Подчини меня.

Уже пять лет я думал над тем, в чём наш грех. За что с самого моего рождения и по сей день я так и не узнал, что такое "тепло" и "любовь". Ни я, ни мои брат и сестра. Все мы привыкли, что есть только мы. Я, Риндо и Кира - вся наша семья. С матерью нас объединяет лишь кровная связь и её фамилия. И я даже рад, что всех нас троих она записала на свою фамилию. Ненавижу всем сердцем, всей душой и плотью. Но каждый раз при мыслях о матери умоляю себя перерезать эти узлы чувств. Гораздо проще забыть и отпустить, чем помнить и будоражить в себе обжигающую нутро ненависть. Но я считаю, что такое ложное "прощение" слишком дорогой подарок матери и мне. Я не должен забывать, кто я такой. Ошибка, от которой одни проблемы. Одна из трёх ошибок матери. И, наверное, самая большая. Старший ребёнок в семье - важная и ответственная должность. Ты несёшь на себе чуть меньше родителей. Ты должен быть примером. Ты должен помогать. Ты должен быть опорой родителям во всём. Ты должен. Должен. И я проебался. Как старший ребёнок. Как опора матери. И я получал, когда ошибался. Получал, когда пытался исправить. И получал, когда вообще ничего не делал. — Ты же весь в отца... из тебя ничего не выйдет! Кем ты станешь? Отбросом общества?! У неё глаза испуганно бегали по моему лицу, когда я перестал смотреть в пол, словно испуганный щенок. Я стал смотреть ей в глаза. И она всегда замолкала. Стискивая зубы, уходила, потому что боялась того, кого сама породила. Боялась, что однажды я и её смогу избить, словно это очередной неудачник с улицы. Боялась, что я начну её ненавидеть. И с тех пор замолчала. Навсегда. Больше не кричала на нас с Риндо, когда вызывали в школу. Когда не ночевали дома сутками. Когда звонили и приходили чужие родители, жаловались. Мама научила нас тому, что любовь - это не обязательно. Не нужно любить людей. И я не умею любить. Не знаю, как можно назвать нашу связь с Риндо и Кирай. Возможно, это называют любовью. И с ними мне тепло. Но что до остальных. Я не вижу в людях вокруг себя смысла. Они скучные, молчаливые. Проблемные. Разные, но одинаково раздражающие. Никто и когда не заставит меня больше опустив голову слушать их претензии. Она не заставила, и другие не заставят. Во мне нет ничего, за что меня можно назвать хорошим человеком. Во мне нет ничего, за что меня можно полюбить. Я ошибка, и всё что есть во мне - это грязь.

•••

Как и любому другому младшему брату, мне всегда приходилось смотреть в спину Рана. Но я никогда не завидовал тому, что он старше, что он сильнее и имеет больше прав. Я не завидовал его положению в глазах других. Я шёл за ним по своей воле. И всегда им гордился. Я восхищался и лишь пытался не отставать. Потому что я любил мысль о том, что и Ран мной гордится. Мой брат - тот человек, на кого я всегда мог положиться. Нас связывало клеймо, которое нам прицепила мать. Клеймо разочарования. Но я так и не смог понять, почему даже когда я с замиранием сердца тащил домой рюкзак, в котором тетради с отличными оценками за тесты, первое, что я слышал, когда приходил домой - это недовольный тон. — Мам, ты куда-то уходишь? — Риндо, не задавай глупых вопросов. Займись делом. Дождись Рана со школы, присмотри за Кирой. И ложитесь спать вовремя. Я буду поздно. Не вздумайте названивать, как в прошлый раз! — Тогда ты нам была нужна, отец пришёл снова пьяный и не мог успокоиться, нам с Раном досталось... — Риндо. Это ваша вина. Ваше поведение, вы постоянно выводите нас с отцом на эмоции. Мне нужен отдых от всех этих проблем. Мама после таких слов уходила, обещая вернуться поздно, но так и не возвращалась по два, по три дня. А отчим, придя домой пьяный и не найдя жену, бесился и вымещая злость на нас с Раном, оставлял нас в комнате, запрещая шуметь. Всё, что мы успевали перед тем как получить своё наказание, спрятать ревущую от страха Киру. В шкаф, под кровать, куда угодно. Если не успевали прятаться сами, попадались под горячую руку. Если успевали - отсиживались полчаса-час, пока он посидит в кухне, поворчит и уснёт до самого утра. Ран ходил проверять, крепко ли он спит, потом мы закрывались в комнате, ложились в одну