А за окном горели фонари

"И в уголках Наших улыбок такая горечь, Что стала ядом. И я Чувствую её день ото дня Проникающей в кожу, Но я верю, что всё же…"

Октябрь 1993 года. – Темочка, – укачивая на руках плачущего сына, шептала Тася, – Мальчик, ну что ты. Не плачь, – женщина прикоснулась губами к детскому лобику. Горячий. Пчелкина вздохнула, сохраняя ритм покачивания и поспешила на кухню на поиски градусника. Конечно, она морально пыталась подготовить себя к этому, но не знала, что будет так…страшно. Когда твой ребенок плачет, а ты никак не можешь его успокоить, это заставляет сильно нервничать. Мама предупреждала, что, когда у малышей режутся зубки, такая реакция может быть. Хоть и не у всех. Но Тема в число этих счастливчиков не попал. И вот уже второй день он капризничал, плохо кушал. И не переставал нагреваться, как маленькая печка. Тася зажмурилась, сдерживая непрошенные слезы. Детский плач наждачкой царапал сердце, вибрировал в перепонках, играя на и без того расшатанных нервах. После истории с другом Белого жизнь всех в бригаде свернула не туда. Все то хорошее, правильное, что успело выстроиться за последние несколько месяцев, похоронилось вместе с телом Фархада. И сейчас, пока Саша был в Таджикистане, Космос, Валера и Витя пытались не дать рассыпаться тому, что у них осталось. Параллельно пытаясь выяснить, кто замочил их…друга? Делового партнера, так будет точнее. Или все-таки нет? Во всей этой мешанине крови, смерти и двойных игр очень тяжело понять, кто на самом деле тебе друг. Порой задумываешься, может ли человек, который был рядом всю жизнь, завтра всадить тебе нож в спину? Поиметь с тебя все, что можно, и оставить истекать кровью в подворотне, как кусок мусора? Можно ли доверять самым близким? Или лучше доверять тем, кто только пришел, купить их верность и уповать на то, что никто не даст им больше? Может такая верность надежнее? А может верности нет совсем. Витя был зол в последнее время почти постоянно. Сказывалось нервное напряжение и тот факт, что все говно «Курс Инвеста» в своё отсутствие Белый скинул на него. Приходилось думать за себя, за того парня и еще кучу народу, решая возникающие проблемы… И откуда только они вылезают? Но был куда более важный вопрос: кто прирезал Фару? Идея Белого поехать к родичам таджика казалась Вите смешной и необдуманной. На него же первого подумают. И никакое Сашино красноречие ему не поможет, никакие проникновенные взгляды не уберегут дурака от пули в лоб. Но это было его решение. Витя бы, наверное, не смог. Он бы не рискнул всем, когда у него только-только родился сын. Но Витя – не Саша. Он уже давно не ставит дело превыше всего остального. По крайне мере пытается не ставить, но получается не всегда. В последнее время у Вити как будто открылось второе дыхание. Он работал, как заведенный. Но кроме постоянной злости и рычания на подопечных, больше ничего не было. Не было усталости, не было желания все бросить. Он вошел в раж, представляя себе, как скоро, вот совсем скоро, чернуха начнет приобретать для них все более и более светлые оттенки. На время Вите даже пришлось отложить свои собственные планы, про которые он не забыл, нет. Но он не спешил. Нужно было так много продумать, так много сделать. Но самого ценного ресурса – времени, не хватало. Перечеркав очередной документ, Пчела бросил ручку на стол. Поувольнять бы всех к чертовой матери. Вроде люди с образованием, а пишут такую херню. Начальник встал, прошелся по кабинету, а потом выглянул в приемную. – Люд, не в службу, а в дружбу, организуй чайку, – попросил он девушку. Та с