кормаком. Тогда она наслушалась тысячу лестных комментариях о своей личности. Но сейчас Фреда не было, не было и Джорджа, а потому отбивать вполне обоснованные атаки придется самой. — Рада, что за семь лет ты не разучилась волшебству. Тон у Джинни был точно как у Джорджа — такой же едкий, язвительный. Видимо, после шока от неожиданной встречи Джинни много думала и надумала, что Ровена не была уж такой хорошей подругой. Ровена, конечно, могла бы поспорить, но в душе понимала, что подруга прошлого окажется правой. — Ровена, эта сумасшедшая ворвалась в кабинет, хотя я говорила, что к тебе нельзя! — возмущенно начала Сара. — Эта сумасшедшая — ее подруга! — мгновенно взвилась Джинни. — Точнее, ей была когда-то. Ровена проигнорировала гневный взгляд и тихонько вздохнула; все опыты придется отложить до завтра, иначе лаборатории будет грозить полный разгром. Наверное, и она бы так же злилась, если бы ее кто-то предал. Внутренний голос тут же услужливо напомнил события прошлых семи лет и последние слова Джорджа, и Ровена скривилась. Определенно, у Джинни были все права злиться. — Все нормально, Сара. Это моя подруга. — Нормально? — не отступала ее приятельница. — Значит, влезть без очереди, навести хаос во всей приемной и метнуть комбинацию остолбенения в Нормана- это нормально? У Ровены чуть не отвисла челюсть. Она знала нрав Джинни, знала, на что был способен этот рыжий ураган, но чтобы на такое! Да, утро сюрпризов продолжалось, и, чувствуется, оно должно было принести ей еще немало открытий. Опасливо покосившись на бывшую Уизли — ныне Поттер, Ровена подкатила к ней кресло и молча кивнула. — У нее стресс, Сара. Мы давно не виделись. — Ну, знаешь ли, у меня тоже стресс, но я так не кидаюсь на всех! — У беременных повышено чувство обострения! — проворчала Джинни. — Ну так сидели бы дома, а не носились по городу! — Так, хватит! — гаркнула Ровена, чувствуя, что если это не прервется, то ремонт в лаборатории придется делать куда быстрее. — Джинни, успокойся, и ты, Сара, тоже. На ваши крики только чаек призывать. Обе девушки обиженно засопели, а Ровена в сотый раз призвала свое терпение потерпеть еще немного. Скоро будет обед, а потом и до конца дня будет недалеко. И когда только ее работа стала для нее рутиной, от которой она стремилась избавиться. Отставить пессимизм, Ровена. Возьми себя в руки. Должен же быть хоть кто-то адекватный в этой комнате. — Сара, не обижайся, — она быстро похлопала коллегу по спине и улыбнулась. — Мы и правда с ней давно не виделись. — Да я не против, — смилостивилась Сара; она всегда быстро вспыхивала и так же быстро отходила. — Просто не надо так рьяно рваться в служебные помещения. Можно ведь просто объяснить, у нас есть уши, мы умеем слушать. Стой, — она вдруг громко зашептала Ровене на ухо. — А это та Уизли, которая жена Поттера и сестра Джорджа Уизли, ну, того, безухого с магазином? Ровена коротко кивнула; упоминание о Джордже было готово разрушить те оставшееся шаткие запасы спокойствия, и она принялась прибирать колбы, и так стоящие в идеальном порядке. — Ну ничего себе. — присвистнула Сара.- Да, герою войны повезло с женой. — Ровена усмехнулась, это была чистая правда; так, как Джинни любила Гарри, стало отдельной легендой. — Кстати, а тот рыжий вполне симпатичный, присмотрись, если Джоз надоест. Комок подкатил к горлу, но Сара уже исчезла в коридоре, что-то весело напевая. Небеса, кем ее считали на работе? Она думала, что всем известна ее непогрешимая привязанность к Джозу, она искренне надеялась, что их в колуарах обсуждают меньше всех. Что она все время делает не так?! Ровена медленно осела в кресло, не замечая встревоженного взгляда Джинни, чья праведная сердитость ушла на второй план, увидев она посеревшее лицо подруги. Сколько лет