你的笑容使我感到温暖[Твоя улыбка согревает моё сердце]

      — Правда любишь? — Чонгук разворачивается к Тэхёну, ищет в его глазах правду, боится поверить, что всё не сон.       Внезапно ещё одна догадка посещает его мысли: а что, если он умер? Что, если по пути на банкет он попал в аварию и подсознание в последние минуты дарит ему то, чего желало сердце?       Пусть так. Он даже на это согласен.       — Люблю. — Слова уже даются проще. — Даже если море пересохнет, а гора рухнет, моя любовь к тебе неизменна, ангел.       — Но ведь вчера ты…       — Ты застал меня врасплох, — отвечает мягко. — Чонгук, я сегодня многое переосмыслил, признаю — вчера я спасовал.       Говорит честно, без прикрас, не увиливая от ответов и не выгораживая себя, признаёт — испугался.       — Я привык всё держать под контролем: дела, мысли, чувства, но с тобой, ангел… Блять, с тобой выдержка каждый раз к чертям и мозги в кашу. С тобой я чувствую…       Глаза напротив солью насыщаются, проливаясь на щёки, а Тэхён эту соль губами собирает.       — Мне тепло, ангел. С тобой… — Горло перехватывает, но он договаривает: — А я отвык от тепла. Оно обжигает с непривычки. И я старался не думать о том, как назвать то, что я к тебе испытываю… до твоего признания.       Он заглядывает в свой личный космос, его глубина скрывает в себе множество загадок, которые разгадать под силу только одному человеку. И он разгадает каждую.       — Любовь ли это? Ведь я уже любил, но то чувство и в сотню раз не идёт ни в какое сравнение с тем, что я испытываю сейчас к тебе. Что значит любовь в нашем мире, Чонгук? — спрашивает, но не Чонгука — самого себя. — Любовь слишком громкое слово. Не находишь?       Чонгук теряется, что ответить, да и ему не ведомо. Он знает, что любит, а правильно или нет, ему и дела нет. Но внимательно слушает, затаив дыхание, опасаясь хоть слово пропустить.       — Пожалуй, по воздействию на организм её можно сопоставить с наркотиком или обезболивающим лекарством. Влюблённые испытывают такое же чувство эйфории, какое бывает от дозы кокаина — объятия любимого уменьшают боль, так как в этот момент в организме вырабатывается "болеутоляющий гормон". Но когда любовь проходит — наступает ломка, от которой ничего не спасёт. В этом вся опасность этого чувства… — делает паузу и шаг ближе, касаясь пальцами лица Чонгука, гладит ими.       Они крыльями бабочки порхают нежно, дотрагиваясь то до щёк, то до зажатой зубами нижней губы. Тэхён слегка надавливает на её середину, выпуская из захвата, и большим пальцем правой руки гладит искусанную от волнения кожицу.       — Любовь бывает разная: здоровая, в которой важны доверие и взаимоуважение, но есть ещё и одержимая, больная, принудительная. И всё это — любовь в том значении, к которому мы привыкли. Это как сравнить любовь с цветком. Тебе нравится, как он цветёт, и ты срываешь его, чтобы любоваться им долго, но цветок почему-то вянет. А всё почему? Потому что он не получает заботы, медленно умирая, чахнет под мнимой любовью.       Чонгук хмурит брови, он о таком сравнении никогда и не думал и сейчас даже согласен с Тэхёном.       — А если оставить цветок расти, ухаживать за ним и поливать, помогая ему жить и цвести как можно дольше?       — Тогда он будет радовать своей невероятной красотой столько, сколько отведено ему цветочным богом.       — А какая тогда твоя любовь ко мне? — спрашивает Чонгук тихо, брови приобретают трогательный излом, а губа снова устремляется в плен зубов.       — Моя любовь? — Тэхён задумывается, а Чонгук нервно, сам того не замечая, вцепляется в ткань рубашки Тэхёна, теребя её пальцами.       — Моя любовь разная, ангел: собственническая, одержимая, безумная — назови как хочешь, я готов спрятать тебя ото всех и перегрызть всем глотки, если кто-то захочет забрать тебя у меня. — Убирает вцепившиеся пальцы, гладит большим пальцем по влажной от пота ладони и прижимается лбом ко лбу, после оставляя на нём хрупкий поцелуй. — И в то же время мне хочется, чтобы перед твоими ногами лежал весь мир, чтобы все могли так же восхищаться тобой, как и я. И теперь я понимаю, что, возможно, я ещё не любил по-настоящему зрелой любовью, то была первая юношеская влюблённость: пылкая, да, но люблю я тебя.       Тэхён берет лицо Чонгука в ладони:       — Ты моя жизнь, ангел.       Глаза Чонгука снова мокреют, и Тэхён, вздыхая, притягивает его к себе, утыкая лицом в шею, крепко-крепко сжимая в своих объятиях.       — Хватить реветь, ангел, ты нас утопишь.       — Оно само, я не виноват, — бубнит где-то в ключицах, срывая с губ Тэхёна безобидный смешок.       — Я чувствую к тебе слишком много — это чувство пузырится внутри, и мне кажется, что я сейчас лопну от того, насколько оно сильное, — чёрный мазут теряется в плену чужих зрачков, растворяется в нём, когда Чонгук поднимает голову вверх. — Я так слаб перед тобой, ангел.       Слаб? Тэхён слаб перед ним? В такое поверить немыслимо.       — Что тебя удивляет? О моей слабости знает каждое персиковое дерево в моём саду. Разве ты не видишь, какую власть надо мной имеешь? Только тебе позволено видеть меня таким. Ты моё всё, Чонгук, — наклоняется ближе, опаляя губы словами. — Без тебя жизни не надо. Всё ещё не веришь? — сталкивает их в поцелуе.       Чонгук всхлипывает, успевая лишь шепнуть: "Верю", — за секунду до, сердце несётся вскачь, отбивая: "его любят".       Ещё никогда он не чувствовал себя таким счастливым, даже во время танца его не охватывал такой восторг, как сейчас — стоя в надёжном укрытии любимых рук и разделяя на двоих одно дыхание.       Они задыхаются друг в друге.       Но оторваться нет ни сил, ни желания.       Срастаются в одно целое, по одиночке уже никак.       За окном стремительно темнеет, и номер всё больше погружается в полумрак, пламя свечей бликует, танцуя по зеркальной поверхности, а им и дела нет: губы мягко прижимаются к губам и в этом прикосновении — всё, о чём молчали. Песок времени замедляет свой ход, и мир вокруг теряет значение.              Тучи за пределами отеля начинают собираться на горизонте, медленно, затягивая вечернее небо и укрывая его чёрным бархатом непогоды. Ветер понемногу усиливается, заставляя деревья за окном роптать о приближающейся буре, листья становятся ярче, а воздух пропитывается насквозь запахом свежести. Неожиданно раздаётся глухой раскат грома, что прокатывается по небу, словно стук гигантского тангу, пробуждая в сердцах спешащих домой прохожих тревогу.       На краткий миг мир становится ярче — зигзаг молнии прорезает небо, осветив пространство и показывая полную луну, что степенно выкатывается из своего укрытия, занимая своё законное место на небесном троне.       Губы прекращают целовать, Чонгук вздрагивает, отталкивая Тэхёна, мгновенно закрываясь и позволяя дикому страху заползать в самое сердце.       "Нет, только не снова… Нет…"       Глаза уже не видят реальности, его поглощают воспоминания: удары по всему телу, ухмылки обидчиков. В мыслях только одно: "Не бейте, не трогайте, пожалуйста, не надо!" — губы зубами в кровь, горячие слёзы по щекам. Руки взлетают к ушам и накрывают их сверху, Чонгук начинает пятиться назад, пока не упирается в стену. Дальше идти некуда и он просто содрогается в беззвучном плаче.       Тэхён размашисто подходит ближе, хватает за руки и встряхивает Чонгука, стараясь привести его в чувства, но тот уже потонул в зыбучих песках своего кошмара.       Тэхён чертыхается, лихорадочно пытаясь найти способ вывести Чонгука из этого состояния. Если раньше ему это удалось, то, безусловно, удастся и сейчас, но, скорее всего, это будет ненадолго и при следующей грозе всё повторится по-новой. Потому он решает поменять тактику и выбить клин клином, заменить воспоминания, переключив внимание с одного сильного чувства на другое.       А что может быть сильнее страха?       Ответ приходит сам собой — удовольствие.       — Чонгук, — зовёт негромко. — Очнись, Чонгук, ты сейчас здесь, со мной, тебя никто никогда не тронет. Больше нет. Ты же сильный, Чонгук, мой сильный тигрёнок. Вспомни, как ты рычал на меня, как горели твои глаза, найди это внутри себя и посмотри своим страхам в лицо. — Шепчет в губы, почти прикасаясь своими. — Открой глаза, Чонгук, пойми, что не страх управляет тобой, а ты — им. Я буду рядом, я помогу справиться.       Лёгкие, почти невесомые поцелуи ложатся на линию челюсти, опускаясь на мокрую от слёз шею, губы проходятся по адамову яблоку вниз, целуют хрупкие косточки ключиц и замирают на уровне сердца.       — Я не дам тебе упасть, Чонгук, никогда не дам. Всегда буду за твоей спиной, чтобы поймать тебя.       Стук сердца, до этого отчётливо грохотавший в ушах так, что слышит даже Тэхён, утихает, успокаиваясь и внимая ласковым речам, и Чонгук приоткрывает глаза, сразу натыкаясь на пронзительный внимательный взгляд, что обещает спрятать от всех невзгод.       Тэхён тянет Чонгука на себя и разворачивает его к зеркальной поверхности стены.       — Посмотри, ангел, смотри страху в глаза.       Чонгук стоит и смотрит, старается унять внутреннюю дрожь, что всё ещё держит его тело в безжалостной хватке страха. Молнии вспыхивают снова одна за другой, озаряя номер резким светом. Небо рвёт на куски яростью стихии, но, несмотря на всё это, ни единой капли не достигает земли, они испаряются прямо в полёте, умирая, так и не достигнув своей цели. Город настигает сухая, но не менее пугающая гроза, наполненная надрывом, как натянутые струны, что вот-вот лопнут, не выдержав такого напряжения.       Он не отводит взгляд от своего отражения, попутно цепляясь взглядом за того, кто стоит позади него — за Тэхёна.       Тот молча, но уверенно протягивает руки, кладя их на плечи Чонгука, его ладони тёплые и крепкие, словно якорь, который не даст снова сорваться в пучину страха. Тэхён аккуратно гладит его по спине, двигаясь успокаивающе и размеренно.       — Всё хорошо, мой ангел, — шепчет, его голос мягко обволакивает Чонгука теплотой. — Я здесь.       