готовностью закивала и поспешила исполнять. Даже она, сторонний человек, заметила, что все ее начальники стали другими. Она уже не воспринимала их так, как в первые дни – захватчиками, жестокими тиранами, которые ради шутки, ради запугивания, готовы были надругаться над ней. Поработав с ними бок о бок, Людочка сменила о них мнение в противоположном направлении. Особенно о Космосе… но об этом позже. Когда девушка принесла горячий напиток боссу, тот крутил в руках мобильный. Решил сделать небольшой перерыв и набрать жене. Но на той стороне трубку взяли не с первого раза. Витя набирал трижды. И даже начал барабанить пальцами по столу, отстукивая нервный ритм. На четвертый раз трубку сняли. – Тась, ты чего так долго? – тут же возмутился муж, но ответом ему стал детский плач. Он потер глаза рукой. Дурак! Эй там и так не сладко, а ты голос повышаешь по херне какой-то. Пока на том конце провода шебуршали и уговаривали ребенка хоть немного успокоиться, Витя сто раз пожалел, что позвонил. – Вить, что-то случилось? – спросила супруга. – Нет, – он растерялся, – Хотел узнать, как у вас дела. Но, кажется, без изменений. Все еще температурит? – участливо спросил муж. Ответом был длинный выдох. – Хочешь, я приеду? – спросил Витя. – Нет, не надо, – отозвалась Тася, – Просто… просто не задерживайся вечером, хорошо? Вите стало некомфортно от этой усталости в голосе. Он старался помогать Тасе дома, как мог. Но все равно львиная доля забот лежала на ней. Космос как-то сказал, что не понимает, отчего Витя так парится. В конце концов, это же их обязанность – сидеть дома и воспитывать детей. Вите тогда сильно захотелось пересчитать брату зубы. На защиту встал Фил, сказав, что Кос сам не женат, а потому нихера не понимает. И вообще, ему лучше не лезть. Холмогоров с ними потом пару дней не разговаривал. – Я проверю контракты и приеду пораньше, – пообещал Пчела. – Хорошо, – бесцветно согласилась Тася. – Я люблю вас, – по тону было непонятно, это утверждение или вопрос… Как будто он ждал от нее какого-то одобрения, знака. – Да, и мы тебя, – она отключилась. Это был первый колокольчик, возвестивший Вите о том, что с женой что-то не так. Такое состояние проявлялось у Таси все чаще в течении следующего года. С переменным постоянством, Витя иногда ловил себя на мысли, что Тася изменилась. Порой она была веселая, улыбчивая девушка, так похожая на себя в прошлом. До того, как связала свою жизнь с бандитом Витей Пчелкиным. Она занималась сыном, радовалась каждому его достижению. Чуть не заплакала, когда он впервые выдал невнятное «мама», пытаясь дотянуться до висящих над ним игрушек. С восторгом готовилась к его первому дню рождения. Складывалось впечатление, что Артём – ее единственная радость в жизни. Ее отдушина, ее причина просыпаться по утрам. Но раньше этих причин было две. Раньше радоваться жизни ее заставлял и Витя. Но… что-то изменилось. И на каждый вопрос, на каждую попытку поговорить и понять, она отвечала ему улыбкой. Только не такой, как раньше. Искусственной, ненатуральной. Дежурная фраза «все в порядке» и поцелуй. Но тоже дежурный. Без эмоций. Без чувств. Без тепла. Витя не сразу понял, насколько его это тревожит, а когда понял… было поздно. В тот день они приехали в гости к его родителям. Было воскресенье, конец августа 1994 года. Уже подросший, Тема восседал на коленях у дедушки и увлеченно листал с ним книжку сказок, больше рассматривая яркие картинки, нежели слушая техническое чтение Павла Викторовича. Витя, закатав рукава на рубашке, орудовал отверткой, приводя в порядок старый шифоньер своих стариков. Он