You left me

— Йоэль?.. — я чувствую себя, как в бреду. — Это я. Я не понимаю, что происходит. Руки начинают трястись, я смотрю на телефон и не верю. Это точно номер Йоэля, и это точно его голос, но… Его же нет! Он же умер, умер, умер… — Что за бред, блять? Кто так шутит? — я выхожу из себя, не понимая, что творится. — Кто это? — Алекси, это Я. Послушай меня… — Йоэль? Блять, что происходит? Я что, сплю? Как ты… — Да послушай меня, — перебил он меня. Его голос был таким… обычным. Привычным, словно это и правда он, такой же, как и три месяца назад. И я пытался изо всех сил поверить ему. Поверить, что он действительно говорит со мной прямо сейчас. — Я тут. Тут. Слышишь? Я тут. — Где ты? Ты что, жив? Издеваешься? Объясни мне, что происходит! — я чувствовал, как начинаю впадать в истерику. — Да быть этого не может, я же видел тебя уже после и… Чёрт возьми! — Але! Успокойся! Послушай, пожалуйста! — не выдержал он, и немного повысил голос. Я глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь сосредоточиться. Это не может быть. Я определённо начал сходить с ума, потому что это просто на просто невозможно. Он умер, я точно видел его в день смерти, я помню его кровь на своих руках, я помню его лицо, я всё помню! Он не может быть здесь, он не может говорить со мной. Мне кажется, что это какая-то галлюцинация. Видимо, я слишком сильно держал своё горе в себе, и вот, во что это выливается — я, как и говорил Томми, просто начинаю сходить с ума. Что дальше? Белые стены, смирительная рубашка и множество таблеток? Шоковая терапия, прогулки вдоль забора с колючей проволокой и жизнь со своими галлюцинациями бок о бок? О Боже, я просто свихнулся, и мне всё это кажется? — Я здесь. Я ждал тебя, — начал объяснять Йоэль. — Я не могу позвонить сам, и, честно, я сам не понимаю, как это всё происходит. — Но ты же… Ты же умер. Блять, твой телефон лежит в студии, я видел его там пару дней назад! — я пытаюсь успокоиться и понять, в чём дело. Хотя я всё ещё убеждён, что это всё мне чудится. — Да, я умер. И меня нет с вами. И я не знаю, как объяснить тебе это всё, честно, потому сам не понимаю, как это всё происходит. Но я тут, и я говорю с тобой. — Где ты? — выдавливаю из себя я дрожащим голосом. — Я… Я не могу сказать, я... Я не знаю. Но, знаешь, здесь красиво. — Это… Это правда ты? — я не понимаю, что происходит, кажется, что у меня действительно галлюцинации. — Подожди… Я стал хлопать себя по щекам, щипать кожу на руках, протирать глаза, держаться за виски в попытках прийти в себя. Но каждый раз, когда я делал это, и вновь смотрел на экран телефона, я видел звонок, который длился уже полторы минуты. Дрожащими руками я беру телефон в руки и вновь подношу к уху. — Малыш… — Я же просил тебя не называть меня так, — говорю я, будто бы ни в чём не бывало. Осознать происходящее до конца у меня так и не получается. — Знаю, но… Теперь-то ты не можешь укусить меня за плечо за это… — я судорожно вдохнул, и почувствовал, как моё сердце пропускает удар. — Наверное, я бы всё отдал, чтобы ты снова смог укусить меня. — Йоэль… — слёзы начали скатываться по моим щекам. — Сколько времени? — спрашивает он меня. Я смотрю на телефон. Время — 00:01. — Одна минута после полуночи, — тихо говорю я. — Значит, с днём рождения, — я по голосу понял, что он улыбается. И представил эту улыбку. Со сморщенными бровями, изогнутыми уголками губ. Такую непринуждённую, такую светлую. Такую любимую. — Сп…спасибо, — я как могу