кровать. Кира всегда ложилась к стенке, а Ран скраю. После перенесённого стресса, сестра засыпала мгновенно. Я тоже долго не возился. Засыпал, глядя на спину Рана. Он сидел на краю кровати, молча пилил взглядом окно напротив. Даже тогда, он продолжал нас оберегать. Мы всегда были за его спиной - под его защитой. А потому я не отставал от него. Я всегда боролся, чтобы и у меня были силы защитить Рана и Киру. Ведь Ран всегда нёс на своих плечах огромный груз. Груз старшего брата, который заменил нам родителей, пока те пытались разобраться в собственной жизни. И учились мы всему у Рана. Что людям нельзя верить. Что ни под кем нельзя прогибаться. Нельзя быть слабым. И как бы паршиво не было внутри, нельзя давать слабину. Никому не нужны наши чувства, и мы сами. А потому и нам никто не нужен. Любой, кто проявит неуважение - поплатится. И будучи детьми, мы уже держали под подошвой район Роппонги. Никто не смел смотреть на нас свысока. Никто никогда ни в чём не отказывал. Чтобы владеть другими и иметь уважение к себе не нужна любовь. Достаточно лишь жестокости. Она решает все проблемы. И я полюбил этот стиль жизни. Я больше не чувствую ту вину, которую так отчаянно пыталась повесить на нас мать. И мне не жаль, что в свои семнадцать я уже обречён нести бремя грязного и жестокого человека. Я пошёл тем же путём, что и брат, и ни капли не жалею. Не жалею, что ломал людей, калечил. Что убил. Не жалею ни о чём. Возможно... лишь о том, что первое наше убийство было совершено не так, как стоило бы. Не тот человек. Не то место и время. Однако, и для этого у нас с Раном ещё целая вечность впереди. Не первая наша ошибка, и не последняя.

•••

Очередная потасовка на беспокойных улицах Роппонги. Привычное дело, обыденное. Толпа байкеров замерла перед двумя школьниками. Их товарищ валялся у них в ногах, не подавая признаков жизни. Парни оставались невозмутимыми. Не стали суетиться, проверять чужой пульс, дыхание. Окинули толпу презрительным насмешливым взглядом и скрылись с глаз. Их не волновала судьба и состояние тех, с кем они когда-то сталкивались. Никогда не пугала ответственность, не мучила совесть. Они чувствовали лишь удовлетворение, когда в их глазах гаснул чей-то огонёк. Никто не мог заставить дрогнуть их холодный взгляд и смягчиться удары. Метель и мороз Роппонги - жестокие и непреклонные братья Хайтани. Квартира встречает их громкими разговорами, кажется с кухни. Крики в их маленьком прокуренном доме норма. Изюминка. Однако, до парней дошёл голос матери, что немного удивило. Та в это время суток искала отдушину в чужой квартире, а сегодня дома. Ран заглянул в кухню, быстро пробежав уставшим взглядом по родителям. Заплаканное лицо матери выражало просто ненормальную смесь эмоций, лицо отчима лишь нечеловеческую ярость. — Мне душно в этом доме, в этой семье! — Да ты даже не бываешь в этом доме, лживая сука! Поморщившись от диких криков, старший из братьев возвращается в коридор, замирая напротив зеркала. Чужая кровь украшала его бледную кожу, одежду. Брезгливости хватило лишь на то, чтобы рукавом кофты немного стереть с лица. — Где Кира? – зайдя в их комнату спрашивает он, наблюдая за суетящимся Риндо. Тот нервно жмёт плечами, наклоняется к полу, заглядывая под кровать, потом к шкафу, в котором так же пусто. Стало как-то слишком тревожно. — Кира? Кира... – почти шёпотом зовёт Ран, как вдруг из-за шкафа, отодвинув штору, выглянула его сестра, большими и блестящими испугом глазами изучая братьев. — Эй, иди сюда. – мягко шепчет Риндо, но девочка поджимает губы и отрицательно мотает головой. — Он нас убьёт. И маму убьёт. Он сам сказал... поэтому я спряталась. Нельзя попадаться. – её испуганное личико исказил ещё больший испуг, когда за стеной кажется что-то из посуды разбилось. Ран, переглянувшись с братом, решительно хватает Кирай за руку, вытягивая её из небезопасного укрытия, накидывает на её хрупкие дрожащие плечи свою кофту, которую стянул со стула, немного денег с заначки и под скулёж младшей сестры, все трое они крадутся в коридор. Надо было убираться отсюда. Как можно скорее. Как можно дальше. — Ран! – хриплый и злой крик с кухни останавливает