скрипел, как в страшных фильмах и все время наровил расстаться с дверцами. Покупать новый Пчелкины старшие наотрез отказывались, тогда Пчела решил хотя бы попытаться починить то, что было. – Вот, папа у тебя не такой безрукий, как в юности, – приговаривал Павел, иногда простреливая взглядом на Витю. Ребенок угукнул и ударил ладошкой по страничке, требуя внимание деда. – Ну, бать, яблоко от яблоньки, – не отрываясь, хмыкнул Витя, – Помню, как ты нам с парнями в школе чинил нашу беседку после того, как на нее дерево упало. Мы же тогда так пытались помочь. Да только под ногами мешались. Павел Викторович засмеялся. – Да, помню, как Фил на себя чуть балку не обрушил. Я тогда испугался – жуть. Шутка ли, чужого ребенка погубить, – закивал он, – А сейчас вот смотрю на вас и думаю… Может мы вас где-то упустили? Витя такого поворота не ожидал. Они с родителями никогда не касались этой темы. Вообще никогда. Витя приносил домой деньги, обеспечивал стариков всем необходимым, но никогда не вдавался в хоть малейшие подробности. Черт, он с Тасей этот вопрос закрывал несколько лет! Не хватало еще мать с отцом откачивать каждый раз, когда он трубку не берет, или по новостям очередной «громкий» репортаж. Хотя, откровенно говоря, последние месяцы Тася не поднимает эту тему. Не пытается что-то у него узнать, не говорит, что волнуется. Она просто ждет его, иногда до глубокого вечера, но, когда за ним закрывается входная дверь, выключает свет и ложится спать. По крайней мере, Витя так думал. – Бать, ты чего это? – уточнил он. Может Тася устала капать на мозг сама и решила действовать через родителей? – Ничего, – вздохнул Павел Викторович, поглаживая внука по головке, – Все у вас вроде, дети, хорошо. Но как-то сердце стариковское не на месте. Страсти все эти, как телевизор не включишь, страшно становится. – Так вы не смотрите шлак этот, – Витя напустил на себя беззаботный вид, возвращаясь в ремонту, – "Поле чудес" смотрите, не знаю, на Якубовича без смеха не взглянешь. КВН на худой конец. Ну, что-нибудь позитивное. Слушай, а может, давайте я вас с мамой в Крым отправлю? В санаторий. Отдохнете, – предложил Витя. – Ишь ты, – хмыкнул Пчелкин старший, – В санаторий. Санаторий, это хорошо, но спасибо, мы лучше тут. Тут в комнату вошла Алла Дмитриевна и стала рыться в коробке с таблетками. – Алл, тебе плохо? – уточнил супруг, выпрямляясь в кресле. – Нет-нет, – покачала головой Пчелкина, – Это я для Таси. Она бледная совсем, не ест ничего. И, говорит, голова уже несколько дней болит. Витя поднял на мать взгляд. Вот это новости. И он не заметил? Не заметил, что любимой женщине плохо? Какой же он муж после этого? В сознании вспышками стали мелькать сцены последних месяцев. Головные боли. Тася иногда жаловалась на затяжные приступы мигрени. А еще Витя замечал, что ночами она плохо спала. Или не спала вообще. Думая, что Витя не видит, она уходила по ночам в детскую и сидела там со спящим Темой. Но то было время, когда в бригаде был хаос, Витя списал это на переживания. Но это повторялось и позже. «Полнолуние», – сказала ему как-то Таисия, пожимая плечами, когда он задал вопрос в лоб. И он, осел, поверил, решил не теребить. Видимо зря. Витя встал и пошел на кухню, где с чашкой уже остывшего чая, сидела Тася, опустив голову на пальцы и плотно закрыв глаза. Пчела присел рядом, аккуратно убирая прядь ее волос с лица. От его прикосновения Пчелкина вздрогнула и подобралась. – Малыш, ты чего? – грустно спросил Витя, находя ее руку и сжимая пальцы, прикасаясь к ним губами, – Плохо себя чувствуешь? Хочешь, домой поедем? Тася