Чонгук заторможенно кивает, его взгляд всё ещё прикован к зеркалу и тому, как перемещаются по его телу чужие руки. Он видит их обоих: себя — с трудом борющегося со страхом, и Тэхёна, стоящего за ним, как прочный и незыблемый щит. Руки того ни на минуту не прекращают ласковые поглаживания.       — Смотри на меня, ангел, — Тэхён наклоняется ближе, их отражения почти сливаются воедино, Чонгук закусывает губу и встречается с ним взглядом через зеркало.       Вспышка молний и треск грома доносятся до уха, но Чонгук упорно продолжает смотреть, пытаясь удержаться за единственную стабильную точку — за любимые глаза.       — Чувствуй меня, — заклинает, удерживая взглядом над пропастью. — Меня, а не страх.       И он чувствует, как переплетаются с его пальцами пальцы Тэхёна, как они потом поднимаются от запястий к плечам, будоража нежную кожу, как скользят по шее, вынуждая трепетать.       Голос Тэхёна мягкий, но в нём чувствуется скрытая сила.       Он начинает медленно расстёгивать пуговицы на жакете Чонгука: одна, другая, третья. Тот дышит рвано, с лёгким хрипом, наблюдая за тем, как падает белый атлас на пол, а рука Тэхёна тянется к собачке замка кружевного жилета. Как тягуче её опускают до самой поясницы, оголяя изящество спины и плеч, что сразу же поочерёдно получают горячий поцелуй. Ткань так же плавно, как и до этого жакет, скользит вниз. Лёгкий холод касается обнажённой кожи, побуждая мелкую рябь дрожи пробежать по телу.       Чонгук инстинктивно прикрывает глаза, в попытке справиться с тем вихрем ощущений, что бушует внутри и поглощает полностью. Тэхён же наклоняется ещё ближе, обдавая своим дыханием шею, пока его руки спускаются к кромке брюк.       — Ты чувствуешь это? — шепчет тихо, голос едва слышен, но полон власти и контрастной нежности.       Чонгук кивает, не открывая глаз, его губы приоткрываются, вырывая безмолвный вздох. Молния вновь освещает комнату, и в этот момент Тэхён снимает с того последнюю одежду, тело Чонгука отображается в зеркале, безупречное в своей наготе, окружённое бликами свечей и вспышками всё ещё бушующей грозы.       Тэхён, стоя позади него, обнимает, прижимая крепко к себе, его губы мягко касаются затылка, спускаясь ниже и целуя в седьмой позвонок, руки же продолжают блуждать по телу — медленно, уверенно, наслаждаясь каждым прикосновением.       — Ты прекрасен, ангел, — нежит словами. — Открой глаза, взгляни на себя, взгляни на нас. Посмотри, какой ты красивый в свете этих вспышек, посмотри, как они отражаются в твоих глазах. Ты меня с ума сводишь.       Левой рукой шпильку из прически тянет, позволяя копне осыпаться к плечам, в них тут же носом зарывается, надышаться пленительным ароматом не может.       Тот в лёгких прочно засел, без него у Тэхена удушье.       Отсветы молний переливаются калейдоскопом в разноцветье волос, делая Чонгука еще более обольстительным.       — Сегодня ты избавишься от своего страха: теперь во время грозы ты будешь вспоминать не кулаки и смешки обидчиков, а мои поцелуи и своё удовольствие. В твоей памяти останутся только твои стоны, когда ты будешь на вершине блаженства, — толкается возбуждённым членом, потираясь о ягодицы.       Чонгук прерывисто выдыхает, тело жаром пробирает мгновенно; его целуют в макушку, отчего мурашки спускаются по загривку, тянутся карамелью в пах и сосредотачиваются в члене, что заинтересован в предложении Тэхёна не меньше, чем он сам.       А этот дьявол издевается, растягивая губы в улыбке, прикусывает хрящик завитка, обводит языком по кругу ушную раковину и оставляет лёгкий поцелуй на чувствительном местечке за ухом.       — Хочешь трахнуть меня в рот, ангел? Хочешь почувствовать, как глубоко я могу взять?       — Хо-чу, — получается сказать только со второго раза, и то по слогам, потому что голос по-прежнему дрожит, но уже не от страха, а от сильного возбуждения. От него поджимаются пальцы ног и дрожат колени, и Чонгук снова повторяет, хрипло сглатывая вязкую слюну: — Хочу.       Взгляд Тэхёна затягивает ещё большей чернотой, в нём даже просвета не наблюдается — сплошная пелена предвкушения и желания. Не отводя взора от глаз Чонгука, поворачивает парня к себе лицом и опускается на колени, ведёт языком по внутренней стороне бедра, его дыхание горячее и жадное, каждый мускул в его теле напрягается от ожидания и от того удовольствия, что пронизывает его насквозь и которое он собирается подарить Чонгуку.       Тэхён медленно вбирает головку в рот, его руки скользят по стройным бёдрам, гладя медленно и чувственно, губы в это время мягко смыкаются вокруг твёрдой плоти и мажут по стволу, смачивая его слюной. Его взгляд прикован к пухлым губам и лихорадочно блестящим глазам, что смотрят жадно и голодно.       Чонгук вскидывает голову кверху, натыкаясь на зеркальный потолок, и видит, как губы Тэхёна туго оплетают его член, посасывая тот словно танхуа, закрывает глаза от того, насколько это откровенно, но тут же их открывает, заворожённо вглядываясь в их отражение: мерцание пламени свечей на его теле в свете яркой вспышки молнии придают ему таинственное свечение.       — Ты такой сладкий, — шепчет Тэхён, когда поднимается, чтобы поцеловать, поделиться вкусом, что усладой смакуется на его языке, на чуть опухших губах блеск от слюны и смазки, которая стекает по подбородку, марая кожу Чонгука.       Он снова опускается, чуть наклоняясь, чтобы взять член ещё глубже, чувствуя, как Чонгук дрожит под лаской его губ и языка, ныряет самым кончиком в дырочку уретры, дразня её лёгкими прикосновениями. Ладони ложатся на ягодицы, мнут и поглаживают, а затем со всей силы давят на них, притягивая к себе так, что головка бьёт прямо в узкую глотку.       У Чонгука кружится голова, перед глазами цветные пятна, потому как это настолько потрясающе — когда твой член так сжимают, даря безмерную упоённость.       Чонгук неотрывно смотрит на их отражение, облизывая губы, стонет беспрестанно, следит за тем, как его член погружается в чужой рот, и так хочется стиснуть пальцы в чёрных вихрах и вскинуть бедрами.       — Я могу? — кладёт руку на макушку, закусывая щёку изнутри и хрипя от возбуждения.       Тэхён отстраняет от себя совсем поплывшего парня, прикусывает паховую складку и целует головку.       — Тебе можно всё, — открывая рот шире.       И как же Чонгуку невероятно ощущать власть над таким опасным мужчиной! Он судорожно вплетает свои пальцы в волосы Тэхёна и делает первый толчок, подкидывая бёдра. Чувствует, как его член погружается глубже, упираясь в одуряюще жаркую узость глотки.       Как же влажно и до умопомрачения приятно.       Чуть отстранившись, он снова толкается обратно, а потом ещё и ещё, срываясь на размашистый темп и вскрикивая каждый раз, когда член проникает всё дальше. Он насаживает рот Тэхёна на свой каменный стояк, совершенно не церемонясь, а тот просто позволяет, сам получая не меньший кайф от того, насколько хорошо его ангелу.       Каждый крик Чонгука, каждый его рваный глубокий вдох и выдох отзываются в Тэхёне разрядом импульса в члене, обязывая мужчину принимать толчки ещё старательнее. Он обнимает парня сильнее, сдавливая глоткой головку, сглатывает и мычит, пуская вибрацию по всему стволу.       Тэхён тоже глядит на их отражения, лихорадочный блеск глаз Чонгука, в которых пляшут черти и отражаются молнии, сливаясь с бликами свечей, притягивает взгляд магнитом, изящный изгиб спины так и манит прикоснуться и провести языком по каждому позвонку.       И он это сделает обязательно, только сначала поможет Чонгуку кончить.       — Тэхён… — выдыхает тот, его голос дрожит от подступающей долгожданной разрядки, что уже маячит где-то на периферии и взрывается снопом искр и струей спермы, густо стекающей по горлу.       Тэхён досконально обсасывает пульсирующий член, вылизывая головку, и выпускает из плена рта, сам не может удержать дрожи от вида умиротворённого Чонгука, что крепко держится за него, словно он — его последняя опора в жизни.       — Мой свет, — шепчет Чонгук, перебирая пряди волос, пока Тэхён, все ещё стоя на коленях, потирается носом о его живот.       — Как ты меня назвал? — Тэхён не уверен, что услышал. Не показалось ли?       — Ты же зовёшь меня ангелом, я тоже хочу, — робко предлагает, заглядывая в глаза, словно не он только что поимел Тэхёна в рот.       — Мне нравится. — Тэхён поднимается на ноги, притягивая Чонгука к себе ближе, глаза сияют теплотой, а губы плавно изгибаются в нежной улыбке. — Можешь наедине называть меня так.       На душе становится спокойно, больше не страшны никакие страхи: их все развеял Тэхён своей любовью, — по крайней мере, Чонгук очень надеется на это.       — Хочешь, я приготовлю тебе горячую ванну?       — А как же ты? — звучит удивлённое.       — А что я? Я в порядке, ангел.       — Разве ты не хочешь кончить? Твой член такой напряжённый, — накрывает пах ладонью, чуть надавливая, слышит короткий стон и облизывает губы. — Теперь моя очередь, — мурчит Чонгук, притягивая Тэхёна вплотную за галстук, после снимая его и чувствуя жар горячего тела напротив. Подрагивающими пальцами начинает расстёгивать пуговицы на рубашке; каждое движение наполнено трепетом и нежностью. Он медленно отводит ткань в сторону, открывая грудь Тэхёна, и его дыхание замирает от восхищения. — Ты тоже прекрасен, — его голос на грани слышимости, но полон чувств.       Чонгук проводит пальцами по гладкой коже, кончики покалывает от прикосновений, он запоминает каждую линию, считает каждое ребро, его сердце трепещет от того, как Тэхён реагирует на его ласки.       Тот слегка улыбается, позволяя Чонгуку продолжать.       Он наклоняется ближе, дыханием задевая соски Тэхёна, и расстёгивает ремень на его брюках, вытаскивая его из шлёвок и отбрасывая в сторону. Вжикает замком, потянув тот вниз, спускает брюки вместе с нижним бельём, с каждым движением теряя контроль над собой.       