А за окном горели фонари

"Тусклый рассвет в холодном окне, Время конвейерной лентой. Всё, что сейчас происходит во мне Тоже является частью Вселенной."

– Ну а имя, имя уже выбрали? – задала очередной вопрос Евгения по телефону, уже двадцать минут занимая телефон дочери. – Артём, – ответила Тася, нежно улыбаясь, глядя на спящего на руках сына, прижимая телефон к уху плечом, -Мам, он так на Витьку похож,– Тася всхлипнула. Уже второй день она не могла нарадоваться на свое маленькое чудо. Ей так не хотелось выпускать его из рук, даже когда медсестры забирали его на ночь, чтобы мама могла немного отдохнуть. Будь ее воля, она бы не спала вообще, любуясь этими маленькими пальчиками, пухлыми щечками. – Ну доча, – на том конце провода была слышна улыбка, – Ну ты чего? Кто же плачет, когда счастье такое? – Так я от счастья и плачу, – вздохнула Пчелкина. В дверь тихо постучали, и в проем всунулась блондинистая голова Тамары. Увидев подругу бодрствующей, она радостно улыбнулась и тихонько вошла, стараясь не сильно шуршать пакетами. – Ой, мамуль, тут Тома пришла. До завтра. Папе привет, – тут же пробормотала Тася, кивая подруге, что уже заканчивает разговор. Рощина старшая попрощалась и отключилась. Таисия одной рукой прижала малыша к себе, второй быстро убрала телефон на тумбочку и снова удобно взяла ребенка. – Ну привет, – Тома быстро поцеловала подругу в щеку и аккуратно погладила мальчика пальцем по щечке, – Как вы тут? – Спим, – Тася уселась в кровати повыше, – Покушали, теперь можно и подремать. – А ревешь чего? – вздохнула Филатова, отчетливо видя влажный след на лице подруги. – Не знаю. Эмоции, – вздохнула Тася, – Никак не поверю, что все это правда. У меня такое чувство, что я сплю, Том. И что это хрупкое волшебство просто пуф, и исчезнет. – Дурашка, – Тамара достала из пакета пару яблок, бананы и пачку сока, – Я тебе тут немного вкусненького принесла. И вещички, как ты просила. С Витей половину коробок обыскали, пока нашли на выписку комбинезончик. – Смотри, Тёмочка, вот твоя фея-крестная, – улыбнулась Тася, – Чтобы мы с тобой без нее делали. Папка твой совсем, кажется, растерялся. – Да, Витька сам не свой, – Тома подставила стул к кровати и села, – Не знаю даже, кто из вас больше сейчас меня пугает и умиляет одновременно, – Филатова вздохнула, – Он так вас ждет домой. – Ничего, завтра уже вернемся. Если честно, я бы и сегодня уехала, но Катя перестраховывается. Зачем только, непонятно. Но ей виднее, – ответила Тася. Тамара с какой-то светлой грустью смотрела на ребенка в руках подруги. Пчелкиной стало горько за Филатову. Они с Валерой, как никто, заслужили такое счастье, как малыш. Но кто-то сверху все никак не мог расщедриться им на такой подарок. Тасю даже немного уколола совесть. Хотя это было глупо, но все равно, ей хотелось лучшего для друзей. – Хочешь подержать? – предложила она, – Пусть сразу привыкает к крестной маме. Филатова подняла на Тасю вспыхнувший взгляд. В ней было так много нерастраченной материнской любви и нежности. Так много света и добра. И она с радостью готова была подарить все это будущему крестнику. Тася пересела ближе и тихонько передала сопящий сверток женщине. Поддерживая головку, Тома устроила младенца на своих руках, не сдерживая улыбки. – Такой крохотный, – вздохнула она. – Ничего, расти будет, как на дрожжах, не успеем заметить, – Тася встала, взяла с тумбочки яблоко и откусила кусочек. Женщины пустились в мечты о том, как дальше будет складываться их жизнь, что их ждет и как все будет хорошо. И если