отрицательно покачала головой и выдавила уже свою дежурную легкую улыбку. – Просто голова разболелась, – она погладила мужа по щеке, – Все в порядке. Витя всматривался в ее глаза, пытаясь понять, говорит ли она правду. Хотя, с чего бы ей врать? Она никогда его не обманывала. И Витя поверил. Он подался вперед и нашел ее губы. Поцеловал нежно, бережно. И не почувствовал отдачи. Опять. Отстранился и с грустью посмотрел на жену. Хотел было что-то сказать, но в кухню вернулась мама с таблетками. – Ну ка, Тасенька, выпей, – Алла Дмитриевна поставила перед невесткой стакан воды и пару белых таблеток. Пчелкина закинула лекарство в рот и запила теплой водой. Может, хоть это поможет ненадолго избавиться от этой изматывающей боли? Как будто внутри поселилась стая дятлов, планомерно пробивая дыры в черепе. Из комнаты донесся Темин смех. Раньше он был, как бальзам на душу. Сейчас же отдавался болью в гудящей голове. И эти Витины глаза напротив. Смотрит на нее так внимательно, кажется, даже волнуется. А вот она уже давно не волнуется. Ее ничего не трогает, ничто не вырывает из сердца маленькие кусочки, заставляя его болезненно сжиматься перед каждым ударом. Все же хорошо. Все как всегда. Тася закрыла глаза. Сейчас бы прилечь. Но уснуть она не сможет. Снова. Которую ночь она безуспешно пытается заставить свою голову отключиться, заглушить мысли и поспать. И даже Витино присутствие не помогает. Не приносит того утешения, того чувства спокойствия, защищенности. Витя еще немного посидел в кухне, с каждой минутой все больше хмурясь. Чем больше он думал, тем больше его тревожило Тасино состояние. Что-то точно было не так. – Тася, пойдем, приляжешь на диване, – Витя приобнял жену за плечи, – Тебе отдохнуть надо. Подумав, Тася согласилась. Пчелкин проводил супругу до зала, принес из родительской спальни подушку и уложил женщину на диван. Тася подмяла подушку под голову и прикрыла глаза. Тема, наблюдая за родителями, повернулся к деду, вытянул ручку в сторону мамы и с вопросительной интонацией выдал: – Ма? Павел Викторович поудобнее усадил внука на коленях. Витя погладил Тасю по плечу, а потом подсел ближе к сыну, беря его на руки. – Мама устала, сынок, – сказал он, целуя сына в щечку, – Маме надо отдохнуть. Ну-ка, где там твоя книжка, давай-ка почитаем. Пока мама отдыхала, Витя с головой ушел в игры с сыном, при этом стараясь сильно его не бесить, чтобы он не громко кричал. Но то и дело пронзительный смех наполнял квартиру Пчелкиных старших, вызывая теплую улыбку на лицах стариков. – Витинька, давай я пойду пока погуляю с Темочкой, мне все равно надо до магазина дойти, – через какое-то время предложила Алла, откладывая вязание. Тася, услышав это, подорвалась было одевать сына. Витя успел перехватить ее и уложить на место. – Я сам. Отдыхай, – он погладил жену по волосам. Павел Викторович тоже решил прогуляться, а потому вскоре они остались в квартире одна. Закрыв дверь, Витя вернулся в зал и присел рядом с Тасей на диван. Она, кажется, стала еще бледнее. Витя на всякий случай потрогал ее лоб. – Милая, как ты себя чувствуешь? – тихо спросил он. – Голова болит, – не открывая глаз, ответила Тася. Странно, за такое время, должна была уже пройти. – Может давай я доктору позвоню? – предложил Витя, – Мне не нравится твоё состояние. Ты перетрудилась, говорил парням, чтобы… – Вить, я в порядке, честно. – А мне так не кажется. Почему ты скрываешь от меня, что тебе плохо? – Пчелка, – Тася нежно провела рукой по руке мужа, – Не о том жужжишь. У тебя и так дел куча. – Мое единственное дело – это вы с Артемом, – очень