Руки Чонгука уверенно скользят по бёдрам Тэхёна, осторожно снимая с него ткань, с каждым миллиметром обнажая свои желания, что уже прорастают через грудную клетку. Он бесшумно опускается на колени, не отрывая взгляд от глаз Тэхёна, чтобы увидеть в них поддержку и доверие.       Чонгук восхищённо смотрит на Тэхёна, а затем прикасается губами к его коленям, плавно поднимаясь выше, бережно выцеловывает шрам на бедре, после исследуя каждый кусочек кожного покрова.       Он не спешит, медленно изучая тело, что в этот раз доверили ему. Целует живот, лижет каждый кубик пресса, ведёт языком вверх по груди и смыкает губы на коже, чуть слегка прикусывая. Глухой, чуть уловимый стон говорит о том, что Тэхёну нравится, Чонгук смелеет и уже сильнее кусает, оставляет свои следы, разрисовывая медовую кожу фиолетовыми цветами.       Пользуется моментом, пока дозволено.       Он поднимает взгляд, ловит на себе нежный, но полный ожидания взгляд Тэхёна, и его сердце замирает от понимания того, насколько они любят.       — Ты знаешь, что ты тоже меня с ума сводишь? — тихо произносит и ойкает, когда Тэхён рывком притягивает его к себе, обжигая губы жгучим поцелуем.       — Я так хочу тебя, ангел, — рокочет на ухо, подталкивая Чонгука к стене, наклоняется вниз и берёт свой галстук, валяющийся в куче его одежды.       Зрачки Чонгука расширяются, когда его разворачивает спиной к себе и накрывают глаза галстуком, завязывая тот узелком на затылке.       Чонгук сразу же вертит головой, но Тэхён фиксирует её в одном положении.       — Стой спокойно, ангел, — шлепок на ягодице горит отпечатком.       — Что ты делаешь? — шепчет тихо.       — Т-ш-ш. Доверься мне, — мягко целуют в щёку.       Его губы обрушиваются на плечи, спускаются к лопатке, целуют её, лижут изгиб позвонков, как он давно хотел сделать. Рука накрывает свой член, скользкий от предэякулята, и собирает липкую смазку, что ему скоро понадобится.       Чонгука потряхивает из-за шёпота, ласкающего слух, из-за поцелуев, ласкающих кожу, из-за того, что лишён возможности видеть, он ощущает каждую ласку более обострённо.       Тэхён прижимает парня к стене и тянет за кончики галстука вниз, заставляя того изогнуться. Чонгук стонет, прогибаясь в спине до хруста позвонков, и запрокидывает голову назад, обнажая шею. Тэхён припадает к ней губами, оставляя мокрую дорожку поцелуев.       Смотрит, как покорно Чонгук гнётся в его руках и низ живота ещё больше желанием скручивает, а пах горит и член ноет от того, что безумно хочется такого ангела.       Жаждущего.       Послушного.       До сумасшествия красивого.       Он выпускает галстук из рук и распределяет свою смазку по бёдрам Чонгука, заставляя сжать их вместе, проталкивает головку члена между ними. Поднимает руки парня вверх над головой, переплетая сверху своими пальцами и наваливаясь всем телом.       Член скользит легко, Тэхён настолько мокрый, что не возникает никакого дискомфорта, и он сразу же начинает быстро вбиваться между бёдер, рыча и кусая за загривок, сжимает зубы и разжимая их только после того, когда по бёдрам Чонгука стекают тёплые белёсые потёки.       — Прости, ангел, — извиняется загнанно, развязывая галстук, подхватывает обессиленного Чонгука на руки и несёт его в ванну.       В ванной комнате он сажает Чонгука на край ванны и открывает кран с горячей водой, ждёт когда она наполнится; по водной поверхности плавают нежные лепестки персиковых цветов, что лежали на самом дне и вместе с водой поднимались вверх.       Как только ванна набирается полностью, Тэхён поднимает парня на руки, собираясь опустить его в воду, но тот расслабленно обвивает его шею, прижимаясь ближе и мурлычет довольно:       — Хочу вместе.       Когда они оба оказываются в воде, Чонгук скользит чуть ниже, укладываясь спиной на грудь Тэхёна и откидывая затылок на его плечо.       Тэхён обнимает его цепко, их тела, обнеженные водой и лепестками, прижаты друг к другу так тесно, что даже зазора не видно. Он проводит рукой по мокрой коже Чонгука, начиная с плеч и медленно спускаясь по груди, оглаживая. Его движения трогательные и успокаивающие, как приглушённый шёпот ветра среди плавающих лепестков.       — Тэхён, — шелестит Чонгук, слегка повернув голову, чтобы встретиться с ним взглядом.       Тэхён склоняет голову и трепетно целует его в висок, затем его губы перемещаются к щеке, оставляют хрупкий поцелуй-бабочку и накрывают губы.       — Я с тобой, ангел. — Он продолжает гладить Чонгука, его пальцы ласково скользят по плечам, затем по рукам до запястий.       Чонгук глубоко вздыхает в поцелуй, ещё сильнее прижимаясь к груди Тэхёна,      трепещет всем телом, крупно вздрагивая, стоит горячей руке опять накрыть его член, чуть надавливая на головку и выпуская каплю жемчужной смазки.       — Тэхё-он, ах, ты… — всё, что может вымолвить, его слова бессвязные затихают на губах, когда рука сжимается туже и начинает нарочито медленно надрачивать, заново доставляя наслаждение и мучительно-сладкую пытку.       Чонгук выгибается на его груди, лижет влажную кожу, вбирая в себя капельки воды с медовой шеи, и изливается со стоном в чужую ладонь, жмуря глаза до слепых кругов.       