Ответственный подход к шпионажу

      Вскоре сикерфем стала издавать протяжные жалостные стоны и морщится. Она, даже несмотря на то, что вернулась в сознание, очень долго не открывала глаза.       Тогда исследователь, пытаясь растормошить раненую, коснулся ее наплечника, начав гладить.       — Шоквейв?... — Старскрим либо сразу его узнала, либо настолько хотела увидеть дурацкую консервную банку, что первые мысли после пробуждения были посвящены ему.       Ученому не могли польстить подобные предположения, от просто сделал выводы исходя из ее поведения, без лишней скромности предполагая, что может быть не безразличен предательнице.       Наконец сикерфем сонно заморгала, пытаясь поймать взглядом массивную темную фигуру. А после она попыталась приподняться, но, вскрикнув от резкой боли, рухнула обратно. Это сразу же отозвалось в Искре Шоквейва и он поспешил успокоить бедолагу:       — Тише... — безголовый все так же гладил наплечник, но Скрим было не так просто угомонить. Она сразу же потянулась к его руке и стала ее ощупывать, будто не веря в то, что ученый реален. Не удивительно, ведь Шоквейв и правда думал, что умрет там, ну и еще, пока он был в отключке сикерфем пришлось пережить настоящий кошмар. — Тебе придётся полежать пару дней. Мегатрон не убьет тебя, теперь ты мой подопытный.       Вид раненой стал потерянным, все воодушевление как манипулятором сняло. Ученый, чтобы не чувствовать новой боли, решил отвлечь ее внимание:       — Я спас тебя не просто так. Мне стал интересен твой феномен. После изучения внутренних органов я понял, что ты полноценная фемка со всеми соответствующими половыми признаками...       Скрим напряглась еще сильнее. Но лучше в таком разговоре зайти издалека.       — Но это не все... Мне нужно поговорить...       — И о чем же? — сикерфем поёжилась, не зная, чего можно ожидать от одноглазого.       — Кажется, я знаю, как можно облегчить симптомы моей болезни, но есть серьезные риски.       — Правда?! — от напряжения не осталось и следа.       — Я хочу вернуть свои эмоции...       Старскрим опешила. Ее окуляры забегали. Кажется, она была рада, но что-то ее беспокоило...       — Тебя же... Пытали... — она озвучила опасения самого Шоквейва.       — Это единственный выход, — все же ученный не ожидал того, что сикерфем будет беспокоить это. — Конечно, риск велик, но у меня есть шанс сохранить жизнь.       — Ты будешь... Сам копаться у себя в процессоре, или...       — Я не смогу доверить эту операцию Нокауту, — ученый предугадал ход мыслей раненой.       Внезапно Скрим смутилась, ее стало распирать от нетерпения. Она даже тихо засмеялась от накатывающего восторга. Причины радости были понятны, вероятно они достаточно серьезны, чтобы перекрыть недавний травмирующий опыт. Ученый знал, о том, что сикерфем оправлялась от очень глубоких потрясений. Ее эмоции очень легко переключались с одной на другую.       Будь Шоквейв таким же, надежд на благополучный исход лечения было бы больше.       — Я забрал тебя, ведь лучше, чтобы кто-то был рядом, когда мои эмоции вернуться...       — Хочешь, чтобы я проконтролировал процесс? — сикерфем усмехнулась.       — Вроде того... Думаю... Можно начать прямо сейчас.       Старскрим немного опешила, но потом кивнула, сжав денты. Кажется, она снова стала переживать. Шоквейв отвернулся, опасаясь, что волнение передастся и его собственной Искре. Сейчас он хотел снизить давление на нее к минимуму.       К сожалению, быстро подготовиться не вышло, нужно было правильно выставить систему камер, подключить их терминалу так, чтобы видеть все свои действия.       Наконец все было готово. Источник жизненной энергии активно отбивал свой ритм, пришлось глубоко провентилировать, чтобы тот немного сбавил обороты.       Когда обезболивающее начало действовать, Шоквейв начал вскрытие собственной головы, точнее протеза, защищающего искалеченный процессор. Ученый прекрасно знал, что нужно делать. Он изучал характер своих повреждений, сопоставляя их с рабочими моделями. Операция сама по себе не представляла сложности, проблемы должны были начаться только к ее середине, когда ученый, снова обретший эмоции, осознает себя стоящим в центре лаборатории в окружении записывающей аппаратуры, со вскрытой изуродованной башкой и скальпелем, вогнанным глубоко в сложнейший механизм процессора. Лишь бы из-за испуга не совершить непоправимую ошибку...       