devastated

— Этот день я помню, словно он был только вчера, — Чонгук прочищает горло, нервно елозя на стуле и заламывая пальцы. — Помню, ты был одет в свою любимую пижаму с этими дурацкими единорогами, они никогда мне не нравились, ты знал это, но как назло продолжал носить ее при мне, — он прикрывает глаза, усмехаясь, когда перед глазами появляется образ парня в той самой пижаме и залпом осушает стакан ледяной воды, стараясь прийти в себя. — Я всё ещё помню это. Он прекращает говорить, но запись не останавливает. *** Светлые больничные стены нагоняют сильную тоску, мрачные пациенты и угрюмые врачи только усугубляют давящую атмосферу. Чонгук проходит к стойке регистрации и спрашивает дорогу в нужный ему кабинет, немного поежившись от будто бы пустого взгляда мужчины за стойкой. Из этого места хочется только поскорее убраться, ведь обычно отсюда уходят только единицы. Онкологический диспансер не то место, где Чон бы хотел провести выходные, но ему требовалось забрать документы матери, которая недавно скончалась от рака. Нерасторопный помощник указывает на кабинет главного врача и возвращается к своим рутинным делам напоследок окинув парня холодным взглядом темных глаз. Чон быстро идёт к нужному помещению в надежде побыстрее разобраться с этим и не ощущать этих взоров в свою сторону. Складывается впечатление, будто все эти люди лишь оболочка и не более, внутри их глаз нету даже проблеска жизни и их скитания по помещению в ожидании кончины заставляет чувствовать себя более чем некомфортно. Он проходит первую палату, откуда слышен чей-то плачь, что пробирает до самых костей, в следующей он мельком замечает престарелую пару у которых в том же пустом взгляде, что-то отдаленно напоминает нежность, но тоска все же чувствуется более отчетливо, когда они смотрят друг на друга. В воздухе витает смерть. Она здесь на каждом шагу, с какого угла не подойти — от нее не скроешься и не убежишь. Ее нужно лишь принять, но никто здесь просто смирится не может и даже не старается. Они все уже привыкли. Большое светлое помещение встречает молодого парня лучами январского солнца, приглашая внутрь. — Здравствуйте, господин Ким, — низко кланяется Чонгук мужчине, что сидит за своим массивным столом и сосредоточенно перебирает бумаги. — Я пришел за документами матери — Пак Хичон. — А? — отвлекаясь от своего дела, откликается мужчина лет сорока, — Да, конечно, сейчас я найду документы, — он находит свои очки с запотевшими толстыми стеклами и открывает высокий шкаф, доверху наполненный разной мукулатурой. — Вот, держите, — передает документы молодому парню Ким Джину́, — Чтобы забрать остальное, спуститесь в морг. Первый этаж, сразу дверь налево. Скажите, что это я вас послал. Сказав это, мужчина вновь сел за свой стол, что едва касался его груди, и принялся разгребать другие бумаги, отправленные ему на подпись. Гук думал, что чего-то хуже, чем провести субботу в онкологическом отделении нет, но как оказалось, все-таки есть. Шумно выдыхая тяжёлый воздух, Чон берет себя в руки, под нос шепча успокаивающие слова. «Ладно, Чонгук, осталась последняя папка, а потом можно пойти домой, где тебя ждёт любимая еда и недосмотренный сериал.» Мысли о еде сразу же вытеснили неприятные ощущения от представленной картины мрачного помещения, поэтому парень быстро нашел место, куда ему нужно было попасть. Крутая бетонная лестница вела прямо к громоздкой железной двери, которую, кажется, не сразу сможет открыть, даже взрослый мужчина. Шаги эхом раздаются по коридорам безжизненных отделений первого этажа, отбиваясь от голых стен, выкрашенных белилами. Атмосфера, честно говоря, мало напоминает радушную. Холод пробирается под одежду, проводя своей широкой ладонью по