Туман после рассвета

Утро началось прекрасно; для Джозефа. Обычно их отношения строились на полном доверии, Ровена знала о его визитах к Аманде, да и странно было бы не уходить к своей законной жене; Джозеф знал, что когда-то, лет семь назад, Ровена любила одного человека, так сильно и так крепко, что слово «любовь» ей опротивело. Однако Ровена не думала особо долго о нравственном вопросе и оставляла дверь всегда открытой для Джоза, а он не спрашивал, любит ли она его или нет, просто довольствовался ее проявлениями нежности. Но появление человека из прошлого спутало все карты Ровене. Воспоминания поползли одни за другим, да так извилисто, что больные вспышки резали по нутру, будто ножом проводили по сердцу. Шрамы прошлого начинали ныть, и никакая мазь не могла в этом помочь. Всю ночь она лежала без сна, смотря на белый потолок, ожидая, когда ее веки сомкнутся, и она сможет забыться бесполезным сном, но забытье не приходило, только глаза резало от сухого воздуха все сильнее. Прошлое кружило над ней, оседая на грудь, надавливая, что Ровена едва удерживалась от крика. Но кричать было нельзя, у Джозефа должна была быть ранняя смена, а потом долгие опыты в лаборатории, и промаявшись до шести утра, Ровена все же встала. Красный рассвет занимался над крышами, обещая теплый день. В этом году май пришел неожиданно, с теплом и солнцем, но, как бы Ровена не старалась забыть, дата исчезновения из ее жизни хорошего товарища саднила каждый год. О другом товарище она даже и не вспоминала, как бы страдальчески не кричало ее чувство сочувствия. Она все забыла, все, и в ее сердце место осталось только для родителей и Джоза. Стараясь не шуметь, она прошла на кухню и включила чайник; через пятнадцать минут надо было будить Джозефа, так пусть он хотя бы проснется под приятную руладу чайника. Пар выбегал из чайника, а Ровена никак не могла забыть сон. Все смешалось в нем, и война, и ее друзья, и прежняя любовь, ради которой она была готова отдать собственную жизнь и обещание, повисшее на ней тяжелым невыполнимым грузом. Она помотала головой, стараясь забыть о том, что так и просилось стать явью, сквозь зубы сказала, что это просто сознание играет с ней злую шутку и обернулась прямо к объятиям Джозефа. Все же хорошо, что она согласилась жить не одна. — Ты сегодня рано поднялась. — Джозеф быстро прошел на кухню и налил себе чай; ровно две ложки корица и щепотка мускатного ореха, этот рецепт Ровена запомнила с самого первого дня их знакомства. — Боги, Ровена, ты завариваешь лучший чай! — Спасибо. — улыбнулась Ровена и налила ему еще одну чашку, чтобы разговор о сегодняшней смене прошел спокойнее. — Но куда ты собралась? У тебя же сегодня выходной. И не твоя смена. — Я подумала, что лишний раз поработать не помешает. — она зевнула и открыла окно; оттуда донеслись слабые звуки какой-то песни. Для кого-то суббота был выходной, а для кого-то — рабочий день, и Ровена все чаще ловила себя на мысли, что ей больше нравится принадлежать ко второй группе. — Опять? — чашка громко легла на блюдце, и Ровена спиной увидела, как Джозеф нахмурился. — Мы же это обсуждали! Тебе не надо… — Джоз, я не смогу. — она спокойно его прервала, главное, в их разговорах было не нервничать, а в последнее время Ровене казалось, что ее нервы вообще стали гуттаперчевыми.- Тот человек, вчера… — но Джозеф ее перебил. Все, что касалось ее прошлого сразу становилось для него оправданием. — Он тебе напомнил о прошлом? — Да. — И тебе нужно отвлечься? — Да. Ровена и так знала, что произойдет дальше. Джозеф ее обнимет, скажет, что был неправ и разрешит ей сделать по-своему. Стабильность и уверенность в завтрашнем дне — вот, чтобы самым замечательным в их отношениях. — Ну, если так, то конечно. Но немного, если помнишь, то у нас сегодня ужин. — Сложно не забыть то, чему были посвящены семь последних сообщений. Они рассмеялись, а за смехом последовали объятия, поцелуи, но Ровена, отвечавшая за рациональную часть в их отношениях, вывернулась и посмотрела на часы; ровно семь утра. Еще немного, и Джозеф сможет не появляться на работе вообще. — Тебе стоит поторопиться, иначе МакКинли снова начнет тираду о неправильном распределении зарплат. — Ровена, если бы ты знала, — вздохнул Джозеф, затянул на шее галстук, и тот оттопорщился; он никогда не умел завязывать эти петли, созданные, по его мнению, для удушья. — Как же мне надоел этот МакКинли со своими упреками и со своими идеями! — Представляю, — усмехнулась Ровена и немного распустила узел. — Подними голову повыше, дорогой. — И, главное, знаешь, эта идея оптимизации резервов стала для него идеей-фикс! Он постоянно носится то в департамент, то в министерство, а учитывая нашу специфику… — Джордж смущенно замолчал, как делал каждый раз, когда разговор заходил о стыке волшебства с наукой. — Так это вообще опасно. — Не волнуйся, -костюмы Джозеф гладить тоже не умел, а его способность мять их в одну секунду Ровена находила удивительной, вот, что настоящее волшебство. — Ему вряд ли кто поверит. Посуди сам, человек на полном серьезе готовит доклад об использовании волшебства в науке. Абсурд! К тому же у него нет доказательств. — Зато у меня есть, — улыбнулся Джозеф и снова обнял ее. — Ты — мое прямое доказательство существование