Путь к алтарю

      Александр Васильевич никак не мог разгадать, казалось бы, простую загадку: что творилось в голове его спутницы. Та, которую он пригласил для того, чтобы просто в непринужденной обстановке поговорить о причинах выбора столь неожиданного пути: по сути, деятельности адвоката, вдруг свела свидание к плотской страсти, однако в следующую встречу вполне логично поставила вопрос о том, кем она может являться. И если бы не столь шокирующее упоминание не просто бывшего мужа, а государственного преступника, с которым его, Александра Васильевича, посмели сравнить, этот вопрос был бы не таким удивительным. А так больше всего на свете мужчине хотелось спросить, кто выиграл в этом странном сравнении.       Больше для того, чтобы не стать в мыслях Зои тем, кто хотел от нее только близости, а от слов, что все это стоит забыть, он оскорбился и больше не желает ее видеть, Александр Васильевич пригласил Зою на еще одно свидание.       Зоя не ожидала, что следующий раз, когда ее пригласят на свидание, наступит так быстро. И больше для того, чтобы не окунуться в пучину разврата с головой, ведь и в прошлый раз в глубине души молодая женщина хотела окончить эту встречу так же, как и в самый первый, Зоя сказала помощнице:       — Сегодня затяни корсет как полагается.       Однако в затянутом как полагается корсете Зоя практически никогда не ходила, поэтому уже через пять минут не выдержала и сама чуть ослабила шнуровку.       Дышать стало гораздо легче, поэтому молодая женщина решила, что этого уровня утяжки ей хватит для того, чтобы не забывать о правилах приличия и держать себя в руках.       Кухмистерская была вполне уютной. Однако именно это заведение слишком отличалось от других, в которых Зоя уже успела когда-то побывать: хозяин-поляк сделал изюминкой заведения то, что посетителям предлагались только польские блюда.       Зоя с некоторым удивлением смотрела на журек — молодая женщина не знала, что заказывает суп, ей просто хотелось узнать, что скрывается за столь необычным названием. Колбасы и яиц было много, поэтому такое блюдо не огорчило Зою и она с интересом смотрела на Александра Васильевича, который выбрал бигус. Невольно вспомнив, как они с Эльвирой Марковной питались остатками квашеной капусты, правда, без мяса, Зоя съела пару ложек супа и посмотрела на своего спутника.       — Как вам кухмистерская? — спросил Александр Васильевич.       — В этой не была ни разу, — ответила Зоя. — Но попробовать что-то новое — это всегда занимательно.       — Еще здесь свиные рульки вкусные, но сегодня почему-то нет, — сказал мужчина.       — В следующий раз будут, — предположила Зоя.       Несмотря на то, что Александр Васильевич изначально не планировал затрагивать эту тему, подумав, мужчина спросил:       — Зоя Михайловна, вы в прошлый раз упомянули, что вспомнили Владимира Герхардовича. Так неужели я вас больше ничем не привлек?       — Вы что, Александр Васильевич, — улыбнулась Зоя. — Просто типаж, какие-то особенности внешности не забыть. Да и Владимир Герхардович, если уж на то пошло, тоже окончил юридический факультет. Вот кто знает, как могла бы его жизнь сложиться в ином варианте? Так-то у него были более чем пристойные оценки, он учился без троек. Значит, знания тоже были более чем пристойные.       «Для того, чтобы жизнь сложилась в ином варианте, нужно было жить иначе», — подумал Александр Васильевич и решил повернуть разговор в то русло, которое точно заинтересовало обе стороны.       — Зоя Михайловна, а, если не секрет, почему вы вообще решили заняться, скажем так, адвокатской деятельностью? — спросил мужчина. — Ведь это вообще не женское занятие. И откуда появилось желание учиться после гимназии?       — Мне хотелось учиться не так, как в гимназии: не оглядываться на классную даму, не совершать постоянно ошибок и быть за это наказанной, — ответила Зоя. — Хотела пойти на курсы. Мой покойный супруг предложил стать вольнослушательницей в университете, я согласилась. Платили за мою учебу Владимир Герхардович и его мать, Эльвира Марковна. А потом, когда Эльвире Марковне понадобилась помощь защитника, а с адвокатом почему-то не получилось сразу же найти общий язык, она вспомнила, что, вообще-то, есть я. Да, всем сказали, что она платила за мою учебу и поэтому в полном праве требовать какую-то выгоду сейчас, но на самом деле, конечно, ей просто хотелось видеть в качестве адвоката ту, с которой будет проще, не нужно будет держать дистанцию, что-то объяснять… Все оказалось гораздо проще, чем я ожидала: в показаниях свидетельницы, которые бы легли в основу будущего обвинения, была небольшая дыра, поэтому я настояла на ее повторном допросе. Свидетельница все прояснила и на этом моя деятельность закончилась. А второй раз было и проще, и сложнее одновременно: проще в том, что я уже была с маленьким, но опытом. А сложнее в том, что дело до процесса дошло.       — Получается, ваш второй опыт уже был сразу и с процессом? — не поверил своим ушам Александр Васильевич.       — Если не делить попытку Гусельниковой убить отца и ее непристойное высказывание, то да, — сказала Зоя. — Если делить, то процесс был моим третьим опытом.       — Защищать Гусельникову по первому эпизоду было бы куда сложнее, — ответил Александр Васильевич. — А какая тактика защиты была бы, если не секрет?       — Во-первых, надежда на суд присяжных, во-вторых, упор на политический характер дела, — произнесла молодая женщина. — Юная мадемуазель с обостренным чувством справедливости пошла стрелять в представителя жандармерии.       — Мотив-то уголовный, — сказал Александр Васильевич. — Она же не пришла со словами, обличающими пороки жандармерии или потерпевшего лично. Кроме того, версию о политическом мотиве губит попытка убийства сестры потерпевшего.       — Но она и не пришла со словами, к примеру: «Ты меня в своем доме удерживал» или «На полицию надежды нет», — ответила Зоя. — Александр Васильевич, а как вам подсказывает опыт, что можно было бы ожидать от суда присяжных?       — Многое зависит от того, кто в присяжные бы подобрался, — произнес мужчина. — Какая доля интеллигенции, просвещенных людей. Чем больше простых ретроградов, тем больше вероятности, что фразы «она пыталась убить отца» было бы достаточно, чтобы вердикт был обвинительным.       — Я понимаю, — вздохнула Зоя. — Но если бы, к примеру, я строила защитительную речь в лучших традициях выдающихся адвокатов, шансы бы повысились?       — Даже если вы намекаете на речь господина Александрова, то и здесь ваша подзащитная предстала бы перед судом в невыгодном свете: Трепов первым нарушил закон, телесные наказания уже запрещены, Засулич использовала, если можно так выразиться, право обороны, пошла на крайние меры, приняв надругательство над товарищем как свою личную боль, — ответил Александр Васильевич. — А если копнуть историю вашей подзащитной поглубже, что там будет? Пришла с ножом в жандармерию, чтобы убить отца — была зверски избита. Потом некоторое количество раз кто-то из них начинал наступательные действия первым. А потом вот этот случай… Нет, здесь тоже можно было бы порассуждать, что она всего лишь пришла к тетке поговорить, а Филатов ее избил и запер в, по сути, чужом доме, но здесь сугубо семейные дрязги, из политики только место службы потерпевшего.       — А о чем бы вы просили суд, если бы дело дошло до обвинительного вердикта присяжных? — спросила Зоя.       — Пара лет тюрьмы в Иркутске без запрета на выезд после, — практически не думая, произнес Александр Васильевич. — С учетом возраста подсудимой, просил бы суд о смягчении и тюрьме не в Иркутске, а здесь. Без всяких домашних арестов, разумеется. Это без разницы, сказали бы присяжные, что подсудимая действовала с предумышлением или без. Я больше склоняюсь, что с предумышлением, просто так оружие в чужом доме не ищут, она хотела его там найти. Ну и кражу можно покопать, в принципе, оружие-то не ее было.       — А чисто по человечески что думаете о Гусельниковой? — поинтересовалась Зоя. — В целом.       — Сложный вопрос, — вздохнул мужчина. — Говорят, мать ее прибила и держала дома. В целом, соглашусь с этой точкой зрения. Вот только толку было ровно ноль, вы же сами прекрасно знаете, что это привело ко второму делу. А вы что думаете, Зоя Михайловна?       — Мне жаль Гусельникову, — ответила Зоя. — После того, как я ее исключила из гимназии, мать ее отправила торговать в лавку. Как по мне, излишне жестокий поступок. Во-первых, она сама ее дворянкой сделала, а, во-вторых, она ее изначально как дворянку воспитывала. А тут раз — и такое…       — И что бы вы сделали? — спросил Александр Васильевич.       — Да хоть что можно предпринять! — воскликнула Зоя. — Оставить без вкусной еды, кормить тем, что попроще. Оставить без новых нарядов, хотя на наряды, как я понимаю, у матери и без того нет денег. Отправить зарабатывать деньги, но не в лавку, а придумать что-нибудь, более подходящее сословию. Переписывание текстов, переводы, если она переводить умеет. Но зачем было позорить бедную девочку, ее ведь хоть кто мог в той лавке увидеть!       — Вы полагаете, что на процессе ее реноме не было безвозвратно испорчено? — удивился Александр Васильевич. — Чем ей могла так навредить торговля в лавке?       — Ее репутации — ничем, — ответила Зоя. — А вот ее самолюбию… К сожалению, могла.       Разговор длился долго. С некоторым удивлением заметив, что на дворе уже вечер, Зоя поблагодарила собеседника за интересную встречу, позволила себя проводить до дома, поцеловать на прощание руку, а потом подумала:       «Эх, вот бы еще хоть разочек Александр Васильевич позвал меня встретиться…»