Познай самого себя

Когда Рэне вышла из оцепенения и уже хотела закрыть дверь, женщина с широкой улыбкой на губах подставила ногу и открыла дверь шире, заставляя Тейлор отойти в сторону. — Ты как всегда гостеприимна, Рэне. Рэне ничего не остается, кроме как пустить ее в квартиру. Женщина кинула длинный плащ на комод и села на диван, закинув ногу на ногу, так, будто ее место всегда было здесь. — Шейла, ты портишь мои законные выходные. Мне итак пять дней в неделю приходится следить за сборищем гиперактивных подростков, теперь мне еще придется следить за гиперактивным подростком переростком. У Шейлы волосы блондинистые, но на тон темнее, чем у Рэне, у нее полуулыбка-полуухмылка, словно она выше всего этого. Рэне садится на кресло рядом с диваном, поворачиваясь к Шейле лицом. В последний раз учительница видела ее три года назад, и за это время женщина ни капли не изменилась. И волосы остались прежними, и мелкие морщинки, которые она умело скрывает, и образ, составленный ей, тоже совершенно не изменился. Только в глазах ощущается жесткость, холодность, пустота. Словно за эти три года Шейла спустилась в сам ад и вернулась обратно, даже не запачкав изящное дорогое платье. Она всегда была такой. Рэне думает, даже если бы вокруг нее убивали людей, Шейла бы стояла посреди всего этого, чистая и нетронутая. — Что ты здесь делаешь, Шейла? — Захотела увидеться с любимой сестрой. Рэне вздрагивает от ее улыбки, которая кажется женщине хищным оскалом. Она искренне любит сестру, но есть то, за что Тейлор никогда не сможет простить Шейлу. И Шейла это знает. — Как ты видишь, у меня все хорошо. — Рэне затягивает легкий халат, как защиту от ее пронзительного взгляда. Воцаряется молчание, но Тейлор знает, о чем думает сестра. Она знает, что Шейла — чертов стратег, она проницательна до глубины души и опасна настолько же сильно. Шейла выросла такой, потому что с самого детства ей приходилось защищать не только себя, но и Рэне. Возможно, она все еще чувствует нужду в защите сестры. Вот только почему тогда Шейла оставила ее в самый нужный момент? И Рэне хочет это спросить, но не может. — Чья обувь стоит у порога? — искренний интерес Шейлы для Рэне звучит как уловка. — Одной девушки из моей школы. И учительница знает, что хочет сказать Шейла. Знает, что она хочет залезть в темные бреди ее души, хочет разворошить прошлое, которое Рэне пыталась отпустить так долго. Поэтому Тейлор идет на кухню и достает из шкафа давнюю, припрятанную еще несколько лет назад на лучшие случаи бутылку виски. С громким стуком бутылка опускается на стол, и Шейла, не дожидаясь стаканов, пьет из горла. Хмельные струи слегка стекают по подбородку, а женщина пьет так, будто нуждается в чем-то, что хотя бы на миг отрубит ее гениальный ум. Рэне никогда не видела ее такой. Видимо, за три года что-то все-таки изменилось. — Я не умею извиняться, ясно? — Шейла не ждет ответа, она делает еще один глоток, передавая бутылку в руки сестры и продолжает. — Но ты ведь и не примешь моих извинений. Рэне не отвечает, она покорно голову опускает и сжимает в руках горлышко бутылки. Потому что Рэне не может видеть эту Шейлу, когда помнит другую. Ту, которая смотрела на нее так нежно, бросала вызов всему, которая не была настолько циничной и жестокой. — Я думала, мы достаточно взрослые, чтобы уже наконец разрешить этот конфликт. — Не намекай, Рэне, скажи это прямо. Шейла придвигается ближе к ней, смотря в самую глубину, где шрамы остались, пустота от многочисленных потерь, жалкие воспоминания, которые Рэне бы стереть, да не может. Порой, Шейла забывают, что людям