пытаюсь сдерживать ком в горле, но глаза предательски щипит. — Праздновать будешь? Оглядываясь на выпитую наполовину бутылку виски и пепельницу с несколькими бычками я чувствую себя слишком неловко перед ним. Я думал о том, как хотел бы по настоящему отпраздновать свой день рождения. Собрать парней, накупить алкоголя и вкусной еды, громко слушать музыку и не беспокоиться о том, что на следующий день моя голова будет раскалываться от огромного количества выпитого виски. В выходные я бы уговорил Йоэля провести вечер вдвоём: заказать еду с доставкой, выключить телефоны и посмотреть какую-нибудь из частей Человека-Паука. Уже на середине фильма Йоэль бы начал бурчать о силе Венома и слабости Человека-Паука. Я бы начал с ним спорить, и мы бы начали в шутку бороться, пока в итоге я бы не сел на него сверху, и в крови не начали бы бурлить эндорфины. А дальше... Поцелуи, хаотичные раздевания, разбросанные по всей квартире вещи, обнажённые тела, спальня, тяжелое дыхание и стоны в унисон... Но нет. Я один, на своей собственной лоджии, в телефоне я слышу голос умершего три месяца назад Йоэля и пью дурацкий виски, взятый с полки магазина наугад. — Так я уже… — я неловко усмехнулся и, отставив стакан, стал доставать из пачки сигарету. — Ты не один? — Один, — я чиркаю зажигалкой и вдыхаю первую затяжку. — Я дома, у себя на балконе. — Куришь? — вздохнув, спросил Йоэль. — Ты чего это вдруг начал? — Угадай, — тоскливо усмехаюсь вновь. Мы замолчали. Я слышу его дыхание в трубке, и на какой-то момент мне начинает казаться, что всё как обычно. Что не было этих отвратительных нескольких месяцев без него, что на самом деле он никуда не ушёл — он тут, рядом, говорит со мной по телефону, как будто бы просто уехал в Берлин или Оулу… Только всё не так. Я отчётливо помню его бездыханное тело в дурацкой рубашке. Я обмолвился о том, что он практически никогда не носил рубашки, и последнее время он вообще не любил их, но меня никто, естественно, не послушал. Я помню его серо-бежевое лицо с плотно закрытыми глазами и тонкими губами. Я точно помню, что его нет. Я помню эти три месяца, что я один. За всё это время он ни разу не пришёл ко мне даже во сне. А я молил Господа, чтобы он просто хотя бы один грёбанный раз приснился мне. Я так хотел прикоснуться к нему. Хотя бы во сне. И эта грёбанная пустота, что поглощает меня, что заставляет меня сходить с ума и бессонными ночами пялиться в потолок, глотая слёзы и пытаться осознать, что на соседней подушке больше никогда в этой грёбанной жизни я не увижу его лица. На душе так отвратно, что мне не хочется даже дышать. Тошнота подступает к горлу и я не понимаю, от алкоголя это, либо от того, что мысли о Йоэле так сильно вскружили мою пьяную голову. — Как ты там? Как парни? — бархатный голос вывел меня из мыслей. — Парни... Они держатся. Им всем сложно, но они пытаются жить дальше. Йоонасу особенно тяжело, и день рождения без тебя он не захотел праздновать. Мы просто собрались на студии, попили пиво, съели пиццу. Долго вспоминали тебя. И Йоон сказал, что впредь не будет праздновать свой день рождения. Так как без тебя это не имеет смысла. — Ох, Йоонас... А ты? Ты как? — Я… Я ужасно… Боже, Йоэль, мне так ужасно! Я не могу без тебя, без тебя тут всё… оно не имеет для меня никакого смысла. Я не чувствую, что живу, я выживаю… — слёзы подкатили вновь, а я лепетал, точно ребёнок, не останавливаясь. — Алекси… — Это правда. Я абсолютно потерял смысл, я не понимаю, зачем