Кинкабрь (сборник)

Джей не из тех, кого легко вытянуть на разговор по душам, особенно с младшими. Дело не в том, что он не доверяет, просто он вот такой: выслушает вместо того, чтобы говорить, позаботится, поможет, направит. И Чонвон каждое оброненное слово, каждый незначительный жест с его стороны ловит с тончайшей трепетностью. — Вот здесь, локоть повыше, линия должна быть прямой, — Джей, стоя за спиной, приподнимает его руку и, прежде чем уйти обратно в угол танцзала, спокойно роняет: — вот так, молодец. И Чонвону жарко опаляет под ребрами. Ни с кем другим он не чувствует ничего подобного. Ему нравится, когда его хвалят, но только внимания Джея он ищет, прыгая вокруг него с нелепым щенячьим упорством, постоянно спрашивая: вот так нормально? вот здесь я правильно сделал? как я тут выглядел? И Джей никогда не отмахивается, улыбается с теплом и поднимает пальцы вверх. «Лучше всех». Чонвона настолько окрыляет эта фраза, что ему кажется, будто ничего другого ему и не нужно. Но и этого становится мало, и он впадает в зависимость от того, чтобы чувствовать его взгляд дольше, чаще слышать, что он справился, как он справился, хоть что-нибудь. Джей любит всех мемберов одинаково, и Чонвона раздирает между тем, чтобы бороться за его внимание — и с собственным эгоизмом. Когда в разъездах им выпадает один номер, он всегда с трудом скрывает ликование. С Джеем хорошо, комфортно, они легко делят вещи и решают, кто пойдёт первым в душ — Джей всегда уступает, если его попросить. Чонвон о многом хотел бы его попросить. — Я пошёл в душ, поболтай с ребятами, — говорит он, поднимаясь, и Джей тут же занимает его место на трансляции. Чонвон ходит по номеру, собирая вещи, поглядывает на Джея, уютно растрепанного, улыбающегося в камеру, от него такого совсем не хочется уходить. И он не уходит, валится лицом в кровать, закрывает глаза — Джей его потом разбудит. Ему так легко доверяться, Чонвон чувствует подобное только с ним. Он младше, он лидер, но никому из старших, кроме него, он не отдал бы контроль с такой лёгкостью. — Да, у Чонвони очень классно получаются свои партии, — голос Джея, рассказывающий впечатления о концерте, он слышит сквозь дрему, мягкой согревающей волной по коже. — Как вам, кстати, последний тикток челлендж? Тоже его идея была. Он чувствует его голос, как хотел бы почувствовать руки на теле, осторожно, тепло, закипающим жаром внизу живота. У Джея красивый, чуть охрипший голос, и Чонвон, купаясь в нем, легонько потирается об матрас, напивается запахом парфюма с его толстовки, лежащей рядом. — Пока не знаю, было бы классно сделать тоже что-то такое, — Чонвон теряет суть через слово, выцепляет только то, что хотел бы услышать больше всего, — я их с Ники выступление смотрел миллион раз, наверное, очень круто, да? И это так дико, сколько всего он готов сделать, просто чтобы слышать от него, какой он молодец, как хорошо справился — просто чтобы ему понравиться. Это дико и неправильно, и Чонвон прячет горящие щеки в покрывало; это неправильно, что он думает вот так про своего друга, пока вжимается в матрас, представляя его под собой, но он не может остановиться. — Спишь? — тихо спрашивает Джей, когда заканчивает трансляцию, и Чонвон действительно притворяется спящим. Джей уходит в душ первым, и он надеется, что успеет успокоиться за это время, но слышит звук воды через тонкую стенку и не может перестать думать, представлять. Как зашел бы следом, сделал ему хорошо, заслужил похвалу на коленях, только бы услышать ее снова, услышать свое имя его голосом. — Эй, Чонвони, — звучит за спиной, пока Джей мягко трясет за плечо, — не засыпай, тебе надо вставать. Проблема в том, что у него уже стоит, и он не хочет, чтобы Джей это видел. — Хен, можно я с тобой посплю сегодня? — бормочет он в одеяло, уже зная, что ему откажут. Джей слишком чутко спит. — Нет, тебе нужно сполоснуться и лечь нормально, нам вставать завтра рано. — Не могу. — Мне что, как маленького тебя понести? — Джей смеется, и Чонвон улыбается тоже. Ему нравится, как они оба понимают, что, когда они вдвоем, он может снять с себя груз ответственности и позволить о себе позаботиться. Но сейчас не тот случай, когда это возможно. — Нет, не нужно, я полежу пять минут и уйду. Джей оставляет его в покое, ходит по номеру, и Чонвон слышит, как шуршит полотенце, когда он снимает его с себя, как шелестят шорты, в которых он спит, видит его тело даже с закрытыми глазами, худое, жилистое, и еле сдерживает скулеж. Усталость после концертов всегда так сильно выматывает организм, что Чонвон перестает его контролировать. — Давай, поднимайся, — говорит Джей, усаживаясь обратно, но Чонвон даже не двигается, просто дышит, и он обеспокоенно добавляет: — Что-то не так? — все не так, это все неправильно. — Ты