А за окном горели фонари

"Твои океаны - Мои водопады! Если будет надо, Я за ними буду в воду падать."

Витя заглушил двигатель и устало откинулся на спинку сидения. Тишина приятно звенела в ушах после целого дня гула офиса. За весь день ни одной тихой минуты. В Москву в очередной раз приехал Фархад, который в последнее время мотается между Москвой и домом, как заведенный. Судя по всему, его семья хочет расширять бизнес. И снова взять их в долю. Только Саня не очень-то рад такой перспективе будущего сотрудничества. Хотя это все пока так, на уровне «может быть». Но как бы там ни было: одно дело толкать наркоту транзитом, совсем другое – пустить товар в оборот тут. Саша, для очистки совести, если она у него имеется, попросил Витю прикинуть, что они с этого поимеют. И кто с этого может поиметь их. Как бы ни пытался, Пчеле пока не удавалось донести до непробиваемого сознания друга одну простую вещь – так долго продолжаться не может. Разумеется, говорить такие вещи прямо – бесполезно. Эту мысль надо доносить постепенно, но это «постепенно» растягивалось во что-то невозможное. Виктор прикрыл глаза. В полутьме салона, без каких-либо звуков, он чувствовал себя, как в вакууме. Как было бы хорошо продлить это чувство. Хотя бы минут на 10-15. Просто побыть вне всего. Но тут же в черепную коробку ударилась другая мысль. «А ведь есть место намного лучше. Где ты действительно хочешь сейчас оказаться». Пчела медленно выдохнул и открыл глаза, находя взглядом окна своей квартиры. Свет. Мягкий желтый свет приветливо звал его вернуться домой. Дом. Дома хорошо. Тепло. Спокойно. Безопасно. Пчелкин провел рукой по лицу. «Соберись, тряпка. Твоя усталость всем до одного места. Возьми себя в руки и выметайся из машины». Посидев еще пару минут, Витя все-таки вышел из автомобиля, держа под мышкой рабочую папку. Если будет настроение, может он еще немного поработает вечером. Хотя… нафига оно ему сдалось? Не задумываясь, Витя снова открыл машину, закинул папку на заднее сидение и без зазрения совести запер ее там. Хватит, дома есть дела поприятнее. Квартира встретила его светом и приглушенным журчанием воды в ванной. Из детской раздавались звуки детской карусельки. Тася по первенству причитала, что это слишком дорогая вещь, но Вите хотелось для своего сына все самое лучшее. И хотя малыш пока еще не понимал, звуки музыки, кажется, ему нравились. Он даже, кажется, глазками следил за проплывающими мимо зверушками. Хотя понятно, что он пока не понимал. Но мать чувствовала - сыну нравится. И в итоге жена признала, что вещь в хозяйстве полезная. Пчелкин скинул пиджак и по привычке встал в дверном проеме. Он не устанет любоваться этой картиной. Темка лежал в кроватке, засунув кулачок в рот и посасывая его. Тася суетилась возле шкафа, готовя одежду для сына после купания. Она даже не услышала, как Витя вернулся домой, поэтому, обернувшись и увидев его фигуру в дверях, вздрогнула. – Господи, – выдохнула она, – Ты как так тихо? Витя пожал плечами, не сводя ласкового взгляда с месячного сына. Тася подошла и поцеловала мужа в губы, заставляя его переключить внимание на нее. Его руки по хозяйски легли на ее талию. Тася чувствовала его напряжение, его каменные плечи под своими ладонями. Он был, как глыба. Собранный, скованный. Пчелкина привстала на носочки, кладя теплые ладони ему на шею. Ей так хотелось хоть немного его расслабить. И Витя немного оттаял. Плечи его немного опустились, движения стали более плавными. Артём, решивший, что и он заслуживает отцовского внимания, напомнил о себе громких аканьем из колыбели. Витя не смог сдержать улыбки, отпуская жену и склоняясь над ребенком. – Ну что, дружок, – он осторожно взял его кулачок в руку и еле-еле потряс, – Ты хорошо себя вел? Маму не обижал? Тема, услышав голос папы, повернул к нему личико. Витя все время тонул в его больших, пока еще металлически-серых глазах. А Артем каждый раз смотрел на папу, как в первый раз. С интересом, изучая. Конечно, мама то с ним каждую минуту. А папа – только вечером. Витя поднес крохотные пальчики к губам. Такой