она не видела Ровену? Лет пять так точно. Она так неожиданно исчезла, без вещей, без духов; ее запах мускуса все продолжал витать в комнате Джорджа, и Джинни, не зная, что произошло, по несколько раз на дню продолжала наблюдать жуткую картину, как Джордж, обернувшийся в шарф Фреда заваливался на ее подушки, утыкался носом в белый пух, и от страшных стонов не было никакого спасения. А потом исчезли все вещи Ровены, все до одного, тогда-то Джордж и испарился из их дома, изредка навещая семью, но в таком состоянии, что все втайне ждали момента, когда он уйдет. Сначала Джинни пыталась найти Ровену, но она будто бы исчезла; Уизли понимала, что та скорее всего скрыла дом от всех остальных, но такого уровня волшебства не могла ожидать даже от лучшей ученицы на курсе. Потом она писала, звонила, но Ровена не отвечала, правда, года через три прислала открытку с поздравлением, а потом тишина. Скупые праздничные поводы — вот, что было их единственной связью. О ней писали, и много, часто выходили статьи о лучшем ученом года Ровене Мур, но она не появилась даже на церемонии вручения призов, словно и не было никогда такой волшебницы. И вот тогда Джинни обиделась. Не только за себя, но и за весь волшебный мир, который открыл ее, и от которого она так легко отреклась. Они долго сидели молча, и тишина все сильнее опускалась на Ровену тяжелым щитом. То, от чего она так долго бежала, все равно преследовало ее, и от осознания, сколько сил она потратила на то, чтобы стать потерянной, а ее все равно нашли, хотелось завыть. Она понимала как-то Джинни, понимала ее гнев, но она не переставала быть Уизли, не переставала напоминать вечными рыжими волосами о тех потерях, которые скручивались внутри Ровены узлом и душили так, что не оставалось сил на вздох. А Джинни все молчала и только изредка кидала на Ровену недовольные взгляды, от которых раздражение находило не слабее, чем от славных воспоминаний. — Джинни, ты пришла со мной помолчать? Если так, то прости, у меня не очень много времени. — Ровена встала и переложила красные колбы к синим; временами она сама не понимала, что делает. Она медленно одевалась в свою броню от прошлого — мрачности, бурчания и нудности. Это всегда так замечательно отталкивало людей, что не нужно было тратить время на ненужные разговоры. Но Джинни оказалось не так легко пронять. — Пришла поблагодарить за Чарли. Спасибо, Ровена. — Пожалуйста. — Теперь он снова в строю. — И куда теперь? Снова в Персию? — Нет, на этот раз в Венгрию. — Так он же был в Румынии? — Да, а теперь хочет исследовать Венгрию. Говорит, что его привлекают местные традиции. Ровена подозрительно покосилась на притихшую Джиневру. Обычно подобное спокойствие только обещало сильнейший ураган, и она с осторожностью смотрела, не появилось ли в глазах ее подруги хоть малейшего намека на опасные огоньки. Но та как специально села в тень и мирно постукивала ногой по полу, изредка прикладывая руку к животу. Ровена мотнула головой, и отдаленно прозвучавший разговор набатом ударил в уши — Джинни была беременна! А она это пропустила мимо ушей, так, словно это была незначительная мелочь. Улыбка появилась помимо нее самой, и Ровена так крепко обняла подругу, что та чуть не упала со стула. Дети были несбыточной мечтой для Ровены. Стоило ей заговорить с Джозом на эту тему, как тот отшутился, что ему вполне хватает своих. Больше они об этом не говорили. Но за Джинни она была рада, искренне рада. — Джинни! Как же я рада за тебя! — Что, все же заметила? — усмехнулась Уизли, приглаживая прическу. — Но как же так быстро, — залепетала Ровена. — Ведь совсем недавно ты тоже ходила в положении, а сейчас… — Совсем недавно? Уже года четыре прошло, не меньше. — Правда? Так быстро пролетело время. — протянула Ровена, стараясь