Silentium

      Хёнджин так ничего и не сказал. Никак не отреагировал. Не посмотрел как-то по-особенному, не стал по-другому себя вести. Словно не было той ночи, не было огромного количества алкоголя, не было кабинки туалета с холодным фиолетовым освещением, горячих поцелуев, судорожных вздохов и интимных прикосновений. Словно всё это было сном, фантазией, игрой бурного воображения, но никак не реальностью, которая была и которую невозможно было игнорировать.       Но Хёнджин как-то игнорировал.       А у Джисона не получалось, хотя очень хотелось.       Хан был весь как на иголках. Сначала он ждал, когда к нему подойдёт Хван и с отвращением на лице заявит, что это было ошибкой, или, может, рассердится и обвинит Джисона в том, что тот не остановил его. Всё утро, когда они сидели у Чана после той неоднозначной ночи, он глядел на Хёнджина взглядом побитого щенка и молчал, слушая чужой разговор, состоящий из дружеских подколов. Хван тогда лишь недоумённо посмотрел на Джисона, словно не понимая, чем вызвано такое его поведение.       А потом прошла целая неделя, и Хёнджин вёл себя абсолютно обычно, будто бы между ними ничего и не было. Хван не стал отстранённее или тактильнее, задиристее или мягче — он был таким же, каким и был: скептичным, иногда недовольным, забавным своей неуклюжестью и весёлым, когда выдавался хороший день или уроков по расписанию было немного. Он всё также с бурчанием готовил кофе Джисону, если тот его просил, рисовал на салфетках, пока ждал, когда сварится овсянка, напевал себе под нос и никогда в полный голос, упрашивал Хана поспать ещё немного, даже если им надо было бежать на работу. И, вроде бы, это всё было неплохо, но у Джисона было ощущение неправильности происходящего.       Он не знал, как вообще начать разговор с Хёнджином о той ночи: вдруг Хван ничего не помнит? Или, может, он просто не хочет ворошить осиное гнездо, потому что их взаимоотношения «до» его полностью устраивали? Ворох из миллионов вопросов занимал всё место в черепной коробке Хана, не давая ему нормально мыслить о чём-то, что не касалось Хёнджина.       Джисон впервые узнал, что значит страдать из-за любви: до этого все его симпатии были взаимными, простыми и не такими серьёзными. Хану одновременно хотелось зарыться в объятия Хёнджина, чтобы тот что-то бурчал себе под нос и краснел, и перестать вообще каким-либо образом контактировать с Хваном; хотелось бесконечно любоваться парнем и при этом не было желания его видеть. Это было больно и неприятно, и печальная лирика сама лилась на листы небольшого блокнота, куда время от времени записывались все небольшие рифмованные текста, — у Хана этот блокнот был вместо личного дневника.       И Джисон начал отдаляться. Он больше не дразнил Хвана, не бухтел у него под боком, когда тот что-то рисовал в своём скетчбуке, не рвался утром в ванную первым, просто ради духа соревнования, только один раз попросил парня заварить ему кофе, и каждый раз, когда они приходили домой, запирался в своей комнате, не выходя из неё до самого утра. Раньше их отношения может и были неоднозначными, но они были наполнены улыбками, уютом и капелькой вредности; сейчас же их можно было описать одним простым словом — «сожители».       — Джисон, — парень мелко вздрогнул, не ожидая услышать голос позади себя, — ты будешь есть? Я, эм… приготовил яблочный пирог там…       Хан обернулся и, увидев Хёнджина в дверном проёме своей комнаты, сел на кровати ровно, откладывая в сторону тетради своих учеников, которые он, скрепя сердце, взял проверять домой — раньше он проводил вечера за болтовнёй с Хваном, теперь же без дела было скучно, хотя до этого он как-то справлялся. Хёнджин выглядел немного обеспокоенным, цепляясь пальцами за ручку двери; Джисон тихо вздохнул, вспомнив, что сегодня он забыл закрыть дверь, чтобы парень его не беспокоил.       — Я позже поем, — ответил Хан, смотря на непрошенного гостя исподлобья — есть, на самом деле, очень хотелось, но вот есть в компании Хёнджина желания как-то не возникало.       — Что-то произошло? — сдвинув брови к переносице, уточнил Хван.       — О чём ты? — поинтересовался Хан, откидываясь спиной на стену, у которой стояла кровать, и удивлённо поднял брови, стараясь выглядеть как можно более непонимающим.       — Ты ведёшь себя странно, — пояснил Хван, скрещивая руки на груди и заходя внутрь комнаты. — Мало говоришь, хотя обычно тебя не заткнуть. Даже свои тупые шутки не шутишь.       — Ещё скажи, что ты скучаешь по этому, — хмыкнул Джисон, стараясь свести тему разговора к нелепым темам, от которых Хёнджин постарается побыстрее сбежать.       — Может, и скучаю, — тихо фыркнув, ответил Хван, подходя ближе.       Хан поперхнулся воздухом и закашлялся — он сказал это несерьёзно и ожидал услышать что-то из разряда «мечтай дальше», но подобный ответ выбил его из колеи. За пару секунд он успел несколько раз промотать в голове короткую угрюмую фразу Хёнджина, мысли о которой окрашивали мягкие щёки в красный цвет. Джисон прерывисто выдохнул, напряжённо глядя на парня, который упал на его кровать, раскинув руки в стороны и задевая кончиками пальцев лодыжку Хана; Джисон тут же отдёрнул ногу, обхватывая колени руками и пряча большую часть лица.       — Так ты расскажешь, что у тебя случилось? — спросил Хёнджин, поворачивая голову набок и смотря на Хана, который ютился на краю кровати, стараясь ненавязчиво увеличить расстояние между ними.       — Почему ты считаешь, что у меня обязательно должно было что-то случиться? — немного недовольно уточнил Джисон, хмуря брови: ему всё тяжелее и тяжелее давалась попытка замять эту тему — ему совсем не хотелось портить их и без того не радужные отношения.       — Ты избегаешь меня.       — Тебе кажется. Я просто устал под конец года.       — Джисон, скажи, — собственное имя, сорвавшееся с чужих губ тихим шёпотом, заставило Хана вздрогнуть; Хёнджин приподнялся на локтях, смотря на него серьёзным взглядом, из-за которого холодок пробежался по коже, — это из-за той ночи в клубе?       Сердце Джисона словно пробило рёбра и, полуживое, сбежало куда-то далеко-далеко, отказываясь присутствовать по время этого диалога. Лёгкие, исцарапанные поломанными рёбрами, перестали вбирать в себя воздух и просто сдулись, а мозг превратился в расплавленную жижу, плескавшуюся внутри черепа. Хан молчал, тараща глаза и цепляясь пальцами за одеяло, лежащее под ним. Он очень долго хотел обсудить эту ситуацию, но начать разговор самому не хватало смелости и уверенности; сейчас, когда тема была поднята и оставалось только высказать свои мысли, Джисон чувствовал горечь и неприятную липкую боязнь.       — Возможно, — кое-как собрав всё своё сознание по кусочкам, ответил Хан, в ожидании уставившись на чужое лицо.       — Ты жалеешь? — тихо спросил Хёнджин, не разрывая зрительного контакта с парнем; Джисон словно видел, как между ними искрился воздух от напряженности момента.       — А ты?       — Я спросил первый.       Брови Хана взметнулись вверх, и парень посмотрел на Хёнджина отстранённым и неуверенным взглядом, пытаясь прочитать ответ на свой вопрос на симпатичном лице, которое было совершенно спокойно. Только тёмные зрачки слегка подрагивали, пытаясь сконцентрировать взгляд на Джисоне.       — Нет, — отчётливо сказал Хан, разрушив тишину между ними на мелкие осколки.       — Я тоже, — громче, чем говорил до этого, сказал Хёнджин, и его губы, чуть дрогнув, расплылись в однобокой усмешке.       Сбежавшее сердце под шумок вернулось обратно, занимая своё законное место и начиная быстро-быстро колотиться, рёбра, как и лёгкие, неожиданно срослись, избавляя от ноющей боли в груди, а мозг обратно приобрёл форму, но пока отказывался нормально мыслить.       Джисон не знал, как реагировать на ответ парня — он-то готовил себя к тому, что ему заявят о том, что та ночь была самой ужасной ошибкой, которую только можно себе вообразить. Но Хван продолжал усмехаться, светя тёмными омутами-глазами в полутемноте комнаты; его рука лежала вверх ладонью у его головы, и Хан, поджав губы, аккуратно коснулся длинных расслабленных пальцев, которые тут же ожили и переплелись с его собственными. Хёнджин поднёс чужую руку к губам и нежно поцеловал костяшки худых пальцев, которые мелко вздрогнули; Джисон почувствовал, как мурашки пробежались по спине, а в груди разлилось тягучее тепло, и он, наклонившись над парнем, мягко коснулся губами чужих губ.       Хван тут же завёл руки за шею Джисона, притягивая его ближе и с трепетом целуя его в ответ; тонкие длинные пальцы зарылись в тёмные волосы, едва касаясь кожи головы. Хан провёл языком по мягким губам парня под ним, — на кончике языка остался сладковатый привкус чая, который так любил Хёнджин, — и Хван послушно приоткрыл рот, позволяя целовать себя глубже. Руки Хана блуждали по чужому разгорячённому телу под домашней толстовкой, которую Хёнджин носил не снимая; иногда кончики пальцев пробегались по нежной коже под рёбрами, выбивая из Хвана тихие вздохи в поцелуй.       Хёнджин был таким мягким и податливым, у него сбивалось дыхание от малейших прикосновений, а руки, судорожно гуляющие по задней части шеи Джисона, слегка подрагивали. От него веяло жаром, и было чувство, словно о него можно обжечься, но Хан не обжигался.       Джисон отстранился, когда почувствовал, что ему в бедро упирается что-то твёрдое, а Хёнджин начал всхлипывать и постанывать в поцелуй. Вид Хвана говорил всё сам за себя: его щёки были такими алыми, словно он только что вернулся с сорокаградусного мороза, губы были влажными, а глаза блестели, отражая свет небольшого светильника и фонарей с улицы.       — Ничего себе, — восхищённо выдохнул Хан, усмехаясь и изучая взглядом топорщащуюся ткань домашних штанов Хёнджина в районе паха. — Только от одного поцелуя?       — Мне напомнить, как в прошлый раз ты чуть с ног не валился из-за поцелуев? — осклабившись, заметил Хван; он прищурил глаза, довольный алым румянцем, растекающимся по лицу Джисона. — Считай, у нас пока ничья.       — Хочешь превратить это в долбанное соревнование? — сверкнув глазами, спросил Хан и наклонился, проводя кончиком носа по длинной шее. Хёнджин сильнее вцепился пальцами в его плечи и рвано выдохнул. — Боюсь, сегодня ты проиграешь.       — Сколько же в тебе самодовольства, а, — недовольно фыркнул Хван и, наперекор своим словам, прижался ближе к телу Джисона, вновь зарываясь пальцами в мягкие пряди его волос. — Аж бесишь.       — Я стараюсь, — ответил Хан, проводя кончиками пальцев по низу напрягшегося живота.       