你的笑容使我感到温暖[Твоя улыбка согревает моё сердце]

      Тэхён приезжает за Чонгуком через три дня, даёт тому время принять происходящее, подготовив для него гостевой домик, попутно разбираясь с делом-подставой от Журавля. Тот, видимо, внял совету Тэхёна и убрался из города, пока его не замели за соучастие в убийстве копа, но всё же приходится держать ухо востро; всё же за то, что сделали его ребятки с братом Квона, тот мог отомстить и из провинции.       Но Тэхён ни капли не сожалеет о содеянном, пусть скажет спасибо, что в живых оставили. В их грязном мире только так: либо ты, либо тебя, и Тэхёну с малых лет вдалбливали правило игры, можно сказать, вливали с молоком матери. А когда Тэхён посмел ослушаться и поступить по своему, ему показали, что правила нарушать нельзя, не подозревая, что рожденный из боли и мести хищник сметёт всех на своём пути.       И только ради одного человека он старается сдерживать своего хищного зверя.       Его ангела, что поистине дьявольски красив и имеет вредный характер, за которым, как оказалось, прячется совсем другой, более мягкий и спокойный. Он сочетает в себе страсть и непорочность, дерзость и покорность, и, кажется, у Тэхёна появился свой первый и единственный кинк. И имя ему — Чон Чонгук.       Стоя в маленькой комнатушке и наблюдая, как Чонгук прощается с Тамом, Тэхён думает, что не допустит больше, чтобы в этих прекрасных глазах снова поселилась грусть. Он постарается сделать так, чтобы Чонгук был счастлив и ни в чём не нуждался, пока будет находиться рядом с ним. Пусть это всего лишь на месяц, но он будет самым счастливым, Чонгук заслуживает счастья.       Забрав скромные пожитки парня, Тэхён выходит за дверь, не мешая этим двоим поговорить. Он относит вещи в машину и достаёт свой неизменный портсигар, берёт сигарету и, зажав между губ, щёлкает колесиком зажигалки. Выдыхая дым, Тэхён смотрит в закатное небо, опирается на дверцу своей машины и ждёт Чонгука.       — Может, мне остаться здесь на месяц?       Таму не хочется уезжать и оставлять одного Чонгука без дружеской поддержки.       — Нет, хён, я справлюсь. Ты же меня знаешь, никаким невзгодам не сломить мою волю. — Чонгук достаёт украденную сумку с деньгами и отдаёт их Таму. — Возьми, Тэхён оставил их мне, а я отдаю тебе. Тебя ждёт Рия, ты теперь можешь уйти из банды и быть вместе с ней, — старается улыбнуться, не выдавая своей печали от скорой разлуки.       Он знает, что Там держался там только из-за него, только ради того, чтобы он мог закончить школу танцев. Теперь же Чонгук в Шанхае у Ким Тэхёна, а у Тама — Рия и нормальная жизнь.       — Ну да, ну да, мелкий, я и забыл, что тебе всё ни по чем. Но серьёзно, Чонгук, я приеду по первому звонку. Обязательно позвони мне, я брошу всё и приеду.       — Я знаю, хён, — про себя решая, что, как бы тяжко ему ни пришлось, он ни за что не позвонит.       Покидая старую жизнь, Чонгук идёт навстречу новой, которая ждёт его возле машины и пристально следит за приближением. Как только он подходит ближе, его тут же притягивают к себе, выдыхая в приоткрытые губы сигаретный дым, делят одну затяжку на двоих, при этом быстро и глубоко целуя, словно по нему соскучились. Чонгук, наверное, тоже соскучился, потому что прижимается ближе и отвечает на горький поцелуй.       Его увозят далеко за город — туда, где отныне он будет жить. Дорога занимает много времени — дом Тэхёна находится к западу от Шанхая, за старым городом Суджоу, который ещё называют "Китайской Венецией" за то, что тот построен на древнем канале.       — Я думал, ты живёшь в Шанхае, почему ты выбрал провинцию?       — Я не люблю шум города, предпочитаю больше уединение.       — Да ну, — недоверчиво тянет Чонгук.       — А что тебя удивляет, ангел? Неужели ты думаешь, что я целыми ночами развлекаюсь? — Насмешка в голосе заставляет Чонгука задуматься.       — А разве это не так? — искренне удивляется, а Тэхён в который раз убеждается, что Чонгук умеет его поразить.       — Ангел, нельзя мыслить стереотипами, — качает головой. — Я не трахаюсь направо и налево, не устраиваю оргии, не употребляю наркотики. Единственная моя зависимость — это сигареты, а тот, кого я на данный момент хочу — это ты.       Это откровение разливается румянцем по скулам и приятным томлением по коже, будоражит всё естество Чонгука. Он замолкает и просто сидит, посматривая в окно на пейзаж, изредка бросая взор из-под опущенных ресниц на сосредоточенный профиль Тэхёна.       Стоит только машине въехать за высокие железные ворота и затормозить, тот выходит из неё, открывая дверь для Чонгука, помогая выбраться из салона. Он крутит головой во все стороны, потрясённо разглядывая во все глаза своё новое место жительства. Особняк "Хуцюшань" который принадлежит Тэхёну, находится на частной территории, окруженной по периметру небольшим озером.       Древний традиционный китайский стиль создаёт невероятную атмосферу загадочности, изысканности и неповторимого величия, — настолько, что Чонгук невольно сравнил его с запретным городом Гугун. Все постройки, находящиеся здесь, выполнены из красного дерева и декорированы резными узорами и кирпичной кладкой. Крыши также покрыты красной черепицей и тоже представляют собой традиционный вид: приподнятые вверх и плавно изогнутые края напоминают крылья птицы, и от этого создаётся впечатление, что она парит. Керамические лепные фигурки в виде драконов украшают углы крыши; китайцы верят, что эти фигурки — добрые духи, защищающие обитателей здания.       По всему выходило, что дом Тэхёна построен согласно древней китайской легенде: с запада — "океан скал", на юге — озеро, позади дома на севере — холм, а на восточной стороне — дорога. От внешнего мира жильё ограждали, для гостей строили специальное помещение перед основным домом, а при входе возводилась стена, что защищала дом и двор от посторонних завистливых глаз. Дом Тэхёна был построен по этому же принципу.       Тэхён уводит Чонгука дальше во внутренний дворик, где располагается прекрасный сад с красивыми персиковыми деревьями, распускающимися весной нежными цветами. Он оформлен каменными мостиками и извилистыми тропинками, поросшими небольшими полевыми цветами. В самой середине сада располагается небольшой, покрытым туманом пруд с цветущими лотосами, наполненный прозрачной прохладной водой с рыбками кои, что когда-то завезли из Японии, а рядом с ним, под пышным деревом магнолии, стоит небольшой гостевой домик. Именно туда и ведёт Чонгука Тэхён.       — Красиво, — озираясь вокруг, выдыхает Чонгук и наклоняется над перилами раскинувшегося через пруд мостика, по которому они идут, свесив голову вниз и вглядываясь в спокойную гладь.       — Осторожно, ангел, вода в пруду очень холодная. — Чонгук поднимает голову и смотрит в свой персональный чёрный ад, на дне зрачков которого его уже распяли вдоль и поперёк.       — Ты же меня согреешь, — не вопрос, констатация факта.       — Ох, ангел… — шепчет Тэхён, несдержанно целуя, и прижимает парня к перилам своим телом. Они стоят на мосту, укрытые ветвями деревьев, и целуются жадно и страстно, отрываются друг от друга лишь тогда, когда чувствуют лёгкое головокружение от того, что кислород заканчивается в легких, и приходится прервать поцелуй, чтобы сделать спасительный вдох.       Чонгук смущённо опускает голову, и небольшая прядка падает ему на глаза. Он закусывает губу, чувствует, как ладонь ложится на его щёку, что сейчас алеет, словно гроздья ягоды Годжи, и тихо вздыхает.       — Нам нужно остановиться, — говорит мужчина больше себе, чем Чонгуку, — тебе необходимо отдохнуть после дороги, а меня ещё ждут дела. Видит бог: мне с каждым разом всё тяжелее от тебя отрываться, — заправляет упавшую прядь за ухо и снова кладёт ладонь на щёку. — Будешь жить в гостевом домике. Он полностью в твоём распоряжении, не беспокойся ни о чём. Я уеду на несколько дней, но здесь ты будешь в полной безопасности, тебя никто и ничто не потревожит.       