отсрочить неприятную беседу. Она вызвала Джинни на откровенность, а потому вопросы о ее же исчезновении были неизбежны. — Да что ты? — начала закипать Джинни, и Ровена потянулась за чайником; чай с печеньем всегда спасал ситуацию и чужие жизни. — Значит, по-твоему, время пролетело очень быстро? Ровена, как так можно? Семь лет я от тебя не слышала ничего, не знала, где ты, что ты! — Я посылала открытки, — слабо возразила Мур, стараясь упрятать реактивы подальше от сумки Джинни, которой она махала во все стороны. Определенно, с годами она становилась похожей на мать. — О, как мило! А ты не думала, что я за тебя волновалась? То, что ты рассталась с Джорджем, не значит, что ты должна была забыть о нас! — А ты не думала, что мне было больно? — выпалила Ровена то, что семь лет сидело у нее внутри тяжелым грузом. Джинни замолчала, неуверенно глядя на свою подругу. Ровена пристально смотрела в окно, стараясь сохранять самообладание, но по тому, как ее пальцы сминали какие-то бумажки, Джинни поняла, что та на грани. Она ведь никогда не говорила, подумалось ей, из-за чего они расстались с Джорджем. Она просто испарилась, так, будто этих отношений никогда и не было. — Ровена, наша семья не ограничивается только Джорджем. — тихо проговорила Джиневра. — Да. Но вы все равно его семья. — глухо ответила Ровена. — И в каждом голосе, в каждом движении, боги, даже в цвете волос виден он. В лаборатории воцарилось молчание. О том, как у нее болело в душе, Ровена не говорила никому. Родителям она просто сказала, что школьная любовь прошла, а себе запретила даже вспоминать его имя. Небеса, как же она его любила бы, если он только позволил ей. Три года она говорила себе каждый день, что больше не любит Джорджа Уизли, что его рыжие всполохи больше не волновали ее, но стоило кому-то показать фотографию его магазина, стоило ей увидеть его, стоило услышать просто имя «Джордж», как она удерживала себя, чтобы не бросить к нему. Наплевать, что он ее не любит; наплевать, что он может ее возненавидеть; только бы быть рядом, только слышать его голос. Однажды, год спустя, она увидела его в Косом переулке. Он стоял около магазина с мантиями, задумчиво перебирая бахрому пальто. Она чуть не рванула тогда к нему, но удержала себя, а когда увидела, как он приобнял какую-то девушку, медленно развернулась и аппарировала в Лондон; это был последний раз, когда она воспользовалась волшебством. Это перестало быть любовью, это стало болезнью, а потому Ровена медленно, но верно стирала из памяти все, что было связано с ним, и до последнего времени у нее все получалось. — Ровена, что между вами произошло? — Джиневра приобняла подругу и похлопала по плечу. — Расскажи, пожалуйста. — Разве Джордж тебе ничего не рассказал? — Нет. Тогда с ним вообще нельзя было поговорить, так он был пьян, а сейчас, как видишь… — Джинни не закончила, и бумажные платки пришлось давать уже ей. — Он тебе изменил? — Нет.- Ровена решительно мотнула головой. — Нет. Ничего такого. — Ура, — выдохнула Джиневра. — Значит, мой братец не такой законченный идиот. — Но знаешь, — медленно проговорила Ровена. — Думаю, мне было бы легче узнать о его измене, чем услышать подобные слова. — она глубоко вздохнула, словно ей нужно было прыгать с десятиметровой вышки и продолжила.- Помнишь те дни после Фреда? — ее подруга утвердительно кивнула головой.- Мне тогда казалось, что я сойду с ума, если потеряю и его. Еще и Эдды не стало так быстро… Словом, Джордж был всем для меня. Я и не думала, что можно было так любить, до боли в груди. Я боялась оставлять его одного, но и понимала, что мое постоянное присутствие его будет выводить из себя. Поэтому иногда я надевала невидимку, и шла туда, куда шел он, но только чтобы знать — с ним все хорошо. А он как нарочно все больше отдалялся от меня.