Зараза

Кэйа проснулся на холодном полу своего кабинета. Комната была погружена в полумрак: серые тучи не пропускали ни луча, не давая понять был ли то вечер или разгар дня. Тяжелое, хриплое дыхание капитана эхом отлетало от стен, иглами пронзая голову. Собственное сердцебиение набатом било по вискам, и Альберих не спешил вставать. Сколько он так пролежал? Не искали ли его? Если да, то неужели никто не додумался проверить в кабинете? Мысли ленивой, бессвязной вереницей мелькали в сознании, не в силах зацепиться за что-то конкретное. Рыцарь попробовал встать и тихонько выругался — комната поплыла и на секунду утонула в темноте. На то, чтобы побороть головокружение и, наконец, встать с пола, понадобилось добрых минут пять. Взглянув на часы, Кэйа вымученно улыбнулся, сам не зная радоваться или нет. "Технически... рабочий день уже окончен,так что можно..." Можно что? Пойти домой? В таверну? Просто бездумно разгуливать по городу? Кэйа не знал. Он просто шел, куда глаза глядят, не задумываясь о последствиях. Голова болела так, что казалось, будто каждая мысль ножом резала по затылку. Ноги понесли его прочь из города. Словно умирающий кот, Альберих автоматически стремился отойти подальше от дома, чтобы сдохнуть под каким-нибудь кустом. Хотя мог ли он назвать Мондштадт домом? Был ли у Кэйи дом, в принципе? Скорее нет, чем да. Он — шпион, посланный с целью предать. У него нет права называть этот город своим домом, но и в Каэнрии Альбериху больше не место после того, как он признался во всем Дилюку. Хотя можно ли считать родиной место, о котором не помнишь почти ничего? Вряд ли. Где-то вдалеке блеснула молния, накрапывал дождь. Капитан кавалерии даже не заметил, как слабая морось сменилась ливнем — настолько депрессивные мысли поглотили его. Сам не зная как, рыцарь оказался у винокурни. По широким листьям винограда стучала вода, а массивное здание погрузилось в темноту, и только в одном окне все еще горел свет. "Трудоголик..." Пошатывающейся, нетвердой походкой Кэйа направился к дверям. Руки дрожали не то от холода, не то от лихорадки, колотившей Альбериха почти всю дорогу. Он неуверенно постучал. " Что я делаю? Зачем я пришел? Он ведь, скорее всего, даже дверь не откроет..." Сплошные вопросы, на которые Кэйа, наверное, никогда не найдет ответ. Поэтому сейчас он решил пустить все на самотек. "Будь, что будет..."