всё происходит. Я делаю всё на автомате, я на студии подобен собственному компьютеру — как будто я без души, просто делаю то, что нужно. Я так устал… — Мне так жаль, что из-за меня тебе так сложно. — Жаль, что мы ничего не сможем с этим сделать, — тихо говорю я и затягиваюсь сигаретой. — Я чувствую себя всё это время как в бреду. Просыпаясь утром я первым делом пытаюсь найти тебя рядом… И не нахожу. — Алекси… — прошептал он. — Знаешь, это так странно, но я столько всего говорил тебе эти месяцы. Когда приходил к тебе на могилу, когда приходил в студию, каждый раз… Каждый грёбанный раз, — я чувствовал, как задыхался от того, как много я хочу ему сказать. Сказать всё то, что рвало меня изнутри всё это время. — Почему ты не снишься мне? Почему я не чувствую тебя рядом?.. Почему… Почему всё так. — Поэтому, кажется, я и тут. Я завис, и у нас с тобой есть лишь этот телефонный звонок. — Один? — я не верю услышанному. Неужели, всего один звонок? — То есть, хочешь сказать, если я брошу трубку, то я никак не смогу больше дозвониться? — Никак. Возможно, так случилось, чтобы я мог попрощаться с тобой. Ведь мы так и не успели… Я очень жалею об этом. О том, что не смог подарить тебе настоящий последний поцелуй. О том, что наш последний вечер вместе был таким пьяным и… Прости меня. — Йоэль… Боже мой. Я не понимаю, что происходит. Я совершенно точно не сплю — мои щёки всё ещё горят от ударов, а красные отметины на руках напоминают о себе неприятной лёгкой болью. — Алекси… — я зажмуриваюсь. То, как он произносит моё имя… Чёрт, я мечтал услышать это грёбанных три месяца. — Я люблю тебя. — Ты первый раз это мне говоришь. Я усмехаюсь. Он никогда, никогда этого не говорил. Я чувствовал, но… Но Йоэль никогда не был слишком сентиментальным, и я не слышал от него этих слов. И это было... Непонятно для меня. Порой мне так хотелось услышать от него это, а порой... Я чувствовал это и без словесных доказательств. Это было в его поступках, его движениях, его прикосновениях и в его взглядах. То, как он смотрел на меня на концертах, когда отворачивался от толпы и стрелял взглядом и то, как смотрел на меня, когда мы были только вдвоём. То, как приезжал ко мне, когда я болел, и то, как приносил мне кофе, когда приходил в студию. Помню, как мы зашли в кофейню, и я заказал фраппе с кокосовым сиропом. Мне тогда хотелось чего-то сладкого и необычного. Йоэль же начал смеяться надо мной, оплачивая свой обычный американо с одной порцией сахара. — Господи, это же даже не кофе! Зачем ты это покупаешь? — Ну хочется мне чего-то такого! Вкусно, вот и пью, чего пристал, — я наигранно надул губы. — Кофе нужен, чтобы взбодриться, а не для развлечения. Для развлечения есть ванильные коктейли, фруктовый чай и водка, — Йоэль отпил свой кофе и посмотрел на меня. — Мне не особо нравится подборка твоих напитков для развлечений. Надеюсь, что ты их не смешиваешь, — пробубнил я. А позже... Через пару недель, когда я уже и забыл об этом случае, я сидел в студии кучу часов и мне действительно хотелось отдохнуть. Он написал, что придёт где-то через полчаса, и спросил, что мне принести. Я без всяких мыслей написал "Кофе, пожалуйста", вернулся к экрану и продолжил работать. Прошло двадцать минут, и он зашёл в студию с двумя стаканчиками из той самой кофейни. В одном из них был американо — для него, и фраппе с кокосовым сиропом. Для меня. — Я тоже тебя люблю, Йоэль. И всегда, всегда буду любить. Мы вновь замолчали. — Даже