свойственно чувствовать боль, когда они живые. — Ты сбежала, Шейла, и снова объявилась в моей жизни только спустя три года. Я знаю, что ты хочешь восстановить наши прежние отношения, но ты не сможешь. Я в одиночку спустилась на дно и в одиночку выплыла. Ты не имеешь права снова появляться в моей жизни. И я не верю, что ты приехала только ради извинений. На секунду в глазах Шейлы учительница видит поражение, опустошение, словно Рэне все-таки смогла задеть какие-то струны ее души, сделанные из металла. Рэне залпом выпивает оставшуюся часть виски. Алкоголь прожигает гортань, и женщина хочет оставить это ощущение, лишь бы не сказать, как скучала, как надеялась, что Шейла приедет и Рэне сможет побыть в ее объятиях маленькой девочкой. — Рэне? Келли выходит в своей маленькой, истертой вдоль и поперек футболке и штанах Рэне, потирая глаза. Женщина подрывается, но ноги подкашиваются, и Тейлор опирается о спинку дивана. Келли замирает олененком перед хищником и неизбежным итогом. — Вы пьяны? — Да. — обреченно произносит Тейлор, опуская голову. Келли убегает так, будто Рэне действительно может ее ранить. — Не пытайся заменить ей Оскара. — Заткнись, Шейла. *** — Спасибо. — хрипит Мерфи, когда Миранда перед ним опускает стакан, до краев наполненный водой, и вкладывает в руку таблетку с быстрой усмешкой. С этой ночи его слабости Миранда снова облачается в свой замкнутый, закрытый образ. Она одета в строгий костюм, закрывающий каждый участок кожи, кроме как головы и рук, короткие волосы спадают легкими волнами. И Мерфи знает, сколько сил ей требуется, чтобы быть такой. И мысль о том, что без этой брони ее видит только Мерфи, просто не может не ошеломлять. Она уходит к двери, а в ушах парня только и стоит стук ее каблуков об пол. — Ключи на столе, я вернусь поздно. Мерфи не отвечает, откидываясь на кровать, не зная даже, что чувствовать. Потому что слишком много всего. Мерфи всегда был таким: слишком много чувствующим, проживающим через себя каждую несправедливость и слишком мало думающим. — Миранда, завтра ночью я работаю, если меня, конечно, не уволят, но, может, завтра мы проведем время вместе, как раньше? Миранда не отвечает, и если бы он услышал хлопок двери, то знал бы, что Миранда ушла. Но знать, что еще здесь и покорно ждать ее ответа — невыносимо. — Поговори с Этаном. И только после этого Мерфи слышит хлопок двери. Он не смог слишком долго находится в ее доме без Миранды. Понимание того, что в каждом миллиметре квартиры, в каждом предмете она и когда-то был Мерфи, словно в их личном маленьком мире, его просто убивало. Стоя перед дверью своего же трейлера, Мерфи не может решиться войти. Парень отпрянул, когда перед ним Этан резко дверь открыл. Он смотрит отрешенно без удивления, когда у Мерфи внутри словно бы весь мир внутри переворачивается. — Я собираюсь Лие. Мерфи выдыхает, окончательно отчаявшись, и отходит в сторону. Но Этан не уходит, смотря на него своим пронзительным взглядом, словно всю душу парня наизнанку переворачивает, задевая все его чувства и эмоции. — Ты был с ней? Хартвинг спрашивает, но Мерфи чувствует, что ему на самом деле не нужен ответ, он итак все знает. — Нечего сказать? — Этан говорит с таким холодом, что он пробирается по толстовку Мерфи, под самые ребра. — Да. Я не знаю, что сказать тебе, чтобы не ранить еще больше. Этан усмехается, поворачиваясь, и, опираясь рукой о дверь, склоняет к нему голову, бросая слова, как ножи: — Тогда тебе стоит научиться говорить правду. Мерфи покорно идет за ним в трейлер, осознавая, что позади оставил нечто важное, но не может понять