Тамара, в силу своего характера, всегда искренне верила то, что все действительно будет хорошо, Тася все больше только делала вид, что верит в это. Сомнения терзали ее постоянно, они стали постоянным фоновым шумом в ее разуме, который никак нельзя было убрать, выключить или заглушить. Каждый день в газетах или по новостям мелькали репортажи о взрывах, поджогах, расстрелах, связанных с разборками криминального мира на улицах столицы. Средства массовой информации смаковали каждый такой эпизод, драматично вещая о том, что очередной преступный авторитет жестоко растерзан вместе со всей семьей во дворе собственного дома. Улицы города все чаще омывались кровью. И на этих улицах им с Витей предстояло жить, растить сына. И как бы Витя не пытался, окончательно убедить Тасю в том, что все хорошо, что все скоро придет в норму, он не мог. Конечно, как можно убедить человека в том, во что ты сам не веришь? – Эй, о чем задумалась? – Тома наконец пробилась сквозь пелену нелегких дум, – Ты вообще с нами? – Извини, что? – вернулась в реальность Пчелкина. – Говорю выписка во сколько, уже известно? – В двенадцать, – Тася подошла к окну, – Хотя Витя сказал, что будет караулить с самого утра. – Да, он может, – усмехнулась Филатова, но потом спросила весь серьезным голосом, – Тась, у вас все хорошо? Пчелкина удивленно обернулась к подруге. Такого вопроса она не ожидала. С чего Тамара вообще могла подумать, что у них с Витей что-то не так? – В каком смысле? – уточнила она. – Ну, знаешь... Витя в последние пару месяцев весь какой-то нервный, дерганный. После... ну до вашего переезда, такое чувство, что он сам себя наказывает за что-то. Не знаю, в курсе ли ты, но пока ты была в Иваново, Витя пил. Почти две недели, чуть ли не каждый день, – Тома не знала, правильно ли она поступала, рассказывая это Тасе, но считала, что подруга должна знать, – Валера с Космосом потом уже взяли его на контроль. Он все говорил, что ты с ним разведешься. Тася покачала головой. Чего греха таить, у нее проскальзывала такая мысль. Вероятно, многие и ждали от нее этого шага. Ведь он логичен, даже с какой-то стороны правилен. – У нас все хорошо, – твердо заявила она, – Я никуда от него не уйду. И не потому, что есть Тёма. Просто не уйду. Не смогу. Я без него не смогу. Да и он без меня, боюсь, тоже, как бы нескромно это не звучало. Тамара следила за каждой ее эмоцией. – Доля наша такая, да? – грустно уточнила она, – Любить тех, кого так легко потерять. Пчелкина кивнула. Тома как всегда била не в бровь, а в глаз. Вот только потерять человека можно по-разному. Можно лишиться его физически. Не иметь возможности поговорить, увидеть, пощупать. Быть не в состоянии посидеть рядом и ощутить жар человеческого тела. Но это можно пережить. Страшнее потерять душу человека. Упустить ее сквозь пальцы, не заметить вовремя, как она ускользает, рассеивается, как сигаретный дым. Рядом может быть тело, облик человека, но внутри ничего, кроме тьмы и пустоты. И больше всего Тася боялась потерять Витину душу. Она не знала о том, что муж выполнил своё обещание и отомстил их обидчикам. Об этом не писали в газетах, не говорили по новостям. Но Тася уловила изменения в его поведении тогда, когда вернулась домой из "ссылки". Витя был спокоен, бодр, весел. От былой ярости, что сотрясала каждый его мускул, не осталось и следа. И супруга точно знала: такие, как Витя, ничего не прощают и не забывают. Витя действительно не забыл. И уж тем более не простил. Но то мгновение, когда он спустил курок, выпуская пулю в