Язык Эзопа

Пусть не нашлось ей места в словаре.

Она торчит под поясницей гордо

Трындят о сердце, мозговой коре.

Оставьте! Жопа — самый главный орган!

Дух приключений, что царит в отчизне,

Находит в ней пристанище свое.

У русских жопа — это символ жизни

И делается все через неё

С. Домбровский

— В последний раз спрашиваю. Будешь участвовать? — начинающий, но успевший примелькаться в определенных кругах писатель Слава Лэшер был вне себя от ярости. Ему хотелось схватить понуро сидящего друга за рубаху, притянуть к себе, наслаждаясь тем, как выражение апатии на его лице уступает место изумленному возмущению, и встряхнуть хорошенечко. — Такой случай выпал, на фестиваль литературный пригласили, а он задницу морщит привередливую. Ты понимаешь, что следующего вообще может не быть? Друг его, Ярик Ойщиков, разгильдяй и анархист от мира литературы, второй день не отвечал на звонки. Однако, Слава слишком хорошо его знал, и едва только круглая красная голова солнца показалась над линией горизонта, отправился в парк, где и обнаружил товарища, приминающего задом траву, с карандашом и блокнотом в руках. Судя по смятым и нервно отброшенным комкам бумаги, которые совсем недавно были исписанными листами, а теперь густо покрывали землю, словно отработавшая свое крона деревьев, вдохновение покинуло Ярика всерьёз и надолго. Слава с трудом подавил в себе желание скрутить руки упрямцу и, не давая опомниться, затащить обратно в его одинокую берлогу, усадить на стул перед монитором и заставить заниматься вещами, которые подобает делать писателю. Чтобы не раскидывал в парке свои мысли, словно замаранные чем-то неприличным салфетки. Вместо этого он наклонился почти к самому уху Ярика — настолько, чтобы рассмотреть дергающееся веко и матерные слова на скомканных бумажках: — Ну же, решайся! Напишем историю вместе, так легче осваивать новое. — А ну его. Настроения нет с такими-то условиями, — Ярик откинулся спиной на ствол дерева, стараясь не встречаться взглядом. — Достали своими возвышенными смыслами. Одним борьбу за светлое будущее подавай, другим — преодоление, третьим — семейные ценности. А чем мои идеалы хуже? И ведь название какое дурацкое придумали — «Язык Эзопа». Как это прикажешь понимать и применять? — Да проще простого, Ярь. Возьмем, к примеру, слово жопа. Не приличное, согласись, слово, не литературное. На конкурс с ним не пойдешь, и людям предмет данный показать стыдно, скривятся да осудят. А вдруг ещё эта пошлая жопа возьмет и чувства чьи-нибудь оскорбит нечаянно, совсем плохо получится. Но вот в чем дело — сама жопа при этом никуда не делась, и проблемы её продолжают волновать. Так возьми и скажи, что жопа — это не жопа вовсе, а, допустим, лепестки дивного лотоса. Чуешь разницу? И жопа на месте, и не оскорбился никто. Напротив, радостно на душе стало, и можно спокойно разговаривать о родимой дальше. — Не моё это, Слав, понимаешь. Привык я жопу жопой называть. Не смогу без этого, зачахну. Вся суть, весь смысл пропадает, если вместо неё - дивный лотос. Я так себя окончательно потеряю, о чем писать-то буду с этими лепестками? — Что ты, друже. Тем не перечесть. Возьми любой предмет и заставь его играть яркими разноцветными красками. Хоть яблоко, к примеру. Знаешь, какой сюжет может получится из самой обыкновенной антоновки? Драконы опять же — чем не впечатляющий образ с их мощью? С любым предметом можно поработать так, чтобы открыть в нём новые смыслы. — Даже с гайками и винтиками? — Особенно с гайками и винтиками. С ними такую нетленку кое-кто отгрохал — закачаешься. — Нет! И не уговаривай! Предмет, не названный своим словом — это ложь. — Ярик демонстративно отвернулся и подрагивающей рукой начал что-то энергично черкать в блокноте. — Но дайте мне пятую точку опоры — и я переверну мир. Слава не сдавался и чуть позже выслал на молчащий номер условия конкурса, на что получил лаконичное: «Идите в жопу со своим Эзопом».

