devastated

— Я конечно люблю его, но порой он бывает таким неугомонным, — закрывает дверь за младшим Чонгук и падает в объятия Тэхёна, расположившегося на мягком диване и обнимающего Юби. — А по-моему он даже очень милый, — улыбается Ким до самых ушей, одевая глаза в облачко счастливых морщинок. — У тебя просто никогда не было брата, — цыкает Чон, зарываясь в тонкую шею парня, вдыхая его запах. Нарциссы. Неудивительно. Мягкая ваниль и эти горделивый цветы очень даже сочетаются в этом странном парне. Укладывая нос между острыми ключицами, которые словно были созданы для Чонгука, парень прикрывает глаза, наслаждаясь моментом. Сейчас его грела совсем не теплая шерстяная толстовка, а медвежьи объятия парня, что обнимал его словно любимую игрушку, с которой всегда спал в детстве. Теплое дыхание опаляет вытянутую шею, приятно щекоча ее, от чего синевласый заливисто смеётся, пытаясь отстраниться от Гука, который никак не хочет выпускать его из своих объятий. Ведь Тэхён как время: оглянешься — его уже нет, поэтому сейчас брюнет как можно крепче обнимает Кима, выцеловывая каждый сантиметр бледной кожи, дабы удостовериться, что это реальность, а не глупая фантазия. — Хочешь чаю? — спрашивает Чонгук, наконец отлипая от парня и пытаясь приподняться с дивана, который никак не хочет выпускать его. — Нет, хочу тебя в своих объятиях, — хватает его за краешек толстовки Ким, звонко смеясь и зарываясь в чужие непослушные волосы. Смазанные поцелуи переполнены нежностью к друг другу, которая ощущается даже невооружённым глазом. Эти томные взгляды из-под пушистых ресниц, улыбки, что расцветают краше бутонов дивных цветов. Гук постоянно закусывает чужие сладкие губы цвета спелой вишни, моментально зализывая свои болезненные укусы. Дыхание сбивается хоть и от размеренных, но динамичных поцелуев, побуждая лишь шире открывать рот, заглатывая как можно больше воздуха, который сейчас так необходим. *** — Ты даже не можешь себе представить, насколько счастлив я был в тот момент. Мне до сих пор сложно забыть сладость твоих губ и твой запах, который въелся во все вещи в доме, — он замолкает на секунду. — Стыдно признать, но я до сих пор обнимаю твою подушку во сне. Так легче. *** — Я не совру, если скажу, что тот день был самым страшным в моей жизни, — трясущимися руками подносит к синим губам стакан Гук. — Я впервые так сильно испугался. Ты наверное не знаешь, каково это: обрести и тут же потерять, — приостанавливает запись Гук, обнимая глупый гриб руками, пытаясь унять мелкую дрожь, охватившую обессиленное тело. *** Больничные стены, что были уже так знакомы Тэхёну, впервые вызывали отвращение. Его «дом» все эти годы вдруг стал таким чужим, мерзким. Туда совсем не хотелось возвращаться, ведь теперь он обрёл свой дом. Но жизнь полна сюрпризов. Хоть и неприятных, но сюрпризов. Хотя какой это был сюрприз? Разве Тэхён забыл о своем заболевании? Или вдруг решил, что если нашел любовь, то болезнь волшебным образом отступит, как в этих сопливых мелодрамах? Суровая реальность быстро возвращает парня на землю, когда в тонкие руки вонзают несколько игл, доставляющих неимоверную боль. У его кровати стоит Чонгук, что сейчас больше похож на призрака: такой же бледный и прозрачный, он смотрит на Кима с немым вопросом в глазах. Те пятьдесят дней о которых он говорил, никто ведь не отменял, тогда почему надежда приходит только сейчас? Почему всё это время они просто смиренно ждали того рокового часа, а сейчас вдруг расставаться стало так больно. В больничную палату входит доктор Хван, перебирая в руках папки с документами. — Мне вроде к вам ещё рано, — пытается выдавить из себя жалкое подобие улыбки Ким, чтобы хоть как-то поднять настроение и себе, и всем, кто находился здесь. — Всё шутки шутишь, — неодобрительным взглядом удостаивает