Монохром

      Такемичи поставила кружку с горячим зеленым чаем перед Майки; со второй, которую она держала за теплые бока — села напротив.       Что-то это ей напоминало; странное дежавю... Да, как раз тогда, в конце лета, когда Манджиро заявился к ней посреди ночи, они так же сидели на кухне, распивая чай. Тогда его волосы блестели влагой от света потолочной люстры и свободно лежали на обнаженных плечах, сейчас же были растрепаны, а резинка, удерживающая нелепый хвостик, висела на запястье.       Тогда между ними царили некая беззаботность и уют. Им было комфортно находиться вот так вдвоем, перекидываться ничего незначащими фразочками, шутить и смеяться.       А сейчас… — Извиняться не буду, — предупредила Такемичи. — Даже не жди.       Лучшая тактика — нападение. Такемичи хоть и хреновый боец, но достаточно насмотрелась на драки, чтобы применить ту же тактику в данной ситуации. — Я и не просил… — буркнул в кружку Манджиро. Он старательно избегал ее взгляда, сосредоточенно хмурил брови и выглядел даже немного раздраженно.       Определенно: различия были на лицо. В прошлый раз он воспользовался приглашением чувствовать себя как дома в полной мере, рассекая по ее дому в одном полотенце и даже не думая, что неплохо было бы одеться.       Что ж, тогда он считал ее парнем, а для их культуры — в порядке вещей не стыдиться чужой наготы, как и своей собственной. Относилось это, правда, лишь к людям своего пола. — Ага, только сидишь нахохлившемся воробушком, — подметила Такемичи, не сумев удержать веселых ноток в голосе.       Майки с раздраженным, громким выдохом, резко поставил кружку на стол. Жидкость в ней встрепенулась, но удержалась внутри, чудом не выплеснувшись на стол. — Да черт тебя дери, Такемучи! Че, так трудно быть как все остальные девчонки? — Без понятия, о чем ты, — со всем спокойствием сообщила она, так и не поняв претензии к себе.       Майки набрал в грудь воздуха, будто готовясь выдать гневную отповедь, но потом лишь махнул рукой, откидываясь на спинку стула и сползая немного вперед. — Ты просто невозможна! — усмехнулся он, запрокидывая голову и издавая тихий смешок.       А у Такемичи отлегло от сердца; он не злился, не сторонился ее, а вел себя с ней снова так же, как и всегда. Так что все его поведение можно было списать на банальное смущение и неловкость от нахождения с ней в одном помещении.       Не доломала, окончательно не испортила все, что только можно было испоганить. Только гордиться тут вовсе не чем. Такемичи уже не раз мысленно дала себе затрещину. — Имеешь в виду, что мне надо краснеть, бледнеть и заикаться в присутствии любого парня, который посмотрит на меня? — Ну, для начала.       Да, конечно, раньше, когда ей действительно было всего шестнадцать лет, именно так она и вела себя. Но с возрастом, когда твоя жизнь подбирается к четвертому десятку, все подростковые комплексы исчезают как-то сами собой.       Разумеется, Майки и знать не знал какие тараканы жили у нее в башке; Такемичи поперла против устоявшегося шаблона его привычного, понятного мира, в котором все девчонки непременно — милые и непорочные школьницы, и к ним еще надо найти ключик, дабы подступиться. А тут… неудивительно, что он не представлял как теперь себя с ней вести. Стоит, наверное, как-то оправдаться, сгладить неловкость, в конце концов. Потому что со стороны все это действительно выглядело, мягко говоря, очень неловко. — Ага, щас! Нет. Я же девочка-пацан, так что, чтобы на меня обратили внимание мне самой надо брать быка за рога.       Нет, вовсе не потому, что она пацанка, хотя для ее возраста и нынешнего положения со всех сторон завравшейся лицедейки, это оправдание тоже проходило; проявлять инициативу в отношениях девушки начинают только тогда, когда все твои подруги давно замужем, кто-то даже во второй раз; выбирают школу, куда отдать своего милого отпрыска, а ты стоишь в стороне, молча наблюдая за чужой семейной идиллией, и чувствуешь себя, если не совсем уж ущербной, то явно какой-то не такой. Ведь почему-то именно ты до сих пор не замужем, хотя вся такая умница-разумница… — И много ты уже взяла? — с хорошо угадывающимся намеком поинтересовался Майки.       