что. Этан в плечо парня толкает, чтобы он упал на диван, и пододвигая стул ближе, садится напротив него. Хартвинг ждет, а Мерфи чувствует, что его загнали в угол. — Я действительно ее люблю. — для Этана это стало самым жестоким ударом прямо в сердце, но он ни за что не покажет этого. — И я не знаю, куда это приведет, но я хочу попытаться. И я никогда не хотел обманывать тебя, давая ложную надежду. Ты тоже от меня отказался, ты не хотел мне помогать, так что ты не можешь винить меня в том, как низко я пал. Я сделал все, чтобы исправить свои ошибки, не только на мне есть вина. Я не хочу тебя терять, Этан, но больше я не стану ползать у тебя в ногах, прося прощения. Мерфи переводит дыхание, ожидая, что он простой уйдет не только из трейлера, но и из его жизни, но Этан молчит долго, смотрит на то, как Мерфи сидит перед ним, оголенный и безоружный. И улыбается уголком губ печально, в голубых глазах плещется спокойный океан, а не ледяные глыбы, и Мерфи не знает, как на это реагировать. — Ты, наконец, сказал правду. Перестал выставлять себя хорошим и показал, что тебе тоже бывает больно. Этан со стула пересаживается к нему, но держит дистанцию. — Я знаю, что ты ее любишь, и, может, так даже лучше, но сейчас нам обоим нужно разобраться в этом. — Этан неопределенно махает рукой в пространство между ними. Они оба смотрят перед собой, потому что оба знают, что если взглянут в глаза друг другу, ностальгия по прошлому захлестнет их с головой, и выплыть никак. — Нет, Мерфи, мы не сможем вернуть наше прежнее общение, и зря мы вообще пытались это сделать, как видишь, все стало только хуже. — Тогда что мы можем сделать? — Продолжать общаться. — Этан произносит это тяжело, пытаясь не замечать, как после этих слов Мерфи выпрямился, словно груз с плеч сняли. — И расставить границы. Прямо сейчас я не могу уйти, поэтому пока я живу с тобой, я не хочу видеть ее здесь. Также, раз это твой дом, то я посплю на полу. — Ты не обязан. — отрешенно произносит Мерфи. — Я хочу. — резко обрывает его Этан. — И не пытайся вести себя так, как раньше. Помнишь, мы уже никогда не будем прежними. Тебе есть что добавить? — Не отворачивайся от нас, не сейчас, когда ты буквально ведешь войну со своим отцом. Этан выдыхает, понимая, что все между ними будет хорошо, просто бессмысленно было пытаться скрепить сажу, чтобы восстановить мост, сейчас они просто построят новый. И все образуется, и дышать легче станет, и потом смеяться громче будут. — Хорошо. Пошли. *** Для этого ему нужны были все. Поэтому, когда Этан рядом с отелем, адрес которого он написал им в сообщении, видит Хантер и Эву, то выдыхает облегченно. Хартвинг кивает им, проходя вперед, а девушки ничего не спрашивают, идя за ним. Лия открывает дверь в легком, струящимся почти до пола бирюзовом платье, рыжие волосы неаккуратно завязаны пучок. Этан понимает, что она не спала всю ночь. Из-за него. Женщина кивает Мерфи слегка настороженно, и улыбается открыто девушкам. Хоть Этан и никогда не рассказывал маме об Эве, но она итак все понимает, ведь не зря Олдридж здесь. Хартвинг видит склонившегося над столом с бумагами мужчину, у которого проседь в волосах, осанка уже совершенно не та и плечи опущены тяжело. Он останавливается в оцепенении, но Лия одним прикосновением возвращает его в реальность. Этан думал, что готов, но теперь в этом не уверен. Мужчина встает, пожимая Этану руку и представляясь: — Джим Керсо. — Этан Хартвинг. — Это брачный договор ваших родителей, и в нем четко прописана позиция неразглашения любой информации компании, так как у вашей матери нет акций, она не