детей, отчего те замирают, стараясь не подавать виду, что они вообще дома. — Сукин сын... приведи. — Оставь их, ты всем надоел! — Приведи! – приказ, на который женщина скрепя зубами вылетела в коридор и замерла, напротив испуганной троицы. Ран, взглядом умоляя, мысленно просил её не предавать их хотя бы сейчас, а она морщится, смотрит на них с обидой, берёт Риндо за руку и тянет за собой. И все трое окаменев под бешеным взглядом отца застыли на пороге кухни. — Что с вашими лицами? – Риндо опасливо опустил голову. Они держали целый район в страхе, но противостоять дрожи под этим больным взглядом отчима не могли. Он срывал злость на них, а они с братом от обиды на самих себя шли на улицу и набивали на чужих телах уважение к себе. Чтобы больше не чувствовать себя такими жалкими. Чтобы защитить себя. Ведь жизнь научила: либо ты - либо тебя. Естественный отбор. — Снова дрались... что за ненормальные дети?... – шипит разочарованно мать. На её щеках так броско виднелись тёмные подтёки от туши, а красные заплаканные глаза бегали с одного ребёнка на другого. И сколько обиды в этих глазах... словно все беды мира - три несчастных ребёнка, что стояли в пороге кухни, молча ожидая наказания. — Как воспитала... ещё и характер папашкин! В глаза смотри, когда говорю с тобой! – вздрогнув от криков, младший из братьев вскинул голову, ища настороженных взглядом глаза отчима. — Думали, если мамочку покроете, жизнь сладкой станет?! — Ты о чём? – Ран осторожно задал действительно интересующий его вопрос, от чего лицо мужчины ненормально скорчилось в гримасе ярости. Схватив парня за кисть, потянул на себя и влепил ему звонкую, и весьма болезненную пощёчину. Больно, но ожидаемо. А потому Ран стиснув зубы потупил взгляд. "Поорёт и спать ляжет... лишь бы скорее." — Ты что, подонок малолетний идиота из меня делать будешь?! – парнишка покорно стоит напротив с опущенной головой, а за его спиной весь в непонятной буре эмоций сжался Риндо. Хотелось бы защитить брата, они ведь способны на это - им ничего не стоит вынести пьяного мужчину, который и сопротивляться не сможет. Но что-то подсознательно селило в их сердцах страх. Страх перед таким жалким и слабым человеком. — Ваша мать у вас перед носом бегала налево, и вы-то ничего не знаете и не понимаете?! Ран всё знал и прекрасно понимал. Но его это не интересовало. Не было желания окончательно рушить то, что уже рассыпалось кусками того, чего и не было никогда. Рушить мутное подобие "семьи". А сейчас оставалось молчать. Мужчина заносит руку вновь, как перепуганная до дрожи и слёз Кирай истерично вскрикивает: — Папа, не надо! – подбежав, хватает Рана за руку и с огромными глазами, полными слёз хнычет: — Прости папа, прости! Братики не знали мамин секрет, только мне мама говорила! Она говорила, ч-что я умный ребёнок и буду молчать, братики не виноваты, папа! – наивное детское мышление, глупая храбрость в попытке защитить брата. Кирай не понимала в данный момент всей опасности своих слов, а потому в ужасе замерла, не реагируя на то, как отец хватает её за воротник синего платья по колено и пихает в сторону стены, так сильно, что та с писком упала на пол и ещё громче заревела. — Забирай этих выблядков... – рычит он, но так и не договорив замирает, когда встречается с ледяным фиалковым взглядом Рана. — И выметайтесь все к чертям... Скрипнув зубами, парень, хватая со стола пустую бутылку от алкоголя за горлышко, замахивается и бьёт ей по лицу отчиму, изначально целясь в висок. Ошеломление застало врасплох, мужчина не пошевелился, пока в его челюсть не влетел кулак. Где-то сбоку на полу продолжала плакать Кира, в пороге замер Риндо, а свалившийся со стула мужчина большими глазами, бегал по фигуре, стоящей перед ним. — Я и тебя... убью. – шёпотом, тихо. Чтобы дрожи в голосе не услышал никто. Молчаливая пауза прервалась настойчивым стуком в дверь. Айко - мать детей немного отойдя от ступора, после второй волны непрерывного напористого стука прошла в коридор, открывая дверь. — Хайтани Айко? – строгий голос стоящего перед ней мужчины. Полицейский посветил удостоверением, с настороженностью оглядывая явно потрёпанную