Кинкабрь (сборник)

У Сону очень много привычек, которые кажутся странными для остальных. Сону медленно ест, долго выбирает напитки в кафе, пересматривает одни и те же фильмы, может часами выбирать одежду в магазине, надолго застревает в примерочных, но Сонхуна ничего, вообще ничего в Сону не раздражает. Он не устаёт от него — они давно дружат, близко, настолько близко, что Сонхун без вопросов всегда идёт следом, куда бы Сону его не позвал, всегда держится рядом. Они так близко дружат, что сами не уверены, дружба ли это. — Может, соберёмся всемером на выходных? — Я в субботу иду в торговый центр с Сону. — А, опять свидание. — Это не свидание. Мы просто идём гулять. Друзья каждый раз смотрят на них с такими ехидными улыбками, что Сонхун не знает, куда отвести взгляд, лишь бы не смотреть на милый розовый румянец на щеках Сону. — Ты там долго ещё? — спрашивает Сонхун, сидя у раздевалок. — Ммм, нет, я почти все. Он знает, что это неправда, и все равно каждый раз плетется за ним. И не может признаться, что получает удовольствие, наблюдая за тем, как Сону делает то, что ему нравится. Это не единственное, в чем он не может признаться. — Не знаю, что выбрать, тут два бежевых свитера, но они как-то… — Сону задумчиво мычит за шторой, — маловаты? — Давай заберу, принесу тебе побольше. Сону меряет миллион вариантов, но Сонхун каждый раз, не вздыхая и не раздражаясь, носится ради него по магазину — ему нравится делать ему приятно. Забирая вешалки со свитерами, протянутые сквозь узкую щель приоткрытой шторки, он ловит голое плечо Сону в отражении зеркала и порывисто отводит глаза. Потом, возвращаясь, так же не глядя вталкивает одежду в кабинку. Они оба не знают, что между ними происходит. — Смотри, есть еще один вариант, Чэвон как раз сказала, что хочет какую-то воздушную тему на день рождения. Сону отводит шторку и показывает очередной вариант, но Сонхун даже не может взглянуть на его лицо, чтобы понять заранее, нравится самому Сону или нет. Он влипает в свитерок из тонкой пряжи, некрепкой вязки, и от того слишком прозрачной — на вкус Сонхуна. Сону в нем выглядит, словно закиданный легкими паутинками; он сразу представляет, как другие будут смотреть на Сону, любоваться им, хотеть его, и что-то неуютно вьется в животе. — Слишком откровенный, — говорит он, запоздало замечая, что все это время пялился на маленькие розовые соски, проглядывающие сквозь пряжу, потому что Сону вдруг прикрывает грудь руками. — Понятно, что я надену что-нибудь под него, — возмущенно говорит тот, неловко отведя взгляд, — я просто хотел, чтобы ты посмотрел. Сонхун улыбается от того, как он мило спотыкается в словах от смущения. — Я посмотрел, — с улыбкой говорит он, — мне нравится. — Ты опять это делаешь… — бормочет Сону, зашториваясь обратно. — Что делаю? Но Сону не отвечает, снова шуршит одежда, он меряет одно, другое, третье… Иногда Сонхуну кажется, что, на самом деле, они оба все понимают. Что их давняя дружба перестала быть просто ею, и чем дольше они пытаются это игнорировать, тем яснее ощущается напряжение, повисающее между. Что Сонхун ужасно хочет его поцеловать, а Сону этого ждет. И никто из них не решается сделать первый шаг из страха стереть уже пройденный миллион. Сону вдруг задушенно, как будто растерянно смеется, бормоча что-то себе под нос. — Это вообще откуда? — слышит Сонхун его голос и поднимает голову от телефона. — У тебя все нормально? — Подожди, тут… — слышится шуршание одежды, падают вешалки, еще бы, он столько одежды набрал, что уже ничего не влезает. — Боже, это что? — Сону смеется снова. — Тут где-то косплейный отдел? Сонхун вертит головой по сторонам, замечает ведущий в другую сторону коридор. — Ага, издалека похоже на женский отдел, — но Сону ему не отвечает, шуршит тканью. — Тебе помочь? — Да, помоги. Сонхун, не задумываясь, подходит ближе, отодвигая шторку, и замирает с ощущением внезапного удара мешком по голове. Сону стоит к нему спиной в чёрном платье с белыми оборками и взбитой юбкой — платье, подозрительно похожем на униформу горничной. Сонхун не может убедиться, потому что влипает в треугольник молочной кожи под расстегнутой молнией. К паре крохотных родинок у него под лопатками так мучительно хочется прижаться губами, что во рту пересыхает. — Застегни, пожалуйста, — тихо говорит Сону, Сонхун