Хёнджин был таким прекрасным, таким разгорячённым и мягким, поддаваясь каждому прикосновению и тихо скуля, стараясь сдержать стоны, с мило краснеющими кончиками ушей и расфокусированным взглядом, в котором поблёскивали огоньки. И если бы между ними действительно было соревнование, то Джисон бы на самом деле уже бы давно проиграл и был бы этому рад — проигрывать такому Хёнджину было совсем не обидно. Честно говоря, проигрывать любому Хёнджину было не обидно, потому что от взгляда, направленного в глаза Хана, в груди у Джисона волнами растекалась нежность и покорность.       Да, Хёнджин покорял и делал это без труда.       Хан уселся между ног парня, который не прекращал цепляться руками за него, и, склонившись обратно, уткнулся носом в шею, слыша тихий вздох прямо под ухом. От Хвана пахло их общим гелем для душа, — сначала у него был свой, но потом он кончился, и Хёнджин не стал утруждать себя покупкой нового, — и тёплым, уютным и обволакивающим запахом сладкой выпечки, которым пропиталась одежда и пряди волос Хвана. Хёнджин наверняка потом будет визжать и хныкать, что от него пахнет яблочным пирогом, но Джисону это казалось очаровательным.       Ему просто нравился весь Хёнджин, с головы до пят. Любым.       Хан мягко прикоснулся губами к нежной коже шеи, оставляя поцелуи один за другим и чутко внимая каждому громкому или тихому вздоху от парня под ним. Хёнджин судорожно дышал, шарил руками по всему телу Джисона, то и дело впиваясь тонкими пальцами в мягкую кожу, — наверняка останутся синяки, — и, тихо поскуливая, тёрся задницей о пах Хана. Это было до безумия пошло и возбуждающе, и у Джисона кружилась голова, в которой запахи и прикосновения смешивались воедино, не давая зацепиться за что-то одно.       Хан задрал толстовку, оставляя аккуратный поцелуй чуть выше пупка, и потянул вещь вверх, полностью снимая её и откидывая куда-то в сторону. Хёнджин крупно вздрогнул, и его пальцы начали блуждать по лицу Джисона, мягко оглаживая линию челюсти. Хан положил свою ладонь поверх руки Хвана, которая покоилась на его щеке, и ткнулся губами, оставляя поцелуй на ладони. Хёнджин сверху тихо всхлипнул — видимо, его вело от такой нежности вперемешку с желанием.       Джисон подцепил край домашних штанов Хвана и стащил их с длинных ног вместе с нижним бельём; Хёнджин тихо простонал, как только на возбуждённый член перестала давить одежда. Хан окинул взглядом обнажённое тело и тихо вздохнул: это всё казалось слишком откровенным сном, но никак не реальностью. Однако горячая кожа Хёнджина под джисоновыми ладонями, запах геля для душа, перемешанный с запахом порошка, пальцы Хвана, которые до приятной боли сжимали плечи Хана, доказывали, что Джисон не спит.       — Джисон-и, — протянул Хёнджин, оглаживая ладонями шею Хана; парень вздрогнул, услышав своё имя, и залился яркой краской, — ты там живой? Я конечно понимаю, что я охуенный, но давай без сердечных приступов.       — И это во мне много самодовольства? — усмехнулся Джисон, стягивая с себя домашнюю футболку.       — Ну да, — фыркнул Хван, растягивая пухлые зацелованные губы в довольной усмешке.       Разгон от податливого и нуждающегося до наглого и язвительного у Хёнджина был просто бешенный, и Джисону это до одури нравилось. Сведённые к переносице брови и расплывчатый взгляд сменяющиеся на наглую усмешку и пляшущие огоньки в тёмных лисьих глазах заставляли Хана чувствовать тугое возбуждение внизу живота, а голову кружится. Хёнджин был словно самый крепкий алкоголь, запрещённый наркотик, Хёнджин был словно ангел и демон одновременно, Хёнджин был ужасно прекрасным.       