хрупкий, такой беззащитный. Для него весь мир сейчас такой большой, такой новый. И такой волшебный. Жаль, что взрослые не смогли сохранить для себя это волшебство. Но они могут приложить все силы к тому, чтобы продлить для своих чад эту сказку. – Ну что, кто идет купаться? – Тася вернулась в комнату с большим полотенцем. – Я помогу, – Витя подсунул большую ладонь под головку, поднимая сына на руки, – Ну пойдем, водолаз. Папка не смог, может, хоть ты мою мечту исполнишь. – Какую мечту? – удивилась Тася, вынимая из ванночки градусник и откладывая его на тумбочку в ванной. – Да я в детстве мечтал стать водолазом,– кивнул Витя, когда Тася опустила Артёма в теплую воду, – Помню, когда на даче у Царевых тусовались в юности, я нашел маску, трубку, ласты и сразу на речку погнал. Ночь, темень, не видно ничерта, – рассказывал он, поддерживая сына под спину, пока Тася омывала его водой, – Парни за мной, орут «Не иди, дурак, утонешь». А мне пофиг, я уже прям представил, как заныриваю в воду. Пчелкина смеялась, слушая юношеские байки Вити. Такие моменты в последнее время были не такими частыми. Оттого становились намного ценнее. – И что, нырнул? – спросила она. – Ага. Только не в речку, а в ближайший овраг. В темноте не увидел, летел – будь здоров. Пацаны меня домой чуть ли не несли. Руку сломал. А мог и шею свернуть, – хмыкнул он. – Нет, мы как папа делать не будем, – ответила Пчелкина, Артем в ответ засопел, – Вот, сын согласен. – Нет. Он будет лучше, – вдруг серьезно произнес Витя. Тася, закончив с водными процедурами, перенесла Артема на столик, укутывая в махровое полотенце. – А у нас и так папа самый лучший, – не поворачиваясь к мужу, произнесла женщина, – Глупости говорит, да, милый? – она взяла в руки штанишки, – Мы папу любим, да, Темочка? – сын крякнул, – Да, мой хороший. Витя смотрел на ее спину, качая головой. Боже, чем он ее заслужил? Где бы он был, если бы она не выводила его на свет? Ясно где…увяз бы в пучине разврата, вел бы разгульный образ жизни с шлюхами и бухлом. Весело? Весело. Но противно, аж зубы сводит. Он мог не познать этого умиротворяющего чувства, которое дарила ему супруга. Никакого спокойствия мятежной душе. Пока Тася укладывала Артема, Витя наспех закинул в желудок пару котлет и, не раздеваясь и не включая свет, упал на кровать в спальне, потирая лицо руками. В детской Пчелкина напевала какую-то мелодию, укачивая сына. Витя прислушался. Он раньше не слышал, чтобы любимая пела. И как он раньше не обращал внимания на то, какой у нее мелодичный голос? Звук приблизился, Тася стояла с Темой на руках в дверях их спальни, и смотрела на мужа. Витя же смотрел в потолок. Малыш, накупавшись и пригревшись, уже спал, но Тася все еще тихонько баюкала его. – Я соскучилась, – вдруг сказала она. Витя сел. Прошелся глазами от ее лица, по фигуре, и обратно. Сердце забилось чаще. Они так долго не были вместе. Но сейчас было не время. Пока нельзя… Но, черт, как хочется! Тася переживала из-за этого, хотя и не признавалась никому. Зная мужа, она боялась, что рано или поздно его природные инстинкты, его заложенные природой желания возьмут над ним верх. Но Пчела удивлял ее. – Еще немного, – шепнул он в ответ, вставая, – Но я все равно кое-что могу для тебя сделать, – он обошел ее со спины, убирая распущенные волосы с ее шеи и нежно целуя. Руки его опустились ей на плечи, удерживая на месте, но не причиняя никакого неудобства. Только наслаждение. Губы Вити нашли впадинку у нее за ухом, огнем обжигая нежную кожу. Тася вспыхнула, закусывая нижнюю губу. – Я думаю, Тема уже спит, – шепнул Витя ей на ухо, намекая, что мальчика можно уложить в кроватку. Тася второй раз спрашивать не стала. Отнесла сына в соседнюю комнату, уложила в кровать и, оставив все двери открытыми, вернулась в темную спальню. Витя уже избавился от надоевшей рубашки, встретив супругу в одних джинсах. От этого зрелища у Таси перехватило дыхание. Витя протягивает руку, берет ее за запястье и притягивает к своей груди. Губы его находят ее и обрушиваются волной удовольствия, дразня сознание. Пчелкина