И вот настал решающий момент. Соединить между собой парочку проводов, что может быть проще?       Шоквейв еще раз провентилировал, сомкнув контакты.       Сначала особой разницы не было заметно, но потом активировались протоколы... Облегчения? Стало ясно, что изменения произошли.       Ученый замер в неудобной позе, осознавая, что помнил эмоции совсем не такими, от чего-то думал, что его накроет сразу. Это вызывало... Разочарование.       Страх пришел не сразу, но избежать его и правда не вышло. Манипуляторы опасно задрожали, Шоквейв попытался игнорировать навязчивые сигналы, но получалось все хуже и хуже. Очень быстро накрывало осознание происходящего, а реакция становилась все более разрушительной.       Хотелось в ужасе бросить инструменты, отойти от экрана и как следует все обдумать, сопоставить вернувшиеся протоколы и информацию, полученную за чудовищно долгий промежуток времени...       Нужно было выяснить, ЧТО ОН НАТВОРИЛ.       Вот с чем ученый не ошибся, так это с тем, что его состояние будет похоже на пробуждение от глубокого сна. Огромный промежуток его жизни сейчас казался простым кошмаром. Но это было не так, он совершал поступки, принимал решения, собирал опыт. Но самое главное — мир изменился настолько, что все это казалось невозможным.       Кибертрона больше нет...       Так или иначе, было необходимо завершить операцию. Не просто операцию, а перепрошивку собственного вскрытого процессора.       Сам по себе вид органа на мониторе не пугал, пугало то, в каком он находится состоянии, и то, что прямо сейчас в нем находились медицинские приборы. Одно случайное движение манипулятором и последствия будут необратимыми.       Искра билась все чаще и чаще, но... На самом деле от осознания того, что происходит с тобой, и правда становилось намного легче. Температура внутри грудной клетки была высокой, но пока не была способна прожечь что-то.        «Пробуждение» вышло максимально неприятным.       Но пока это было только начало. Ведь само затруднительное положение было не главной причиной для паники.       Об этом не хотелось думать, об этом не хотелось вспоминать, но жестокое напоминание было прямо перед окулярами... Окуляром.       Его больше ничего не спасало от разрушающего влияния чудовищных пыток. То, что с ним случилось там, не могло просто взять и пройти бесследно, исчезнуть из измученного сознания. Прошедшее время не помогло. Травма просто была законсервирована, ожидая цикла, когда она сможет вырваться не свободу.       У Шоквейва больше не было лица, на это не было возможности не обращать внимание. Он не мог моргнуть, не мог открыть рот, чтобы облегчить тяжелую вентиляцию. Сзади послышалась возня. Она немного вырвала из пучины подступающей истерики. Кажется, Старскрим понял, что что-то случилось.       — Шоквейв... — от звучания этого голоса внутри все перемкнуло. Одна сильная эмоция перекрыла другую, но не подавила ее полностью. Хотелось обернуться, взглянуть на нее, получить необходимую поддержку. Но безголовый просто произнес:       — Все в порядке, лежи на месте, тебе нельзя двигаться, — голос дрожал, выдавая то, что операция прошла успешно.       Видимо сикерфем было плевать на указания, и она рухнула с платформы, а потом, пыхтя и стоная от почему-то возникшей нестерпимой боли, стала пытаться подняться.       — Старскрим! — Шоквейв вообще не ожидал, что так быстро почувствует раздражение и злость.       — Не смей говорить мне что делать! — сорвалась фемка. А чего еще следовало ожидать…       Ученый понял, что у него начался тик, из-за которого неконтролируемо задрожали антенны. И правда, просить о чем-то Скрим, если ей что-то ударило в шлем, было бессмысленно. Агрессия в таком случае сделает только хуже. Пусть творит что хочет.       Так или иначе, самая сложная часть, несмотря на плавильню, возникшую на месте процессора, была завершена, осталось только запаять свод.       