***

Итоги литературного фестиваля «Язык Эзопа» подводили на открытом воздухе. Прибывший на место Слава с удовольствием отметил, что мало кто из бойцов невидимого фронта покинул поле брани. Лишь некоторые товарищи, которые теперь были совсем не товарищи, тусили в соседнем парке на конкурсе «Три-четыре, поворот». Тревожно гудящие авторы кучковались по интересам вокруг сцены, где планировался разбор наиболее впечатляющих произведений. Ярика он обнаружил у книжной лавочки. Подошел и молча встал рядом, боясь спугнуть. Чувствуя, что его присутствие замечено, что ему тоже рады. — Если не сейчас, то когда? — пожал плечами Ярик, словно отвечая на незаданный вопрос. Ассортимент печатных изданий поражал разнообразием. Набоковская «Лолита» босыми пятками иллюстрировала пример классики о незавидной судьбе человека, отступившего от традиционных семейных ценностей. Сказки Братьев Гримм в качестве образца создания в детской голове ярких образов соседствовали с современной новеллой «Красная Пашечка и Сероволк». Рядом с ярких обложек глаз радовали могучие торсы русских богатырей и Иванушка, загадочно сжимающий в руке Кощеево яйцо. Углядев на титуле одной из книг двух радостных пионеров, Ярик изумленно покосился на Славу, но тот лишь многозначительно постучал указательным пальцем по фамилии автора. Ярик облегченно выдохнул: Крапивин был свой писатель, правильный. Он ностальгически полистал знакомые с детства истории о трогательной и нежной мальчишеской дружбе, потом не удержался, купил в качестве сувенира «Кораблики» и сунул книгу под мышку. Тем временем, в микрофон уже радостно шумел ведущий, открывая действо: — «Язык Эзопа» — не просто метафора. Подумайте, сколько всего можно сотворить этим языком. Представьте, какую бездну удовольствия от соприкосновения с сокровищами литературы он способен принести. Как тонко поможет прочувствовать теплое дыхание аллегории. Насколько трепетно проникнуть в жаждущие глубины иносказания. Прошу вас, наследники Эзопа, достаньте свои языки и покажите, на что способны. И авторы действительно постарались, ублажили Эзопа по полной. Никогда ранее литературные площадки не видели такого богатства образов и смыслов. Особой популярностью пользовалась аграрная тема. Трудно было найти овощ, который пришпоренные вдохновением писатели не использовали бы в своих поучительных притчах. «Семен и огурец» сообщал о нелегких буднях сельского жителя, «Не нужен банан африканский» — о трудностях выбора, а «На чужой меже морковку не садят» наставлял молодежь на путь моногамии. Любители обходить стороной хитросплетения сюжета облюбовали строительный и спортивный секторы, акцентируясь на различных методах вколачивания, забивки, вшибания и штрабления. Один особо продвинутый применил даже дюбелирование, но был осмеян более консервативной братией. Ценители корейской музыки явно не справлялись. Уши, а то и другие части тел кумиров то и дело высовывались из произведений, не укладываясь в рамки заданного формата. В пример незадачливым авторам приводили Мосяновцев. Их многотомные и целомудренные труды о киргизском егере, Старейшине Иссык-Куля, который спасал от браконьеров пушистые окорочка редкой Лани по кличке Чжань, пользовались просто бешеной популярностью. Авторская тусовка не замолкала всю ночь, и лишь к утру объявили победителей. Первое место занял фантастический роман «Пятьдесят оттенков радуги» о мире, в котором созерцание семицветной иллюзии стало губительным для человеческой психики. Радуга пробуждала в людях потребность творить страшные преступления, и мир оказался на грани гибели. Жителей обязали носить специальные очки, в которых все виделось монохромным. Скоро забыли, сколько на самом деле цветов в радуге, и только члены запрещенного культа «Семь» молились пятидесятицветному божеству. Второе место взяла «Простота» — философская повесть о поисках глубинного смысла и острого реагирования на правильный угол применения полученных сакральных знаний. На третье неожиданно для себя самого встал Ярик Ойщиков с апокалиптическим романом-антиутопией «Свет из ада». Решив уступить просьбам друга, Ярик не планировал ничего серьезного. В сумасбродной манере изложил он историю заднего вагона обычного поезда, который вдруг зажил своей собственной жизнью и решил поработить мир. В бой со злодеем вступил герой, взявший себе имя СуперТоннель. Критики неожиданно снисходительно отнеслись к его творению, отметив образность и эсхатологичность и поиграв с прочтением названия. Произведение Славы позорно сняли с конкурса, подвергнув нещадной критике. В качестве главного героя в нем выступала жопа собственной персоной. Совершенно неприглядная, натуралистично обрисованная, хоть и в самом что ни на есть невыгодном свете, она стояла перед глазами после прочтения как живая. Жизнь жопы была полна злоключений, испытывала она через это всяческие душевные страдания и кончила в итоге плохо. Самоубийством. — Пойми, — втолковывали доброжелатели несчастному автору. — Дело совсем не в том, что жопа отвратительна по своей сути. А в том, что она, как реальный предмет, не существует вовсе. — Ты ведь ради меня написал это? — Ярику было невыносимо стыдно, что он своими капризами подвёл друга. — Не стоило. Я бы в любом случае участвовал, не бросил бы тебя, знаешь же. — Знаю. Хотел сказать этим — поддержу, что бы ты ни решил. Да сам то хорош, взял и засунул свой язык в… Их прервали восторженные крики. В честь окончания фестиваля в вольное небо запустили огромный воздушный шар, силуэтами отчетливо напоминающий символ иносказания. Отблескивая в лучах рассветного солнца, надувная корма под печальный гул толпы довольно быстро покидала грешную землю, ничуть не заботясь о проблемах, с которыми оставались на ней её обитатели. Ярик помахал ей на прощание рукой и дотронулся до плеча Славы, который потемневшим влажным взглядом провожал улетающие на свободу полушария: — Ну ты чего, Слав? Не расстраивайся. В следующий раз обязательно что-нибудь вместе напишем. — Да нет. Тут другое. Понимаешь, эти… лепестки. Которые лотоса. Сохнут они. Без нектара. — Проголодался? Так бы сразу и сказал. Давай бегом ко мне, быстренько роллов сообразим. Риса намесим. И с лососем его. И с тунцом. А креветок хочешь? Слава увидел словно наяву, как розовый кусочек лосося подобно нежной ладони накрывает собой рисовые шарики, как бамбуковая палочка нетерпеливо пронзает свернувшуюся колечком креветку, как вытекает из нее прозрачный сок, и сглотнул. А когда представил лепесток тунца, который ласково проникает в углубление внутри ролла, то поперхнулся голодной слюной и еле выдавил: — Спрашиваешь. Я уже и забыл, когда мы креветками баловались. Ты только того. Нори для роллов не забудь прихватить. Огненный шар вновь выкатился на небо, знаменуя начало нового дивного дня, и ближайший магазин здоровья, где можно было приобрести качественные нори на любой вкус, соблазнительно подмигивал зеленым крестом.