你的笑容使我感到温暖[Твоя улыбка согревает моё сердце]

      Яркие лучи рассветного солнца игриво касаются аристократичного профиля, заставляют морщиться недовольно, сгиб локтя ложится на лицо, прикрывая глаза. Тэхён хмурится, понемногу отходя ото сна, лёгкое похмелье кружит голову, — всё-таки вино сделало своё дело и дало измученному организму расслабиться. Он нехотя встаёт с кровати, лёгкая дрожь в ногах говорит о том, что не мешало бы ещё поспать.       Тэхён бросает взгляд на будильник и вымученно стонет: время показывает только половину седьмого, ему удалось поспать всего от силы часа три. Потянувшись, Тэхён разминает усталые мышцы, сбрасывает боксеры и, переступив через них, идёт в душ, где горячая вода немного приводит мысли, да и его самого, в порядок. Тёмные влажные волосы зачёсываются назад длинными музыкальными пальцами, и капельки воды падают с кончиков волос, стекая по мощной шее и мускулистым плечам, уходя всё дальше вниз. Тэхён позволяет телу высохнуть самостоятельно, без помощи полотенца, пока выкуривает утреннюю сигарету.       Чем сильнее светает за окном, тем больше мысли возвращаются к Чонгуку, кружатся гулким роем и не хотят уходить.       Он берет телефон и набирает номер Юна.       — Босс, — бодро приветствует тот.       — Как он? — спрашивает нетерпеливо.       — В порядке, уже проснулся и куда-то собирается.       — Какого чёрта? — ругается Тэхён, волнуясь за этого несносного мальчишку. — Я сейчас приеду, не выпускай его. Ты отвечаешь за него головой, — рычит напоследок и сбрасывает звонок.       "Ну и куда же тебя черти несут?" — думает Тэхён, подгоняя водителя, чтобы тот ехал как можно быстрее.              — Ну и куда же ты собрался? — повторяет свой вопрос уже непосредственно Чонгуку, который сидит на кровати и сверкает своими глазищами.       — Ваш охранник не выпускает меня на улицу, — бурчит недовольно.       — Это я приказал.       — Зачем? Я что, ваш пленник?       — Затем, ангел, что тебе ещё нужен отдых, хотя вижу, ты уже в порядке, снова показываешь характер, — он идёт к двери, чтобы отпустить Юна до вечера, но его робко останавливают за руку. Тэхён застывает на полшаге и медленно поворачивается к Чонгуку, смотрит на его руку, что по-прежнему держит его.       Чонгук вспыхивает, поспешно отдергивает свою руку и набирает в рот побольше воздуха:       — Я собирался к вам, хотел, чтобы меня отвезли, но он ни в какую.       — Да? — смотрит с интересом. — И зачем я тебе понадобился?       — Я... Я хотел... Хочу извиниться за тот вечер, и... и сказать спасибо.       — Вот как? — Бровь изгибается вверх, а в голосе слышится насмешка. — Значит, ты умеешь не только дерзить? Где же твои черти, ангел? Решил наконец их приструнить?       Чонгук нервно облизывает губы, смотрит молча в мазутные зрачки, марающие его душу своим фантомным прикосновением, и наконец решается. Подходит ближе и тихо просит:       — Пожалуйста, спасите Тама.       — Как интересно... И почему ты решил, что можешь меня об этом просить? — полюбопытствовал Тэхён, тоже делая шаг ближе и разглядывая его взволнованное лицо.       — Мне больше некого.       — Ты же понимаешь, ангел, что я далеко не святой? И за твои красивые глаза я не стану ни с кем воевать, а если мне предстоит устроить хаос, то я потребую плату. На что ты готов ради друга, Чонгук?       — На многое, — хриплый голос дрожит, и Тэхёну внезапно хочется обнять и успокоить, дать понять, что ему ничего не грозит. Но он всё еще не святой. Тэхён мысленно бьёт себя по рукам, что уже буквально тянутся к Чонгуку.       Взяв того за подбородок, Тэхён приподнимает его голову и заглядывает в блестящую от непролитых слез черную бездну.       — Я согласен.       — На что?       — На ночь, — шепчет тихо. — Вы хотели одну ночь, я согласен.       — Нет, — резкий ответ заставляет вздрогнуть, — я передумал, я хочу больше: месяц в моей постели, и я помогу спасти твоего Тама, — Тэхён смотрит пытливо и жёстко, но вот кончики пальцев ласково поглаживают подбородок, пуская незатейливые мурашки по вспотевшей от волнения коже.       — Но, разве это не большая цена? — лепечет потерянно.       — Подумай сам, ангел, речь идёт о спасении жизни, и хотя в моём городе знаю каждую собаку и могу играючи спасти твоего друга, я не буду этого делать просто потому, что мне это не нужно, — объясняет Чонгуку простую истину. — Пойми, мне нужен ты, но мне плевать на твоего друга.       — Я... я... — Чонгук не знает, что ответить. Этот мужчина манит его, пробуждает в нём потаённые греховные мысли, и ради Тама он готов пойти на эту сделку, но что будет с ним, с его сердцем, потом? Одна ночь куда ни шло, но месяц... Чонгуку страшно, но хочется согласиться, хочется почувствовать не только вкус его губ, но и жар его тела.       И самому от себя стыдно, но не думать не получается.       — Не мямли. Ты ведь совсем не такой, тебе не идёт быть покорным и слабым, в тебе горит дьявольский огонь, так разожги его внутри себя. Покажи, каким ты можешь быть, — Тэхён очаровывает своим шёпотом, завлекает, вытягивает что-то тёмное и запретное. — Я могу принять твою покорность лишь в постели, ангел, когда буду глубоко входить в тебя и трахать с оттяжкой, растягивая вокруг своего члена. О, это будет поистине прекрасно, ангел. Мы сольёмся в экстазе, сыграем мелодию страсти, и ты станцуешь на моём члене так же, как танцевал тогда на пилоне.       Пальцы уже спускаются ниже, лаская нежную кожу шеи и собирая мурашки, и Чонгук запрокидывает голову, открывая больше доступа, когда шершавый мокрый язык касается его кадыка.       — Я жду ответа, ангел, — нетерпеливо звучит где-то в районе ключиц, а рука ложится на пах, чуть сдавливая член.       Чонгук прикрывает глаза, сдаваясь, не остаётся сил сопротивляться, он выдыхает единственное:       — Да.       — Громче, ангел, мне нужно твое громкое согласие.       — Я согласен! — вымученно стонет, и Тэхён тут же вгрызается в приоткрытые губы голодным поцелуем, сразу проталкивая язык и впитывая в себя первые приглушённые стоны Чонгука.       Губы Тэхёна искусно терзают чужие, слегка посасывая, язык оглаживает дёсна, касаясь ребристой поверхности нёба, цепляется за чужой неумелый, изводит лаской. Чонгук плавится под этим умелым ртом, растворяясь в своих новых ощущениях, и ему нравится... целоваться... с Тэхёном.       Голова кружится от переизбытка новых эмоций, дыхание сбивается от частого вздымания груди, сердце заходится в лихорадочном танце, норовя пробить грудную клетку, когда Тэхён отрывается от сладких губ, прерывая поцелуй, оставляет между ними лишь тоненькую ниточку слюны и спускается своими губами ниже, припадая к манящим ключицам.       Прикусывает их, зализывает и снова прикусывает, уже чуть ощутимее вырывая дрожащий вздох, улыбается, прислоняется ухом к груди, слушая, как бьётся чужое сердце. Как оно трепещет за рёбрами, словно птица, пойманная в силках, и оставляет невидимый отпечаток прямо на нём, бережно покрывая поцелуями участок кожи между третьим и шестым ребром.       И Чонгук чувствует, словно наяву, как внутри него проявляется личная подпись Ким Тэхёна и даже биение подстраивается, выдавая вместо привычного ту-дум — Тэ-хён.       И он пытается отстраниться, заливаясь коралловым румянцем, но Тэхён не дает.       — Послушай, ангел, как бьётся твоё сердце, как оно учащается, стоит мне сделать так, — Тэхён оставляет первую метку на ключице и кладет руку Чонгука на его же грудь, прикрывая сверху своей ладонью. — Слышишь? Твоё сердце уже находится в моей власти, твоё тело тоже отвечает взаимностью, так зачем стыдиться естественного желания?       Подняв голову, Тэхён снова смотрит на Чонгука, поражаясь тому, насколько тот красив с распахнутыми глазами, покрытыми коркой удовольствия, брызгами румянца на точеных скулах и губами, блестевшими от слюны, а ведь Тэхён только начал свою пытку. Он сам еле сдерживается, чтобы не схватить и не трахнуть, как привык — грубо, до алых отметин на бедрах, но нельзя.       Не с Чонгуком.       Он до сих пор не может поверить в то, что Чонгук с таким характером оказался невинным, поэтому не спешит, растягивает удовольствие.       — Мне так нравится, как ты стонешь, ангел, только бы тебя и слушал, — бормочет, когда его ухо ласкает тихий стон, а затем убирает руку от паха и отстраняет от себя разомлевшего Чонгука. — Но, к сожалению, на сегодня нам придётся всё прекратить, иначе я возьму тебя всего без остатка прямо здесь, как обычную шлюху. Не думаю, что ты мечтал о таком первом разе. Мы продолжим после, теперь ты мой, ангел. — Тэхён целомудренно целует Чонгука в лоб, что немного сбивает с толку, но отрезвляет опьянённый желанием рассудок.       — Пошли, я отвезу тебя поесть.       — А Там? — задаёт вопрос, что зудит на кончике языка.       — Сначала завтрак, потом всё остальное, — непререкаемо, и Чонгук почему-то даже не пытается на это возразить.       Тэхён привозит Чонгука в одно из самых потрясающих достопримечательностей района Пудун, в которой тот совсем недавно мечтал побывать. "Восточная жемчужина" — как любовно и с гордостью называют ее шанхайцы, является третьей по высоте телебашней в Азии и пятой — во всём мире. Её высота составляет ни много ни мало четыреста шестьдесят восемь метров, и от её красоты и величия у Чонгука захватывает дух.       Конструкция башни включает в себя одиннадцать сфер, две из которых связаны между собой тремя цилиндрическими колоннами диаметром девять метров каждая и имеют наибольшие диаметры: нижняя "Space City" — пятьдесят метров, и верхняя — "Space Module" — сорок пять метров. Во внутреннем пространстве колонн находится ещё пять малых сферических элементов, в которых размещены номера "Space Hotel".       У Чонгука разбегаются глаза, стоит им с Тэхёном зайти внутрь здания и подняться на скоростном лифте на высоту двести шестьдесят семь метров, где находится вращающийся ресторан. Он с диким восторгом ребёнка в глазах оглядывает помещение, имеющее кольцевую структуру, внешний контур которой представляет собой двигающуюся вокруг своей оси платформу, позволяющую посетителям осмотреть полную круговую панораму окрестностей во время еды через разноцветные стёкла.       К ним подходит администратор ресторана и, поклонившись, приветствует Тэхёна, приглашая пройти за их столик, где уже вовсю дымятся вкусные блюда. В центре столешницы стоит горячий котелок "хого", являющийся самым популярным блюдом в Китае; в металлической кастрюле, разделенной на несколько секторов, кипит наваристый бульон, а рядом на бамбуковом подносе лежат подготовленные ингредиенты. У Чонгука тут же текут слюнки, стоит ему увидеть всевозможные яства. Здесь были и сочные кусочки мраморного мяса, и нежно-розовые морские креветки, грибы и овощи, рисовая лапша, баоцзы и... Чонгук даже облизывается, когда видит устрицы.       — Я не знал, что ты любишь, поэтому заказал "хого": ты можешь сам выбрать, что себе приготовить, — улыбается Тэхён, указывая на стол.       