Кажется, Тэхён решил его измучить.       Тэхён же слушает стон сладкий, как яблоки в карамели, ощущая, как снова ёрзает, млея в его объятиях, ангел, и хочется ещё больше довести его до исступления, хочется, чтобы тот никогда не забыл эту ночь.       Потому что в его памяти эта ночь клеймо выжгла.       — Запомни эту ночь, ангел, — шепчет уже на кровати, когда Чонгук, изнеможённый бесчисленными ласками, проваливается в сон, утягивая за собой и Тэхёна.       Трель телефонного звонка разрезает спящую тишину, экран мобильника загорается входящим сообщением, затем снова раздаётся звонок. Тэхён, неохотно подняв веки, тянется к прыгающему от вибрации телефону.       — Минхо, ты время видел? — недовольство в его голосе острое, как лезвие кинжала.       — Включи телевизор и посмотри новости.       — Чонгук спит рядом, не хочу его будить, — шёпотом произносит.       — И лучше не надо. Я пришлю тебе видео.       Стоит коротким гудкам прозвучать в трубке, как экран телефона гаснет, но тут же снова мигает сообщением от Минхо.       Тэхён открывает WeChat и видит, что видео не одно, а целых два, он хмурится, пальцами касаясь экрана.              "Что же там такого случилось, что не может подождать до утра?" — думает Тэхён, нетерпеливо дожидаясь, пока видео загрузится. Колесико крутится невыносимо медленно, будто испытывая его терпение, он чувствует нарастающее напряжение. Секунды, кажется, тянутся бесконечно, но вот загрузка наконец завершается.        На первом видео серебристый "Скайвелл" — машина Минхо, что тихо едет вдоль набережной, фары пробивают темноту ночи, отзываясь с яркими всполохами молний на ночной водной глади реки Хуанпу. На лобовом стекле проступают два силуэта — сам хозяин машины и, скорее всего, Сунь, больше некому.       Тэхён вглядывается в мельчайшие детали.        На заднем плане внезапно мелькают фары стремительно приближающегося автомобиля, затем Тэхён отчётливо видит, как "Скайвелл" толкают сбоку, немного отъезжают и снова берут её на таран, на этот раз удар быстрее и сильнее, и машину Минхо заносит в сторону ограждения.       Та выравнивается, уворачиваясь от ещё одного столкновения, фары машины-преследователя сверкают в зеркалах автомобиля Минхо, снова идя на сближение и готовясь к очередному удару.       Тэхёну не видно, что делает Минхо и о чём они говорят с Сунем, но тому удаётся увести "Скайвелл" в сторону, перестраиваясь на другую полосу, подальше от ограждений, чтобы их не смогли снова прижать. Она вырывается на встречку, лавируя между небольшим потоком летящих на них автомобилей, которые сигналят машине-самоубийце вслед, но главное, Минхо удалось оторваться от преследователей и даже не попасть в аварию.       Первое видео заканчивается, и экран сразу гаснет, вновь погружая Тэхёна в ожидание, он стискивает зубы, стоит второму видео загрузится.       Перед глазами — мост Дунхай, раскинувшийся над Восточно-Китайским морем. Вечерняя мгла постепенно поглощает очертание его бетонных и балочных опор редкими молниями, освещая несколько автомобилей, что медленно пробираются по нему, несмотря на непогоду.       Внезапно где-то под мостом раздаётся глухой хлопок, словно лопается стальная пружина. Эхо прокатывается по горным склонам и тут же стихает, но спустя доли секунды этот звук сменяется резким оглушающим взрывом. Мост начинает дрожать, огромные куски бетона и асфальта взметаются в воздух, разлетаясь в разные стороны и падая в воду градом обломков.       В момент удара мелькает яркая вспышка, она пересекается со вспышками молний и на мгновение ослепляет всё вокруг себя, её свет настолько яркий, что подобен взрыву сверхновой. Тросы, служившие поддержкой мосту, лопаются один за другим, издавая протяжные металлические звуки, будто огромные струны расстроенной пипы. Стальные канаты, потерявшие свою жёсткость, начинают сворачиваться, с громкими всплесками рассекая поверхность воды. Пролёты моста кренятся и рушатся вниз, унося с собой и машины, которым не повезло оказаться на этом участке.       Многие водители в панике начинают разворачивать свои автомобили, но поднявшиеся в воздух обломки не дают сбежать из ловушки, обрушиваясь сверху, раздавливая их, пробивая крыши и заставляя грохотать сирены сигнализаций.       Под мостом клубится облако густого чёрного дыма, Тэхён словно наяву ощущает стоявший там запах гари, обожжённого метала и разорванного пластика, ноздри улавливают ржавый кровавый шлейф, оставшийся от водителей и пассажиров машин.       Видео гаснет, а глаза Тэхёна наоборот разгораются яростью.       Это не совпадение, а спланированная атака: попытка вывести из строя Минхо и подрыв моста, кто-то планомерно разрушает его жизнь. Он собирается набрать номер Минхо, когда экран снова мигает входящим сообщением.       "Прости, Тэхён, но ты должен это видеть."       