Путь к алтарю

      Зоя практически не сомневалась, что Александр Васильевич обязательно пригласит ее на свидание, причем не раз и не два, однако больше приглашений пока что не было.       — Агнесса, — вздохнула Зоя. — Почему Александр Васильевич больше не желает меня видеть? Он же пригласил меня на встречу после того самого разговора в доме. Неужели оскорбился словам о Володечке?       — Ma chère amie, смотря что вы говорили о Владимире, — ответила Ася.       — Никакой крамолы, — произнесла Зоя. — Просто говорила, что Володечка был не дурак, хорошо учился, кто знает, может, сейчас бы уже прокурором был! Нет, прокурором бы еще не был, еще бы не дослужился, а вот пошел бы по этой линии — уже явно был бы присяжным поверенным. И это еще для начала.       — Ну правильно, сравнила государственного преступника с приличным человеком, — сразу же отреагировала Ася. — Вот он и обиделся. А, может, он хотел с тобой поговорить о твоей карьере — вот он и поговорил. Больше вопросов нет.       — Я иногда думаю… — вздохнула Зоя. — Да, Александр Васильевич мне не ровесник. Но он очень интересный человек, интересный собеседник. Мы с ним Засулич обсуждали не с позиции «преступница и все», а именно мотив разбирали.       — И до чего доразбирались? — спросила Ася.       — Что у Засулич был мотив, а Глашка просто дура, — ответила Зоя.       — Впрочем, ничего нового, — произнесла Ася. — Хотя, если так подумать, для прокурора говорить, что Засулич не виновата — это более чем прогрессивно.       — Он явно не оголтелый монархист, — вздохнула Зоя. — Как я понимаю, он прекрасно осознает все недостатки царской власти, только не говорит, что нужно срочно взять и убить царя, чтобы недостатки закончились.       — Ma chère amie, а вы уверены, что он не хочет кому-нибудь из жандармерии принести на блюдечке с голубой каемочкой почти что раскрытое дело, чтобы он и себе галочку поставил, и ему в суде была возможность выслужиться? — спросила Ася.       — Так отвод же… — чуть растерянно произнесла Зоя.       — Отвод можно судье заявить, а не прокурору, — ответила Ася. — Потому что судья выносит приговор, а прокурор всего лишь поддерживает обвинение. И аргумента «мы с ним были излишне близки, а насколько — понимайте в меру своей испорченности» не хватит, чтобы отвести прокурора.       — Агнесса, в конце концов, на все воля Божья! — воскликнула Зоя. — Вот так думать постоянно и бояться каждого чиха — так и с ума сойти недолго! Надо будет — у меня адресок того самого адвоката записан, который, помнишь, фабриканта защищал. У него нет рамок на тему моральных принципов, поэтому он и мои интересы будет представлять, если будет суждено. А деньги где-нибудь найду. Сама потом чьи-нибудь интересы представлять буду, на худой конец.       — Ты не проверяла, Зойка, есть ли у него рамки на тему политических моральных принципов, — уточнила Ася.       — Раз по уголовке нет, то по политике уж тем более не будет, — ответила Зоя.       На протяжении всего февраля Александр Васильевич ни разу не пригласил Зою увидеться снова. В первый весенний день молодая женщина, как обычно, пришла в гимназию и начала заниматься обыденными делами.       — Зойка, — в кабинет влетела бледная Ася. — Твой язык — твой враг. Сегодня будешь отчислять Глашку с волчьим билетом.       — А что произошло? — спросила Зоя.       — Какой день на календаре? — спросила в ответ Ася.       — Первое марта, первый день весны, — удивилась молодая женщина.       — Первое марта, — подтвердила Ася. — А что у нас произошло первого марта?       — Год назад — ничего, — произнесла Зоя.       — Кто из нас народоволка? — чуть возмутилась Ася. — Кто должен все даты наизусть знать? Кого, в конце концов, из твоих воздыхателей хотели сослать административным порядком и, самое главное, за что?       — Царя убили, — сразу же сказала Зоя. — А потом, в другой год, царя не убили. А сегодня что произошло?       — Я-то расскажу, — ответила Ася. — А ты пока что думай: сама с Глашкой будешь беседовать перед отчислением или будешь инспектрису вызывать.       Глаша пришла на уроки в черном платье. Несмотря на то, что уставом гимназии ученицам были рекомендованы приглушенные тона, это правило соблюдалось не всегда и однотонные платья нередко разбавлялись не только платьями в клетку, но еще и платьями в цветочек или другой рисунок. Однако черное платье Глаши сразу же вызвало множество вопросов у окружающих.       — Глашка, у тебя кто-то умер? — чуть сочувственно спросила одноклассница.       — Вечная память злодеянию, совершенному восемь лет назад, — ответила Глаша. — Восемь лет назад было совершено непоправимое.       Пока одноклассницы высчитывали, что же именно произошло восемь лет назад, в класс вошел учитель.       — Восемь лет назад произошло ужасающее злодеяние, — продолжала Глаша. — И совершилось оно в апреле, третьего дня… Третьего апреля были зверски, по-живодерски отправлены на тот свет пятеро ни в чем не повинных людей! Третьего апреля одна тысяча восемьсот восемьдесят первого года произошло непоправимое… А два года назад тоже произошло непоправимое! Восьмого мая отправились в лучший мир, не добившись своего в этом, пять человек! А тот, кто должен был умереть, остался в живых!       — Горбатого могила исправит, — произнес учитель и направился к начальнице, однако по дороге встретил классную даму.       — Агнесса Викторовна, — произнес он, пересказывая ситуацию. — Или вы что-либо делаете с гимназисткой, или, если вы не в состоянии, я донесу в жандармерию.       — Сейчас, — произнесла возмущенная Ася и помчалась в класс.       Глаша еще ни разу не видела классную даму настолько не в духе.       — Гусельникова! — воскликнула Ася.       Глаша, чуть испугавшись, встала.       — Бессовестная! — продолжила Ася. — Судить тебя будут и сошлют в каторжные работы!       Молодая женщина буквально выволокла Глашу за руку из класса и добавила:       — И как еще мать твои выходки терпит!       Ася завела Глашу в соседний пустой класс и сказала:       — Сиди здесь. Выйдешь — самолично так отдеру, что тюрьму добрым словом вспомнишь!       Ася развернулась, помчалась в кабинет начальницы, а потом, на середине дороги, осознала, что именно наобещала, и испугалась своих же слов.       — Зойка, вот что нам теперь делать? — спросила Ася. — Обеим!       — Могу позвать Севастьянку, — ответила Зоя. — Пусть забирает Глашку и так беседует в жандармерии, чтобы ей после этой беседы не очень хорошо стало. Я, разумеется, о слове, не о рукоприкладстве.       — А потом ты все равно должна будешь об этом узнать и сдержать свое слово, — вздохнула Ася.       — Надейтесь, Агнесса, что Глашка настолько вас испугалась, что уже вам не придется сдерживать свое слово, — произнесла Зоя.       — Вызывай Геллер, — сказала Ася. — Геллер — инспектриса. Она может сказать Глашке, что решила ее пожалеть и не передавать все тебе.       — А ты сейчас осознаешь, что будет дальше? — спросила Зоя. — Что именно сделает Геллер с Глашкой за такие слова? А потом со мной. Меня, может, бить не будет, но выскажется высокопрофессионально. А может, и меня отлупит линейкой по рукам…       — Тогда я сейчас притащу Глашку к тебе и ты просто сдержишь свое слово, — ответила Ася. — Вот только помни, что если ты ее отчислишь с волчьим билетом, а через месяц возьмешь обратно, твое слово будет стоить примерно столько же, сколько слово пьяницы, который умирает от похмелья.       — Зови Геллер, — выдохнула Зоя.       Эльвира Марковна, услышав, что произошло, сразу же сказала Зое:       — Вот по-хорошему бы привести мне эту самую Гусельникову к тебе и делай с ней сама что желаешь.       — Матушка, — вздохнула Зоя. — Если я сейчас отчислю Глашу, а через месяц или даже осенью верну ее обратно, мое слово ничего не будет стоить. Пьянице, который умирает от похмелья и просит копеечку на водку, и то больше верить будут.       — А мне эта вечная проблема в гимназии не нужна, — ответила Эльвира Марковна. — За каждую ее выходку полиция или жандармерия с меня спрашивает.       — Матушка, я очень прошу вас войти в мое положение, — сказала Зоя. — Что мне, домой сейчас уйти?       — Уходи домой, Зоя, там будет сподручнее выдрать тебя за то, что затеваешь то, что потом разрешить не можешь, — произнесла женщина. — По рукам, так уж и быть, бить не буду — слишком заметно.       — Да что же вы так, матушка, — вздохнула Зоя. — Уже взрослую барышню, да что там барышню, женщину пытаетесь воспитать… Впрочем, делайте что хотите, я все равно дверь кабинета закрою. Можете даже привести, чтобы попугать мадемуазель, а меня уже как будто не будет.       Зоя проводила взглядом Эльвиру Марковну, закрыла кабинет на ключ и подумала:       «Может, сейчас отыграется на Глашке и меня трогать не будет».       Ася пришла в класс, где ее честно ждала Глаша, и сказала:       — Пойдемте, мадемуазель, к начальнице.       Сердце Глаши упало в пятки, и девушка произнесла:       — Мадам, пожалуйста, не надо к начальнице…       — Раньше надо было думать, — ответила Ася.       Молодая женщина пришла вместе с Глашей к кабинету Зои, дернула дверь и сказала:       — Значит, к Эльвире Марковне.       Казалось, Глаша испугалась еще больше. Тем временем Ася привела Глашу к инспектрисе и сказала:       — Эльвира Марковна, вот хотела отвести мадемуазель к мадам начальнице — закрыто.       Эльвира Марковна внимательно выслушала рассказ Аси о том, что произошло, и сказала:       — За свои слова, мадемуазель, нужно отвечать. Агнесса Викторовна, посторожите гимназистку, я в жандармерию.       Ася почувствовала, что ей становится нехорошо. Молодая женщина вывела Глашу, заперла в ближайшем классе и пошла к Зое.       — Зойка… — выдохнула Ася, постучав в дверь. — Открой.       Зоя открыла дверь и, увидев мертвенно бледную Асю, которая едва вошла в кабинет, донельзя удивилась и, заперев дверь, спросила:       — Что произошло, Ася?       — Геллер с тобой жандармерию согласовывала? — прошептала Ася.       — Нет, — удивилась Зоя. — А что, она туда пошла?       — Да, пошла, — подтвердила Ася.       — Может, к Севастьянке пошла? — предположила Зоя. — Не к Филатову же…       — А вдруг просто пошла, чтобы донести? — спросила Ася.       — Это ей же будет хуже, — ответила Зоя.       Кое-как успокоившись, Ася вышла из кабинета Зои и уже вскоре увидела, что Эльвира Марковна возвращается с Севастьяном.       Открывающаяся дверь кабинета, Севастьян, уводящий плачущую Глашу… Пока Ася приходила в себя, Эльвира Марковна вошла в кабинет Зои и протянула ей бумагу:       — Жалоба. Официальная. Проигнорировать не имеешь права. О том, что Агнесса Лыкова распустила класс. С тебя письменный ответ. Как говорится, не ответишь сама — напишу выше, но до этого, надеюсь, не дойдет. А что касается тебя — предлагаю поговорить об этом дома. Чтобы никто не мешал.       — Хорошо, матушка, — вздохнула Зоя.