Такемичи честно хотела сказать, что нет — немного, но вовремя вспомнила, что тех незадачливых ухажеров еще не было в ее жизни, поэтому она попыталась изобразить на лице хоть блеклое подобие стыдливости, раз уж Майки так настаивал на подобном поведении. — Ты первый, вообще-то, — буркнула она в сторону. — О, конечно, — нисколько не поверил он. Да и кто бы поверил?       Такемичи некультурно хлюпнула чаем, делая глоток из кружки и, подперев голову рукой, с улыбкой, даже без тени показного стеснения в глазах, взглянула на Манджиро. — Да ладно, тебе же понравилось.       Кажется, она окончательно решила убедить его в своей распущенности. И откуда только взялась эта несвойственная ей смелость? Почему в других, более важных, нужных моментах она мистическим образом покидает ее, а появлялась вот так внезапно, когда хорошо бы просто скромно потупить глазки в пол и притвориться, что в тебе еще есть хоть капля девичьей стыдливости. — Понравилось, — не стал отпираться Майки. — Но все равно ничего ты нормально сделать не можешь. — Давай-давай, ругай меня. — Эй! Тебе что… — но Майки захлопнул рот, не чувствуя в себе морального права говорить такое девушкам, и уж тем более той, которая каких-то пол часа назад ему дрочила. — Жить надоело? — любезно закончила за него Такемичи. — Нет. Вот сейчас впервые за долгое время я как никогда хочу жить.       Майки с удивлением посмотрел на нее. В этом испытующем молчании краски, хоть и разъедались привычной кислотой, но кое-где начали проступать пастельные тона, что уже само по себе вводило в некое недоумение. Откуда таким цветам было взяться в ее привычной унылости? Их не может, не могло попросту быть.       Но они были. Пока совсем маленькие, но слишком отчетливые и яркие: выделялись на общем мрачном фоне, чтобы их можно было принять за что-то другое. — Ладно, — пошла на попятную Такемичи. — В следующий раз, когда решу тебя совратить, то позову на свидание. Не знаю… завалимся в караоке, в клуб игровых автоматов… или куда, по-твоему, ходят нормальные парочки… — А, так мы уже парочка? — выцепил главное Майки.       Такемичи представила, как они заявляются под ручку на собрание Свастонов и не сдержала ехидного смешка. — Да, со стороны это смотрелось бы круто.       Майки понимающе усмехнулся, видимо, представив тоже нечто в подобном ключе. Но справедливости или упрямства ради заметил: — Только это я должен звать тебя на свидания.       Да-да, где-то глубоко внутри, под всей этой гопарской бравадой прятался настоящий джентльмен, с утонченными манерами и всеми прилагающимися положительными качествами. Оставалось до него только докопаться, в тайне уповая на то, что где-то в этом тихом омуте не затаилось что-то похуже.       Вот только Такемичи знала слишком хорошо, что может там отыскать, а посему не спешила бросаться в омут с головой. По правде говоря, ей не стоило делать ничего, что она по какой-то несуразной глупости сделала. Осталось только поговорить за любовь, за нежные трепетные чувства и тогда с чистой совестью можно сдавать свастонскую форму обратно на руки командиру, благо далеко ходить не надо. — Давай сочтемся на том, что сегодняшний день с заездом по городу и было свиданием? — нашла компромисс Такемичи.       Немного поразмышляв, Майки все же кивнул.       Такемичи улыбнулась. Ну вот, бессмысленное подведение итогов произошло, бессмысленное существование успешно продолжается. И, пожалуй, на сегодня уже хватит всяких потрясений — этот день и так был слишком долгим. — Ну, раз мы все обсудили, то я, пожалуй, пойду спать. — И прежде, чем он успел бы хоть что-то сказать в ответ, Такемичи быстро поднялась из-за стола, на ходу бросив: — Спокойной ночи.