волшебства. Ровена улыбнулась. Джозеф был замечательным человеком, добрым, милым, галантным, и с каждым днем в ней росла уверенность, что она сможет его полюбить. Его поцелуй пришелся в нос, и Ровена рассмеялась; все это было как-то слишком мило, даже не верилось, что после стольких лет горечи и ада, ей смогут подарить тихую гавань. Но стоило двери за Джозефом захлопнуться, как улыбка поблекла, и она уселась на вертящийся стул. Ей надо было выходить ровно через тридцать минут, чтобы успеть к открытию двери ее кабинета, но минуты шли, а она не двигалась. Как вдруг сорвалась и в момент оказалась около большого зеркала. Ровена смотрела в зеркальный мир и не узнавала девушку, которая там стояла. Это были не ее глаза, не ее нос, рот, а улыбка и вовсе стала походить на какую-то судорогу боли. Она стала другой настолько, что люди из ее прошлого проходили мимо нее и не узнавали. Это и к лучшему. Они бы не хотели знать того, кем стала Ровена. Изредка она посылала открытки Невиллу и Полумне, которые жили недалеко от Уизли, да и поздравляла Джинни и Гарри с Днем Рождения. В прошлом у нее осталось столько боли и ненависти, что чаша была переполнена до дна. Ей хотелось забыться, исчезнуть, убраться из этого мира, и она закрыла дверь прошедшего раз и навсегда. У нее убили дорогого человека, ее бывшего возлюбленного лишили родного брата, она ранила людей и хотела убивать и мстить — вот, что сделала с ней война; да и не только с ней, но другие почему-то вспоминали об этом чуть ли не с гордостью. Возможно, они гордились тем, что смогли это пережить, что смогли это выстоять, но вот Ровена не могла встать с ними в один ряд, потому что война ее если не сломала, то надломила. Она и подумать не могла, что в ней есть грубость, резкость и мрачность, от которой сводило скулы. Она перестала улыбаться и совсем не смотрела в зеркало, боясь увидеть там темноту, которая затянет ее в конце концов в трясину, откуда ей нельзя будет выбраться. Нельзя сказать, что на работу ее приняли легко, однако знания у нее были исключительные, а потому с ее присутствием смирились. Она не была любима, но зато была необходима. Ровена редко с кем общалась, угрюмо приветствовала коллег и запиралась в лаборатории на все вечера; домой она не спешила. А потом к ним пришел Джозеф, его перевели из Сомерсета и из всех работников он решил почему-то заговорить именно с ней. Она что-то буркнула ему непонятно, и ушла, не дождавшись его ответа, а потом оказалось, что именно это его покорило. Ровена долго потом над этим смеялась. Он встречал ее перед началом рабочего дня, провожал до стоянки, а по выходным сидел в кофейне около ее дома. Он решил взять ее настойчивостью, а она с равнодушием за этим наблюдала, но все же внутри что-то оттаивало. В один день она заметила, что у него красивые руки, а потом увидела, что шнурки у его ботинок давно истрепались. Ровена подарила ему шнурки, а он решил отдать ей свое сердце; и почему-то она не отказалась. Ровена не любила его, Джозеф это знал, но он нравился ей, она уважала его и восхищалась. Он был женат, но Ровена приняла это известие спокойно и не протестовала, когда он на выходные уезжал в Севен Систерс Клифф вместе с женой и детьми. Почему Ровену это нисколько не волновало, она сказать не могла. Может быть повлиял рассказ Джозефа о том, что он в сущности несчастен в браке, и что жена его не любит, а может быть потому, что Ровене было наплевать. Война отняла у нее так много, что она не считала чем-то неправильным забрать что-то и себе. Ровена из недалекого прошлого наверняка возмутилась подобным проявлением слабохарактерности, но Ровене сегодняшнего дня было наплевать. Кто знает, может она и была настоящей, а тогда просто носила маску. Она одернула на себе синее платье из шелка, которое Джозеф привез ей в подарок из одной недавней командировки и гордо подняла подбородок. Возможно, она не знала до конца, кем она стала, тратить на это целое утро субботы явно не собиралась. Новая Ровена не размышляла, а действовала. *** Утро в травматическом отделении центра Донго началось на удивление спокойно. Обычно по утрам здесь всегда была огромная толпа не самых удачливых людей, которые либо забыли волшебную комбинацию на половине превращения, либо которые не очень дружески поговорили с милыми зверьками, у которых были острые клыки. Хагрид здесь был бы частым гостем, и одно время Ровена даже присылала ему визитку, но тот добродушно отказался и только поздравил с новой должностью. Однако сегодня было затишье, и когда к ней в кабинет зашла ее коллега Сара, то Ровена по второму разу собиралась затевать уборку. С Сарой у нее были хорошие отношения; милая брюнетка была родом из Манчестера и никак не могла привыкнуть к Лондону. Временами ее сарказм отпугивал всех стальных, однако Ровену это веселило, и она с удовольствием общалась с врачом-травматологом, у которой был не в меру острый язычок. — Ровена, это место скоро будет самым чистым во всем Лондоне. Хватит! — взмолилась она, усевшись в кожаное кресло. Обычно туда Ровена сажала туда маленьких детей, веселая ежевичная расцветка казалась им веселой и отвлекала от боли. — Что ты мне еще предлагаешь делать, если пациентов нет, а в лаборатории мне делать нечего? — пропыхтела она