Чонгук соглашается и заходит в домик, но прежде, чем закрыть дверь, зависает на безупречном профиле, что стоит под рассеянным лунным светом и кажется каким-то нереальным. Он прислоняется к двери и пытается успокоить своё сердце, которое почему-то так реагирует на этого мужчину.       Он благодарен Тэхёну за, то что тот не тащит его сразу в постель, хотя что греха таить — ему тоже с каждый разом всё труднее делать вид, что Тэхён его не привлекает. Но всё же передышка ему не помешает, и этот домик, как тихий островок в бушующем океане, укроет его от тревог.       Несколько дней растягиваются на целых пять, каждый из которых Чонгук с замиранием сердца ждал вечера и появления Тэхёна, надеясь, что тот придёт — и в то же время страшась этого. Ведь он совершенно не представляет, что его ожидает, поэтому решает узнать всё об анальном сексе. Порно-то он смотрел — правда, всего пару раз, — а вот ничем таким не занимался, лишь изредка дрочил себе, чтобы выпустить скопившееся напряжение.       Для начала он вбивает в строку поиска запрос: "Как подготовиться к анальному сексу", — и ему выдаёт кучу сайтов с подробными инструкциями и даже парочкой видео, где один парень показывает, что, зачем и почему. Чонгук читает всё, что находит, про необходимые атрибуты с открытым ртом: клизма, насколько она необходима, смазка и как её выбрать, — всё это было в новинку для неискушенного Чонгука.       Он сгорает от стыда, когда смотрит видео, где актив вбивается сзади в пассива своим огромным членом, а тот стонет так, что Чонгуку закладывает уши. Насмотревшись всего этого, невольно представляет, как Тэхён так же будет вбиваться в него, и замечает, как начинает возбуждаться от таких греховных мыслей. Он, прикрыв пах, бежит в душ, словно боясь, что кто-то увидит его, а потом пытается успокоить быстро бьющееся сердце.       Ближе к концу пятого дня наконец ожидание заканчивается, и чёрная машина мигает фарами, освещая окна гостевого домика. Тэхён возникает на пороге так внезапно, заставив Чонгука на мгновение испугаться, что это какой-то злой яо пришёл, чтобы украсть его душу. Весь в чёрном, ни одного намека на улыбку и лишь глаза горят ярко, предвкушающе ощупывая Чонгука взглядом.       Он отталкивается от двери, на которую опирается спиной, и подходит к замершему Чонгуку, заправляет прядь за ухо, что выбивается из хвоста и скрывает глаза, в которых Тэхён нашёл свою погибель. Приникает кончиком носа к вмиг порозовевшей скуле и вдыхает запах, заполняя рецепторы до отказа.       — А-а-ангел… — протяжно растягивая первую букву, шепчет блаженно, протягивает руку к затылку, стягивает резинку и освобождает волну радуги, тут же зарывается пальцами в копну волос.       Притягивает к себе, наслаждаясь податливостью, и прижимается своим лбом к чужому.       — Я знаю, что ты ждал меня, Чонгук. Запомни: ничто в этом доме не укроется от моих глаз.       В ответ на писк Чонгука слышится короткий смешок, но затем Тэхён серьёзно продолжает:       — Я честно хотел приехать раньше, но не мог. Но сейчас я здесь, ангел, и готов любить тебя, готов довести до исступления. Позволь показать, как я умею любить.       И Чонгук млеет от этих слов, сам тянется губами, сокращая расстояние и смешивая дыхание. Одно на двоих. Он целует Тэхёна неспешно, исследует языком глубины рта, и тот позволяет проявлять инициативу: ему любопытно, на что ещё решится его ангел. Чонгук же запускает руки в тёмную шевелюру и прижимается всем телом, тихонько потираясь о Тэхёна.       И тот не может больше ждать — с рыком забирает контроль и углубляет поцелуй, сминает губы и посасывает чужой язык. Он поднимает Чонгука на руки, подхватывая под ягодицы, и несёт в небольшую спаленку, не переставая покрывать поцелуями бархатную кожу. Опускает свою ношу на кровать и нависает над желанным телом.       — Ты как дорогое терпкое вино, Чонгук. Было бы кощунством испить тебя сразу, тебя нужно смаковать, перекатывать твой вкус на языке.       