голову Ивана, стал для него триггером. Виктор Пчелкин, который еще мог договориться с совестью, найти оправдание и пойти навстречу, был убит вместе с ничего не значащим человеком. Теперь, выходя из квартиры, Витя становился тем, кем его задумала природа. Ни любви, ни тоски, ни жалости. Сволочь на работе, дома он неизменно сажал свою тьму на привязь. Особенно сейчас, стоя посреди пока еще пустой детской, смотря на маленькую кроватку, в которой уже завтра будет сладко спать его сын. Под покровом тишины их семейного улья, Пчела дал себе клятву: Тася с Артёмом никогда не узнают о темной стороне отца. Для них - только искренняя любовь, только всесторонняя забота, только спокойствие и благодать. Вся мерзость навечно за порогом их дома. Пчела достал из кармана помятую пачку сигарет. Открыл крышку и заглянул внутрь. Последние две вредные палочки. Надо бы отучаться от этой привычки, по крайней мере дома. Витя заткнул одну сигарету за ухо, вторую зажал губами и вышел на балкон. Достал зажигалку, затянулся. Сизое облако дыма вышло через ноздри вместе с накопившимся нервным напряжением. В кармане завибрировал телефон. Не глядя на номер, Пчела принял вызов: – Да? – Брат, – на другом конце провода, перекрывая шум дороги, громко вещал Космос, – Все наши в "Метелице" собираются. Ты как? – А что я там забыл? – уточнил Пчела, – Мне туда надобности ехать нет. Мне завтра жену с сыном из роддома забирать, если ты не забыл. – Так я тебе не предлагаю баб тут клеить,– слегка обиделся Кос,– Это удовольствие беру на себя. Но выпить то с друзьями ты можешь? В конце концов, у кого сын родился? Мы же так и не отпраздновали как следует. Витя сделал еще затяжку, медленного блуждая взглядом по тихому двору внизу. Идея, в принципе, была неплохой, но... он так не хотел окунаться в это море соблазнов. Он же не железный, ей богу. А в "Метелице" на разврат потянет, как пить дать. – Не, Кос. Давайте лучше у меня посидим, если правда дело только в проставлении. А если нет, то хорошо вам погулять. Холмогоров на том конце протяжно вздохнул. – Вы когда переженились, такие все скучные стали, – пожаловался он, – Все, без исключения! Променяли меня на теплые семейные посиделки. Предатели. – Так может пора и тебе найти, с кем устраивать семейные посиделки? – усмехнулся Пчела. – Ага, счаззз, – возмутился Кос, – Лечу и тапочки теряю. Мне моя свобода дороже. Свобода. А так ли она нужна, эта свобода, когда с ней ты никому не нужен? Но задавать этот вопрос вслух Витя не стал. – Короче, смотрите сами, – он последний раз затянулся и выбросил бычок с балкона, – Надумаете, подваливайте. – Ладно, жучара, сейчас пацанов заберу, и подкатим. Готовь пока поляну, – Кос отключился. Вите как раз хватило времени, чтобы организовать на стол что-то более-менее напоминающее проставление. Бутылка водки, закусь, в сковородке даже горячее осталось, а еще пачка сока нашлась. Так что вполне культурное проставление получалось. Парни приехали в приподнятом настроении, гурьбой завалились в коридор и сгрузили на руки папаше подарки для сына. Кос, не разбираясь в детях от слова вообще, купил самого большого плюшевого медведя, которого только смог найти. Саша оказался более практичным и от семьи Беловых вручил Вите голубой флисовый плед, да такой большой, что в нем спокойно могло уместиться два таких, как Артёмка. Валера же где-то раздобыл проектор звездного неба. Такой подарок удивил даже Витю, но нельзя было отрицать - это было весьма мило. – Это все Таське дарить надо было, а не мне, – сложив все в