плохо себя чувствуешь? — Нет, — выдавливает он, но голос звучит до нелепого жалко. Как можно чувствовать себя хорошо, испытывая такое к своему другу? — Я могу тебе чем-то помочь? — Джей гладит его по спине через футболку, мелкие искры впиваются в кожу вслед прикосновению, и Чонвон, не выдержав, выдыхает: — Нет, потому что это из-за тебя. Он всегда говорит как есть, это то, о чем они договорились еще в самом начале, о полном доверии, и Джей никогда на него за это не обижается, но он вдруг затихает, рука исчезает тоже. Чонвон поворачивается на спину, стараясь на него даже не смотреть. — Прости, — говорит он, все еще не глядя. Он точно знает, куда сейчас смотрит Джей, и не хочет видеть выражение его лица. Они много раз заставали друг друга в таком состоянии, но сейчас все было по-другому. — Я не могу это остановить. — Из-за меня? — Джей спрашивает так тихо, что неизвестно, злится он или ему противно, но Чонвон злится на себя сам и торопливо выпаливает: — Мне нравится, когда ты говоришь обо мне, когда хвалишь, мне нравится твой голос, и… Черт, прости, мне не стоило. Он пытается сесть, чтобы уйти, но Джей осторожно упирается ладонью ему в плечо, и они впервые сталкиваются взглядами. Глаза Джея чуть поблескивают от улыбки. — Ложись, — он нажимает рукой, и Чонвон как зачарованный опадает обратно, — я помогу тебе. Он ничего не может поделать с тем, как в предвкушающем неверии вспыхивает внутри от этих слов, но все равно прихватывает его запястье. — Ты не обязан, если не хочешь. Он однажды застал выпивающих хенов, обсуждающих секс, и помнит, как небрежно, не стыдясь, Джей обронил: «мне просто не особо интересен секс». — Я знаю, но мне нравится делать тебе приятно, — он скользит от плеча вниз по руке, проходится кончиками пальцев по нежной внутренней стороне, и Чонвон немного дрожит. — Тебе не противно? — Нет, это же ты, — он пожимает плечами, продолжая поглаживать, — и к тебе приятно прикасаться, — Чонвон на похвалу дрожит сильнее, так явно, что Джею это заметно, но он не насмехается, говорит мягко: — Можешь потрогать себя, я не против. Чонвон спешно лезет рукой под одежду, сжимает кулак на члене, даже, кажется, не дыша от напряжения, но на чужой голос воздух вышибает из лёгких со стоном. — Вот так, да, — нежит Джей, — расслабься. И Чонвон, прикрыв глаза, как по команде размякает на покрывале и в сбивчивом ритме неловко толкается в свой кулак. Джей наверняка смотрит на него, но он не готов посмотреть в ответ, не сейчас, когда его разматывает просто его слышать. — Спусти треники, тебе же неудобно, — Чонвон на секунду замирает, раздумывая, но Джей тут же добавляет: — все хорошо, не стесняйся меня. Он не стесняется, он хочет его так сильно, до дрожи, — так же сильно, как боится доставить ему дискомфорт. Но они обещали доверяться. Он ерзает на покрывале, стягивая треники и белье до середины бедра, Джей говорит тихо, ласково: — Молодец. И Чонвон скулит, вспыхивая от стыда за то, что течёт себе в кулак от одного слова. Он не смотрит, не решается, ровный, размеренный ритм собственной ладони увлекает его так сильно, что, когда он чувствует горячие пальцы на своём животе под футболкой, его буквально выгибает. Джей гладит его по животу, вверх до груди, футболка сползает дальше, свободно открывая доступ, и он гладит так приятно, ненавязчиво. Чонвон задыхается, чувствуя его ладонь на себе, чувствуя, как хочется больше и ближе, но даже так — приятно до головокружения. — Тебе не обязательно меня трогать, если не хочешь, — выдавливает он из последних сил, только бы не застонать, потому что взгляд Джея, когда он открывает глаза, вяжет его горячими лентами. — Мне нравится тебя трогать, — Джей выглядит все так же спокойно, но его глаза мягко тлеют, словно он искренне любуется, наслаждается тем, как Чонвон вьется под его руками. — Как тебя можно не трогать, когда ты такой красивый? Джей редко хвалит помногу, но сейчас его словно прорывает, искренне, жгуче, каждое слово жарко расцеловывает сердце, огнем кипит внизу живота. Чонвон бьется в свой кулак, представляя его руки, вслушивается в чужой голос на грани шепота над своим лицом, когда Джей наклоняется ниже. — Умница, вот так, давай. Чонвон кончает так резко, что пачкает чужую ладонь на своём животе, скулит сквозь закушенную губу и сам себя не слышит — лицо Джея оказывается так близко, что между ними полтора вздоха до того, что не может между ними произойти. Но Джей спрашивает: — Я могу тебя поцеловать? — Можешь? — отзывается Чонвон с надеждой. И Джей, мягко усмехнувшись, сокращает расстояние. Их медленный, бархатно-нежный поцелуй окатывает его, словно тёплая морская волна на хрупкий песочный форт. Он лежит, не двигаясь, даже когда Джей так же мягко отстраняется, и губы сладко печет после поцелуя. — Такой умница.