откуда-то из-под стола. — Дай-ка подумать… О, я знаю! — картинно воскликнула Сара. — Отдохнуть! Как тебе такой вариант, а? — Я уже устала отдыхать. Как тебе такой вариант, а? — А Джозеф? — не сдавалась Сара. — Разве он не возражает против твоей работы сегодня? — Нет, не возражает. На какое-то время воцарилась тишина, и Ровена беспомощно уставилась на расчищенное пространство, блестевшее так, словно вылили всю полироль. Ей надо было занять мозг, и чем быстрее, тем лучше, но все способы исчезали быстрее, чем она могла ими воспользоваться. А мозг тем временем разбушевался, и на место страшным картинам войны пришло что-то рыжее, от чего Ровена сильно сжала зубы. Пять лет она не вспоминала, и сегодня справится. — Сара, умоляю, дай прибраться в твоем кабинете! — Как же! Хочешь, чтобы твой жених меня уволил? — Он ни о чем не узнает, обещаю! — страдальческий взгляд не помог, и Ровена всплеснула руками. — Ну куда мне деть энергию?! Куда?! — Снова сны? — участливо спросила приятельница; она была единственной, кто приблизительно знал о проблемах Ровены, остальным она не распространялась. — Да. — Снова война? — И рыжие всполохи. И прежде чем Сара успела о чем-либо спросить, в кабинет ворвалась восторженная медсестра Хетер Линденсон. Она была на год моложе Ровены, но из-за вечной и неуемной эйфории и небольшого роста, все считали, что она только недавно закончила медицинский университет. Она и так обычно махала восхищенно руками и буквально подпрыгивала на месте, но сегодня, стоило ей ворваться к Ровене, как она обежала круг около стола и уставилась на приятельниц. — Что случилось? — снисходительно спросила Сара. — Неужели у нас что-то интересное? Вместо закрытого перелома — открытый, и ты в первый раз увидела кость? — Сара! — предупреждающе воскликнула Ровена. После уборки она слегка повеселела, а когда нашла незаполненные бланки, ей показалось, что луч надежды на хорошее настроение где-то недалеко блеснул. — Нет! — воскликнула вовсе вовсе не смущенная Хетер. — Угадайте что?! — Нет! — воскликнули обе девушки; все знали, что в эту игру с Хетер можно было играть до умопомрачения. — Ладно! Вы не поверите, но там волшебник! — Да что ты, — протянула Сара, перелистывая журнал, как-то завалявшийся на газетном столике. — Ты не поверишь, но тут у нас каждый второй — волшебник. — А это не простой волшебник! — выпалила Хетер. — Его покусал дракон. Ручка дрогнула в руке Ровены, и черная клякса растеклась по белой бумаге. Это просто совпадение, согласно статистике, тридцать процентов волшебников после окончания Хогвартса стали работать с драконами. Спокойно, Ровена. — Вот как? — ее голос совсем не дрожал. — И что же он там делает, пусть идет сюда. — А его не пускают. — безмятежно проговорила Хетер. — Прием ведь с девяти, а сейчас только без пятнадцати. Ровена глубоко вздохнула. Реформа МакКинли подчинить приемы строгому расписанию и заставлять ждать даже пациентов с серьезными травмами давно исчерпала себя, так почему бы не начать изменения прямо сейчас? В крайнем случае, у нее всегда есть для защиты Джозеф. Внезапно возникший образ заставил ее улыбнуться, и она тряхнула головой. Она сама его приведет и сделает идеальную перевязку, зря что ли она имеет степень по травматологии? — А какой он рыжий! — мечтательно протянула Хетер. — Словно морковка. Ручка резко дернулась в руке Ровены и больно ударила по запястью, но она даже не почувствовала этого. Опасных признаков становилось все больше, и красный сигнал бил ей прямо в глаза. Но ведь такого не могло произойти, успокаивала себя Ровена. Слишком много должно было сойтись, чтобы все случайности привели к неожиданной встрече. — Он там не один? — Ровена откашлялась, чтобы ее голос не звучал так хрипло. — Да, — удивленно протянула Хетер. — А как ты узнала? Их там человек пять. И, главное, все галдят, шумят… Что-то в глубине оборвалось и глухо рухнуло вниз. — А, — продолжила Хетер. Там его двое братьев. Один в мантии, а другой… — Без уха. — закончила за нее Ровена. — Ага. — рассмеялась девушка.- Но ему даже очень идет, он очень даже симпатичный… Конца монолога Ровена не слышала; бросив: «Я его приму», она вылетела из кабинета и остановилась только у арки, октрывавшей вход в лечебное крыло. Так не могло быть. Так не могло быть! Ровена что есть силы ударила рукой о стену и скривилась от боли. Хотя, что ей, если она и сломала себе кость, то травматология — ее конек, срастется в лучшем виде. Истеричный смех был на подходе, и она закусила воротник платья, чтобы крик не вырвался наружу. Волшебство снова вмешивалось в ее жизнь, по-другому все происходящее нельзя было объяснить. Пять лет она бежала от того, что причинило ей боль; пять лет она забывала образ, возникавший у нее в сознании, стоило ей закрыть глаза. И сейчас, когда все наладилось, Джордж Уизли появляется в центре Донго, а она, Ровена Мур, прячется от него в тени, только чтобы он не заметил ее, только чтобы не услышал ее. Прошлое, от которого она так отчаянно скрывалась, нависло над ней. Нет. Она отпустила воротник и пригладила волосы. Достаточно истерик, достаточно героев из ее страшных снов. Она была достаточно сильна, чтобы сопротивляться течению времени. В конце концов она была ответственна за свое будущее, ей и все карты