***

       Такемичи беспокойно ворочалась с боку на бок, безуспешно пытаясь поймать ускользающий сон. Но усталости не было ни в одном глазу, хотя физически она ощущала себя совершенно вымотанной.       В очередную ночь она не могла уснуть, и присутствие в квартире кого-то знакомого, противореча всему здравому смыслу, не способствовало спокойствию.       Они так и не поговорили. Об Изане. Майки точно знал, где его искать и какой именно поддержкой тот обладал. Иначе не переживал бы так. Иначе бы не использовал акт дарение Такемичи мотоцикла (который, к слову, спокойно стоял себе в гараже около полутра месяцев), как предлог улизнуть из-под бдительного ока закадычного Дракена и не обсуждать проблемы насущные. А еще она умудрилась дать отличный повод не посвящать ее в свои дела и дальше.       Такемичи испустила раздраженный выдох, шевелением ступней, устраивая одеяло в ногах поудобнее.       То, что случилось между ними сегодня, что это: случайность или запланированная закономерность? Могло случиться так, что сознание шестнадцатилетней Такемичи объединилось с ее собственным, и ее желание сблизиться с Майки в романтическом смысле, нашло отражение именно в такой абсолютно неправильной, неуместной форме? Такемичи не знала ответ на этот вопрос и, если честно, не хотела разбираться еще и в этом. Было и было — черт с ним. Как-нибудь они оба это переживут и смогут двигаться дальше.       В какой-то степени это действительно было нужно Майки. В какой-то степени это нужно было и ей самой. Иллюзия того, что она не одинока. Иллюзия, что она кому-то нужна, что кто-то будет бороться за нее.       Очередной эгоистичный поступок в копилку общих сожалений. Не самый плохой, кстати.       А сожалений ли? Что ж, это покажет только время: испортила ли она своей спонтанностью их дружбу, перечеркнув тем самым все свои усилия и жертвы, или эта ситуация выльется во что-то, что в будущем поможет ей обуздать неукротимое безумие Манджиро Сано.       Черт, ладно, хорошо: ее цинизм объясняется точкой зрения взрослого человека, который не привык ожидать от отношений, в принципе, чего-то хорошего. Такемичи привыкла брать то, что ей было нужно от мужчин, а не ждать с милой, слащавой улыбкой, когда те сами сделают первый шаг. Так и старости дождаться можно…       Но Майки-то не был взрослым. У него не было того опыта и разочарования от вечных неудач, какие были у Такемичи. Наверняка, он видит то, что произошло между ними совершенно иначе и так просто из головы это не выкинет.       Такемичи бы точно не выкинула.       Но она и не мужчина. Держать ответственность за подобные вещи — это не по ее части. И, если верить Манджиро, то у него были какие-то отношения: хорошие или плохие — вопрос отдельный, безусловно интересный, но сейчас совсем неважный; главное, что не Такемичи оказалась первым разочарованием его личной жизни.       Это, как минимум, обнадеживало. А значит, на время самобичевание можно отложить и подумать о действительно важных вещах.       Но поток ее разрозненных мыслей прервал скрип дверных петель. Такемичи тут же подпрыгнула, всем корпусом разворачиваясь к двери. — О, хорошо, что ты не спишь, — сказал Майки, вместо положенного извинения за позднее вторжение. В комнату девушки, кстати. Голос его звучал ровно, со знакомыми нотками той очаровательной непосредственности, которая была присуща и простительна лишь ему одному.       Хотя… то, что он вот так бесцеремонно пришел к ней ночью в комнату — лишь очередное стирание границ. Очередное подтверждение того, что в ближайшее время их отношения не изменятся. Или они уже изменились и именно поэтому он здесь, потому что что-то там себе надумал? — Уснешь тут, — буркнула она. Майки, конечно же, воспринял это на свой счет. — Не могу спать без своего одеяла, — пожаловался он. Без спроса переступил порог, проходя в комнату, и завалился рядом с ней на кровать.       