если это и галлюцинация на фоне моей депрессии, я всё равно рад, что ты здесь. — Я не галлюцинация. Хочешь проверить это? — говорит Йоэль хитрым голосом. — Каким образом? — Я ведь буду прав, если скажу, что ты не заглядывал ещё ни разу в мой ящик в тумбочке? Я с тоской усмехаюсь. — Да, ты будешь прав. — Значит, подними свою прекрасную очаровательную задницу с холодного пола и пойди, посмотри в ящик. Я устало вздохнул, и, усмехнувшись, встал с пола. — Ты приготовил мне сюрприз? — я выхожу с балкона и иду в сторону комнаты. — Ну, что-то вроде того... — его голос хитрый и загадочный настолько, что я действительно заинтригован. И пока я иду в спальню, я резко вспоминаю то, как он однажды решил меня порадовать. — А помнишь, как ты отвёз меня на озеро недалеко от твоей старой квартиры? — Конечно. Тебе тогда было плохо, и я хотел хоть что-нибудь сделать... Я помню это, будто это было вчера. Это было где-то около года назад. Моё настроение было отвратительным — у меня прогорел контракт, который мне не удалось заново подписать, я поругался с отцом и, вдобавок, мои любимые рабочие наушники сломались прямо перед записью партий для нового трека одной из финских певиц. Я пришёл домой злой и нервный, и мне не хотелось разговаривать ни с кем. Йоэль писал мне, но я ответил ему только то, что ничего не хочу и очень устал, и, раздевшись, с бутылкой пива уселся перед телевизором, где бесцельно листал Нетфликс в поисках чего-нибудь, что хоть ненадолго отвлечёт мои мысли. Я включил какой-то непонятный детективный сериал, и целых тридцать минут пытался понять, что там происходит. Картинки сменялись кадр за кадром, я делал глотки за глотком и улавливал суть сюжета, как вдруг в дверь позвонили. Нехотя встав с дивана, я надеялся, что просто кто-то ошибся, но, естественно, это было не так. За дверью стоял Йоэль: в руке у него был пакет с надписью "Cinnabon". — Милые трусишки, — сказал он оглядев меня с ног до головы и остановив свой взгляд на моих боксерах с кактусами. — Странно, что не муми-тролли. — Что ты тут делаешь? — я смутился, и впустил его в квартиру. Он зашёл и заглянул в зал, где на столе стояла бутылка, а по телевизору шёл сериал. — Калсарикяннишь, значит? — Я просто пытался расслабиться, у меня был тяжёлый день. — Я тебя понял, — он улыбнулся и внимательно посмотрел на меня. — Так, мне, конечно, очень нравятся твои замечательные трусишки и я бы хотел видеть тебя именно в них, но на улице прохладно, поэтому иди одевайся. У тебя 5 минут, повезу тебя расслабляться. — Но, Йоэль... — Ничего не знаю, ничего не слышу, иду к тебе на кухню найти что-нибудь вкусненькое, — он пошёл в сторону кухни и чуть позже я услышал шуршание упаковки. — Я знал, что у тебя есть мои любимые салмиакки! Я вздохнул и пошёл одеваться. Уже через десять минут мы сидели в машине его брата и ехали в сторону его дома. — Мы едем к тебе домой, что ли? — недоверчиво спросил я, смотря на дорогу. В ответ он лишь усмехнулся и потрепал меня по плечу. И не успел я дослушать песню Slipknot — Wait And Bleed, что играла в его магнитоле, как мы припарковались прямо у одного из многочисленных озёр Хельсинки. — Пошли, покажу, — он взял меня за запястье и потянул вдоль берега. Сквозь ещё живую жёлто-зелёную траву и бурьян мы пробирались метров двадцать, пока не пришли к заброшенному деревянному пирсу. Йоэль без опасений пошёл прямо к нему, я же насторожился. — Ты уверен, что это не опасно? — я остановился у кромки воды. — Уверен, я