в руки. — Мама! — послышался голос Чарли. — Я же ранен! — Ничего! Это тебе за то, что волнуешь мать! Послышался глухой стук, и она могла поклясться, что это был удар сумкой. Времена шли, а миссис Уизли не менялась. Может оно и к счастью. — Мама, это непедагогично! — а вот это был Перси, и, судя по победному восклику, он успел увернуться. — Так что, Чарли, выяснил все же, кто страшнее: мама или дракон? Земля не уходила из-под ног, комок не подкатывал к горлу при звуке было родного голоса, но что-то странное потянуло Ровену к арке, и никакая сила не могла ее удержать от этого. Она не боялась его появления, слишком долго она строила свою систему без него, чтобы одна шаткая проекция его существования все разрушило. Она просто посмотрит. Ровена украдкой выглянула из-за угла и чуть не отпрянула назад — Джордж стоял к ней спиной так рядом, что она могла потрогать его пиджак. Он повернулся на свет, и Ровена сдержала вздох. Он мало изменился. Все те же рыжие волосы, только теперь они немного потемнели и отливали медным, та же спортивная фигура, те же д размашистые двжения, правда, теперь немного скованные, но глаза; они были темными. Лазурь поблекла, уступая место индиго, и глядел Джордж мрачно и немного развязно, что делало его странно привлекательным, однако Ровена почувствовала только наступающее раздражение. Он был пьян, и, не стесняясь, размахивал бутылкой. В нем бурлила темнота, и он нес ее с какой-то странной помпезностью. «Идиот!» — мысленно выругалась Ровена. Она не могла объяснить своей сердитости; просто радовалась, что вместо иррациональной радости встречи пришло вполне себе рациональное раздражение. Она оглянулась; из кабинета вприпрыжку бежала Хетер. Замечательно, просияла Ровена, теперь ей гарантировано серьезное, безэмоциональное появление. Все же она лучший ученый по версии какого-то журнала и совершила немало открытий, так почему же на выходных ради хобби ей не поработать в травмпункте. Она просто посторонний врач. — Мисс Мур, — прошептала Хетер. — А почему вы здесь стоите? — Жду тебя, Хетер. — в тон ей ответила Ровена, а потом вдруг выпрямилась и громко произнесла. — И кого тут покусал дракон? — Пойдемте, мисс. — они вынырнули на свет как раз тогда, когда между братьями чуть не завязалась привычная потасовка. — Это еще надо понять, кто больше пострадал: Чарли или дракон? — У тебя есть совесть или нет? — Братец, это так же сложно выяснить, как понять, есть ли у тебя ум. — Джордж! — Поздравляю, Джинни, за двадцать лет ты все же выучила мое имя. — Ты несносен! — Благодарю за комплимент. Странное воздействие оказывал Джордж на молодых и впечатлительных особ. Не успела Ровена спросить у Хетер, кого покусал дракон, как она покраснела и бросила кокетливый взгляд из-под ресниц. Какой прок был от этого, если Джордж стоял к ней спиной, Ровена не понимала, однако вздох раздражения сдержать не смогла. С появлением Уизли в ее жизни, слишком много стало раздражения, а ведь он пробыл тут всего десять минут. — Ну, Хетер, — деловито уставившись в бумаги, спросила Ровена. — Кого тут покусал дракон. Или кто покусал дракона? Наверное, известие о появлении Сириуса Блэка не потрясло бы их так сильно, как спокойный голос Ровены и она сама, такая живая, серьезная, перебирающая справки и бланки. Воцарилась такая тишина, что можно было услышать, как жужжит муха за стеклом, и как поют птицы в маленьком саду. Кто-то глядел на нее так, словно видел впервые; кто-то переминался с ноги на ногу; кто-то улыбался полувозмущенно или полурадостно, а кто-то сделал большой глоток и поморщился. Если и Джордж и был до этого пьян, то в этот момент он окончательно протрезвел. Первым опомнился Чарли. — Ровена! Ровена, чтобы мне не сойти с этого места! — и ее тут же заключили в медвежьи объятия. — Чарли! Чарли Уизли! — Ровена! Я не видел тебя с тех пор, как ты… Джинни хлопнула его по спине и сердито посмотрела на Ровену, но та лишь развела руками, мол, это все вина обстоятельств. Она не видела семью Уизли, как только рассталась с Джорджем. Это было больно; очень. И каждый день хотелось наплевать на все и вернуться обратно в «Нору», опять думать о возможном счастье и засыпать в желанных объятиях, но каждый раз мозг услужливо возвращал ее к событиям того дня, Ровена снова слышала слова Джорджа, и это резало не хуже ножа. Рвать, так с концами, решила Ровена, и ушла так быстро, что никто не успел заметить ее отсутствие. Сначала все думали, что она опаздывает к ужину, потом решили, что она уехала к семье, а в один день все поняли, что Ровена не придет никогда. Миссис Уизли плакала, Джинни посылала своих сов, Джордж оставил ей одно сообщение, и оно до сих пор там болталось непрочитанным. Ровена оборвала все настолько, насколько это было возможным. А сейчас он даже не смотрел в ее сторону. Скользнул равнодушным взглядом и чему-то ухмыльнулся. — Ну, Чарли, я так полагаю дракону досталось сильнее? Не беспокойтесь, миссис Уизли, все будет нормально.