Такемичи пришлось подвинуться, дивясь подобной бестактности. Она попыталась выдернуть из-под Майки край одеяла, на котором тот так бесцеремонно разлегся, но потерпела поражение. Она сделала глубокий вздох, мысленно считая до пяти и веля себе успокоиться.       Что ж, ладно. Она застала его врасплох, и теперь он возвращает ей должок. Все честно. — Не думаю, что мое одеяло заменит тебе его. — Конечно же нет, — фыркнул в ответ Майки, будто Такемичи произнесла нечто богохульное. Сравнила святыню с помойным ведром. Ну да-ну да. Ханагаки не смогла сдержать легкой усмешки. — Тогда я даже предположить боюсь, что ты здесь делаешь…       Майки не сразу нашелся с ответом. Он прикрыл глаза, издав что-то между непонятным ворчанием и полным горести вздохом. — Телек у тебя накрылся, — признался он почти нехотя. И это было не удивительно: старенькая модель просто чудом выдерживала то количество игровых часов, которые компания хулиганов проводила за приставкой. — Хм… давно ему пора — на покой, — невпопад ответила Такемичи, снова ложась на кровать. Их плечи соприкоснулись, но ни один даже не предпринял попытки отодвинуться. Они так и лежали на узкой кровати, головами на одной подушке и смотрели в темно-серый потолок, на котором плясали и дрожали черные тени, словно трепыхающееся пламя, от света уличных фонарей.       Такемичи прикидывала, сколько у нее было денег и сколько она могла сократить из своих расходов, чтобы отнести телевизор в ремонт. А еще успеют ли его починить до приезда матери или будет проще купить новый?       Майки же явно думал о чем угодно, только не о том, что доконал ее телевизор и, что полагалось бы скинуться на починку.       Такемичи покосилась на него и с удивлением обнаружила, что он уже спал.       Спокойное, совершенно расслабленное выражение его лица, без привычных улыбок и легкого насмешливого прищура, делало Майки не похожим на самого себя.       Сюреалистичность происходящего, заставила Такемичи повернуть голову, с подозрением вглядываться в его лицо: казалось, что Майки не спит, а сейчас откроет глаза, привычно нахмурив брови, бросит что-то насмешливо-колкое и своим пугающим тоном пригрозит страшной расправой за то, что она смеет на него так непозволительно долго пялиться. Но ничего такого не происходило — Майки действительно уснул.       Не убранные в привычный хвостик волосы спутались, неестественно выделяясь на ее подушке светлым, воздушным пятном. Одна прядь упала ему на лоб, наискось закрывая глаз. Такемичи потянулась к его лицу, чтобы убрать эту мешающую прядку, но остановила, буквально одернула саму себя. Вместо этого, она укрыла Майки своим краем одеяла. То не закрывало его всего, оставляя без тепла правый бок, но лучше так, чем совсем никак.       Ведь сама Такемичи знала, что и этой ночью не сможет уснуть. Она будет думать о краже пистолета у отца Хинаты. Она будет размышлять, как лучше это сделать. Где Тачибана-сан хранил табельное оружие: дома или на работе? Если в офисе, то весь план пойдет насмарку. Тогда ей придется вернуться в будущее, вызнать у Наото, где можно было достать в это время нелегальное оружие, по какой цене и кто был надежным продавцом, который потом с легкостью не сольет контакты Такемичи кому не следует…       Думала Такемичи и о том, если все же ей удастся стащить пистолет у отца Хинаты: как быстро ее старик спохватится пропаже?       Такемичи села в постели, решительно мотнув головой. Нет, у Тачибаны-сана точно не стоит воровать пистолет. Баллисты без труда потом установят, из какого оружия был произведен выстрел, а там и Такемичи свяжут с двойным убийством. Приседать за решетку и всю жизнь провести в колонии она не была готова.       