Как вас угораздило?

До утра втроём так и просидели в купальнях Ариго. Эории пачкали стекло сукровицей из всё новых и новых порезов, а Цилла выкладывала из этого стекла ровный круг по периметру большого бассейна. Черная пакость внутри сердито бурлила и плескалась, но все трое смотрели на неё уже без прежнего ужаса, скорее с азартом охотников, обложивших крупного зверя. Закончили ближе к утру. Дик успел повидать только Хуана, и уже на рассвете — выбежавшую на их голоса растрёпанную заспанную Айрис. Он вывалил на контрабандиста всё что знал, все свои догадки и сомнения, тот выслушал, помолчал минуту, и сказал, что сам сходит — поглядит. Айрис хотела присоединиться, но Хуан поворчал, напророчил, что Антонио непременно уморит соберано за ту пару часов, что их двоих не будет рядом, да и лишних людей снаряжать на охрану не из кого, и она уступила. Тем более, что кому-то нужно было бы сходить в злое место и следующим утром, чтоб снова поглядеть живыми глазами на то что останется и уничтожить любые следы, если таковые будут. Потом Хуан понятливо отошел, оставив Айрис под рябиной. Попрощаться. — Я больше не приду, Айри. Не зови меня больше, с завтрашнего утра я не смогу приходить просто так. — Навсегда? — всхлипнула она. — Не знаю. Послушай меня, пожалуйста! Помнишь, я обещал тебе, что ты выйдешь замуж только за того, кого сама выберешь? — Угу. — Так вот, поверь и запомни, того, что ты сама влюблена — мало, Обещай мне, что выйдешь замуж только за того, кто не будет к тебе равнодушен! — Если ты про монсеньора, то даром я ему не сдалась! Мне уже объяснили всё, ещё Луиза и королева… а после того, что Хуан рассказал, и вовсе… — как всегда, когда волновалась, Айрис начинала задыхаться, обрывая фразу на середине. — Глаза б мои на них всех не глядели! — Айри, послушай! Когда Алва подтвердит мою смерть, а Ларак будет в опале из-за службы Таракану, на Надор сможет претендовать только твой муж. И после излома вокруг тебя будет толпа блестящих кавалеров, которым не хватает кипарисовых ветвей на гербе. Манрики это будут, Савиньяки, младшие сыновья Ноймаринена или Валмона или вовсе провинциальные бароны или кэналлийские рэи — не важно. Они будут окружать тебя, дарить подарки, приглашать на танцы, пытаться очаровать или шантажировать. Я почти уверен, что у тебя будет выбор, и ни у кого не хватит власти, чтоб заставить тебя сказать «да» у алтаря… но я прошу тебя, выбери из них того, кто будет хотя бы влюблён. — Ты боишься, что я буду как мама? — Когда узнал, что ты примчалась к монсеньору с сержантом Гоксом… я именно этого испугался. — И всё равно. Если б ещё можно было понять, кто действительно влюбился, а кому… как ты сказал? «Кипарисовых ветвей на гербе не хватает»? Если бы это было так просто! — А сама не справишься, у Луизы спросишь… Или хотя бы у Хуана. — Луиза сама замуж пошла не очень-то удачно. — девушка поджала губы, а по лицу выходца скользнула гримаса, как будто от боли, и Айрис скорее угадала, чем поняла, что этим жестом напомнила ему о матери. — Учись на чужих ошибках… А когда выйдешь замуж, забери у матушки младших. Твой супруг и так станет их опекуном, но что бы она не говорила, с тобой им будет лучше. И когда подрастут… расскажи им про меня правду, ладно? — Ладно. — Всхлипнула Айрис. Не выдержала, потянулась, обняла обжигающими ладонями лицо, прижалась раскаленными губами ко лбу, шмыгнула носом, и прошептала. — А теперь уходи, а то я даже не знаю, что сделаю! С Волнами получилось просто. Огромный полупустой особняк со спрутом на фронтоне спал. Полковник Гирке привычно ночевал в казармах, те немногие слуги, кто не разбежался во время ареста хозяев и не был отправлен в Васспард, когда к городу подошли бунтовщики, разошлись по домам, только двое стрелков, навязанные в качестве охраны Августом лениво перебрасывались шутками во внутреннем дворике, да денщик и по совместительству камердинер, живший тут же, рядом с кухней, крепко спал, немелодично похрапывая. Только Валентин сидел за столом и разрывался между двумя равносильными желаниями — пойти спать или спуститься на кухню за шадди. Шадди победил, герцог поднял взгляд от бумаг, и едва не подпрыгнул. — Герцог? — Приветствую. — Что-то случилось? — Ещё нет, но хотелось бы. — Вы говорите