Рука Хвана, скользнувшая под резинку домашних штанов Джисона, аккуратно коснулась ноющего члена, и Хан, уткнувшись лицом в шею Хёнджина, задушено застонал, хватаясь за запястье парня. Хван довольно усмехнулся и, потянув пряди волос, заставил парня приподнять голову; Хан чувствовал, как горят собственные щёки и как тяжело становится дышать из-за тёмного взгляда хитрых глаз напротив. Хёнджин поцеловал Джисона, который тихо выдохнул, когда рука парня пару раз провела по всей длине члена, а после потянула штаны вниз.       — Тебе так не терпится меня раздеть? — довольно хмыкнул Хан в чужие губы, проводя кончиками пальцев по животу Хвана.       — Много язвишь для человека, который выпал в астрал, когда увидел меня без одежды, — смешливо фыркнул Хёнджин и прикоснулся губами к выступающим ключицам, выбивая из Джисона тихий вздох.       Мешающие домашние штаны вместе с нижним бельем были скинуты вниз в месиво чужой одежды, которая валялась на полу. Руки Хёнджина свободно блуждали по телу над ним, а тёмные глаза смотрели горящим взглядом из-под длинных ресниц — парень был настоящим змеем-искусителем, не меньше. Джисон судорожно простонал, когда кончики чужих пальцев слегка надавили на поясницу, и припал к чужим пухлым губам, слегка прикусывая мягкую кожу. Хван целовался развязно, мокро, возбуждающе — это была его особенная способность, от которой у Хана кружилась голова.       Джисон почувствовал, как Хёнджин сцепил ноги у него за спиной и потёрся задницей о твёрдый член, вызывая у парня протяжный стон — ещё немного, и Хан кончил бы до начала всего. Хван довольно усмехнулся, проводя рукой снизу вверх по спине Джисона и чуть царапая кожу ногтями, и даже это было до невозможности приятно.       Всё, что сейчас делал Хёнджин, было до невозможности приятно.       — Вау, а я-то думал, что мы дрочкой обойдёмся, — язвительно усмехнулся Хан, оглаживая ладонью внутреннюю часть бедра парня.       — Тебе сегодня перепало побольше, чем просто дрочка, можешь радоваться, — фыркнул Хван, закусывая нижнюю губу и судорожно выдыхая, когда чужие пальцы коснулись совсем рядом с возбуждённым членом.       — Это ты мне такое одолжение делаешь? — уточнил Джисон, протягивая руку и доставая из прикроватной тумбочки презервативы и полупустой тюбик смазки; Хёнджин дёрнул бровями, но промолчал, хотя Хан видел, что парень хотел съязвить.       Выдавив прозрачный гель, Джисон растёр его между пальцами, согревая, и мягко огладил колечко мышц, слыша громкий вздох от Хвана, который тут же прикрыл рот рукой; красное от возбуждения симпатичное лицо заалело ещё больше, и тёмные глаза прищурились, внимательно наблюдая за действиями Хана. Джисон надавил пальцем на проход, с лёгкостью проталкивая его внутрь. Глаза Хана расширились, и он, пару раз похлопав ими, поднял взгляд на Хёнджина, который покраснел ещё больше.       — Я тебя не спрашивал, почему смазка полупустая, вот и ты лишних вопросов не задавай, — фыркнул Хван, хмуря брови и кусая губы.       — А тебе интересно? Могу рассказать, — расплылся в сладкой улыбке Джисон, добавляя второй палец и проталкивая пальцы глубже. — Ты же почти растянут.       — Боже, заткнись, — заскулил Хёнджин, откидывая голову назад, когда Хан нашёл простату и аккуратно огладил её кончиками пальцев.       Джисон завороженно смотрел, как два пальца, а после и три растягивали колечко мышц, проникая глубоко внутрь, как Хван выгибал спину и протяжно стонал, цепляясь пальцами за несчастную сбитую простынь и за плечо Хана, как собственная рука так правильно смотрелась на чужом бедре, и чувствовал, как тугой узел внизу живота затягивался ещё сильнее, а лёгкие сжимались, отказываясь пропускать воздух.       