коже и заставляя Чонгука сильнее укутаться в свое пальто. Здесь температура значительно ниже, чем в другом крыле здания. Дверь открывается с характерным скрипом, извещая весь этаж о гостях в помещении самой смерти. Брюнета встречает широкий коридор, освещенный лишь одной тусклой лампой, которая время от времени то гасла, то снова загоралась яркой вспышкой. Помещение вело куда-то вглубь подвала, что не могло не заставить дрогнуть поджилки съежившегося парня. «Кимчи, Чонгук, кимчи.» Успокаивал себя парень, решительно двигаясь вперёд. Казалось, помещение было нескончаемо длинным и вело будто в саму преисподнюю, окутывая своими липкими оковами и давящей атмосферой смерти. Неожиданно, парень заметил дверь возле себя. Чуть приложив усилия, он смог открыть себе путь в темное помещение, откуда сразу же повеяло еще более промозглым воздухом, чем уже было до этого, заставляя пожалеть о своем действии. Картина, что предстала перед ним, была точно из фильмов ужасов про зомби, которые так любил смотреть младший брат Чонгука, тем самым мешая ему засыпать по ночам. Комната была плохо освещена, отдавая тусклым зеленым свечением, вызывая рвотные позывы и желание развернуться и уйти. Но он все же держал себя в руках и старался не издавать лишних звуков, чтобы не нарушать звенящую тишину места. Несколько пар металлических столов были заняты телами, прикрытыми белыми простынями, а на ногах каждого висела бирка с номером. Поджилки ужасно тряслись, а та самая тишина только все больше выбешивала и нагнетала на и так давящую атмосферу. — Вы кто, — раздается хриплый голос, вынуждая Чонгука подпрыгнуть на месте от страха и начать визжать, подобно брезгливой леди, увидевшей мышь. — Эй, парень, все ок? — подлетает к нему адресат вопроса с внезапно оказавшимся у него в руках стаканом воды. — Д…Да, — трясущимися руками пытается обнять себя Гук, не принимая помощи незнакомца. — Чего ж ты так, — хлопает тот его по плечу — С такими то нервишками и у меня скоро оказаться можно, — подмигивает ему мужчина и чуть отходит вглубь морга. — Тебе что-то нужно было? Все ещё напуганный Чон стоит и смотрит куда-то в одну точку, не воспринимая вопросов и думая о том, что он еще никогда так сильно не хотел домой. — Парень, — водит перед его глазами рукой врач, пытаясь вернуть на землю. — В…Вы мне? — Ну не им же, — он окидывает взглядом всех «клиентов» своего отделения, усмехаясь. — Я за этими… За документами, — растерянно говорит Чон, в надежде поскорее прекратить этот диалог и покинуть столь мрачное место. Получая лишь молчание в ответ, он начинает приходить в себя и соображать, что забыл назвать имя с фамилией. — Пак Хичон, 56 года рождения. — Уно моменто, — цедит врач, плавной походкой скрываясь за рядами многочисленных папок. Пока он усердно ищет нужную, Чонгук, отошедший от шока, успевает рассмотреть его. На вид ему не дать больше тридцати пяти, длинные блондинистые волосы доставали до плеч, что моментально выделяло его из серой толпы. Он был чуть выше, чем Гук, хотя по телосложению значительно ему уступал. Худощавый силуэт, который заметен даже под мешковатые халатом, сразу выдает отсутствие физической подготовки. Хотя, вспоминая тяжёлую дверь в помещение, начинаешь сомневаться в своих выводах, касательно его силовых данных. Изредка он поворачивался на Гука, улыбаясь ему во все тридцать два, показывая свой позитивный настрой и выделяя себя из этой пугающей больничной массы с безжизненными лицами. Правда, это улыбка довольно сильно пугала и ещё больше будоражила кровь, чем не внушала доверие, но по нему было видно, он старался. Его небольшие, узкие глаза пронзительно поглядывали на парня, от чего ему становилось ещё больше не по себе, но это всего лишь издержки