- обняла она женщину. — Здравствуйте, мистер Уизли; привет, Джинни, Гарри; Перси, у тебя замечательная мантия; здравствуй, Джордж. Пойдем, Чарли. — и увела его к кабинету. Вот тогда Джордж обернулся, но что плескалось в его глазах никто не смог понять. Шаги Ровены удалялись все дальше и дальше, но сама она всем казалась той же Ровеной Мур, что недавно зашла в «Нору» и позволлиа сбросить миссис Уизли тяжелую ношу скорби на ее плечи. Ее покатые плечи, которыми она всегда так гордилась, не подходили для такой ответственности, но Ровена не возражала и приняла ее, как переходящий приз. Спокойная, серьезная и в меру улыбающаяся — все как-то и позабыли, что она сама получила удар ниже пояса, столько света она несла. А потом она ушла. — Проходи, Чарли. — она усадила его в ежевичное кресло и выждала, пока большой ребенок Чарльз Уизли, великий охотник за драконами, всласть повосторгается приятной обивкой. — Я так полагаю, дракону досталось еще больше. — Конечно, — отмахнулся Чарли. — На самом деле, я думал, что мы с Рыжиком подружились, но потом он зевнул, и… — Ну, ничего страшного. — улыбнулась Ровена, разматывая бинты и открывая перекись. — Всякое бывает, все будет хорошо. Рана оказалась серьезнее, чем она могла подозревать. То ли Чарли все же не поладил с драконом, то ли в Персии стали испытывать новые химические вещества, но руку прожгло до кости, и она с трудом сдержала подступавшую дрожь. Сколько раз со времен войны ей приходилось вымачивать кровавые тряпки, бинтовать, заматывать, капать — не сосчитать, даже к крику она привыкла, умела сдерживать собственный хрип в горле, только постоянно гасила в себе ненависть к тем, кто смог развязать этот ужас. Но то были посторонние люди, которых она видела в первый раз, а потом отпускала, не желая знакомиться, в каком-то смысле она была конвейером, без души и сердца. А сейчас перед ней сидел Чарли Уизли, с которым она долгими вечерами беседовала о Египте, о разных диковинных зверьках, к кому когда-то сумел приревновать Джордж. Ровена тряхнула головой. Она забыла это время. Чарли не чувствовал боли, только с удивлением взирал на маленькую Ровену Мур, которая так отчаянно сражалась за его брата, которая возвратила его с темного дна безумия. А потом она ушла. Чарли не был неделикатным, просто ему не хватало ее, впрочем, как и всей семье Уизли. Она ушла так незаметно, что не все сразу заметили ее отсутствие, он, к своему стыду, вообще решил, что она вышла погулять. Только Джордж почему-то сразу заперся у себя в комнате и не выходил неделю, а когда появился, то был смертельно пьян и все смотрел на деревянный стул, где она раньше сидела; и как же долго горели остатки древесины. Все тогда ругались, спрашивали Джорджа, что он ей сказал; но стоило ему посмотреть на свою семью, как она в ужасе отшатнулась — не было ничего, кроме пустоты и саднящей боли. — Я тебя давно не видел, Ровена. — робко начал Чарли, боясь гневного взгляда, но та только кивнула. — Как у тебя дела? — Спасибо, хорошо. Не давит повязка? — Нет, нормально. — ее тонкие пальцы быстро промывали рану и так ловко затягивали узел, что почти не щипало и не хотелось выкинуть свою руку вместе с пробковым шлемом куда подальше. — Ты удивительно делаешь перевязки, тебя бы к нам в штаб! — Спасибо, у меня были подопытные. — было появившаяся улыбка растаяла, стоило рыжим полохам появиться где-то перед глазами. — Здесь, в Донго. — Ты работаешь врачом? — Нет, я ученый, но иногда подменяю на сменах, правда, когда Джозеф разрешает. Улыбка у нее была почти такая же, как и раньше — спокойная, целительная, словно мягкий бальзам на исстрадавшуюся душу, но временами мимолетное что-то мелькало там, в глубине, и зеленое озеро темнело и наполнялось болью, от которой, казалось, не было спасения. Ровена многое пережила, Чарли это знал не хуже остальных, но если остальные несли прошедшее с гордостью побед, то в Ровене виделось что-то надломленное, неразрешенное. Как у Джорджа. — Кто такой Джозеф? Твой начальник? — Мой жених. Пробковый шлем упал на пол с глухим стуком, и если не вымуштрованное владение собой, Чарли обязательно бы вцепился бы себе в волосы. Какое-то время в нем жила надежда, что Ровена еще придет, он всегда оставлял дверь открытой, чтобы услышать ее легкие шаги, чтобы глаза брата наконец просветлели, но жених — это был конец. Хотя, с другой стороны, чего можно было еще ожидать? Она была если не красавицей, то приметной, на ней было приятно остановиться взгляду, так что же удивительного, что кто-то остановился дольше положенного? Ему стоит привыкать, что братец Джордж будет вечно упускать все шансы. — Мои поздравления, Ровена! — Рано еще поздравлять, — она тихо рассмеялась. — Но на свадьбу я тебя еще позову, обещаю. — Принято. Незаданный вопрос горел в ней, и как бы она не уверяла себя, что ей вовсе неинтересно, как Джордж, что-то давило на нее, подталкивало к тому, чтобы произнести заветные слова, губы сами по себе открывались, и каждую минуту она откладывала этот разговор, и с каждой секундой невысказанное прожигало ее насквозь. Она разлюбила Джорджа Уизли. Не сразу, не за год, но с каждым днем его образ отдалялся от нее в темноту, и светлая лазурь больше не манила. Она волновалась не за бывшего возлюбленного, но за товарища по войне. — Как Джордж? — и ее голос совсем не дрожал. Чарли помрачнел, и у Ровены что-то кольнуло в груди; это все нехватка витаминов, все же надо было соглашаться на поездку вместе с Джозефом к морю. — Не очень. — Он болеет? — Он пьет. Лаконичный ответ прозвучал так отрывисто и так жестко, что Ровена поежилась. Что-то невидимое встало перед ней, и почему-то стало тяжело дышать. Это все нехватка воздуха. — Я открою окно, не против? — Ровена метнулась в другой конец комнаты и незаметно выдохнула. Это все нервы.