женщину и вопросительно глянул за её спину. — Я-я.... — Хайтани Ран и Хайтани Риндо подозреваются в убийстве. Просьба сдать подозреваемых без сопротивления. Возьмите документы и проедете с нами в участок для выяснения деталей. Побледневшая Айко заторможено кивнула, отошла от двери, впуская чужих людей, которые сразу прошли в квартиру, пара мгновений и парням заковали руки. Никто из них не сопротивлялся. Ран, глядя в сторону ничего непонимающей сестрёнки натянуто улыбнулся, мать вышла с комнаты держа в руках папку с документами и первая вышла из квартиры. — По... погодите, и Киру!... Киру нужно забрать! – нервно вскрикнул Ран, когда понял, что мать собралась оставить девочку дома, наедине с отцом, который с лёгкостью её убьёт. — Иди! – рыкнул полицейский, толкая парня в спину, но тот задёргался, испуганно глядя на тех, кто пытался утащить их. — Заберите её! Нельзя оставлять её дома, он же пьяный, вы не видите!? – как бы он не вырывался, двое мужчин еле-еле вытащили его из квартиры, пока Ран яростно пытался доказать им, что нельзя оставлять её вот так вот, но уже через пару минут в квартире воцарилась тишина. Кирай так и осталась стоять одна среди тёмного коридора. Влажными глазками девочка смотрела на дверь, в пороге которой только что виднелось встревоженное лицо её старшего брата. Стало так страшно за них, обидно. — Прибью... С кухни послышался шум. Отец поднимался с пола, что-то бурча себе под нос. Тогда Кира поняла. Что она осталась одна. Одна со всеми проблемами. И никто не сможет её защитить. "Бежать!" – первая мысль, что пришла в голову десятилетнему ребёнку. Убежать и не возвращаться. Ведь ей не нужен дом, в котором не будет её любимых братьев. В ту ночь Кэнджи, не найдя дома Кирай, пьяный сел за руль, в итоге сбил человека. Не смог уехать с места происшествия и его задержали. Посадили на девять лет. Рана и Риндо определили в исправительную школу, на два года. И всё, что волновало парней - разлука с маленькой и такой беззащитной сестрой. После суда над Кэнджи, его брат обвинил Айко в том, что её мужа посадили, разорвал с ней отношения. Вся та обида, злость, что копилась в душе женщины стала медленно вытекать наружу. — Не донимай меня. Иди в свою комнату. Воспитание единственного оставшегося в доме ребёнка стало невыполнимой миссией. Детский, немного глупый и вечно обиженный взгляд раздражал, её тихий голос будто скрежет по стеклу резал слух. Словно не её ребёнок. Не её дочь. Прошёл год таких напряжённых отношений. Кира видела ненависть матери к дому, к ней. Она видела, что ту душит её детская любовь и привязанность. Девочка научилась молча ждать. Ждать чуда. Ждать, когда мама сама соскучится, жить без мамы. В одной квартире, но словно одной. Одной во всём мире. Прошёл ещё год. Кира нашла себе друга, Санзу, и днями проводила на улице, ведь дома никто не ждал. Отношения с матерью почти перестали волновать. У ворот исправительной школы, спустя долгих два года, стояла она, вместе со своим "придурковатым" - как любил называть Харучиё Ран, другом. Мать встречать отсидевших сыновей не пришла. Как и все два года, она не приходила. А дома в этот же вечер строго произнесла: — Послезавтра отвезу вас в спец.интернат. Для таких же проблемных детей как вы. Братья молча переглянулись, и лишь Кира с дикой злостью приняла много попыток вразумить мать. Она не виделась с ними два года, и снова придётся расставаться. Но женщина была серьёзно настроена, и ни одной слезе дочки не придала значения. — Я вас родила! Я вас растила! Но вашей неблагодарности нет предела! Я больше не хочу разгребать ваши проблемы, не хочу вас видеть, тошно смотреть на ваши наглые лица! И ты, глупая, если будешь вести себя так же, я отправлю тебя к ним! Ран и Риндо покинули дом с улыбками. Кажется, им хватило двух лет в исправительной школе, чтобы окончательно избавиться от привязанности к матери. А Кирай в тот же вечер убила для себя эти чувства. Есть она и её братья, есть её друг. Но таким людям, как их мать в её жизни не место. А потому, уже через четыре года, маленький и запуганный ребёнок точно так же с улыбкой попрощался с ненавистным домом и чужой матерью.