Хёнджин был чудесен: на красивом лице легко можно было прочитать удовольствие, пухлые обкусанные губы были приоткрыты, позволяя судорожно глотать воздух, тёмные брови вздёрнуты и сведены к переносице, а чёткие скулы словно акварелью окрасило румянцем; пряди светлых волос утопали в мягком одеяле и липли к лицу, оголённая грудь быстро поднималась и опускалась, с красивого члена, увитого тонкими венками, капал предэякулят на плоский живот, который поджимался каждый раз, когда кончики пальцев касались простаты.       Джисон был готов уверовать и молиться без перерывов, потому что Хван выглядел как чёртов Бог.       — Х-хватит, — на выдохе произнёс Хёнджин, касаясь дрожащими пальцами руки Хана, — я уже готов.       Джисон наклонился к парню, влепляя ему смазанный поцелуй, на что Хван тут же тихо проскулил и прижался ближе, а после громко выдохнул, когда Джисон вытащил пальцы и, открыв упаковку презерватива и раскатав его по всей длине, приставил головку члена к чуть сжавшемуся сфинктеру. Хан чувствовал, как сокращались косые мышцы чужого живота и как тело под ним дрожало от возбуждения, а руки крепко прижимали к себе, словно их хозяин боялся его отпустить.       — Скажи, если будет больно, Джинни, — тихо сказал Джисон на ухо Хёнджину, мягко прижимаясь губами к мочке.       Вздрогнув, Хван в ответ глухо угукнул и, кусая губы, спрятал лицо в сгибе локтя, когда Хан начал медленно входить, стараясь не причинить боли. Войдя до упора, Джисон мягко прошёлся кончиками пальцев по коже предплечья Хёнджина и, осторожно обхватив его запястье, потянул руку в сторону, убирая её от раскрасневшегося лица парня, который тут же начал прятать глаза, поджав губы. Хан наклонился и нежно поцеловал маленькую родинку под глазом; маленькие поцелуи следом рассыпались по всему лицу, заставляя Хвана задыхаться от чувств — Джисону так хотелось показать всю свою любовь, которая накрывала его с головой прямо сейчас.       Хёнджин закусил губу, поддаваясь назад и выбивая из Хана тихий стон. Хван довольно усмехнулся, щуря глаза, и, ближе прижавшись к парню, выдохнул ему в губы:       — Ты можешь двигаться.       Джисон немного отстранился, подхватил ногу Хёнджина под коленом, закидывая её на своё плечо, и мягко огладил внутреннюю часть бедра; со стороны Хвана послышалось удивлённое аханье. Хёнджин поднял взгляд из-под длинных ресниц на Хана, и у парня мурашки пробежались по спине: на глубине тёмных глаз плескалось сильное возбуждение. Одним этим взглядом Хван мог довести Джисона до края.       Хан провёл пальцами по животу парня и медленно толкнулся бёдрами, выбивая из Хёнджина тихий мелодичный стон. Хван зажмурил глаза, одной рукой хватаясь за сбитую простынь, а другой цепляясь за руку Джисона, которой парень упирался в кровать. От такой картины мозг Хана снова превратился в непонятную жидкость, отказываясь совершать хоть какие-то мыслительные операции. Закусив губу и внимательно смотря на симпатичное лицо Хвана, Джисон начал наращивать темп, ловя каждый вздох и стон, от которых узел внизу живота завязывался ещё сильнее.       Хёнджин был до жути чувствительным: он вздрагивал от каждого лёгкого прикосновения губ к его коже, тихо стонал после каждого толчка, сводя Хана с ума. Джисон прижался щекой к коленке парня, иногда мягко целуя нежную кожу, и чуть сильнее сжал бедро, с оттяжкой входя в Хвана, который, закусив губу, судорожно выдохнул, чуть прикрывая глаза. Пальцы Хёнджина аккуратно огладили плечо Джисона, легко пробежались по венке на шее, которая просвечивалась сквозь кожу, и зачесали назад пряди тёмных влажных волос, открывая лицо Хана. Пухлые и зацелованные губы Хвана дрогнули в усмешке.       — Давай быстрее, Джисон-и, — парень прищурил глаза, слегка дёргая пряди волос и выбивая из Хана тихий вздох, — иначе я усну.       Хёнджин был чёртовым Дьяволом.       Джисон облизнул пересохшие губы и нагло усмехнулся: он чувствовал, как слегка дрожит рука Хвана, и видел, как быстро вздымается грудь парня — Хёнджину просто очень хотелось поязвить, показать, что он всё равно выше Хана даже в таком положении. Джисон отпустил ногу Хвана и подхватил его под бёдра, резко вгоняя член до самого основания; Хёнджин откинул голову назад и громко застонал, до боли сжимая пряди джисоновых волос и оттягивая их. Хан наклонился ниже, не переставая двигать бёдрами, и нежно поцеловал линию челюсти парня.       Джисон мастерски балансировал между желанием вывалить на Хвана гору нежности и желанием вытрахать из наглого парня всю дурь.       Хёнджин громко выдохнул и, притянув Хана за шею, впился поцелуем в его губы, царапая нежную кожу плеч и спины. Им обоим не хватало воздуха из-за такого быстрого темпа, но Хван не отпускал Джисона, а сам Джисон и не думал отстраняться, продолжая со всем желанием целовать парня в ответ и ловить его тихие стоны губами.       Хан бы никогда не подумал, что сможет так любить кого-то и что этим кем-то будет Хёнджин — когда-то это казалось абсурдом, теперь это было реальностью. Хёнджину хотелось подарить все поцелуи, все объятия, показать все чувства, которые переполняли Джисона. Пока они целовались, руки Хана мягко гладили бедра Хвана, на которых расцветали маленькие бутоны синяков, оставшиеся от пальцев Джисона. Пока они целовались, дрожащие руки Хёнджина нежно гладили волосы и лицо Хана.       Хёнджин немного отстранился и, мазнув губами по щеке Джисона, уткнулся лицом в его плечо. Услышав тихий всхлип, Хан почувствовал, как его сердце словно прошибло током, и он остановился, пытаясь посмотреть в глаза Хвану, который не отпускал его, сильнее прижавшись к его телу.       Он сделал Хёнджину больно?       — Нет, всё хорошо, продолжай, — словно прочитав мысли Джисона, дрожащим голосом ответил парень, вновь тихо всхлипнув — Хан почувствовал, как горячие слёзы обожгли его плечо. — Джисон-и, — позвал Хёнджин, тихо простонав, когда Хан снова начал двигаться, — боже, прости, прости пожалуйста…       — За что? — Джисон округлил глаза, вдыхая запах шампуня: осветлённые пряди волос щекотали лицо, пока Хван прижимал парня за шею к себе.       Хёнджин ослабил хватку, позволяя Джисону немного отстраниться, и тут же положил обе ладони на его лицо. Хан удивлённо распахнул глаза — Хёнджин выглядел абсолютно разбитым: тёмные глаза были наполнены слезами, на раскрасневшихся щеках блестели влажные дорожки, а в глубоком взгляде плескалась неумолимая преданность и щипающая душу любовь. Хван поджал пухлые губы, и из его глаз вновь хлынули блестящие слёзы.       — Прости, — судорожно вдохнув, прошептал Хёнджин; его руки начали дрожать ещё сильнее, а дыхание совсем сбилось, — я так люблю т-тебя, — он зажмурил глаза, из уголков которых полились слёзы, и вновь распахнул их. — Ты лучшее, что случалось со мной, правда. Ты такой хороший, сколько бы мы не спорили, ты… Я так не хочу, чтобы ты ненавидел меня, — Хван громко всхлипнул — слёзы не переставая текли из его глаз, капая на белую простынь, — но я в-всегда был таким отвратительным с тобой… За всё наше знакомство я наговорил тебе столько гадостей, а ты так просто пустил меня к себе жить, — он снова судорожно втянул воздух. — Я так люблю тебя, пожалуйста, прости меня, не ненавидь меня, я сделаю всё, что угодно, прошу…       — Не надо ничего делать, — перебил нескончаемый поток слов Джисон.       