поднимает взгляд в зеркало и видит его глаза. У Сону алые скулы, будто вымазанные румянами, взгляд немного поплывший, смущенный, но в то же время удивительно ясный. Таким взглядом просят расстегивать, раздевать, целовать красивую кожу под воздушными оборками. Сону выглядит женственно-хрупким, особенно сейчас, и не стесняется этого, — Сонхуну всегда нравилось это в нем, — только волнуется немного. Ему приходится оказаться почти вплотную, чтобы зайти и зашторить кабинку за собой. Он не хочет, чтобы кто-то смотрел на Сону, в любой одежде, сейчас особенно, пока он с ритуальной медлительностью поднимает язычок молнии вверх, и этот звук отзывается мурашками по загривку. Талия Сону в этом платье кажется крошечной. — Зачем ты его надел? — спрашивает он, оплетая её пальцами, сжимая и не удивляясь, как пальцы почти сходятся вместе. Ощущение его рук лакирует глаза Сону возбужденным блеском. — Не знаю, — тихо говорит он. Они, кажется, впервые так долго смотрят друг другу в глаза. — Хотел, чтобы ты посмотрел. Мне нравится, когда ты смотришь. Пальцы сжимаются неосознанно, стискивают, и выдох льется из Сону судорожными рывками. — Красиво же? — с надеждой спрашивает он. Сонхун кивает, не находя слов, ему всегда тяжело подобрать слова, но он знает, как это важно Сону, и искренне говорит: — Очень. Сону, расплываясь в довольной улыбке, чуть прикусывает губу. Сонхуну нужно отойти, убрать руки, выйти из кабинки, пока хрупкая грань их недо-дружбы не лопнула у него под ногами как леска, но он просто не может себя заставить. Что-то мучительно тянет его под ребрами, тащит ближе, переламывает контроль, и он, сдаваясь, проскальзывает ладонями на живот, наклоняясь и утыкаясь лицом Сону в шею. Делает вдох знакомым любимым запахом и чуть не стонет. Ему нужно уходить. — Пожалуйста, — еле слышно выдыхает Сону, притягивая его за затылок ближе, словно боится, что он действительно уйдёт. Сонхун всего лишь прикасается губами, но от одного этого — буря под ребрами, будто он делает что-то запрещённое, и его вот-вот поймают, но он только крепче сжимается руками, измученно выдыхает: — Если ты меня сейчас не остановишь… Сону разворачивается в его хватке с такой лёгкостью, будто мог бы сбежать, если бы захотел, но он тянется ближе, дергая к себе за плечи. Ему приходится привстать на носочки, чтобы сказать прямо в губы: — Не буду. Сонхун много раз представлял их поцелуй — осторожный, вельветово-сладкий, но Сону впечатывается губами с непривычным отчаянием, будто это он боится, что Сонхун сбежит, и тащит за собой, пока Сонхун под рывком не вжимает его тело в перегородку. Сонхун представлял их поцелуй по-другому, но только так он кажется самым правильным. Они целуются, судорожно сталкиваюсь губами, потому что представляли оба и теперь больше не придётся; целуются, вцепившись, дорвавшись друг до друга. Сонхун дёргает бедро Сону выше, себе на бок, покрываясь мурашками от шелеста оборок под пальцами, и тискает мягкую нижнюю сторону бедра как никогда не мог себе позволить. Долгая мучительная осторожность окрепла в нем как выдержанный алкоголь — Сонхун, вслепую целуя губы, щеки, подбородок, чувствует как она бьёт опьянением в голову, лишая контроля. Сону тихонько стонет, запрокидывая голову от поцелуев в шею, будто забывает, что они в публичном месте, что их могут услышать. Им обоим плевать, в голове лишь мысль, что можно больше не бояться, не осторожничать, не ломаться от невозможности прикоснуться. Сону выгибается в попытке прижаться ближе, вьется от малейшего касания — Сонхун лапает его спину, бока, бессовестно тискает бедра под юбкой, будто пытается истрогать за все те годы, когда изо всех сил держался, чтобы не делать этого. — Поверить не могу, — восхищенно выдыхает он, уткнувшись лбом в шею, влажную от поцелуев. Пальцы сами проскальзывают по платью от кружевного выреза вниз, по фальшивой шнуровке, маленькому фартуку, несдержанно сгребают в кулак ткань, собравшуюся на бедре. Судорожный выдох Сону горячо облизывает ухо — он ещё ничего не сделал, но Сону уже дрожит в его руках. Сонхун смотрит, как в отражении на бедре Сону вспыхивают бледно-розовые полосы, когда он с нажимом протаскивает пальцы по коже, и сам содрогается в мелкой горячей дрожи. Он столько хотел бы с ним сделать. — Я очень хочу тебя потрогать, — хрипло признается