Ещё одно короткое видео, всего на несколько секунд: сначала ничего не происходит, а потом в кадре возникает короткий поцелуй. Одного человека Тэхён узнает сразу — это Там, правда, моложе, а вот лицо второго скрыто в тени, лишь небольшая родинка под нижней губой притягивает всё внимание.       Тэхён переводит взгляд на безмятежно сопящего рядом Чонгука и всматривается в его родинку, сравнивая. Руки дрожат, он поджимает губы, еле удерживая себя от порыва швырнуть телефон.       Ревность как огонь пожирает изнутри, жгучее неконтролируемое чувство кипятком заживо варит внутренности Тэхёна, крутит душу, заставляя кровь стучать в висках. Это варево хочется выплюнуть вместе с чувством разочарования, поглощающим стремительно. Сердце выламывает грудь, стремясь проломить доспехи из рёбер, что защищали его столько времени и от которых, как оказалось не было никакого толку, потому что ядовитая стрела предательства сейчас крутится на повторе в трехсекундном видео.       Выходит, насчёт первого поцелуя Чонгук его обманул. Интересно, в чём ещё он мог солгать? О первом разе, о первой любви? Неужели Чонгук просто играл? Дёргал Тигра за усы, а он развесил уши, доверил то, что осталось от его сердца, надеясь, что ангел склеит осколки. Но тот добил их в мелкую крошку, и теперь Тэхён задыхается от стеклянной пыли.       Он вскакивает резко, набирая Минхо.       — Откуда у тебя последнее видео?       — С телефона Тама, нашли в удалённых.       Понятнее не становится, а злость растёт с геометрической прогрессией:       — А откуда у тебя его телефон?       — Его поймали на нашем складе, он дожидается тебя. Приезжай как можно скорее.       Какого чёрта происходит? Почему друг Чонгука, что должен находиться в Нанкине и жить счастливо со своей избранницей, находился на его складе?       Тэхён поспешно одевается, его движения дёрганые, на губах зловещая улыбка, а внутри кровавая жижа.       Он смотрит на Чонгука, тот совсем не подозревает о той драме, что сейчас происходит, и выглядит таким невинным; что же, Тэхён даст ему шанс оправдаться, а потом либо убьёт ангела, либо умрёт сам.

~~~~~

      Помещение, куда отвозят людей, переходящих дорогу Тэхёну, напоминает самую настоящую камеру для пыток. Оно погружено в полумрак, лишь слабый свет падает с редких, тусклых факелов, закреплённых на каменных стенах. Древнее убежище Байляньцзяо, впоследствии ставшее местом казни для предателей Саньхэхуэй. Высокая влажность пропитывает воздух, и каждый вздох здесь кажется невероятно тяжёлым, словно через лёгкие пропускают сырой туман, что стелется по каменному полу.       Стены, покрытые пятнами плесени и следами крови, шершавые на ощупь, являются единственными свидетелями страданий, если не считать палачей, что эти страдания и причиняют.       Центральное место занимает массивный деревянный стол с ремнями, он уже достаточно старый, покрытый глубокими царапинами и засохшими потёками бордового цвета, храня в себе боль своих жертв.       Крючья свисают с потолка, их цепи лениво покачиваются, издавая скрежет при каждом движении воздуха, в стены вбиты кандалы, в одних из которых прямо сейчас безжизненно висит человек, на его голове холщовый мешок, а тело изуродовано так, что без тошноты и не взглянешь. Ещё один человек с таким же мешком на голове привязан к стулу, стоящему посередине комнаты.       Именно к нему и направляется сейчас Тэхён, еле сдерживая свою ярость, обильно замешанную на ревности, подходит вплотную и, наклоняясь к пленнику, сдёргивает мешок с его головы.       Там жмурится и закашливается, когда затхлый воздух пронизывает лёгкие, и на мгновение ему кажется, что становится легче дышать без давящего материала на лице.       Верёвки на запястьях слабнут и в следующую секунду падают на пол, освобождая ноющие руки, мышцы ломит из-за неудобного положения, хотя после его поимки прошло всего несколько часов.       Тэхён стоит неподвижно, скрестив руки на груди и внимательно наблюдая за пленником, лёгкий скрип цепей где-то за спиной усиливает и без того давящее напряжение, и только звук капель воды отмеряет секунды до неизбежного.       — Ну что, — раздаётся низко, но на удивление невозмутимо, Тэхён умеет не выдавать свои эмоции, что многих пугает и восхищает. — Поговорим?       И хотя голос спокоен, взгляд его колюч и холоден, как сталь клинка, готового в любой момент вонзиться в самое сердце.       — У тебя есть выбор, — продолжает, буравя глазами человека, что дорог Чонгуку. — Ты можешь рассказать мне всё сейчас. Или, — тон становится ниже и Тэхён замолкает, оставляя угрозу висеть в воздухе, словно натянутый лук.       — Я расскажу, только у меня есть одна просьба, — облизывает пересохшие губы.       — Ты охренел? Ты не в том положении, чтобы просить, — закипает Тэхён, но тут же старается обуздать себя. Ему хочется выместить всю свою злость, но стоит сначала разобраться до конца.       — Прошу, Тигр, пожалуйста, ради Чонгука, — складывает ладони в умоляющем жесте, глаза увлажняются от слёз. — Я не хочу, чтобы он меня ненавидел.       