Хёнджин резко заткнулся, широко распахнув тёмные глаза, в которых стояли слёзы. Хан почувствовал, как руки парня начали дрожать ещё сильнее, а в глубине глаз растеклась сокрушительная боль, которая начала пожирать распахнутую душу. Джисон мягко провёл большим пальцем по чужой щеке, стирая дорожку слёз, и, наклонившись, прикоснулся губами к закрытому веку, сцеловывая солёные слёзы.       — Я не могу ненавидеть тебя, — тихо сказал Хан, заглядывая в растерянные глаза. — Я люблю тебя уже несколько лет, Хёнджин.       Хван хлопнул длинными ресницами, которые слиплись от слёз, и, осмыслив услышанное, вновь всхлипнул, растягивая губы в улыбке. Джисон мягко коснулся губами чужих губ, сгребая дрожащее тело в охапку и начиная двигать бёдрами, и Хёнджин, обхватив руками его шею, прижался ближе, тихо постанывая в поцелуй.       Хан скользнул рукой к истекающему члену парня, проводя ею сверху вниз и выбивая из Хвана громкий стон. Хёнджин дрожал от чрезмерного возбуждения, из его глаз продолжали течь слёзы, и он громко стонал, отзываясь на каждый толчок или прикосновение. Джисон уткнулся лицом в шею парня и тихо простонал, начиная сбиваться с темпа и быстрее двигать бёдрами.       Хёнджин впился пальцами в кожу спины, едва царапая её ногтями, и, громко простонав, кончил. Оргазм накрыл Джисона с головой, как только он почувствовал, как сокращающиеся мышцы сжали его член; закусив губу, он громко замычал, слушая протяжный стон парня. Тёплая сперма липла к животу и стекала по руке, капая на испачканный живот Хёнджина, который судорожно глотал воздух, отходя от оргазма. Хан втянул запах шампуня, смешанный с запахом геля для душа и пота, и, поцеловав нежную кожу шеи, отстранился, цепляясь взглядом за красивое лицо Хвана, которое до сих пор цвело алым.       Джисон сполз с кровати, снимая презерватив и выкидывая его в мусорку, стоящую под столом, и достал из тумбочки салфетки, вытирая руку и свой живот, а после сел на кровать и подтянул разморенного парня к себе, стирая белёсую жидкость с его живота, пока рука Хёнджина мягко гладила его ногу, руку, плечо и шею, едва касаясь кожи. Хан чуть улыбнулся, прищуривая глаза и смотря на парня, который, прикрыв глаза, довольный валялся на кровати, выводя кончиком пальца какие-то причудливые узоры на плече Джисона.       — Пойдём в душ? — тихо предложил Хан, сминая грязные салфетки и откладывая их на тумбу. — Я тебе помогу.       — Потом, — также еле слышно ответил Хёнджин, не открывая глаз. — Хочу спать. С тобой.       — Хорошо, — согласился Джисон, натягивая на парня его трусы и откидывая одеяло, чтобы вместе забраться под него.       Хёнджин уснул сразу же, как его голова коснулась подушки, но перед этим он в полудрёме нашёл руку Хана и, взявшись за неё, переплёл их пальцы между собой. Джисон, лежащий совсем рядом, чуть улыбнулся этому, смотря как парень проваливается в сон, сжимая его ладонь — эта картина заставляла тепло разливаться по всему телу, а сердце цвести от любви. Хан убрал светлые пряди с лица Хёнджина и, приподнявшись, оставил лёгкий поцелуй на лбу парня.       Джисон так любил Хёнджина, что готов был отдать ему своё живое и радостное сердце, заменив склеенное по осколкам и разбитое миллионы раз. А Хёнджин так любил Джисона, что готов был сделать всё, что угодно, лишь бы Хан не ненавидел его.       Они оба любили так сильно, что готовы были умереть друг за друга.