гладит ладонями мужскую грудь, ощущая, как ускорился темп его сердца. Ее собственное сейчас отбивало такой темп, что пульсация отдавалась в кончиках пальцев. Но на губах Витя долго не задерживается, разворачивая жену к кровати. Горячие губы спускаются ниже, по шее, спускаясь к впадинке ключиц. Следом за ними расцветают огненные цветы оставленных поцелуев, распаляя желание где-то внизу. Пчела не пропускал ни сантиметра женской кожи, покрывая его поцелуями, исследуя его руками, сжимая желанное тело в крепких объятиях. Тася буквально тонула в его поцелуях, в его ласке, в его любви. И ей так не хотелось выныривать наружу. С губ слетел тихий стон. Витя быстро расправился с поясом халата, скидывая ненужную вещь на пол. Быть с ней он не сможет, но любоваться ее телом никто не может ему запретить. Тася смотрит на него потемневшими серыми глазами, лукаво улыбаясь. Она дразнила его, сводила с ума, испытывала выдержку. – Не делай так, – тихо попросил он, – Я не железный. Я так по тебе соскучился. Тася прикрыла глаза, боясь утонуть в его синеве. Она отдалась его рукам, его губам. Его воле. И, черт, был бы он чуть менее сдержан, он бы сделал то, о чем грезил несколько месяцев. Но когда руки его легли ей на живот, Витя слегка отстранился. Всмотрелся в ее покрасневшее лицо. Растрепанная, глубоко вдыхая, отчего грудь так близко к его груди, смотрит на него и улыбается, поглаживая маленькими ладошками его плечи. Витя сделал над собой усилие. Нельзя. Не сейчас. Он наклонился и поцеловал ее живот под пупком. С небольшой долей удовольствия почувствовал, как она вздрогнула и увидел волну мурашек на ее коже. Значит, тело ее еще помнит. – Скоро, малыш, – пообещал он, возвращаясь к ее губам,– Я подожду. – Я люблю тебя, – Тася взяла его лицо в свои ладони, – Я очень сильно люблю тебя. – И я тебя, – Витя накрыл ее ладонь своей рукой, другой накручивая мягкий локон на палец. Так они полежали немного, в объятиях друг друга, слушая тишину и стук двух сердец. Эйфория прошла, и Витину голову снова наполнили тяжелые думы. Он воздвиг замок из песка, думая, что строит из камня. Один прилив, одна волна, и все, что он выстраивал с таким трудом, смоет. И зачем тогда все это было? – Тась, – тихо произнес он, рассматривая потолок, – Я хочу открыть свое дело, – выпалил он, – Выйти из игры. Тася удивленно приподнялась на локте и посмотрела на мужа. Она много раз просила его об этом, но никогда не думала, что он всерьез задумается об этом. Ей всегда казалось, что ее слова улетают в пустоту. – Я рада это слышать, – произнесла она, – Но… ты уверен? – Ну, это будет не быстро. И, возможно, даже не с первого раза, – вздохнул Витя, – Но да. Я устал. Я очень устал. Тася подтянулась и устроилась на груди Пчелы. Он обнял ее одной рукой, прижимая к своему телу. Ее поддержка сейчас была ему очень нужна. Он знал, что, если действительно займется этим, сложностей будет море. А может и вообще, уже поздно бежать с корабля. Но Пчеле не хотелось еще глубже вязнуть в грязных схемах, черных бухгалтериях, темных делах. Сначала ему это кружило голову: большие деньги, власть, статус, опасность. Это будоражило кровь, давало адреналин, которого так не хватало юному бандиту. Но он уже не зеленый мальчишка. И ему, наконец-то, есть, за что бороться. И есть, что терять. А еще его немного пугало то, что чем больше он погружается в этот мазут, тем сложнее ему не думать об этом. Не ждать следующей разборки, когда можно стоять с кольтом в руке, ощущая силу холодного металла. Жажда крови все больше ударяла в мозг, рисуя картинки несостоявшихся казней за предательства, сценарии "подмятия" под себя конкурентов с огнестрельным аргументом в руке. – Ты справишься. И ребята, я уверена, тебя поддержат. – Давай пока не будем им говорить, – тут же ответил Пчела, – Я расскажу им позже. Когда это будут не просто слова. Хорошо? Тася кивнула. Лёд тронулся. И она впервые за долгое время увидела лучик надежды на то, что все у них действительно будет хорошо. Но одному лучику не под силу разогнать весь мрак, скопившийся за это время.