- воспоминания подкатили к груди с такой силой, что Ровене показалось — она сейчас упадет со стула. — Конечно, я понимала, что это было так эгоистично: надеяться на его внимание, когда он потерял половину себя. Я не обращала внимания ни на что. А когда он рассказал мне все, что его тревожило, я была счастлива. Счастлива, что, возможно, смогу помочь ему, облегчить эту боль… Я знала, как у него болело, ведь потеряла Эдду, а он потерял свою половину, значит, у него болело в тысячу раз сильнее. А потом я услышала его слова. Я как раз хотела зайти за ним на прогулку, когда услышала его слова. Он говорил своему отражению, что я очень помогаю ему. И он боится, что возненавидит меня за эту помощь, за то, что я вечно буду ассоциироваться у него с уходом Фреда. Что лучше бы я и не приходила, не помогала. Джинни с ужасом слушала все, что говорила ее подруга. Она представляла этот разговор не раз и была готова услышать рассказ о том, что Ровена застала его целующимся с кем-то, или что ее брат-идиот как-то иначе предал ее — все это было как-то поправимо; вся проблема лежала на поверхности, и ее можно было исправить в крайнем случае извинениями, каким-то сближением; последнего Джиневра желала больше всего на свете для Джорджа. Она видела, как тот постепенно с извращенной радостью закапывал свою жизнь все глубже и глубже и при этом просил каждого встречного засыпать его землей. Она любила своего брата и понимала, что спасти его сможет только Ровена Мур. Но все это было возможно, если проблема крылась только на поверхности, а тут все было сложнее, неразрешимее. Ровена продолжала говорить, и глаза ее затянулись какой-то серой тенью, отчего она стала напоминать старую куклу. Красивую, но без души. И что же было поделать, если эту душу выбросили наружу и вытоптали. — Понимаешь, Джинни, — говорила Ровена, и ее голос стал бесцветным, машинным. — Я все думала, что тот разговор был ошибкой, но на следующий день он повторил все то же самое, а со мной был мил, любезен, будто бы любил. А я сидела, улыбалась и знала, что в глубине души он начинал меня ненавидеть. Ненавидеть! — ее голос вдруг поднялся до вершины, а потом рухнул вниз, и Ровена первый раз разрыдалась, так сильно, захлебываясь, что Джинни совсем разнервничалась, не зная, что делать с подругой. — Я так сильно его любила, я так хотела ему помочь, но я не могла! Не могла больше чувствовать его объятия и знать, что он говорил в той комнате! Может быть я была эгоисткой, но вот тут, — она дотронулась до грудины.- Вот тут было так больно, так горело; я не могла, Джинни! — Тише, дорогая, тише, ты ни в чем не виновата. — тихо шептала Джиневра, мягко обнимая подругу. — Ты ни в чем не виновата. Ровена исступленно рыдала, и с каждым всхлипом ей становилось легче. Тяжелый камень скатывался с груди, давая ей дышать в полную силу. Она ни в чем не была виновата, она так сильно любила Джорджа, и, Небеса, если бы он просто дал ей возможность! Ровена плакала с каждой минутой все тише и тише; то, что она хранила в себе так долго, никому не рассказывала, перестало быть тайной, перестало есть, впиваясь клыками до крови, до кости. Она ни в чем не виновата. — Я ушла, я думала, что вернусь к нему, когда он меня позовет, но он не звал, Джинни, не звал! Почему он меня не звал, Джинни? — Ровена подняла заплаканное лицо к подруге, но та только промолчала и крепче обняла ее. Что она могла ей ответить? Потому что Джордж сначала заперся в своей комнате, а потом вышел оттуда пьяным, аппарировал куда-то и не возвращался неделю? Потому что он сутками напролет шастал по улицам волшебного и неволшебного Лондона, знакомясь с какими-то странными личностями? Потому что с каждым днем он становился все развязнее и развязнее, и как