В таком случае вариант оставался только один: приобрести пистолет на черном рынке. Она продаст что-нибудь из дома: тот же телевизор, например, если, конечно, кто-то купит его как металлолом; возможно, придется расстаться и с подарком Майки. Такемичи было жаль даже думать об этом, но если это в будущем избавит Манджиро от всей монохромной тьмы, в которой он жил, то жертва будет оправдана.       Такемичи вздрогнула, выныривая из своих невеселых мыслей, когда рука Майки обхватила ее поперек туловища, а голова оказалась на ее коленях.       Он доверчиво прижался к ней, так и не проснувшись, очевидно, приняв ее сквозь сон за свое одеяло. Такемичи даже позабавила эта быстрая мысль.       Ему явно снилось что-то плохое; Такемичи видела, как подрагивали его ресницы, как он сильнее стискивал складки одеяла. Она опустила руку, невесомо зарывшись пальцами в его волосы, и осторожно, чтобы ни в коем случае не разбудить, принялась гладить, успокаивая. И это помогло — Майки расслабился и теперь просто спал, удобно устроившись головой у нее на животе.       Такемичи откинулась на спинку кровати так и продолжая гладить, перебирать волосы Майки. И думать. Мысли уносились вперед, в будущее, где все будет по-другому.       Она представила, что им по тридцать лет. Они встречаются, живут вместе, возможно, собираются пожениться. Такемичи готовит для Майки ужин, ждет его с работы… Она попыталась представить его в строгом костюме с дурацким галстуком, который она сама завязала ему, в тайне научившись этому мастерству по урокам на ютубе. Не получилось — в костюме. Только в безразмерном свитере, с выпирающими ключицами и впавшими щеками. И волосы были не светлые, а темные.       Сейчас легко представить эту картинку, оживить ее, перенести в реальность. Фонари на улице погасли, окрашивая волосы Манджиро в темно-серый. Да, было легко представить, что они прожили все эти годы рука об руку, победили всех врагов и отвоевали у судьбы свое долго и счастливо. И теперь, нежась в объятиях друг друга, с надеждой смотрят в будущее, ожидая от судьбы только ослепительно-ярких, солнечных дней.       Такемичи не сразу осознала, что плачет. Фантазия была столь сладка, сколь и запретна. Там, в будущем, их не ждало ничего хорошего, и если она не приложит усилия, если не победит свои страхи, то не будет солнечных дней, не будет яркости и никакой надежды.       И Майки в будущем тоже не будет.       Такемичи утерла рукой влажные дорожки с щек и, наконец, расслабленно выдохнула. Можно попробовать поспать хотя бы пару часов.       Этот день был самым лучшим и, пожалуй, самым странным в ее жизни. Такемичи поняла, что нисколько не жалела о том, что подалась своей сиюминутной блажи. Как-нибудь она сумеет обыграть ситуацию себе на пользу. Как-нибудь она докажет Майки, что между ними все останется по-прежнему, и вовсе не стоит испытывать в ее присутствие ложный стыд.       И кажется, Майки и сам это отлично понимал, раз пришел сейчас к ней. А может, он воспринял их спонтанное помешательство как начало чему-то новому? Ведь отчего-то он завел с ней тот странный разговор… Разумеется, Такемичи не ждала никаких признаний, ей в общем-то они были вовсе не нужны. Не дура, давно не девочка, чтобы не понимать, что причиной, по которой Майки позволил ей зайти так далеко, был банальный интерес, возможно, роль сыграло и доверие. Ну, и гормоны, само собой.       Немного осмелев, Такемичи коснулась подушечками пальцев щеки Манджиро, провела ими вверх — через висок снова к волосам, наконец, решившись убрать их с лица.       Майки зашевелился, устраиваясь головой на ее коленях удобнее, уткнулся носом в ее живот и что-то сонно пробормотал.       Такемичи улыбнулась, закрыв глаза. Она вдруг подумала о том, как много упустила в жизни, еще тогда, когда ей действительно было шестнадцать лет.