Чонгук лишь только кивает, потому что рот наполняется слюной, а желудок радостно урчит, на что Тэхён мягко смеётся, и он зависает, думая, как идёт тому этот смех. Интересно, как часто Тэхён смеётся вот так — непринуждённо и совершенно открыто.       Он берёт палочки в руки и тянется к устрицам, подцепляет твёрдые раковины и осторожно опускает в кипящий бульон, варит пять минут, пока они полностью не раскрываются, и выкладывает себе на тарелку. Ждёт, когда они остынут, и кладёт мякоть в рот, держит несколько секунд, наслаждается вкусом, жмуря глаза от того, как же вкусно, и быстро проглатывает, после сразу же тянется за второй, торопится и давится, закашливаясь.       Тэхён протягивает ему фужер с белым вином, и Чонгук делает медленный глоток.       — Помедленнее, ангел, устрицы не убегут.       — Я никогда не видел их вживую, только в кино, — признаётся Чонгук. — Это так вкусно.       — А знаешь, что ещё вкуснее? — заговорщицки шепчет Тэхён, наклоняясь ближе над столиком.       — Что?       — Ты, — произносит и усмехается, замечая, как снова смущается всегда, казалось бы, колючий Чонгук. Кажется, это будет его любым занятием — смущать эту колючку, наблюдая, как щёки и уши загораются пурпурной краской.       — Наелся? — спустя какое-то время спрашивает Тэхён, и Чонгук довольно кивает, гладит себя по животу и сыто облизывает губы. — Тогда, может, хочешь ещё куда-нибудь сходить?       — Это свидание?       — Это желание порадовать тебя, — серьёзно отвечает.       — Меня порадует спасение Тама, — говорит Чонгук и замечает, как сползает улыбка с лица Тэхёна.       Хочется прикусить себе язык, но Тэхён спокойно отвечает:       — Всему своё время, ангел. Ну так что?       — Я хочу побывать в океанариуме, — сдаётся. — Говорят, там можно плавать с акулами.       — Значит, идём в океанариум, — говорит Тэхён, встаёт из-за стола и смотрит в телефон, едва уловимо хмурится, но быстро возвращает улыбку на место.       Их путешествие по морским глубинам начинается с зала, посвященного фауне самого Китая, и это самое ценное достояние океанариума. Чонгуку впервые предоставляется возможность увидеть вживую уникальных обитателей, которые считаются редкими или даже можно сказать вымирающими видами.       Он восторженно глазеет на гигантскую саламандру и чрезвычайно редкого осетра, обитающих в великой реке Янцзы, а потом увлечённо разглядывает палюдариум с аллигаторами. Следующие залы встречают их величием древних мангровых джунглей, бассейном Амазонки, в котором можно было наблюдать трехметровую арапайму, аквариумом с электрическими угрями и множеством ярких и живописных цихлид.       Насмотревшись на природу континентов, Чонгук оборачивается к Тэхёну, его лицо светится от воодушевления, он радостно смеётся и, совсем не задумываясь над тем, что делает, хватает Тэхёна за руку, тащит его дальше — прямо туда, где по словам гида находятся морские драконы, медузы и тигровые акулы. Они заходят на траволатор и спускаются в самые низы, где представлена глубоководная океанская зона.       Огромный просторный аквариум с акулами становится последней точкой их путешествия. Чонгук прилипает к прозрачному стеклу из китайского акрила и следит глазами за гигантским морским хищником.       Чонгук смотрит завороженно и неосознанно сравнивает акулу с Тэхёном — такой же безжалостный, но безумно красивый хищник, от которого невозможно спастись и уже даже не хочется.              Тэхён подходит сзади, прерывая мысли Чонгука, и шепчет ему на ухо:       — Ты всё ещё хочешь поплавать с акулой?       — Хочу, — выдыхает, вздрагивая от обжигающего дыхания.       — Тогда тебе нужно переодеться, ангел.       — А ты?       — Что я?       — Ты будешь со мной? — закусывает губу от волнения.       — Я всегда буду с тобой, ангел — обещает.