назло магазин его работал, и деньги лились градом? Потому что в один вечер Джинни проснулась от того, что Джордж стоял под дождем и все кричал имя Ровены, а потом будто захлопнул себя настоящего ото всех, оставив только исключительно мерзкую личность, которую именовал не иначе, как «Новый Джордж Уизли, то, чего вы раньше никогда не видели»? Нет, ничего этого она сказать не могла, Ровена и так находилась на исключительно грани, и одно лишнее слово могло ее буквально сломать. — Не знаю, Ровена. — Джинни действительно не знала ответ на этот вопрос. Все, что происходило, было только следствием их расставания, но почему Джордж действительно не позвал Ровену, не знал никто. Какое там решение он принял в своем воспаленном мозгу не мог прочесть даже Гарри. — К сожалению, я всегда была плохим легиллиментом, дорогая. Ровена коротко рассмеялась и внезапно перестала плакать, словно кто-то повернул кран с водой, и поток остановился. Ровена поморщилась и протерла глаза бумажными платками, быстро вздохнула и ударила себя по щекам, чтобы те перестали быть бумажно-бледными. — Ладно, хватит, а то устроила я тут целый потоп. — Ровена, если слезы облегчают…- горячо начала Джинни. — Да в том-то и дело, что не облегчают.- дернула плечом Ровена. — Я пробовала плакать еще тогда, когда Эдды не стало, но только голова разболелась, а легче не стало. Джинни, что ты думаешь насчет того, чтобы выпить чая? Я знаю неплохую кондитерскую через дорогу. — Конечно. — улыбнулась Джиневра. — Нам всем нужен чай. *** Кондитерская, о которой рассказывала Ровена, оказалась очень милым и уютным местом. Упрятанная в красный кирпичный дом, увитый зеленым плющом, она была небольшим островом тишины и спокойствия в вечно шумном Лондоне. Джинни приезжала не так часто, они с Гарри предпочитали сельскую жизнь городской. За городом всегда дышалось так легко, и солнце вставало рано, освещая медовыми бликами и зеленое озеро, и луг, за которым небо казалось облачным замком, точно таким, о котором братья рассказывали ей в далеком детстве. Джинни могла твердо сказать, что счастлива. Все в ее жизни сложилось так, как она мечтала. Конечно, смерть Фреда и равномерное закапывание Джорджа, не могло не отбрасывать пугающие тени на ее солнечный мирок, и временами тоска по своим рыцарям, ушедшим от нее навсегда, была слишком мучительной, но тогда Гарри приобнимал ее и нашептывал, что все обязательно будет хорошо. Но сейчас, смотря на свою подругу прошлого, Джиневра понимала, что Ровена была недостающей деталью в общей гармоничной картине ее жизни. Она была привязана к Ровене, такой мудрой, рассудительной, немного сумрачной, но сердечной и доброй. Они не сразу подружились, Ровена будто осторожно приглядывалась к ней, но в последние два учебных года они стали не разлей вода. Новости, что Ровена войдет в их семью, Джинни радовалась не меньше, чем своей свадьбе. Она все представляла, как сможет назвать ее своей сестрой, сколько вечеров они проведут, беседуя и смеясь, а потом Ровена ушла. Джинни ее не хватало. Не хватало дружеской поддержки, доброго слова, ее присутствия в «Норе»; ей не хватало своей сестры. — Ты ведь любишь сладкое, Джинни? — уселась за стол Ровена с полным подносом сладостей. — Еще спрашиваешь! О, это же чизкейк, Ровена Мур, ты — прелесть! — Знаю, — рассмеялась Ровена; подобных дружеских разговоров ей, оказывается, не хватало. Какое-то время они пили горячий чай, болтая о всякой чепухе и приятностях. Джинни рассказывала, как продвигается диссертация Гарри, что они перебрались поближе к лесу, и что МакГоннагал уже попросилась в отставку, узнав, что у нее будет учиться Поттер-Уизли. Ровена так громко расхохоталась, что остальные посетители заулыбались в ответ, и даже Джиневра, было пытающаяся хмуриться и бурчать, мол, что тут смешного, тоже рассмеялась в ответ. — Ну как ты живешь, Ровена? — заботливо спросила Джинни. — Хорошо. Правда хорошо. — улыбнулась Мур.