серьезно возразил Витя, – Нет ничего важнее. Ты меня поняла? – Тася смотрела на эти морщинки, появляющиеся у него на лбу, когда он хмурился, и улыбнулась. – Поняла, – она переплела с ним пальцы. – Так что еще болит? – вернулся к своему вопросу Витя. – Ничего. Только голова. Но болит очень давно, почти не переставая. – Ты поэтому не спишь? – вздохнул Витя. – Нет… не знаю. Просто не могу. И есть не хочу. Ничего не хочу. Хочу тишины. Витя сжал челюсть. Она так спокойно об этом говорит. А он, болван, даже не замечал, что ей плохо! Она всю себя отдавала сыну и ему, Вите, что на себя у нее не осталось сил. И молчит. Как будто не понимает, что скажи она хоть слово – он бы бросил все ради нее. И пофиг, что ему только начало удаваться втемяшить Белому в голову мысли про легальный мысль. Пофиг, что некоторые проекты они уже почти перевели в белую бухгалтерию в тестовом режиме. Все шло по очень хрупкой, но все-таки лестнице вверх. Неужели Тася испугалась отвлечь его от этого? Глупенькая. – Тась, может все-таки врача? – спросил Витя, заметив, что жена снова закрыла глаза. Только в этот раз она долго молчала. Очень долго. – Тась? – позвал Витя. Поначалу он подумал, что она задремала, но что-то тревожно кольнуло сердце. Он потряс любимую за плечо, но она не отреагировала. Даже звука не издала. Витя тревожно взял ее лицо в ладони и легонько постучал по щекам. Ноль реакции. И вот тут Витя испугался не на шутку. Страх парализовал разум, сковал все тело. Витя не сразу вспомнил, что надо вызвать помощь. Приехавший доктор смог привести Тасю в чувство, отчего с Витиного сердце упал целый астероид. Но, по рекомендации врача, Тасю на ночь забрали в больницу, чтобы установить причины такого состояния. Тем вечером Тема остался на ночь у Пчелкиных старших. Из больницы Витя поехал домой. В темной комнате было как-то слишком тихо. Даже через распахнутое настежь окно не доносилось практически никаких звуков, кроме чуть слышного дуновения ветра. Витя сделал очередную затяжку, стряхивая пепел в стоящую рядом пепельницу. Взгляд его упирается в фонарный столб во дворе. Смешно, но фонари стали для него чем-то символическим. Их мягкий желтый свет сопровождает его уже много лет, пробуждая внутри массу воспоминаний. Мысли медленно перетекают одна в другую, не формируясь во что-то конкретное. Рядом, на спинке стула, висит слегка мятый серый кардиган крупной вязки. Ее кардиган. При желании можно уловить аромат ее мятного шампуня, который она так любила. Пчелкин протянул руку и коснулся мягкой поверхности. Сжал пальцы, стянул вещь и уткнулся в нее носом. Запах сладкой мяты наполнил легкие, разъедая похлеще любого табачного дыма. Странно, но здесь, сейчас, стоя вот так, посреди пустой темной комнаты с ее призраком в руках, он не ощущал той изматывающей тревоги и ноющей боли где-то слева. Ведь у нормального человека сердце слева? Ведь у нормального человека вообще есть сердце? С ней он стал «нормальным». Она смогла починить то, что годами считалось безнадежно сломанным. Бракованным. Да, именно. До встречи с ней он был бракованным. Он не знал, не понимал, как один человек может заменить тебе все. Быть дороже всех богатств. Быть нужнее, чем воздух. Витя всегда скептически относился к самому понятию «любовь». Он знал только плотскую часть этого понятия, не придавая значения духовной. А эта рыжая Улыбашка так бесцеремонно ворвалась в его мир и все там перевернула. А он так бездарно и методично рушил ее жизнь. Но кто ж знал, что их связывает намного больше, чем неподдающаяся логике любовь и ребенок… Может, это называют судьбой?