- Он стал ал… — но Чарли нетерпеливо ее перебил. — Нет, он не алкоголик. Временами он вполне адекватен, и он работает, не так много, как раньше, но работает. Но это другой Джордж, понимаешь? Какая-то испорченная копия, едкая, саркастичная, жестокая. — тяжелый вздох пронесся по комнате и засел у Ровены в позвонках. — Иногда он так напивается, что начинает звать Фреда. Словом, все его эти сумбурные связи, шатания по городам. Злости не хватает. Впрочем, ты видела. Ровена молчала, да и что она могла сказать — теперь это был посторонний, чужой человек, отрезавший все пути общения, а она просто не стала возражать. Наверняка она должна была сочувствовать ему, но вместо этого внутри нее поднималась какая-то странная волна раздражения и росла с каждой секундой выше и выше, грозясь обрушиться на любого. Нет, она все понимала, терять близкого человека было невыносимо, словно весь мир накрывался черной тканью, а потом все сворачивалось в тяжелый узел и душило, душило, без права на вдох, но и у скорби были свои рамки приличия. — Видела. Мне хватило. — Ровена, — осторожно начал Чарли, когда она наложила второй слой. — Между вами что-то произошло тогда? — Джордж тебе что-то говорил? — и ее равнодушный голос был лучшим доказательством, что все кончено. Кончено. Братец Джордж снова проиграл, и на этот раз по-крупному. — Нет. Он вообще мало со мной разговаривал. — Тогда, боюсь, ничего не могу сказать. Когда-то это касалось его и меня, а сейчас это не имеет никакого значения. Готово. — последний бинт как-то сам завязался красивым бантом, но стоило ему подняться, как Ровена попридержала его за руку. — Подожди, Чарли. Боюсь, тебе придется задержаться здесь ненадолго. — Что-то не так? — Все нормально, но за твоей рукой нужен особый контроль, а на тебя в этом случае я положиться не могу… — Ровена! Ты же меня знаешь! — Поэтому и оставляю тебя здесь. Это только на неделю. Ну же, Чарли, — ее улыбка никогда не оставляла его равнодушным, и оставалось только тяжело вздохнуть и покориться, так и быть, он побудет в этом дурацком травмпункте. — Вот и молодец! Теперь посиди здесь, а я скажу миссис Уизли и подготовлю комнату. Она не боялась столкнуться с Джорджем, ведь не в его новых привычках было сидеть и ждать больного брата, а потому и сердце стучало свой привычный ритм, и дышать можно было свободно, не стесненной никакими прошлыми воспоминаниями, окрашенными в медный. Жизнь продолжалась, и все призраки испарялись, нужно просто о них забыть. Ровена бодро вышагивала по коридору, когда строгий голос миссис Уизли перекрыл знакомый хриплый смех, и сошедшая волна раздражения снова поднялась на привычную высоту; надежда на спасение медленно, но верно таяла. Главное, не поддаваться. Джордж и правда был там, все так же мрачность граничила с развязностью, но вот привычного хмеля не было; то ли выветрился из-за лимонной полироли, то ли неожиданная встреча заставила проснуться было пропитый организм. Миссис Уизли заламывала руки, не реагируя на утешения мужа, Гарри обнимал Джинни и что- о нашептывал ей на ухо, а Джордж; было ощущение, что посторонний как-то затесался на этот праздник семейной привязанности и взирал на это с презрительной усмешкой. «Идиот» — мысленно вырвалось у Ровены, и, надо сказать, эти иррациональные всплески начинали ее волновать. Надо оставаться спокойной, Ровена. — Миссис Уизли, — она появилась так неожиданно, что Джинни вздрогнула и выронила сумку; им нужно будет еще долго привыкать видеть в ней не приведение прошлого. — Все хорошо, с Чарли все хорошо. — О, мой мальчик! — вскрикнула миссис Уизли. — Ровена, если бы ты знала, как он себя не бережет, он же может совсем сгореть! — Если бы, — хмыкнул Джордж. — Так нет же, с ним все нормально. Это было выходящим за все границы, и, наверное, стоило бы гневно сверкнуть глазами и отчитать Джордж как малого ребенка, но неуправляемая ярость достигла в Ровене той точке кипения, когда она переставала рационально размышлять, и тогда ее сарказм превращался в сверкающие латы. Она повернулась к Джорджу, и впервые за семь лет взглянула на него; давно он не стоял к ней так близко. Он и правда не сильно изменился, издалека она приняла его за того же Джорджа, который был с ней семь лет назад, но чем дольше она глядела в бывшую небесную лазурь, тем меньше человеческого видела — пустота, ужасная, гадкая и темная, она плескалась так сильно, что волны были готовы вылиться и затопить собой все. Она не знала этого человека, не знала его голос, кто-то другой ее обнимал и целовал. — Если вы не возражаете, миссис Уизли, — ее голос стал каким-то металлическим. — Я бы хотела поговорить без посторонних, только с членами семьи. Ровена знала, что бьет, что бьет наотмашь, но как при истерике хлестали по щекам, так и она хлестнула по нутру когда-то было любимого человека. Он выдержит, если и она когда-то смогла. Кто-то охнул, наверняка это была безутешная мать, а кто-то кивнул головой — Джордж ведь даже и не подумал о Джинни, да он вообще ни о ком не думал, когда слова вылетали