- Работаю там, где всегда хотела. Живу с тем, кто мне нравится. Все складывается пока неплохо. — А… — начала Джинни, но осеклась на полуслове. Ровена понимала, что скорее всего она хотела спросить о Джозе и о страшном слове «Любовница», прозвучавшем как гром. Ровена не обижалась, она прекрасно понимала, как тяжело воспринимать подобное, особенно с постоянной тенью ее образа праведницы, но ей не было стыдно — это самое главное. — Ты хочешь спросить меня насчет Джоза? — она спокойно отхлебнула чай и с усмешкой взглянула на покрасневшую подругу. — Это правда. Он женат, и мы живем вместе. Я понимаю, ты можешь меня осуждать… — Нет! — горячо возразила Джинни. — Я не собираюсь тебя осуждать, Ровена. Ты взрослая, умная. Если ты приняла подобное решение, значит… Значит, уверена в его правильности. — Спасибо. — улыбка вышла какой-то беззащитной. — На самом деле Джоз несчастен в браке. Это что-то вроде женитьбы по договоренности. Так что, мы оба друг друга спасаем. Он меня от одиночества, а я его от недостатка любви. — Ты думаешь за него выйти? — Не знаю. — пожала плечами Ровена. — Я не планировала так далеко, да и для меня это неважно в сущности. Нам хорошо вместе, и это все, что мне нужно. — Ты его любишь? — Джинни отставила чашку и испытующе посмотрела на подругу. На лицо Ровены легла серая тень, но она не стремилась ее убирать. Она смотрела куда-то, куда не было хода обычным людям, взгляд затуманивался, и что-то странное появлялось в ее взгляде — обреченное, тоскливое. — Нет. — медленно начала Ровена, словно прибегая к скрытому запасу слов, которым пользовалась только в особенные моменты. — Нет, Джинни. Ты знаешь, тот случай с Джорджем вытянул из меня все силы, я как-то и позабыла как это — любить. Мне хватило. Но Джоз… Он мне нравится, очень сильно. Мне с ним хорошо, тихо, спокойно, я иногда в себе не так уверена, как в нем. И я уверена, что со временем смогу его полюбить. Но сейчас; меня все устраивает так, как есть. — Ну и замечательно. — улыбнулась Джиневра. Если у нее и были какие-то сомнения, то она не собиралась ими грузить подругу. — Только не забывай о нас. Пожалуйста. — Джинни, — смутилась Ровена.- Понимаешь, все это напоминало мне прошлое, и я решила… — Сбежать, — перебила ее подруга.- Подожди, Ровена, дай мне сказать. Я понимаю, как тебя ранило все то, что было. Но бежать от прошлого не равно принять его и жить дальше. Ты просто сбегаешь от него, как от злой собаки, а что будет делать собака, если ты от нее побежишь? Правильно, она побежит за тобой. В один момент тебе надо просто повернуться к нему лицом, а там уж будь что будет. Ровена слушала подругу, подперев щеку рукой и не понимая, когда маленькая и наивная Джинни успела стать такой мудрой. Ровену многие называли умной, выдающимся ученым, но какой был прок из всех этих званий, если она в собственной жизни была полным профаном? А Джиневра; она была воистину мудрейшей. Вероятно, война изменила всех, и в том, что только Ровена изменилась не в положительную сторону, была виновата только она сама. — Когда же ты успела стать таким философом, Джинни? — рассмеялась Ровена. — Жизнь научила. — важно вскинула голову Уизли, и девушки вслух рассмеялись. — А мы, Ровена, не твое прошлое, мы твои друзья. И нам обидно, что ты о нас забыла. — Прости. Больше так не буду. — пролепетала нарочно детским голосом Ровена, и ее подруга милостиво улыбнулась. — То-то же. — Я правда постараюсь. Отдых Ровены подходил к концу, да и Джинни надо было нестись в другую часть города, а потому прощание вышло немного скомканным, но душевным. Они обнялись, и на этот раз Ровена почувствовала меньшее