Сикерфем как-то сумела подняться и кое-как, чудом не рухнув обратно, добраться до ученого.       Причиной ее поведение был страх и крайняя степень волнения. Шоквейв почувствовал жар, исходивший от Старскрим. Ее тонкая броня в некоторых местах уже успела покраснеть.       Но все что она могла, это испуганно уставиться на одноглазого.       — Не переживай... — ученый попытался говорить максимально мягко. Вышло так себе. Голос звучал все так же холодно, но, видимо, тревожных оттенков в нем хватило, что бы ещё сильнее обеспокоить бедолагу. Она, сначала долго мявшись, взяла Шоквейва за искалеченную руку. Внезапно тот понял смысл всего этого спектакля, стало и правда проще...       — Тебе много еще делать? — ноги раненой очень быстро слабеть, и она повисла на манипуляторе всем своим весом.       — Только закрыть шлем...       — Я сам, — Старскрим бесцеремонно вырвала из когтей ученого работающую сварку, только опосля подумав, что могла сотворить что-то не то. — Извини... — пискнула она, виновато прижав крылья к спине.       Шоквейв немного выпал с такой наглости, но потом, собравшись с мыслями, решил, что уже больше не может работать. Выполнить настолько простейшую задачу.       Теперь плавилась не только камера Искры, но и сознание.       — Хорошо...       Старскрим поволокла исследователя к платформе, а тот пытался идти максимально осторожно, вскрытая башка способствовала этому. Особенно трудно было сесть, казалось, что из-за смены положения модули процессора просто вывалятся наружу, порвав проводку.       Сикерфем устроилась рядом, нелепо заерзав на поломанной пятой точке.       — Квинтец... — зашипела она, одной фразой описывая весь букет непередаваемых ощущений.       Шоквейв же впал в состояние глубоких переживаний. Эмоции самого разного сорта, калибра и направленности вызывали просто колоссальные перегрузки. Вскоре одноглазый и вовсе завис.       Этот факт явно еще больше обеспокоил Скрим, а ее беспокойство отрикошетило беспокойством самого ученого.       Он понимал, что получится именно так, что «лечение» будет не легче болезни, но все равно не был готов, да и как к такому вообще можно подготовиться?!       Но в какой-то степени ему нравилось обрабатывать большие объёмы информации. Как многие колесники любили испытывать мощность своего двигателя, конкретно этот испытывал мощность процессора. У него уже давно не было перед собой настолько сложных задач.       Это тоже вызывало отклик, Шоквейв вспомнил, что такое настоящий исследовательский интерес, когда ты делаешь что-то не на автомате, просто глухо подчиняясь голосу программы.       Старскрим все так же опиралась на корпус ученого. Она много ерзала, пытаясь испытывать меньше мучений, но продолжала ремонт. Конечно, работа сварки по собственному корпусу, тем более рядом со сверхчувствительными антеннами, пугала. Благо, лишний раз дернуться, будучи неспособным шевелиться, было невозможно.       И все же негативные эмоции отступили. Шоквейв все больше и больше радовался, эта радость была оглушительной и слишком неожиданной.       В его перегруженном разуме прямо сейчас большая часть актива как-то стерлась, и он вернулся туда в пыточную, к тем мыслям и переживаниям. О том, как он хотел жить, чтобы его спасли, но его спас один конкретный бот, точнее, фемка.       То, что сейчас происходило, напоминало скорее инфантильную фантазию. Чувствовать, как твой корпус соприкасается с чьим-то чужим, получать внезапную заботу и внимание со стороны существа, от которого ждешь это меньше всего. Знать, что о тебе переживают, что ты не безразличен всему свету, кроме парочки спорных друзей, которым, по сути, ты нужен только как инструмент достижения их целей.       Старскрим, не смотря на всю ее амбициозность, сейчас было глубоко плевать на выгоду.       Наконец ученый отвис. Его рабочий манипулятор потянулся к корпусу сикерфем, лег ей на талию, а потом, как бы невзначай, начал спускаться к бамперу. Раненая смущенно встрепенулась, но потом, кривя уголками рта, сделала вид что ничего не замечает. Однако ее взволнованность и некий страх можно было понять, даже не глядя на фейсплейт — по дергающимся кончикам крыльев.