он, зацеловывая нежную кожу в вырезе платья. — Можно? Сону порывисто сгребает в кулаки ткань свитера на его плечах и тащит к себе снова. Сонхун целует его, слыша приглушенное «да», потерянное в поцелуях — он знает, что Сону может не хватить духу сказать это, глядя ему в глаза. Он так хорошо его знает, что считывает в его отчаянной распахнутости — тебе можно все. Он опускается на колени, наслаждаясь хрустом ткани, когда задирает юбку выше. А потом и самим Сону — у него уже стоит, и маленькое мокрое пятно на светлом белье так явно бросается в глаза, что Сонхун судорожно сглатывает набежавшую слюну. — Не смотри так, — еле слышно скулит Сону. Сонхун хочет смотреть, хочет трогать, так невыносимо, что сводит пальцы, но у него грязные руки, и они в проклятом торговом центре. Раздражение захлестывает в нем одновременно с диким желанием — плевать, плевать, он просто умрет, если они сейчас остановятся из-за такой мелочи после того, как не решались столько лет. Он стаскивает белье и жмется прямо так, чувствительно проезжаясь губами, Сону от неожиданности ахает так гулко, что сам вспыхивает до кончиков ушей. — Черт, мне надо как-то… — его голос обрывается скулежом, потому что Сонхун, забывшись, проскальзывает по члену языком, прихватывает губами. — Хен, пожалуйста, нас услышат. Сонхун уже не может остановиться, не сейчас, он просто дёргает подол юбки выше, оголяя живот до пупка, нетерпеливо расцеловывает открывшуюся кожу до красивых розовых меток. — Зажми в зубах. Сону никогда не оспаривает его решений, не пытается и сейчас. Сонхун слышит его приглушенное хныканье сквозь ткань, когда снова ласкает его губами, вбирает в рот. Без рук он не может сделать многого, но Сону приятно и так, как угодно, он мечется под прикосновениями, лохматит его макушку, несдержанно сжимая кулаки, когда пробирает особенно остро. Сонхун пьянеет с его чувствительности и собственной неожиданной смелости — его никогда не тянуло в опасные ситуации, но риск быть пойманными искрами жжется в крови. Он знает, что это неправильно, что они должны быть тихими, но что-то внутри раззадоривает его сильнее, хочет, чтобы все слышали, как Сону хорошо с ним, что это он заставляет его издавать такие звуки. Сонхун вскидывает взгляд, когда Сону скулит особенно жалобно, и это зрелище выстегивает его вдоль позвоночника мягким горячим хлыстом. У Сону алые щеки, зажмуренные глаза, край юбки, зажатый в зубах; белые кружевные оборки взмокли от слюны. Сону стонет, когда Сонхун туже втягивает щеки, не зная, что на него смотрят, не зная, что Сонхуна от взгляда на него так палит, что он боится прикоснуться к себе и просто кончить в штаны. Сону хнычет особенно трепетно, когда сам оказывается на грани, пытается оттащить от себя, но Сонхун отрывается слишком поздно — Сону заляпывает ему щеки, губы, свой живот. Его ломкий скулеж, то ли от неожиданной разрядки, то ли от стыда, вспыхивает внутри кипящими фейерверками, Сонхун замирает весь, чтобы переждать, вытерпеть, но Сону спешно одергивает подол, чтобы вытереть его лицо сухим краем. — Прости, прости, хен, я не хотел тебя запачкать, — тонким, обеспокоенным голосом нежит он. Сонхун даже с болезненным стояком в штанах чувствует себя чудовищно счастливым. — Всё нормально, — он поднимается с колен, с неловкой улыбкой глядя вниз, — но платье, кажется, придётся купить. Они оба смотрят на убитый подол и одновременно поднимают глаза. Сонхун чувствует слабую искру смущения, когда они пересекаются взглядами, по многим причинам сразу. Сону перед ним в платье. У Сонхуна все ещё сильно стоит. Их первый секс произошёл в публичном месте. Им больше не нужно притворяться, что они не хотят быть больше, чем просто друзьями. Сону мягко целует его в скулу и улыбается немного робко. — Я не знаю, как нести его на кассу. — Оторвем бирку и попросим пробить так? — Я со стыда сгорю, если сделаю это, — вздыхает он, и Сонхун с улыбкой поглаживает его бока, все ещё не в силах перестать любоваться тем, как потрясающе фигура Сону смотрится в этом платье. — Давай я сам отнесу. — Ты всегда мне помогаешь, — Сону улыбается так ярко, что хитрый лисий блеск в его глазах Сонхун замечает, только когда чувствует руку на пряжке своего ремня. — Теперь моя очередь. Сону всегда надолго застревает в примерочных, но сегодня совсем по другой причине.