загадками. — Мне положено, разве нет? — Что вы хотите? — Я хочу, чтоб вы помогли мне. Взамен я готов помочь вам. — Отнесете моё письмо Алве? — Да. — Лично в руки? — В руки его слуг. — Вы боитесь, что я отравлю бумагу? Выходец помотал головой. Помолчал, кусая губы, как бы подбирая слова, выдавил хрипло: — Я не буду встречаться с ним сам, но ваше письмо ему прочтут, я обещаю. — Вы понимаете, что меня ждёт, если слуги проболтаются? — Если эти люди попадутся, к тому времени, как вспомнят про вас, они едва ли будут способны говорить. — помолчал, вскинул голову, и пояснил. — Вспомните свои слова: такие как я не могут просто прийти к виновникам своей смерти. А если у вас получится… то и я… перестану быть исключением. Повисло какое-то тяжелое, гнилое молчание, Придд не выдержал первым: — Что требуется от меня? — В нужное время в нужном месте пролить каплю крови и прочесть четверной заговор. За волны. — Подождите… Вы хотите чтоб я вас изгнал? — Что-то вроде. — Где и когда? — В особняке Ариго, на рассвете. — Вы всё-таки нашли, кто проклял вас и столицу заодно? — Похоже на то. Пишите, осталось не так много времени. Буду ждать вас на месте за полчаса до восхода. — Выходец отвернулся, застыл на мгновение в дверях, бросил через плечо, — Понадобится какая-нибудь шкатулка, лучше из металла. А то сгниёт. — И исчез. С Рокслеем говорил Удо, и по его словам, Скалы рогами упираться не стали. Принцесса Матильда вызвалась помочь: потребовала Дэвида к себе в охрану и продержала у себя до прихода выходца за разговором и вином (на любимую прежде тюрегвизе с недавних пор она смотреть без содрогания не могла). Он обрадовался Удо совершенно искренне, и испугался за него, опасаясь что Альдо всё-таки дотянется до «изгнанника». А выслушав историю младшего Борна, выругался как сапожник, извинился перед принцессой за нелестные слова о её внуке, выслушал куда более грубую тираду от неё самой, и без условий согласился выполнить просьбу покойного приятеля. А вот Ветер и Молнии, привыкнув к навязчивому вниманию Циллы, шарахались ото всех троих и на них пришлось устраивать настоящую охоту. Это оказалось даже забавно — путать повороты, выворачивать наизнанку переулки, сворачивать в кольца широкие улицы. Полная покрасневшая луна добавляла антуража, Цилла задорно щелкала пальцами, подражая стуку подков охромевшей лошади, и Салиган был уже близок к панике, когда вывалился считай под копыта лошади Эпине из несуществующего больше проулка. Дракко — вспомнил Дик, — этот полумориск принадлежал Оскару. Эскорт коменданта столицы к тому времени затерялся где-то в тенях среди стен старых аббатств, Робер остановился над отряхивающимся маркизом, нахмурился, видимо только сейчас осознав, что некоторое время ехал в одиночестве. Цилла подобралась совсем близко и Дракко заартачился. Эпине погарцевав с полминуты всё же вынужден был спешиться, и стоило ему чуть отпустить поводья, полумориск встал в свечку и удрал, едва не зацепив стоявшего на пути к свободе Салигана. — Сдаётся мне, господин Первый Маршал, мы с вами вляпались… — процедил тот, провожая коня встревоженным, даже каким-то загнанным взглядом. — Наша деточка сегодня совсем с цепи сорвалась… — Что вы тут делаете? — оборвал его Робер. — В одиночестве и в комендантский час? — То же что и вы, — Салиган оглядел глухую стену, выросшую там, куда минуту назад ускакал Дракко, и добавил, скривившись, — Удираю от неизбежного. Неизбежное глядело на них с карниза заколоченного дома, теребило растрепанную косичку, то и дело поправляя сползающую на глаза бумажную корону. — И не надоело? — Спросила Цилла, спрыгивая со своего насеста. — Уходите, я задержу её. — бросил спутнику Робер, загораживая того спиной. И не услышав за спиной шагов, добавил, — Ей нужен только один из нас. — Вы ошибаетесь. — Донеслось из-за спины. Если «наша деточка» была для обоих уже привычным страхом, то от этого смутно знакомого голоса наслушавшийся сплетен Салиган действительно готов был побежать куда глаза глядят, и даже уже шагнул в просвет между заборами и домами, когда из-под низкого крыльца, отрезая пути к отступлению, показалась ещё одна фигура, тоже печально знакомая. — Хватит бегать, господа эории, — заговорил Борн. — Нет смысла. — Предпочту умереть