может оспорить этот пункт. Но есть небольшая лазейка: ваш друг сам нашел документ, который можно использовать против Нейтана. — Этан кивает, внимательно слушая, а Керсо смотрит на него потухшими глазами. — Если, конечно, вы сами это решите, но он должен будет свидетельствовать на вашей стороне. — парень оборачивается на Мерфи: в его глазах настоящий испуг. Этан смотрит обратно на Керсо, кивая, чтобы тот продолжал. — У вашего отца очень много влияния. Он уже сделал официальное заявление о клевете и прекрасно может подать на вас в суд. Также у вашего друга достаточно — Керсо мнется, пытаясь подобрать максимально лаконичное слово. — скверная репутация, поэтому, если он будет свидетельствовать без этого документа, присяжные вряд ли возьмут это в толк. И нам придется найти объяснение тому, как он достал этот документ, потому что нельзя привлекать к этому Мисс Хартвинг. И вам понадобится максимальная поддержка общественности. — У меня есть пакет акций. Что я могу с этим сделать? — Если совет учредителей будет полностью на стороне Нейтана, он сможет сделать принудительный выкуп акций. Но если вы перетянете хотя бы пятьдесят процентов учредителей на свою сторону, они могут вас поддержать. Тогда мы просто сможем отобрать его компанию по признаку наследства без суда. Этан молчит долго, раздумывая над этим, он прикрывает лицо руками, когда Мерфи, Хантер и Эва незримой тенью за его спиной являются самой сильной его поддержкой. — Если, конечно, у вас нет цели его посадить. — аккуратно добавляет Керсо. Хартвинг смотрит на маму за правым плечом, и она улыбается тепло, парень знает: она примет любое его решение. Но Этан не знает, сможет ли сам принять свое решение. — Я хочу поговорить с друзьями. — тяжело произносит Этан. Лия кивает, рукой подзывая Керсо за собой в другую комнату. Стоит им только уйти, Хантер бросается к парню. Она присаживается на корточки напротив него, кладя руки на его бедра. А Этан, все еще закрывая лицо руками, весь трясется. — Тебе необязательно принимать решение прямо сейчас. — нежно говорит Хантер. Этан смеется истерически, открывая лицо, и Хантер видит, насколько он разбит. — А когда, Хан? Через пять лет? К концу следующей недели он уже разрушит мою жизнь, если я не выступлю против него. Я бросил Нейтану публичный вызов, и он обязан был его принять. Хантер, молчит, не зная, что еще сказать. Эва с Мерфи встают рядом с ним по разные стороны. Олдридж пробегается пальцами по его правой руке и сжимает крепко. — Эва? — Единственный способ выйти из этой борьбы собой — это разрушить его компанию, чтобы больше он не смог навредить людям. Но я вижу, что ты хочешь большего. Тебе придется выставить на всеобщее обозрение всю свою жизнь, отношения с Мерфи, лакросс и, как уже сказал Керсо: получить поддержку общественности. Ты к этому готов? — Нет. — обреченно отвечает парень. — А будешь? — аккуратно добавляет Мерфи, от его голоса Этан вздрагивает, но кивает спустя время — Да, буду. Обязательно. По-другому и быть не может. — И как мы поступаем? — Олдридж сильнее сжимает его руку, пытаясь передать все свое тепло. — Мы? — неуверенно переспрашивает Этан. Хантер улыбается так, словно перед собой видит самое прекрасное палящее солнце, которое только готовится взойти. — Мы все всегда будем на твоей стороне. — от слов Хантер Этан выдыхает, голову вверх поднимая, чтобы не расплакаться прямо здесь — Ты сможешь это сделать? — Этан смотрит на него с такой надеждой, что Мерфи сглатывает. Он не спрашивает, о чем именно просит Этан, итак знает. Сможет ли Мерфи выставить на всеобщее обозрение, сможет ли стать