тут не раз уже был. Я вскинул бровями. — И всех своих грустных партнёров ты сюда водишь? Йоэль повернулся и посмотрел прямо мне в глаза. Его взгляд был довольно серьёзный, но при этом мягкий и светлый. — Ты первый, — он провёл рукой по моим волосам и пошёл к самому краю пирса. Я был, конечно, приятно удивлён. Это мне доказало то, что я действительно важен для него, ведь он никогда не спешил проявлять свои эмоции и никогда не говорил каких-то серьёзных вещей на тему нас и наших отношений. Мы легли на пирс и прямо над нами открылось небо, усыпанное немногочисленными звёздами. Лежали так, наверное, около часа, практически ни о чём не разговаривая, и лишь изредка оборачиваясь на шелест деревьев и разные шорохи. Было хорошо. Волны мягко ударялись о берег и пирс, создавая идеальный шум. На небе периодически виднелись спутники, которые я провожал взглядом до того, как они скроются за кронами деревьев или же далеко-далеко в небе. Чуть позже мы встали, и я сел меж его ног, опираясь спиной на его грудь. Он обнимал меня, и неровно дышал мне в макушку, изредка касаясь её губами. В такие моменты я улыбался, а внутри меня разливался кипяток — прямо по венам, концентрируясь где-то в районе диафрагмы. Я подхожу к тумбочке и глубоко вздыхаю. Я не могу найти в себе силы взяться за её ручку и открыть её. Все эти месяцы я не смог собраться с силами и разобрать её, да даже просто посмотреть, что там лежало. Я думал о том, что там, наверняка, ничего важного не лежит: ну салфетки, может, таблетки от бессонницы, леденцы... Сев на колени прям перед тумбочкой я замер. Что-то внутри меня не позволяло мне даже шелохнуться — я лишь сижу и смотрю на этот проклятый ящик. — Ну, давай, — тихо говорит Йоэль в трубке. — Я не могу, — мои руки дрожат, а внутри меня, казалось, пляшут черти, заставляя меня застыть на месте. На глазах вновь слёзы — я уже даже не замечаю, как они вытекают из глаз и стекают по моим щекам. — Але, ты сможешь, я верю в тебя, — вновь я слышу его голос. — Чёрт возьми, этого же быть не может... — я делаю глубокий вдох и открываю тумбочку. — Что там есть? — Смазка, — я стал медленно вытаскивать из тумбочки всё, что там лежит и вслух называть каждую вещь. — Массажёр для спины, рецепты, пустой блистер из под таблеток. Ящик был почти пуст, но оставалось ещё кое-что. Мои ноги стали ватными, и мне пришлось опустить телефон на кровать, так как сил в моих руках больше не было. — Йоэль... — прошептал я, вытаскивая из тумбочки два серебряных кольца из фольги. — Ты сохранил кольца. Кольца. Эти дурацкие кольца... Я даже и не помнил, когда я снял своё со своей руки в тот вечер и куда положил, мне казалось это таким... Неважным. Я сажусь на пол и закрываю лицо руками. Мне так тяжело дышать от душащих меня слёз и рыданий... Но ещё тяжелее осознавать, что вся моя жизнь ушла вместе с ним. Я пытаюсь успокоиться, но меня накрывает. Так сильно... В голове проносятся воспоминания с этими дурацкими кольцами, как мы их надевали на пальцы друг друга, как целовались на глазах у всех, пока все думали, что это лишь пьяные приколы... За эти приколы я готов был отдать всё, что у меня есть, лишь бы вновь прикоснуться к его губам. Вспоминая, что в телефоне всё ещё есть моя галлюцинация — а по другому я всё ещё не мог воспринять то, что происходит, — я беру телефон и прикладываю к уху вновь. — Йори... — и в этот момент я молюсь всем существующим богам, чтобы я вновь услышал его голос. Но в трубке тишина.