так быстро и так жестоко. Что-то проскочило в его глазах, страшное, и на момент Ровене показалось, что он ее ударит, но она не отшатнулась. Надо было вести игру до конца. Первым опомнился Артур. — Извини, Ровена. Иногда он ляпнет что-то такое. — Не надо за меня извиняться. — голос Джорджа звучал так глухо, словно из бутылки. — Если врачу нужно поговорить без свидетелей, пожалуйста. Что-то больно толкнуло, но не в груди, а ниже, там перехватило дыхание от неизведанной до этого боли. Она не любила Джорджа, но не могла и представить, как сможет выдержать подобную встречу; на что-то еще продолжала надеяться. Он даже не назвал ее имя. Хотелось представить, что все это какая-то глупая шутка, хотелось кричать, к чему они пришли за долгие семь лет. Хотелось смеяться, но Ровена знала, что позволит себе подобную слабость, не сможет остановиться ни за что. Надо держаться, Ровена. — Миссис Уизли, — удивительно, но ее голос нисколько не дрожал. — С Чарли все хорошо, но ему стоит пробыть здесь недельку. — Что-то серьезное? — она схватилась за сердце, и горечь превратилась в былое раздражение. Как он смел волновать мать? — Его надо уберечь от драконов, я знала! — Скорее, драконов надо уберечь от Чарли, — усмехнулась Ровена. — Но клянусь вам, с ним все хорошо. Можете оставить его под мою опеку. — О, Ровена, — всхлипнула миссис Уизли. — Я и не знаю, как тебя отблагодарить! Спасибо! — Спасибо, Ровена. — около нее показалась Джинни, и Ровена вдруг оказалась в таких знакомых объятиях, что воспоминания градом полетели на нее, и она с силой зажмурилась. — Никогда бы не подумал, — язвительный голос раздался сзади нее. — Что такие блестящие ученые так хороши в перевязках. Это определенно что-то да говорит о настоящей квалификации. — Не обращай внимания. — шепнула Джинни, но ответ уже сорвался с ее губ. — Вероятно то же самое, что и лозунг «Прихватите с собой хорошее настроение» самого известного магазина идей и подарков. Так креативно, что и говорить. — Ну, что вы, я не претендую на лавры лучшего ученого года. — И правильно делаете. Воцарившаяся тишина больно резанула по ушам. Непонятно на что она продолжала надеяться, но явно не на тяжелое дыхание и глаза цвета индиго, так зло смотрящие на нее. А какой был план — оставаться беспристрастной и холодной, но Джордж Уизли распалял в ней ее едкость, и она не могла ничего поделать. У всех свои слабости. Они смотрели друг на друга и не узнавали в черном отражении тех, кто раньше звался их именами. Как случилось так, что ни забыли все то, что было когда-то между ними? Ровена опомнилась только тогда, когда в коридоре стали толкаться привычные коллеги и новые пациенты; слишком большая честь для Джорджа — тратить на него столько времени. — Мне пора, Джинни. До свидания, мистер и миссис Уизли, Гарри. Заходите как-нибудь. — Извините, что прерываю, — около них появилась Хетер, и от ее неприкрыто кокетливого вида, Ровене захотелось закатить глаза. — Я просто хотела уточнить, не нужно ли что-то мистеру Уизли? Джордж только улыбнулся, но не успел он что и сказать, как слова Ровены едко повисли в воздухе. Она не хотела встревать, не хотела говорить, но один его вид вызывал в ней такую ярость, что даже дрожь пробирала. — Мистеру Уизли нужен наркологический центр, но, боюсь, это не к нам, а в третий корпус. Впрочем, Хетер может вас проводить. — Благодарю, мисс Мур, но я обойдусь и без ваших советов. — Правда? На вашем месте я бы поторопилась. Белая горячка — серьезный признак алкоголизма, но все еще излечимый. — Да что вы? Тогда в таком случае я буду надеяться, что вы тоже своего рода галлюцинация, и скоро пропадете! — Не смею вас задерживать, наши двери для вас всегда закрыты. — Хватит! — крикнула Джинни. — Хотя бы не здесь. Ровена устало вздохнула и провела рукой по лицу, будто снимая невидимую тень, и странная судорога пробежала по лицу Джорджа — что-то давно забытое всколыхнулось в памяти, что-то глубоко запрятанное от чужих глаз и от себя. И правда, как они забыли все хорошее? Может, просто плохого стало слишком много? — Ну, мы тогда пойдем, — замялась миссис Уизли и снова обняла Ровену. — Обязательно заходи к нам, дорогая. Мы так давно тебя не видели. Ровена улыбнулась и уже хотела соврать, ведь нельзя было просто взять и вычеркнуть те семь лет, переполненные сначала горечью и тоской, а потом смирением и принятием, что былой мир потерян и придется все отстраивать по кирпичу заново, как из арки вылетела Сара, на ходу что-то крича и размахивая руками. — Ровена! У нас новый пациент в травматологии? — Да. Чарльз Уизли, ожог третьей степени, состояние… — принялась перечислять Ровена, но приятельница ее нетерпеливо прервала. — Да это неважно! Помнишь, МакКинли говорил, чтобы не принимать ни одного пациента без согласования с ним? — Пока я с ним согласую, непонятно что может случиться. — мрачно проконстатировала Ровена. — Не беспокойся, МакКинли я возьму на себя. — Уверена? — озадаченно спросила Сара. — Он и так тебя терпеть не может, а тут еще и это. — Уверена. — И в чем же вы так уверены, мисс Мур? — вдалеке повис визгливый восклик, и в коридоре показалась сухопарая, высокая фигура. МакКинли. После его многочисленных реформ Донго чуть не исчез с лица Лондона. Он был самым большим противником