Шёпотом сводит с ума, постепенно, слой за слоем обнажая красивое тело. Он грезил о нём, как только увидел тогда, на сцене, и вот оно, под ним, и Тэхён не может наглядеться, голодно облизывает взглядом каждый миллиметр нагого совершенства. Чонгук прикрывает глаза, растворяется в этом шёпоте, забывается. Он никогда бы не подумал, что этот мужчина, что так ласков с ним сейчас, на самом деле беспощаден к другим.       — Я сейчас вернусь, — шелестом на ушко.       Тэхён встаёт и проходит на кухню, открывает холодильник и накладывает кубики льда в стакан, затем берет принесённую с собой бутылку красного вина и со всем эти добром возвращается в спальню, на вопросительный взгляд Чонгука спокойно поясняя:       — Секс, ангел, не всегда рутинное однообразие. Секс — это искусство, а мы с тобой — творцы, и только от нас зависит, какой шедевр мы с тобой создадим.       Он открывает бутылку штопором и, сделав глоток, снова нависает над Чонгуком; припадая к губам, вливает рубиновую жидкость в чужой рот, после запечатывает поцелуем, заставляя того проглотить вино. Снова делает глоток, и снова терпкий поцелуй — теперь уже глубже, чувственнее. И Чонгук не знает, что пьянит его больше: вино, которым поит его Тэхён, или поцелуй, которым его одаривают.       — Не смей закрывать глаза, я хочу видеть каждую твою эмоцию, — приказывают, стоит Чонгуку прикрыть веки, и он тут же их распахивает, когда Тэхён кусает его за подбородок.       Руки медленно исследуют прекрасное тело, лёгкое дуновение вечернего ветерка и дразнящие прикосновения провоцируют и распаляют, заставляют вздрагивать от удовольствия.       Тэхён берёт бутылку вина и выливает его на нервно вздымающуюся грудь, хищно растягивает губы в улыбке и, высунув язык, касается им мгновенно затвердевшего соска. Накрывает ртом чувствительную бусину и принимается неторопливо её посасывать, срывая с губ Чонгука хриплый стон. Смыкает на нём зубы, чуть прикусывая, играется с ним кончиком языка. Наигравшись с одним соском и слизав полностью с него всё вино, приступает ко второму, так же терзает торчащую горошину, прикусывая и зализывая, покрывает лёгкими поцелуями-укусами. Снова тянется к бутылке и щедро поливает уже впалый живот, наливая как можно больше в ямку пупка.       Затем Тэхён берёт кубик льда и зажимает его между своими губами. Тот, холодный и в то же время обжигающий, начинает своё путешествие по телу, оставляя за собой всполох возбуждения. Тэхён прикасается кубиком к зацелованным губам, обводит их по контору и скользит вниз по шее; очерчивает кадык, доходит до ключиц, мажет по ним и плавно выводит кубиком на груди своё имя. Лёд тает на разгоряченной коже, оставляя в том месте, где проходится Тэхён, маленькие потеки воды.       Спустившись им к пупку, мужчина кладёт его в импровизированную чашу с вином и широкими мазками принимается тщательно слизывать капли с кубиков пресса. Мышцы живота от такой манипуляции нервно сокращаются, и Чонгук дёргается, но Тэхён крепко держит его. Ныряет языком в пупочную ямку, высасывает губами всё вино и языком перекладывает подтаявший кубик себе в рот.       А потом Чонгук кричит от того, что мягкие губы накрывают головку прямо с чертовым кубиком внутри. Контраст температур бьёт прямо по оголенным нервам. Холод льда и жар рта обжигают нежную кожу отзывчивой плоти, вынуждают до побеления вцепиться пальцами в простынь и подаваться навстречу. Тэхён же всё больше вбирает член Чонгука в рот, вылизывает каждую выпирающую венку и опускается губами до самого основания.       Тугое горло без проблем принимает головку, сдавливает её со всех сторон, в то время как язык продолжает выписывать незамысловатые узоры, пока губы, плотно сжатые вокруг члена, непрестанно скользят верх и вниз, подводя Чонгука к оргазму. Ритмичные движения губ и языка усиливаются, наполняют комнату хлюпающими звуками; слюна стекает по подбородку, а чёрная макушка двигается так быстро, что Чонгук не успевает отодвинуться и изливается с громком криком прямо в глотку Тэхёна, который, ни слова не говоря, сглатывает горьковатое семя до последней капли.       — Тебе понравилось? — хрипло спрашивает Тэхён, выпуская обмякший член изо рта.       Чонгук, медленно соображая, кивает: разве есть кто-то, кому бы не понравилось то, что сделал Тэхён? Насколько он успел понять, не каждый готов делать минет своему партнёру, и для него это стало ещё одним откровением. Тэхён умел удивлять.       — Я не успел, прости.       — Ты о чём? — Удивлённо. — Для меня нет ничего такого в том, что ты кончил мне в рот, это вполне естественно.       Чонгук рдеет щеками и закрывает лицо руками:       — Ну же, не закрывайся от меня, ангел, я рад, что ты хочешь меня так же, как я тебя.       Тот берёт чонгукову руку, отнимает её от раскрасневшегося лица и нежно целует влажную ладонь. Поднявшись с кровати, Тэхён снимает с себя пиджак и рубашку, после тянется к ширинке на брюках, избавляет себя от одежды и позволяет Чонгуку жадно рассматривать свою оголённость.       А посмотреть есть на что, и Чонгук в который раз поражается статности и красоте этого мужчины. Широкий разлет плеч, мощная рельефная грудь и подтянутый живот с очертаниями кубиков пресса, медовая кожа, словно покрытая золотистой пыльцой, блестит бисеринками пота, что выступает от еле сдерживаемого желания.       Опасность и страсть сочетается в этом мужчине одинаково, разжигая эти же чувства в Чонгуке, и он ещё больше желает получить от Тэхёна всё, хочет почувствовать его в себе, словно от этого зависит его жизнь.       Он рыщет глазами по телу, подмечает чернильные завитки и изломы, проходящие по всей спине и соединяющиеся в одну картину, опускает взгляд вниз и сглатывает внезапно вязкую слюну, скопившуюся во рту, стоит ему увидеть крупный увесистый член, стоящий крепко и выглядящий весьма внушительно. Крупная головка уже багряная из-за прилившей к ней крови, а из уретры выделяется естественная смазка, поблескивающая белёсовато-мутными каплями.       — Налюбовался? — слышится смешок, заставивший Чонгука снова, в который раз за вечер, залиться румянцем.       — Я… ты… очень красивый, — выдыхает наконец.       — Мне льстит, ангел, что ты считаешь меня красивым. — На этих словах Тэхён медленно подбирается к Чонгуку и, нависнув над ним так, что между ними практически не остаётся расстояния, льёт вязкой патокой в ухо: — Но ты гораздо красивее.       В глубине чужих глаз утонул раз и навсегда, но ни за что себе в этом не признается.       — Пора показать тебе другое наслаждение.       Тянет за собой за руку, утаскивая в душ, чтобы подготовить его к другому искушению, заводит под горячую воду, ласково поглаживая спину, прося довериться. Чонгук расслабляется, но тут же начинает заикаться, краснея от макушки до пят, когда Тэхён начинает промывать его анус, совершенно не морщась от брезгливости, при этом ныряя языком в ушную раковину. После, не давая обтереться, просто берёт его на руки и несёт обратно в кровать. Простынь сразу намокает под тяжестью влажных тел, но им сейчас так плевать. Тэхён собирает губами и языком каждую капельку воды, медленно опускаясь к паху и по новой разжигая языки пламени из тлевших углей желания.       В венах снова закипает кровь, норовя сжечь иступлённые тела, которые до одури нуждаются друг в друге, плавясь от соприкосновения кожи к коже. Размывая границы сознания, растекается чистым кайфом вожделения, пока Тэхён мнёт упругие ягодицы, засасывая песочную кожу, оставляя метки по всему телу, которые наутро расцветут, не оставляя никаких сомнений, кому теперь принадлежит Чонгук.       И пускай это всё имеет свой срок, но сейчас под этим телом, под этими губами и в этих сильных руках Чонгук чувствует себя так правильно.       