профессии. — Хм, — рассекает неловкую для парня тишину голос патологоанатома. — Ее здесь нет, возможно она в моем кабинете, сейчас поищу и вернусь. Перспектива остаться здесь одному Чонгуку совсем не прельщала, но оставаться с этим странным мужчиной хотелось вдвое меньше. Дверь за ним захлопнулась и Чон остался один, считая в уме барашков, чтобы уйти от этой реальности, что на этот раз, нравилась ему в еще более меньшей степени, чем обычно. — Скоро и я здесь лежать буду, — прерывает молчание незнакомый голос, заставляя Чонгука подпрыгнуть и испуганно закричать. — Чего орешь, умалишённый что-ли? — спокойно проговаривает парень, сидящий в инвалидной коляске недалеко от Гука и вынуждая его удивиться, как это он в такой полной тишине не услышал звук скрипящих по бетонному полу колес. — Ты кто такой? — Встречный вопрос, — парень смотрит уже привычным пустым взглядом на брюнета. — Ну… Я за документами, — не понимая почему, но начинает оправдываться парень. — Да расслабься, я же шучу, — но лицо по-прежнему не выражает никаких эмоций. Скрежетащий звук двери побуждает парней развернуться в сторону отдаленного кабинета, откуда вышел врач. — Солнце, ты уже здесь. Обычно позже приезжаешь, — улыбается патологоанатом парню в инвалидной коляске. — Дядя Хван, не буду же я всю оставшуюся жизнь просто спать. Вот захотел наведаться к вам, проститься, так сказать, — вслух рассуждает странный юноша. — Сплюнь, дурачок, ты ещё всех нас переживешь, — демонстративно показывает сжатый кулак врач и начинает смеяться. Чонгук звонким кашлем прочищает горло, напоминая, что он все ещё в этом помещении и все ещё ждёт эти чёртовы документы. — А, точно, держи, — Хван отдает папку в руки юноше и неловко улыбается. — Спасибо, — раздраженно благодарит брюнет, кланяясь и радуясь тому, что в ближайшее время навещать это место снова точно не придется, — Я пошел. Трудно скрывать желание наконец убраться из этого места, поэтому он старается идти как можно непринужденно, но то и дело срываясь и повышая скорость. Свежий воздух — то, чего ему сейчас так не хватало. Вдыхая всей грудью, он набирает полные лёгкие воздуха, что так ему необходим. Здесь уже не витает смерть, здесь есть только жизнь. В этих деревьях, которые несмотря на холодную погоду продолжают цвести, в этих птицах, что летают по небу стаями, в людях, никуда не спешащих в этот субботний день, спокойно прогуливающихся по тропинкам парка. Здесь прекрасно абсолютно всё. — Эй, парень, подожди, — окликает вставшего со скамейки Чонгука, тот юноша, что напугал его во второй раз. — Чего тебе? — не понимает Чон, оборачиваясь на голос. — Не хочешь поужинать со мной сейчас? — с некой робостью спрашивает тот, опуская глаза вниз. От еды бы он сейчас не отказался, поэтому с подозрением, но согласился на предложение. Да и ужин в компании, хоть и незнакомого парня, привлекал его намного больше, чем в одиночку. *** Только сейчас, в просторном, светлом помещении кафе, Гук замечает необычную внешность парня перед собой. Волосы, выкрашенные в ярко голубой цвет, были небрежно уложены, а пробитая бровь и губа, привлекали к себе внимание, заставляя то и дело, возвращать к ним взгляд, это довольно сильно выделяло его из толпы. А самое странное — это нелепая пижама с розовыми единорогами на ней. Голубоволосый ловит на себе непонимающий взгляд, на что просто отвечает. — Я с детства мечтал покрасить их во что-то яркое, но долгое время не мог решиться, — низким тембром голоса отвечает он на немой вопрос. — Только рак сподвигнул меня на это окончательно. — Оу, — выдает Чон слишком жалостливо, а после спеша исправится. — Хочешь поделиться? — парень ему показался приятным, не смотря на пустые глаза и не выражающее эмоций