давление прошлого. Может быть всему виной был имбирный чай, а может старая дружба действовала так же успокоительно, как и старое плюшевое одеяло. — Заходи к нам, Ровена. — прошептала Джинни. — Джинни, я бы с радостью, но… — Ровена не договорила. — Не беспокойся. Джорджа ты не встретишь. — Он вообще у вас не появляется? — Раз в три месяца. В четверг. И если накануне обязательно лил дождь. Шутка вышла мрачной, и Ровена только обняла подругу в ответ. — Знаешь, Ровена, — коротко рассмеялась Джинни, протирая глаза. — Я даже была рада той вашей короткой потасовке с Джорджем пару недель назад. — Рада? — нахмурилась Ровена. — Ага. Не пойми меня неправильно, — медленно начала Джиневра. — Но это первый раз, когда у него в глазах мелькнуло что-то живое. Пусть не самое приятное, но живое. Обычно он так равнодушно на все смотрит, что мы с Ма даже сомневаемся, жив ли он на самом деле. Ровена промолчала. Как бы ей хотелось не понимать Джорджа, но по-другому быть не могло. Она знала, о чем говорила Уизли, Это было странное состояние робота, когда все было безразлично, а на глаза будто надевалась серая пелена, скрывавшая все окружающее. Да, Ровена неплохо понимала Джорджа, но спасать его от этого не собиралась. Хватит, наспасалась уже в свое время. — Это, конечно, очень лестно, что я послужила для него спасательный кругом, но уволь, мне хватило. — Поверь, я понимаю. Они собирались уже уходить, когда к их столу подошел официант и протянул аккуратный конверт из ближайшего отеля «Бель-Рояль». — У тебя появился тайный поклонник? — лукаво улыбнулась Джиневра. — Да, настолько тайный, что я сама о нем не знаю. Ровена разорвала плотный сургуч, и на колени ей выпала небольшая картонка. Слов было немного, однако стоило их прочитать, как Ровене показалось, что пространство стремительно уменьшается, а воздух стал таким плотным, что нельзя было выдохнуть. Всего несколько слов, но в следующую секунду она бросилась за черной тенью, выскользнувшей за дверь. Это не мог быть он, этого просто не могло случиться! Она же самолично выгнала его из всего дома! — Ровена, что случилось? — Джинни обеспокоенно взяла подругу за руку.- Плохие вести? — Прочти сама. — глухим голосом произнесла Ровена и отдала письмо. — «Ровена, благодарю за наводку. Теперь я знаю, где искать Джозефа. Д.М.» — медленно прочитала Джиневра. — Я знала только одного человека с такими инициалами… — И твое чутье тебе не обманывает. Сумка упала из рук Джинни, и Ровена вовремя вспомнила, что той в принципе не очень нужно-то волноваться. — Успокойся, Джинни. Я тоже была в шоке. — Но как он смог тебя найти? — громко прошептала ее подруга. — Не знаю. — сквозь зубы сказала Ровена.- Он каким-то образом нашел мой дом и заявился ко мне недели две назад. Еле сдержалась, чтобы его не прибить. — Мерлин, — прижала к щекам руки Джинни. — Но что ему нужно от тебя? — Не знаю. Он что-то наплел о своем отце и о том, что тому нужна моя помощь. Представляешь, ему нужна моя помощь! — взорвалась Ровена. — Лучшей помощью будет, если я его не убью. — Спокойно, Ровена. — похлопала ее по плечу Джинни. — Спокойно. Не думаю, что сейчас он способен причинить вам вред, когда Малфои в опале. Но если что, знай, ты всегда можешь рассчитывать на нас с Гарри. — Спасибо, дорогая. Подруги обнялись, и Джинни выбежала из кондитерской, а Ровена ее долго сидела на диване и машинально помешивала ложкой уже остывший чай. Право, это было уже смешно. Потратить столько сил и времени на то, чтобы изгнать свое прошлое из жизни, и вот тогда, когда, казалось бы, все получилось, обстоятельства повернулись к ней искаженным лицом, и Ровена едва удерживалась от крика. Но нет. Она убегать не будет. Она неспеша повернется и достойно встретится с тем, чего избегала семь лет; она справится.