×××

От неприятных воспоминаний и мыслей о том, какой путь нам с братьями пришлось пройти, я в очередной раз глубоко вздыхаю. Совру, если скажу, что правда давно избавилась от всех чувств к родителям, ведь я по-прежнему часто чувствую обиду, злость. Хотелось бы мне сказать, что во всех наших ошибках виноваты они. Мать и отец, которые не смогли создать для нас хотя бы иллюзию счастливой семьи. Но я понимаю, что мы сами виноваты не меньше. Может даже больше? Я не знаю... На экране телефона высветилось какое-то уведомление из социальной сети. Кто-то выложил фото, однако, разве мне есть дело? Перелистываю пару песен, оставляя одну из любимых и весьма атмосферных: Swim - Chase Atlantic. Как обычно послушаю её раз десять, не меньше. Взгляд сам фокусируется на уведомлении, что висит ещё с прошлой ночи. Сано > Ты точно этого желаешь? Это он о той фразе, что я сказала прошлой ночью, на вечеринке... — Подчини меня. Чёрт, какого хрена! Как я могла ляпнуть такое?! Серьёзно, что это было? После того как я ему это тогда сказала, он вдруг замер. Надолго. Изучал меня своими проклятыми глазами, а я, испугавшись собственных слов и мыслей о том, как сильно меня тянет к этому человеку, просто ушла. Вызвала такси и уехала обратно в общежитие, и просто легла спать, не в силах ни о чём думать. Боюсь встречаться с его взглядом. Меня пугает это влечение. Я не раз влюблялась. В простых симпатичных мальчишек, в певцов, персонажей манги и аниме. То, что я испытываю глядя на Манджиро - не то чувство. Это не восхищение его внешностью, его поведением. Я словно под гипнозом его взгляда. Постоянно наблюдаю за его мимикой, внимательно слушаю его голос, никогда не упускаю его взгляд. Никогда меня так не пугало то, что так манит и влечёт. А поэтому я игнорировала его сообщение весь день. И правда... хочу ли я того, о чём так смело заявила? И почему он вообще тогда так себя вёл. Мы оба вступили в какую-то игру, однако правила задаёт лишь один. И я точно уверена, что правила задаёт именно Манджиро. Противоречия душили меня, в буквальном смысле. В этой комнатушке было невыносимо душно. А когда пальцы начали печатать ответ, стало ещё тяжелее дышать: > А ты сможешь это сделать?) С глупой улыбкой я упала лицом в подушку. Мне страшно, но я не хочу это прекращать. Так хочу знать, что будет дальше, что сердце просто выламывает рёбра. К моему удивлению ответ пришёл спустя пару минут. Я и не надеялась получить его в 3:07. И перебарывая какое-то глупое влюблённое волнение я смотрю на сообщение от Майки. Сано > Погуляем? Выбраться из общежития ночью, тяжелее, чем вернуться в него. Охрана здесь почти привыкла к таким выходкам, однако, особо строгие личности, сидящие на посту - проблема. А потому я наспех натянула спортивные штаны, на домашний серый топ на тонких лямках, в котором я сплю, я надела толстовку. Стараясь не разбудить Эмму, я хотя бы немного расчесала волосы, и схватив телефон с наушниками, спустилась на первый этаж, открыла окно в коридоре и вылезла через него на улицу. На камерах видно будет, однако, накажут за это потом, а сейчас я перелезла не слишком высокое ограждение и пошла к месту встречи. Минут через двадцать я уже подошла к нужному стадиону, рядом с которым располагалась детская площадка. Прохладно, свежо и тихо. Небо медленно светлеет. Я села на качелю и пока в наушниках играла всё та же песня, я расскачалась, со слабой улыбкой рассекая воздух. Немного погодя, когда качеля лишь слабо покачивалась, а я сидела с прикрытыми глазами, ожидая Майки уже несколько минут, я вдруг почувствовала, как