лицо, поэтому он не видел ничего зазорного в том, чтобы поговорить с ним вот так просто о столь серьезных вещах. — Не очень хочу об этом говорить, по крайней мере сейчас. Во всяком случае, врачи не дают мне больше пятидесяти дней. Гук многозадачно молчал, не зная, как поддержать парня, но тот, словно прочёл его мысли, продолжил. — Я знаю, тут трудно выразить поддержку, но можешь просто побыть рядом со мной? Звучит глупо и совершенно безрассудно, но все же. Я не прошу чего-то большего, чем просто внимание. Ты мне показался интересным и я хотел бы провести эти последние дни с тобой, — заканчивает свою исповедь парень, неловко глядя в глаза напротив. — А как же твоя семья? Разве нет кого-то, с кем бы ты хотел провести эти дни вместо меня, совершенно незнакомого тебе человека? — Родители погибли, когда мне было всего шесть, — он ловит сострадательный взгляд на эти слова, спеша заверить, что с ним все в порядке. — Я их толком не помню, так что не смотри так, этот факт не причиняет мне боль. А братьев и сестер у меня нет. Слишком много информации для мозга Чонгука, слишком много печальной информации. Словарный запас моментально сводится к нулю, когда дело касается поддержки того, кому по сути она уже ничем не поможет. — Хотя, у меня есть дядя Джин, — вдруг осеняет паренька — Ну тот, к кому ты сегодня ходил за документами в морг. Он старше меня всего на пятнадцать лет, но за все время, пока я лежал в больнице, контакт наладил только с ним. Он странный, — посмеивается Ким все с тем же безразличным лицом, Гук с ним не может не согласится. — Тааак, — тянет брюнет, — И какие планы у тебя на, так скажем, остаток дней? — Ты же слышал об организации джинов, которые предоставляют три желания тем, кому уже не излечиться? — Допустим. — Ну вот, я бы хотел использовать их, — впервые за их разговор улыбается Тэхён немного глупой ухмылкой. — У меня есть планы, правда, в одиночку не очень хочется исполнять их, — понижает тон Ким, надавливая на жалость. Чонгук хочет согласиться. Нет, ему не просто жалко парня и он по доброте душевной захотел ему помочь, да ещё и на халяву съездить в другие страны. Нет, просто он этого парня веяло чем-то неземным, странным, что невозможно описать словами. — Я дам тебе время подумать, хорошо? — в надежде спрашивает Ким, пронзительно глядя Чонгуку прямо в глаза. — Хорошо. К этому разговору они больше не возвращались. На стол подали горячий кимчи и муссовый торт, который Ким сразу же подтянул к себе. — Как же я люблю торты, — с огромной радостью в глазах смотрит на сладость синевласый, предвкушая эти незабываемые ощущения. Такую красоту даже резать жалко, но не Тэхёну. Парень с жадностью набрасывается на лакомство, совершенно не обращая внимания на брезгливые взгляды окружающих. Ему глубоко плевать. Он уже пережил тот этап, когда его волновало мнение других. Литровая банка колы оказывается в его руках и он почти осушает ее залпом. Чонгуку немного неловко. То ли от этих осуждающих взглядов, то ли от того, что он не может наплевать на всё и вести себя точно так же. Брюнет быстро расправляется с безумно вкусным кимчи, отмечая у себя в голове, что в этот ресторан надо заходить почаще. *** Ночь для брюнета проходит в раздумьях. Гук даже не пытался заснуть: глаза все равно не закрываются. Лежать совершенно неудобно, точно так же, как и сидеть. Все тело ужасно затекает, не давая устроиться комфортно. В руках оказывается телефон, в котором он сразу вбивает выученный, за несколько часов терзаний, номер. Трубку поднимают не сразу и ему хочется верить, что он не разбудил в столь позднее время своим звонком нового знакомого. — Я согласен. А парень, что и не ложился, ожидая, улыбается, радуясь тому, что наконец не будет один.