парня мужчина, задерживая глаза на мягкой игрушке, что сейчас обнимал синевласый, и поджимал итак тонкие губы ещё сильнее. — Тут вот анализы твои пришли. Мы можем поговорить? — убийственным взглядом смотрит он на Гука, чья спина моментально покрывается мелкими мурашками. Парень понимает, что здесь он явно лишний, поэтому спешит покинуть палату и ждать, пока его позовут. Ожидание сильно утомляет, когда минуты тянутся неимоверно долго, а стрелка часов кажется не сместилась ни на миллиметр, но наконец дверь открывается, и оттуда выходит патологоанатом. Эмоции с его каменного лица считать сейчас было невозможным. Брови как и обычно сведены к переносице, бледные губы поджаты, а походка настолько быстра, что не успеваешь узнать человека, не то чтобы разглядеть выражение его лица. Обеспокоенный Чон входит в палату, где сейчас лежал его парень бледнее больничных стен. Тонкие капилляры и сосуды словно паутина расположенная на белом листе бумаги. Синевласый, видя вошедшего парня, сразу цепляет вымученную улыбку, пытаясь привстать с постели. Диалог начинать совсем не хотелось. Один сейчас не в силах рассказать всё, другой — принять. — Ну что там? — первым нарушает тишину Гук, присаживаясь подле. — Время ещё есть, — отрезает Ким, отворачиваясь к стене, пытаясь скрыть непрошенные слезы и лишь крепче обнимая Юби. — приходи завтра, хорошо? — голос предательски дрогнет, но Ким изо всех сил старается держаться. — Всё будет хорошо, — поворачивается он к брюнету, своей улыбкой подавая надежду на то, что все еще будет впорядке. — Нет, не хочу уходить, — протестует Чонгук. — Чонгук… Пожалуйста, — в мольбах смотрит на него Тэхён, просто вынуждая покинуть помещение. Ему сейчас нужно побыть одному. Им. Чонгук нехотя встаёт со стула, склоняясь над кроватью и невесомо целуя парня в нос. — Люблю, — шепчет он, выходя за дверь. В палате тут же раздается сильный кашель, который, кажется, разрывает глотку его хозяина. Сердце предательски сжимается. Хочется вернуться туда, к его мальчику. Крепко обнять и не отпускать, но нельзя. Он так попросил. Брюнета успокаивает лишь то, что время ещё есть. Немного, но все же есть. *** Весь следующий день парни провели вместе. Тэхён стал ещё более худощавым: больничные штаны еле держались на выпирающих тазобедренных костях, синяки под глазами глубиной были сравнимы с Марианской впадиной, а тонкие капилляры образовывали сеточки, схожие с сеткой в которую рыбаки ловят рыбу. Голос стал ещё ниже: у Тэхёна уже просто не было сил разговаривать. Парень гас, отстранялся, затухал, подобно слабой свече с догоревшим фитилем. Чонгук чувствовал это особо остро, и каждый раз это резало ножом по сердцу. Они все ещё лежали в обнимку, редко целовались, но после Кима настигал сильный кашель. Было невыносимо больно брюнету видеть эти капли крови, что с каждым разом всё больше пачкая белые простыни. Чонгук выискивает в его глазах хоть какой-то сигнал, хоть весточку о том, что все не становится еще хуже, но на его лице абсолютное ничего. Или же спокойствие, перемешанное с равнодушием. Тэхён сам не знал, что чувствовал. Возможно, он не до конца понимал, что жизнь покидает его тело, все сильнее изнуряя его, проверяя на прочность, а может просто смирился, глубоко наплевав, покорно идя ко дну. Веки постепенно смыкаются, погружая глаза в полный мрак, откуда нет выхода. Последние силы покидают тело, заставляя его расслабиться и пустить всё на самотёк. Большие глаза уже не украшали мелкие морщинки от частых улыбок, которые он дарил Чону, когда-то ярко синие локоны заметно потускнели, будто бы подстраиваясь под состояние хозяина. Сейчас от призрака его отличали лишь короткие вздохи и тепло тела. Слабый огонек в разрастающейся темноте упрямо тлел, как старый маяк, в надежде держать свет для кораблей, которым