Пометив практически всего Чонгука, Тэхён полностью спускается к его бёдрам и закидывает одну ногу себе на плечо, принимается посасывать пальцы на ногах, вызывая предательские мурашки, что разбегаются по загривку, животу и коже рук. Покрывает невесомыми поцелуями щиколотки и лодыжки, поднимаясь вверх к внутренней стороне бедра и покусывая его, после плавно переходя от паха до самого сокровенного места. И вот уже горячее дыхание щекочет Чонгука там, словно лёгкое прикосновение пёрышка, а когда плотного колечка мышц касается влажный шершавый язык, Чонгука выбрасывает из реальности.       Дьявол. Тэхён дьявол, не иначе, и решил погубить душу Чонгука, забрать с собою в преисподнюю, ведь то, что творит с ним чёртов язык, не поддаётся никакому объяснению. Чонгук сгорает, когда Тэхён проходится широкими мазками от мошонки до самого копчика; Чонгук воскресает, когда этот же язык толкается острым кончиком внутрь его жаждущего тела — и так бесконечно, по кругу. Он словно птица феникс возрождается на этих простынях каждый раз, пока Тэхён грязно и мокро вылизывает его изнутри, громко чавкая слюной, и это так порочно, грязно и так… восхитительно.       Длинные пальцы — в какой момент тот успел их добавить, Чонгук и не заметил — толкаются наравне с языком, словно соревнуясь, кто больше доставит удовольствия, и растягивают его под член, чтобы тот мог безболезненно войти в жаркое отверстие. И когда в Чонгука беспрепятственно проникают уже четыре пальца, а ко входу пристраивается возбуждённая головка, постепенно проникая в него, погружается всё глубже, заполняя собою, он уже становится потерян для этого мира.       Тэхён входит полностью, стиснув зубы от умопомрачительной узости, сдавившей его член, причиняя лёгкую боль, но эта боль не идёт ни в какое сравнение с тем наслаждением, что мужчина испытывает. Тэхён заглядывает в затянувшиеся похотью глаза, в которых совсем не видно радужки — лишь чёрная тьма полыхает, подпитываемая неуёмным желанием.       — Ты такой узкий, в тебе так хорошо… — сбивчиво шепчет. — А тебе хорошо, ангел?       Чонгук может лишь кивнуть, потому что, когда он открывает рот, чтобы ответить, Тэхён плавно двигает бёдрами, и все слова вылетают из головы к чертям, выдавая лишь протяжный стон. И снова губы на губах, руки на бёдрах, отпечатки пальцев до синевы на крепких бугристых плечах, толчки и стоны. Тэхён набирает темп, толкаясь всё глубже, попадает по простате, слушает хныканье, как самую дивную симфонию, которую он мастерски играет на самом прекрасном в мире инструменте.       — Вот так, мой ангел, ты бесподобен. Кричи для меня, я хочу, чтобы твои мольбы, обращённые ко мне, слышали и бог, и дьявол. Хочу, чтобы они завидовали мне. Хочу, чтобы весь мир завидовал мне.       А под Чонгуком простынь тлеет, он буквально разлетается на атомы, сгорает в агонии, разрушается в ласках и сводящем с ума шёпоте, тихо скулит и ждёт, чтобы Тэхён наконец избавил его от зудящего желания снова кончить. Стоны разрывают грудную клетку, сердце беспокойно трепещет, Чонгук тычется губами в сильную шею, проводит языком по неровно бьющейся жилке, позволяя себе эту вольность, смакуя терпкость запаха тела Тэхёна. Тот толкается в последний раз, замирает, обворачивая вокруг члена Чонгука руку, и они оба содрогаются во всплеске оргазма, приносящего наконец долгожданное облегчение.       Тэхён приподнимается с распластавшегося под ним тела и, оперевшись на локти, окидывает взглядом своё произведение искусства: Чонгук с разметавшимися по подушке волосами, опущенные веера ресниц, пунцовые скулы и искусанные приоткрытые в овале губы, — всё это пробирается под кожу, въедается под ребра, растекается по венам, но Тэхён упорно гонит эти мысли прочь.       В их мире любви не существует, есть лишь желание обладать — тогда почему впервые не хочется уйти, а хочется остаться рядом, чтобы с рассветом солнца разглядеть шаловливые солнечные блики в этих чёрных бездонных глазах? Поймать первую утреннюю улыбку и просто зарыться носом в мягких шёлковых волосах цвета радуги.       Нельзя привязываться: Чонгук уйдёт через месяц, между ними нет ничего, что связывало бы их, кроме сексуального притяжения, — поэтому лучше поступить, как и всегда.       Уйти, не оставаясь на ночь.