всего антинаучного, а потому Джозеф сильно рисковал, когда начал применять волшебство в своем центре. Роджер МакКинли постоянно что-то вынюхивал, следил за всеми и в любой момент был готов сдать любого своего коллегу за достойное вознаграждение, или же, как он сам любил говорить: «за вклад в науку». Разумеется, в лице науки он подразумевал себя, а Джозефа и Ровену терпеть не мог и все мечтал застать день, когда их выгонят. В один день МакКинли довел Джозефа до такого состояния, что чуть не попрпросил Ровену применить волшебную комбинацию забвения, да и сама Ровена, честно говоря, не раз задумывалась об этом же. — Тебя прикрыть? — прошептала Сара. — Бесполезно. — махнула рукой Ровена. — Этот и из-под земли достанет. Сегодня выдавался на редкость удачный день. Вероятно, вчерашний визит Малфоя задал все настроение, и теперь Ровена каждый час получала все новые и новые сюрпризы. Если все так пойдет и дальше, она точно станет фаталистом. — Мисс Мур, как я должен понимать ваше поведение?! — весь вид МакКинли буквально вопил о праведном возмущении. — Что я говорил вам о приеме пациентов?! Выносить рабочие скандалы на публику ей совсем не хотелось, но, как назло, миссис Уизли замерла, а Джордж с неожиданным интересом глядел то на Ровену, то на злополучного доктора — что и говорить, даже ему он внушал ужасное отвращение. Однако Ровена как будто бы и не стеснялась, наоборот, она склонила голову набок — о, Джордж отлично помнил этот жест, как бы и не хотел забыть — и с равнодушием следила за тем, как голос ученого переходил все сильнее на визг; казалось, за всем она наблюдала с каим-то чужим любопытством, вовсе не боясь проблем и выговоров. — Доброе утро и вам, мистер МакКинли. — улыбка Ровены стала шире, но почему-то от нее у всех пошел мороз по коже. — Я смотрю, у вас хорошее настроение? — Оставьте эти дешевые трюки для дураков! — возопил МакКинли. — Смею вам напомнить, что вы обязаны подчиняться моим правилам! — Смею вам напомнить, что мы находимся в равной категории, и вы мне начальник, мистер МакКинли. — чем сильнее злился мужчина, тем безмятежнее становилась Ровена. — А если следовать вашим реформам, то все больные давно уже валялись бы без сознания. — Ах, вот оно что! Вы решили заговорить о регалиях! Решили помериться должностями! — МакКинли злобно рассмеялся, и его очки слетели на нос. — Конечно, вы же у нас такая важная личность! Позвольте напомнить вам, благодаря чему вы заслужили такую должность, или же ваш любовник мистер Дэйвон так и не сумел раскрыть секрет? Хотя о чем это я; ведь вы же так влияете на него! Я еще не успел рассказать в Министерстве о подобном безнравственном поведении, но уверяю вас… Ровена смутно слышала, что продолжал вопить мистер МакКинли; все заволокло сизым туманом, а ноги будто набили ватой. Все плыло вокруг, и было так холодно, так пробирающе холодно до самых костей, совсем как в ее снах, когда она не знала куда бежать, когда повсюду вились веревки и страшные руки были готовы утащить ее в чащобу на растерзание. Хотелось плакать; сесть и выплакать все, что копилось в ней годами, что мешало дышать, что постоянно кричало ей о ее ошибках, ведь голос совести иногда просыпался в ней, и тогда она проводила жуткие ночи без сна, стараясь не пить белый порошок, который сводил все ее сны к серому покрывалу. Спокойно, Ровена. Спокойно. Не плакать. Несомненно, она ответит за свои грехи, но не здесь и не перед этим человеком. — Достаточно, мистер МакКинли. — непролитые слезы жгли ее изнутри, и голос звучал так твердо, что мужчина испуганно моргнул. — Своим местом я обязана моей учебе и моим способностям, что же касется мистера Дэйвона, то быть его любовницей, скорее, просто приятный бонус. — по залу пронесся шепот. — А если вам так хочется убедиться в моем влиянии, то, пожалуйста, могу предоставить вам такую возможность. Одно мое слово, и завтра вы можете не приходить на работу. Совсем. — последнее слово пригвоздило Роджера к месту, а потом вдруг что-то подняло его ноги на воздух, и Ровена смогла только расслышать нечленораздельные ругательства. — Спасибо, Гарри, но не стоило. Поттер хотел что-то возразить, но Джинни хлопнула его по плечу, и разговор замялся. Странно было видеть Ровену такой; прежний металл в голосе выдавал прежнюю Ровену Мур, которая была готова защитить каждого страждущего, но подробности ее личной жизни проливали свет на новые загадки, на новую девушку, так похожую на то рыжее чудо, носившееся по коридорам школы, и вместе с этим настолько отличную. Но кто не переменился за то время? А она словно и не стеснялась многочисленных шепотков, не чувствовала тяжелый, прожигающий взгляд; на нее вылили огромный ушат грязи, но почему бы не гордиться этой грязью? Почему бы не нести ее с достоинством и с честью. Ровена Мур переменилась, и чувство стыда было заперто на семь замков, подальше от любопытных и посторонних. Она не боялась осуждения, все это осталось в прошлом, где говорили о сказках и обещали счастливую жизнь. — Все будет хорошо, миссис Уизли. Не переживайте. — она обняла ошарашенную женщину, и, махнув напоследок друзьям, растоворилась в тени очередной арки. — Чувствую, знакомиться нам придется по-новому. — пробормотал Гарри, и на этот раз его никто не перебил.