это действительно нужно. — Пойдем прогуляемся, — тихим голосом рассекает тишину Чонгуков голос. — Пожалуйста. Тэхён не сразу слышит просьбу. У него не хватает сил даже чтобы моргать, не говоря уже о дыхании: оно приносит ему невыносимую боль, будто бы тысячи кинжалов вонзили в лёгкие и провернули несколько раз, заставляя свежие раны кровоточить и медленно отнимать жизнь. — Чонгук, — выходит жалобно и как-то слишком беспомощно, но по-другому никак. — Я отвезу тебя, — не принимает протестов Чонгук и аккуратно усаживает парня на коляску. От былого багряного румянца на пухлых щеках не осталось ни следа, вместо него впалое лицо приобрело цвет стен в больничных палатах — такое же бледное, измученное. На него не хочется смотреть — глаза сразу же застилает мутная пелена слёз. Здесь ничего не изменилось. От начала марта пока только одно название. Все ещё голые деревья, своими корявыми ветками напоминают скрученные пальцы старых ведьм. Редкие птицы все также щебечут здесь, пытаясь хоть как-то согреться от лютого мороза. Пар выходящий изо рта, словно дым после тяжёлых сигарет: такой же густой и вязкий. Чонгук не спеша везёт коляску, чтобы запомнить, отложить в памяти это место, в которое он вряд-ли сможет когда-то вернуться. Лицо Тэхёна скрыто под капюшоном толстовки, лишь клок блекло синих волос виднелся из-под нее. По его лицу сложно сказать, что он сейчас чувствует. Может это спокойствие прикрывает бурю кипящих эмоций внутри, а может он и правда ничего не чувствует. Фотографий делать сейчас не хотелось. Чонгук не хотел запоминать этого солнечного мальчика угасшим лучиком света, который вот-вот потеряет надежду, а вместе с ней и жизнь. — Чонгук, я счастлив, — треснутым голосом проговаривает парень. Кажется, эхо его тихих слов отдается от голых деревьев, ведь они здесь совершенно одни, будто бы все вымерли, позволяя парням насладиться последними минутами друг с другом. Никто не говорил, что они будут последними, но парни почему-то чувствовали это, просто никто не хотел этого признавать, слишком больно. Высказывание игнорируется, мысли сейчас никак не хотят собираться воедино, чтобы ответить хоть что-то. Круг вокруг здания больницы подошёл к концу. Руки Чонгука стали ледяными — февраль никак не хотел уходить. Температура в больнице была значительно выше, но почему-то здесь было холоднее, чем там. В душном помещении резко могильным холодом веет, пересчитывая своими руками-спицами все кости до единой. Они снова пришли в палату. Пустыми стеклянными глазами Ким бросает взгляд на брюнета, отворачиваясь к холодной стене. — До завтра, Чонгук. — Прощай, Лунатик, — наклоняется к нему Гук, мягко целуя в загривок. — Сорок девять, — бросает напоследок брюнет, озираясь на эту такую ненавистную палату, которая словно тюрьма не выпускала никого из своих оков. *** Кровать Тэхёна идеально заправлена, на подоконнике сидит Юби, игрушечными глазами глядя на выход. Не успел. Чонгук оседает на кровать, подминая под себя постельное белье, и кладет голову, которая сейчас потяжелела в тысячу раз, на руки. Пусто. Он сейчас не чувствует абсолютно ничего. Будто бы сердце вырвали из груди и просто выбросили на помойку на растерзание бродячим котам. В помещении раздаются тяжёлые шаги, и Чонгук поднимает голову, в надежде на то, что ему показалось, и сейчас войдёт Тэхён, обнимет его настолько крепко, как может только он. Но нет. Холодная костлявая рука опустилась на ноющее плечо. — Он просил передать это, — безжизненным голосом оглашает доктор Хван, передавая в руки парня бумажный свёрток. Патологоанатом выходит, бросив напоследок. — Похороны в четверг, в 12. И да, забери Юби. *** «Привет, Чонгук. Если ты это читаешь, значит, меня все же уже нет. Надеюсь, ты не сильно ко мне привязался, хотя наверное это невозможно, ведь твоя