уставшим! — сострил Салиган, и пытался перемахнуть через ближайший забор. Доски под его ладонью рассыпались трухой, пальцы соскользнули, и он вновь растянулся на мостовой. Эпине подошел и помог ему подняться, стараясь не смотреть на приближающиеся фигуры. На фоне серых сумерек не так просто было разглядеть детали, но Борна он узнал, и о его смерти был осведомлён. Третью лишенную тени фигуру он не опознал, несмотря на знакомый достаточно юный голос. И пока Салиган отряхивался и хотя бы минуту не острил, он сказал, понадеявшись, что голос звучит достаточно твердо, а не жалобно: — Кто вы, и что вам нужно от нас? Трое лишенных тени людей с трех сторон приблизились к двум живым, давая рассмотреть себя в деталях. Луна, подгадав момент, выглянула из-за облаков, добавляя неверного света. Эпине вгляделся и, наконец, узнал третьего. — Окделл? Ричард! Ты? — прошептал он одними губами и зашипел, получив ощутимый тычок локтем под ребра от Салигана. — К Алве за компанию захотел? — прошипел он и снова принялся дразнить судьбу: — Судя по тому, насколько благородное общество здесь сегодня собралось, предполагается какая-то мерзость? Но мы совершенно точно не собираемся в ней участвовать… — Вы можете её остановить. — гулко разнеслось над брусчаткой, и кажется, даже камни завибрировали в унисон. И когда маркиз, сбившись, заткнулся, Ричард уже обычным человеческим голосом пояснил: — Вы можете остановить ту мерзость, что началась здесь прошлой весной. Если вы этого не сделаете, будет беда. Вся столица превратится в то, что вы видели в Доре, и вряд ли всё закончится только столицей. — А что нам за это будет? — снова вклинился Салиган. — Герцог может и готов спасать мир из чувства долга, — он оглянулся на того, наткнулся на усталый обреченный взгляд, и продолжил, — А я — нет! — А тебе, значит, особое приглашение нужно? — Цилла подступила ещё на пару шагов, скрутила ладошку в странный жест, сунула под нос как-то съежившемуся маркизу, тот отшатнулся и закашлялся. — Думаешь, гордый такой, я с тобой торговаться буду? Ты вот у меня где! — она разжала ладонь и вновь стиснула кулак, провоцируя у собеседника новый приступ кашля. — Понял, теперь? Ты слепой подковой клялся, думал бабкины сказки-выдумки? Думал, висельники такие клятвы просто так пуще мамкиного здоровья блюдут? — девочка подошла почти вплотную, а когда живые отшатнулись, разжала кулак и легонько толкнула Салигана в грудь. Кашель мгновенно унялся. — Если вам так привычнее, маркиз… — вмешался Удо, — В награду вы останетесь живы. Власть королевы над вами уже навсегда, но я со своей стороны, могу отказаться от мести. Такая сделка Вас устроит? — он подошел вплотную, взял Циллу за руку, и едва ли не оттащил от живых на пару шагов. — А тебя, — насупленная девочка тыкнула пальцем в Эпине, — я последний раз спрашиваю… Ты будешь моим королём? Устала я за тобой бегать, уже год считай бегаю, а ты всё ни туда ни сюда! А я всё-таки королева, королевам ни за кем бегать не положено! Эпине замялся. Удо с Ричардом устало переглянулись. Дернул же леворукий Циллу за язык, сможет ли Эпине говорить за молнии, если согласится сейчас? О том, какую власть получит король от своей маленькой королевы, оба могли только догадываться. Вероятно ту, которую она захочет отдать, и не более. Хватит ли этой власти для задуманного? Но тот после долгого молчания поднял глаза, посмотрел прямо на Циллу и твердо сказал: — Нет! — Вот значит как? Вот ты значит как ко мне? — Живым в тонком писклявом голосе явно послышалась угроза, мёртвым, куда лучше знавшим свою королеву — только обида. — Ну значит так и будет. Ты сказал, я услышала… или как там правильно? Сделаешь то что надо, и считай, что откупился. Больше звать не буду. И женись на своей баронессе сколько влезет, предатель! — всхлипнула Цилла и прижалась к Удо, не выпуская его ладони. — Что вы хотите от нас? — Эпине так устал, что даже страха уже не испытывал. Как будто с ним сейчас говорил не выходец, уже уведший как минимум двоих, а просто ещё один проситель, которому позарез надо было, чтоб Первый Маршал решал его проблему вместо него… Как же они все ему надоели! — Эр Робер, — будто уловив перемену настроения собеседника, вдвое тише спросил Ричард, — Вы же знаете четверной заговор?