Тигр, значит. Тэхён злится, имя Чонгука из губ Тама сейчас не успокаивает, а наоборот раздражает, он вспоминает видео, и хочется уже не разговаривать с пленником, а просто снести ему голову.       Но не желает действовать сгоряча: порой не всё так, как кажется, и он внезапно понимает, что просто ищет для Чонгука оправдание. Понимает, что простит тому всё.       Он сверлит взглядом парня, ещё чуть-чуть — и просверлит дырку, минуты тянутся вечностью в ожидании ответа, и когда Там уже практически теряет надежду — Тэхён дарит её снова:       — Хорошо, обещаю. Чонгук ничего не узнает. — Отходит к стулу, садясь на него и укладывая руки на колени, скрепляя их в замок.       Там благодарно кивает: верит Тэхёну, знает, что он не обманет, все знают, что Ким — человек слова.       — Я попал в приют после смерти сводной сестры, она воспитывала меня, несмотря на то, что нас не связывали кровные узы. Мы считали друг друга родными, и когда она влюбилась, я радовался больше всех. Она словно светилась изнутри, счастливая и влюблённая, вот только её избранник оказался подонком. Она умерла из-за того, что ею воспользовались, словно щитом, трусливо прикрыв себя от пули. Мою сестру звали…       Почему то Тэхёну внезапно становится нечем дышать, он страшится услышать продолжение.       — …Мунбёль.       Тэхён резко вскидывает бровь вверх, недоверчиво вперившись в Тама. "Да ну нахуй…" — произносит тихо, как такое вообще возможно? Он знал, что у Бёль есть брат, но она обещала познакомить их после того, как Тэхён отойдёт от дел. А потом всё так закрутилось…       — Я не использовал её, — отвечает неслышно.       — Я знаю, — горько, — уже знаю, но тогда мне преподнесли эту новость так, и я совершил большую ошибку, за которую никогда себя не прощу.              — О чём ты, чёрт возьми?       — О том дне, когда ты встретился с Чонгуком. Я искал способ пробраться в твой клан и даже подбил Чонгука сорвать сделку, украв деньги. А потом по стандартной схеме: я их возвращаю и этим прокладываю себе дорогу. Но всё пошло наперекосяк.       Там подносит руку ко лбу и двумя пальцами потирает переносицу:       — Сначала я даже не помышлял о Чонгуке, но увидев, как ты на него смотрел, в голове что-то щёлкнуло. Он тебя зацепил, не мог не. Я договорился с Леоном о небольшой постановке, вот только не знал, что он захочет поиграть, и Чонгук пострадает. Я знал, что Чонгук попросит тебя спасти меня, — он глядит прямо в глаза Тэхёна. — И знал, что ты за это потребуешь. Мой маленький Гук-и стал моим оружием мести. Вот только я сам оказался пешкой, попался на крючок, с которого уже не сорваться.       — Зачем ты полез на склад?       — Я должен был его взорвать.       — Мост и Минхо?       — Наёмники, которые уже кормят рыб, — отвечает с готовностью.       Плевать уже на свою жизнь, главное — убедить Тэхёна, что Чонгук ни при чём.       — Последний вопрос, — Тэхён стискивает зубы.— Чонгук знал об этом?       — Нет. Чонгук не такой, он не умеет притворяться. Он действительно влюбился.       Эти слова немного успокаивают, и можно на этом остановиться, но…       — Вы с Чонгуком были раньше вместе?       — Что? Нет конечно! — Возмущение во взгляде выглядит правдоподобно, Тэхён поджимает губы.       — А это тогда что?       Тэхен включает видео, уводя глаза, не желает смотреть, как любимых губ касаются другие.       — Детская игра: правда или действие, это было ещё в приюте, Чонгук тогда впервые напился и даже не помнит об этом, скорее всего. — Там пожимает плечами. — Но я действительно испытываю к нему только братские чувства. И очень сожалею о том, что повелся на слова Журавля.       Ну, вот мозаика и сложилась: с чего начали, к тому и пришли.       — Что ты со мной сделаешь? Убьёшь?       — Нет. Я не хочу, чтобы Чонгук страдал, он мне не простит твоё убийство, хотя я имею на это полное право.       Он размышляет, что делать дальше, разговор с Чонгуком неизбежен. Да и Журавля пора приструнить раз и навсегда, зря он тогда его отпустил.       — Не делай больно Чонгуку, — просит Там напоследок.       — Я никогда не причиню ему боли, — отвечает Тэхен.       Он покидает склеп "Байляньцзяо", попутно набирая Минсоку сообщение: "Отвезёшь Чонгука домой, когда он проснётся, ждать до моего приезда, отвечаешь за него головой".       — Ты ему веришь? — Минхо едва поспевает за другом, что шагает быстро, направляясь к припаркованным машинам возле высоких ворот.— Тэхён!       Грубо хватает за плечо, дёрнув на себя.       — Ты ему веришь? — повторяет вопрос.       — Я верю только Чонгуку, если он подтвердит, что не имеет никакого отношения, то я ему поверю.       — А если нет?       — Позволю Чонгуку совершить месть.       — Ты с ума сошёл? — Минхо встряхивает Тэхёна сильнее. — Тогда ради чего всё это? Ради чего ты столько боролся со всеми? Нахуя, Тэхён?       — Ты не понимаешь, Мин, — кладёт ладонь на плечо друга, сжимает слегка; усталость, что так долго скрывал, вырывается наружу. — Без него мне всё это не нужно.       "Без него жизнь не нужна".