детской, сказал он, подгоняя друзей на кухню. – А это и не тебе, это сыну твоему, – гоготнул Кос. Кажется, он уже успел начать отмечать. Саша откупорил бутылку и разлил беленькую по рюмкам. Встал. И, кажется, впервые за очень длительное время действительно с радостью произнес: – Брат, давай за сына твоего выпьем. Чтобы здоровым рос, настоящим пацаном, чтоб правильно жизнь его сложилась, – он вытянул руку с рюмкой и три других со звоном ударились о ее край. Мужчины опрокинули в себя жидкость и закусили. Потом снова выпили и снова закусили. И чем меньше жидкости оставалось в бутылке, тем откровеннее становился разговор. Под конец встал уже Витя. – Пацаны. Я хочу выпить за нас, – произнес он, поочередно глядя в глаза всем присутствующим, – Жизнь уже показала, что какая бы хуйня не происходила, только мы и есть друг у друга, не считая наших жён, разумеется, – поправился он, – Я хочу, чтобы вы знали. За вас я и в огонь, и в воду. Вы семья моя. Спасибо вам. Мужчины чокнулись и снова выпили. А потом Белый вдруг произнес: – Ты только не забывай, Пчела, что мы-то, конечно, семья, но теперь у тебя есть кое-что куда дороже, чем наша дружба. Всегда, – он заглянул в глаза другу, – Слышишь меня, всегда, сначала они. Потом мы. Валера с Космосом согласно кивнули. И эта тишина, повисшая после сказанного, ненадолго завладела всеми в квартире. – Сань, – нарушил молчание Витя, – Будешь крестным? Белый недоуменно вскинул на друга взгляд пронзительных глаз. Уж кем-кем, а крестным Саша Белов никогда себя не представлял. – Не думаю, что твоей жене понравится эта идея, – аккуратно заметил он. – А я думаю, что это как раз то, что надо вашим с Тасей прохладным отношениям, – внезапно поддержал Космос, – Так ты сможешь ей показать себя настоящего. Я думаю, что она тоже это поймет и оценит. Белый замялся. Не то, чтобы он был глубоко верующим человеком. Но если он правда станет крестным, он будет относиться к этому ребенку, как к родному. Это даже не обсуждается. – Если Тася не будет против, – все же повторил он, – То я с радостью, – меньше всего он хотел усугублять отношения с Витиной женой. Витя кивнул. Он уговорит. Завтра. Сто процентов, все думали, что они попросят Коса, но Вите казалось, что правильнее будет поступить именно так. Попойка закончилась к полуночи. Мужчины добили бутылку, хотели открыть вторую, но Филатов, как вечный голос разума, насильно перевел всех на чай, а потом и вовсе разогнал по спальным местам, которые подготовил им Витя. Знал же, чем дело кончится, не выгонять же друзей на ночь глядя в нетрезвом виде. Утром Пчела проснулся на удивление бодрым. Хотя они не были так уж сильно пьяны вчера, по сравнению с тем, как они умеют напиваться. А потому душ и чашка кофе быстро привели его в человеческий вид. Время было к десяти утра, когда он уже в полной готовности застегивал на руке часы, прикидывая, все ли взял. Для Тёмы одежду Тома еще вчера отвезла, Витя собрал пледик, на всякий случай кинул пустышку, хотя не знал, пригодится она или нет. Забрал конверт с деньгами для медперсонала. – Цветы, – в коридор вышел Фил с чашкой кофе, – Жене и Кате. Витя кивнул. Заедет по дороге. Ну, вроде готов. – А родители туда подъедут? – уточнил Валера. – Тасины сразу туда приедут, уже должны быть на подъезде, за своими я заеду. Вы подтянетесь? – Обижаешь, – из ванной высунулась голова Космоса, – Мы такое не пропустим. Будем к двенадцати, как штыки. Витя перекинул Валере ключи от квартиры, подхватил пакет и отправился по маршруту. И чем ближе время приближалось к