любовь достаточно сильна, чтобы помнить, я по крайней мере надеюсь на это, но все же, я не хотел бы твоих слез, ты это знаешь. Ты подарил мне прекрасные пятьдесят дней, каждый из которых я запомнил навсегда, забавно, действительно ведь, навсегда, и забрал я эти светлые воспоминания с собой, чтобы тебе не было еще больнее, хочу, чтобы ты продолжал также улыбаться, как улыбался в них, это все, что ты должен помнить. Знаешь ведь, умирать не страшно, пока не обретаешь то, ради чего живёшь дальше. Я нашел это. Но, к сожалению, тут же потерял. Я потерял тебя, то самое, ради чего жил оставшееся время. Время то такая штука, его не остановить, ты это тоже знаешь, также, как и то, что из-за него я сейчас не с тобой. Болезнь заставила меня научиться ценить каждый прожитый день и каждую минуту, проведенную в этом мире. Проведенную рядом с тобой. Это очень странно — осознавать и принимать свою смертность, когда тебе всего лишь двадцать лет. Обычно люди в таком возрасте просто игнорируют факт смерти, даже не задумываясь об этом. Дни проносятся мимо, и кажется, что так будет всегда, пока не случается неожиданное. Я всегда представлял, что когда-нибудь стану старым, седым и морщинистым, что у меня будет прекрасная семья с кучей деток, которую я планировал построить с любовью всей моей жизни. Я и сейчас так сильно этого хочу и честно, думая об этом, становится еще больнее. Я просто хочу, чтобы ты не был, как все эти люди, как я в частности, которые беспокоятся о мелких, незначительных неурядицах в их жизни и попытался вспоминать о том, что всех нас ждет одна и та же судьба. Лучше сделать так, чтобы твоя жизнь была достойной, чтобы ты не жалел о том, что не сделал, что упустил из-за каких-то сомнений и страхов, а всю чушь — отбросил далеко и на ближайшую вечность. Я бы хотел встретить еще хотя бы один свой день рождения или Рождество в кругу семьи, провести еще один день с тобой и Тэмином. Просто еще один день. Страшно осознавать, что я больше не зароюсь носом в твои шелковистые волосы, не обниму тебя, не встречу ещё один рассвет и закат. Это на самом деле страшно. Я надеюсь, ты обретёшь свое счастье, возможно найдешь девушку или парня, и вы будете счастливы. А я лишь буду наблюдать за тобой с далёких звёзд и оберегать тебя. Я не лучший человек в твоей жизни, однако, я уверен, что в один из дней, когда ты мельком услышишь мое имя, ты улыбнешься и скажешь: «Он отличался от других.» Единственное, о чем я жалею, так это то, что не познакомился с тобой раньше, Чонгук, хотя может так было предначертано судьбой? Я надеюсь, что ты не жалеешь ни о чем и обязательно будешь счастлив. С любовью Твой Тэхён.» «Жалею, Тэхён. О том, что не поцеловал тебя раньше, о том, что не остался в тот день с тобой, о том, что мало фотографировал тебя. Жалею, что отпустил.» Гук достает из кармана джинс смятый полароид, на котором в обнимку стояли два счастливых парня, только приземлившихся после прыжка с парашютом. Их лица были такими счастливыми, что невольно Чонгук улыбается, окунаясь в счастливые воспоминания. Под боком лежит Юби, которую брюнет крепко обнимает, вдыхая родной запах. Игрушка успела его впитать, хоть и недолго была с парнем. Возможно, Чонгук ещё просто не до конца осознал, что Тэхёна рядом больше нет. Но сейчас он совершенно ничего не чувствовал. Лишь пустота, звенящая, давящая. Было невозможно выдавить из себя хоть немного слез, он просто был опустошен. Это действительно был конец, конец всему тому, что он успел обрести, но теперь потеряв это, он точно осознает, что что-то внутри него оборвавшись, затерялось вместе с этими мгновениями их общего прошлого. Теперь он снова один. *** — Что ж, это конец, Тэхён. Прощай и ты правда отличался от других, в этом сомнений точно нет и уж точно не будет. — запись оборвалась.