чьи-то руки легли на мои колени. Вздрогнув, я резко открыла глаза, фокусируя взгляд на человеке напротив. Манджиро сидел передо мной на корточках, сложил руки на мои ноги и изучая меня мягким взглядом слабо улыбался. Мой испуг его рассмешил... чтоб этого Сано! Вроде, испуг прошёл, а сердце от чего-то не успокаивалось. Я остановила взгляд на его губах, там торчала палочка от чупа-чупса. Молча протягивая руку к моему уху он вытащил один наушник и вставил в своё ухо, непрерывно глядя мне в глаза, а я, слабо ухмыльнувшись, взяла двумя пальцами палочку, что торчала из его рта и потянула, вытаскивая из его рта чупа-чупс, даже не ощущая сопротивления. Сладость я сунула в свой рот, смачно причмокнув языком. — Те слова были сказаны тобой не всерьёз? – наконец заговорил он, вызывая на моём лице слабое удивление, меняющееся каким-то возмущением. — Чего ты прицепился к этим словам? – хмыкнув, я быстро выключила музыку, забирая свой наушник, чем видимо расстроила Манджиро до такой степени, что он забрал из моего рта свой чупа-чупс и вернул в свой рот, туда, где он наверное должен быть. Я подавила глупый смешок от его обиженного жеста, и свернув наушники запихала в карман. — Что, боишься не получится? — Странная игра, Кира. – улыбнулся он, вставая. Я последовала его примеру и слезла с качели. — Как и всё, что происходит между нами. — Хорошо. Почему не спишь? – он медленно зашагал в нужном ему направлении, даже не оглядываясь на меня, ведь был уверен, что я последую за ним. И я последовала. Всё, о чём мы начали разговаривать - странные темы, глупые вопросы и соответствующие ответы. Его тихий, спокойный тон успокаивал, пока мы изучали шагами пустующие улицы Токио, на который медленно ложатся лучи восходящего солнца. — Так ты сломала нос парню, который тебя обижал, и за это тебя перевели сюда? — Здорово, не правда ли? – я как-то грустно усмехнулась, подмечая как слабая тень задумчивости легла на его лицо. Красивое, с мягкими чертами и тёмными глазами. — Не жалею. Давно пора. — Так похоже на нашу семью. – я повернулась к нему, внимательно вглядываясь в его глаза. — Расскажешь? Манджиро почему-то весь словно поник. Задумался над чем-то. И мне показалось, словно я спросила что-то слишком личное. Из горла почти вырвалось: "извини", вот только он мгновенно сменился в лице и с улыбкой отвёл взгляд. — Думаю, в следующий раз. И не смотри так. Словно на ногу мне наступила. – я даже возмутилась от того, как легко он сменил собственную грусть на насмешки над моим выражением лица, хотя я была уверена, что оно не изменилось. Ни один мускул не успел дрогнуть. — Да я и не смотрела никак, не выдумывай! — У тебя глаза так смягчились. Не за что тут извиняться. — Снова пытаешься залезть мне в голову! Прекрати это делать! — Это до ужаса забавит. – снова он улыбается, словно минуту назад его не окутала чуть ли не чёрная аура. Как он это делает? — И что тебя так забавит? — Твоя растерянность. Когда ты в моих глазах не находишь то, что ищешь. Читает... как открытую книгу. У меня от его слов мурашки поползли по коже и я лишь ухожу в защитную реакцию, нервно улыбаясь и даже немного смеюсь. — Ты меня пугаешь. – вздыхая, игнорирую его вопросительный взгляд, и прикрыв глаза, тяну руки вверх, потягиваюсь. Спать охота, тело вялое. А время уже утро, люди выползли из своих домов, кто куда. На этой тёплой ноте, в полной тишине мы пошли обратно в общежитие. Даже не глядя друг на друга. Словно не знакомы. Словно нас друг для друга нет. Словно мы друг другу не интересны. Однако, рядом с ним спокойно. Тепло.