часу икс, тем больше он начинал нервничать. Хотя он видел их только вчера, ему казалось, что прошли дни. Возле роддома было тихо, кое-где прогуливались будущие мамочки в компаниях своих родных, в дальнем углу курили пара санитаров, отдыхая от душных стен больницы на свежем воздухе. Витя припарковался, заглушил двигатель и вздохнул. Рядом похлопал его по плечу отец. – Ничего, сынок. Переживать - это нормально,– произнес он. Пчела кивнул. Вот на кого он хотел быть похожим. На своего отца. Может Витя никогда и не показывал этого, но батя был для него авторитетом, ориентиром, примером. Витька была раздолбаем, но иногда, принимая в жизни решения, он задавал себе вопрос: как бы сделал мой отец? И делал так, как, думалось ему, поступил бы Пчелкин старший. – Витюш, ты иди, а мы пока остальных тут встретим, – Алла взволнованно поправила шарфик, – Давай, давай. Цветочки не забудь. Витя открыл матери дверь, помог выбраться из салона, принял от нее пакет и два букета. Еще один букет забрал Павел Викторович. Витя вошел в здание больницы и сразу направился к Кате в кабинет. Постучал, услышал сосредоточенное "войдите" и проскользнул в кабинет. – Ох, Витька, рано ты, – Катя отложила бумаги и встала ему навстречу, – У меня почти все готово. Ох, спасибо, – она расплылась в улыбке, принимая от Пчелы цветы. – Да это тебе спасибо, – Пчела почесал затылок, – Что за Таськой тут поухаживала. И за сыном. – Ну что ты. Не чужие же люди, ей богу, – отмахнулась тетка. Витя протянул ей конверт. – Это вам с девочками твоим. Искренняя благодарность. И не отнекивайся, – сразу пресек он все попытки. Катя покачала головой и отложила сверток на край стола. – Ну что, папа, идем, отдам тебе твои сокровища. В палате уже полностью готовая Тася одевала Тёмочку в голубой комбинезончик с капюшоном, на котором мило топорщились забавные ушки. Не то медвежьи, не то кошачьи. Мальчик лежал и бегал глазками по лицу женщины, кряхтя и дергая крохотной ручкой. – Да, мой милый, сейчас домой поедем, в кроватку свою, – бормотала Пчелкина, бережно продевая ручку в рукав, – Домой, да. Витя тихо вошел, прикрыл за собой дверь и с легкой улыбкой наблюдал за женой. Тася быстро подняла на мужа глаза. И ласково ему улыбнулась. – Смотри, папа твой приехал. Пойдешь к папе на ручки? Сын что-то прокряхтел в ответ, усиленно сопя. Витя подошел, бережно обнял Тасю за плечи и поцеловал в макушку, кладя на руки ей ее любимые тюльпаны. – Готовы ехать домой? – чуть ни не шепотом спросил он. – Готовы, – кивнула Тася, доставая из пакета пледик и заворачивая в него ребенка. Закончив, Пчелкина уже почти привычным движением подняла сына на руки и начала чуть-чуть покачивать. Витя забрал ее сумку, букет и открыл перед ней дверь. Стоило семье Пчелкиных выйти на улицу, как на них обрушилась приглушенная волна поздравлений. Новоиспеченные бабушки пустили слезы счастья при одном взгляде на внука, друзья-мужчины радостно поздравляли брата с первенцем и одарили Тасю целыми охапками цветов. Дедушки стояли рядом с этим безобразием, пожимали друг другу руки и приобнимали за плечи, разделяя общую радость. Тома украдкой вытирала мокрые дорожки, прижимаясь к широкой Валериной груди, искренне радуясь за счастье своих, наверное, самых близких друзей. – Дайте-ка я вас сфотографирую. Для истории, – Михаил Рощин забрал у плачущей жены фотоаппарат и навел объектив на счастливых детей. Так они и останутся в истории на цветном фотоснимке: отец, бережно держащий на руках самое ценное свое сокровище и мать, прижимающаяся к его плечу.