***

Дилюк как раз закончил со всеми бумагами и спустился на первый этаж, чтобы заварить себе чашечку чая — слуги уже спали, а Рагнвиндр не был тираном, чтобы будить их ради такой мелочи. Дождь тарабанил по стеклам, и на первом этаже было даже немного зябко из-за потухшего камина. Поставив чайник на плиту, винодел услышал слабый стук в дверь. Сперва он решил, что ему просто показалось, но стук повторился. Рагнвиндр не ждал гостей в такой час, поэтому с опаской подошел к двери и открыл ее. Холодный ветер вперемешку с каплями дождя ударил в лицо. — Не впустишь? — больше констатировал факт, чем спросил Кэйа. Дилюк молчал — все его внимание сосредоточилось на брате, а слова выбило из глотки вместе с воздухом. Альберих выглядел...страшно. Нет, не жалко, а действительно пугающе: промокший до нитки он стоял, слегка покачиваясь и глядя исподлобья на Рагнвиндра. Изо рта вылетали облачка пара при каждом хриплом вздохе. Синий глаз горел опасным лихорадочным блеском. Внезапно, капитан покачнулся, и Дилюк едва успел поймать его — вышло нечто, похожее на объятия. — Что ты здесь делаешь? — тихо спросил винодел, все еще удерживая брата. — Проверяю, позволишь ли ты мне упасть, — прохрипел Кэйа, опаляя кожу своим горячим дыханием. Рагнвиндр с усилием втащил рыцаря внутрь — стоять под дождем было не лучшей идеей. Дилюк успел промокнуть за те несколько минут снаружи, но это не шло ни в какое сравнение с Альберихом: с того буквально ручьем стекала вода, а капитан будто не замечал этого вовсе. Кэйа грузно осел на пол и продолжил: — И снова ты это делаешь. Вам, Рагнвиндрам, стоило бы поучиться на своих ошибках, — капитан вскинул голову и посмотрел виноделу в глаза, — подбирать бродяжек в дождь — плохая идея, — он глухо засмеялся. Дилюк не отвечал. Он просто пытался осмыслить происходящее: Кэйа нес полнейший бред, и Рагнвиндр судорожно соображал, как ему следовало поступить. Состояние брата пугало: его смех перешел в надрывный, мокрый кашель, а тело трясло. — Молчишь? Ну да, такой как я недостоин и слова его светлости, — тем временем Альберих продолжал свою браваду, — Мне следовало умереть еще тогда, в день, когда вы спасли меня... — его голос становился все тише, а глаз наполнился слезами. — Кэйа, — Дилюк аккуратно опустился рядом с братом, касаясь его плеча. Рыцарь вздрогнул всем телом и попытался отстраниться: — Почему ты не убил меня тогда?! Почему остановился? — он почти кричал, — Зачем вы позволяете мне жить? Если бы не я... Если бы меня не было... — Прекрати, — Рагнвиндр сжал плечо капитана сильнее. — Прекратить? Что прекратить? Ты возненавидел меня за ложь, а теперь запрещаешь говорить правду? — Кэйа выкрутился и схватил винодела за ворот рубашки, притягивая к себе. — Тогда добей меня, — выплюнул он в лицо, — Исправь все ошибки, вырежи гнойник на теле Мондштадта. И тогда всем станет легче! — Нет, не станет. Никому не станет легче от твоей смерти, Кэйа, — Дилюк уверенно посмотрел на брата, — Я понял это еще в тот день. — Понял? Что ты понял, Дилюк? Ты просто не смог, вот и все! — Альберих трясся в какой-то непонятной истерике. В его словах было столько желчи и боли,  затаенной обиды. Казалось, все сдерживаемые когда-то чувства и мысли выливались неудержимым потоком.  Кэйа не мог остановиться. Он хотел высказать все: все, что чувствовал, все, что скрывал. Кэйа устал. Так сильно устал от боли, от лжи. — Да, не смог. Не смог понять тебя, не смог поддержать. Оттолкнул, растоптал, покалечил, ведь так было легче... — Было бы легче, убей ты меня в тот день,  — прошептал капитан, уже не сопротивляясь. — Прости... Всего одно слово. Ошибка, которую Дилюк давным-давно осознал. Нужно было поговорить, нужно было все исправить, но чертова гордость мешала сделать первый шаг. Она сковала цепями тело и сдавила горло. Нужно было сказать, но он промолчал, ведь так было проще. — Простить? — просипел Кэйа, — Мне не нужны твои извинения — ты ясно дал понять, какого ты обо мне мнения. — Кэйа, послушай... — Поэтому я лучше пойду, сдохну где-нибудь в канаве, как ты и предлагал, — Альберих попытался встать, но ноги его совсем не держали. Рагнвиндр снова потянулся к брату, чтобы поддержать и, если получится, хотя бы довести до дивана. — Не прикасайся ко мне! — рыцарь резко оттолкнул его руку. Вот она — ледяная стена, которую Дилюк возвел между ними, а теперь сам же уткнулся в нее носом. Преграда из отстраненности и безразличия, как острый меч, режущая по сердцу. Винодел опустил руку, сжимая кулак — он был зол. Зол на себя, на свою слепую гордость и беспомощность. Перед ним сидел его брат, бившийся в горячке, а Дилюк ничего не мог поделать, потому что ледяная стена оказалась палкой о двух концах. — Мне не нужна...новая боль,— прошептал Кэйа и потерял сознание.