достоянием общественности, сможет ли свидетельствовать в суде, замаливая грехи своей самой большой ошибки. — Если это то, что тебе нужно, то да. Хартвинг кивает, подходит к двери и обратно Лию с Керсо зовет. Лиа молча ждет, понимая: она сделает все, что Этан только попросит. Она оставила его одного в этой войне. Меньшее, что женщина может сделать, — быть рядом с ним, таиться за спиной, всегда готовая поймать и поднять. — Во-первых, не имею ничего против вас, мистер Керсо, но я хочу, чтобы моим адвокатом был Артур Филлипс. — Хантер с Мерфи от этих слов на него смотрят пораженно. — Я хочу, чтобы ты рассказала мне все, что знаешь, я нигде не упомяну твоего имени, мам. — Лия кивает. — Мне нужна твоя помощь, Эва. Ты лучше всех сможешь построить выигрышную стратегию. — Олдридж улыбается, и Этан понимает, что это ей только в радость. — Хантер, я знаю, твой отец тоже подписывал договор о неразглашении, но... — Я узнаю все, что смогу. Я всегда знала, что Нейтан совершил ошибку, когда-то сделав отца личным адвокатом семьи. — перебивает его девушка, и Хартвинг улыбается благодарно. Он переводит взгляд на Мерфи, готовясь к своим следующим словам: — Ты уже знаешь, что тебе придется сделать больше всех. Но еще от тебя мне нужно, что ты помог мне пробраться в мой собственный дом, может, мы сможем еще что-то найти. — Давно я, конечно, этого не делал, придется вспомнить былое. Этан смотрит на всех них, понимая, что действительно выложил перед ними свое еле бьющееся сердце, которому они теплыми руками, нежными прикосновениями, необъятной поддержкой подарили настоящую любовь. *** Когда Эва возвращается домой, что-то ощущается не так, как прежде, но она не может понять, что. На подоконнике лежит так и не дочитанная "Листья травы" Уитмена, которую ей Мерфи отдал. На каждой странице черными чернилами начертаны его мысли, заметки. И Эва, снова открывая книгу, понимает, что читает уже не Уитмена, а Мерфи, и ее это восхищает. Особенно парень выделил "Песнь о себе". Перечитывая это стихотворение, Олдридж непосредственно видит перед собой историю мальчишки, обманутого миром. Мерфи словно дал доступ ей в свою душу, а Эва среди грязи и гнили находит там то, чему восхищается. Но с половины книги появляется другой почерк, другие мысли, совсем другой мир. Другой почерк не такой аккуратный, как у Мерфи, слегка неряшливый, словно человек писал, пытаясь поспеть за своими мыслями, а они неумолимо уходили. Эва даже не замечает, как стрелка часов переваливает за рубеж семи вечера, а книга уже заканчивается. Она читает общую историю двух людей, тесно связанных друг с другом. Только сейчас девушка понимает, почему он отдал эту книгу: Мерфи хотел, чтобы Эва увидела историю его любви. Когда Олдридж закрывает книгу, внутри ощущается опустошение. Она думает о Чейзе. О том, как он появился в ее размеренной жизни сшибающим с ног океаном, о том, как своей светящейся, искренней улыбкой возвращает ее к лучшему. Эва берет в руки телефон и понимает, что именно делает только тогда, когда уже написанное сообщение хочет отправить. Раньше она бы точно не решила написать ему, но сейчас Эва думает: о, может, все-таки это того стоит. Работаешь сегодня? нет. а что, уже соскучилась по мне? У Эвы на губах улыбка появляется легкая, совсем детская и невинная. "Не переоценивай себя, мне просто скучно" Эва ждала ответа, который так и не пришел. Проходит ровно тридцать минут, но взгляд от телефона она не может оторвать. Потому что, как бы Олдридж это не отрицало, сердце все равно трепещет, стоит ей вспомнить его улыбки. Своим светом, искренним желанием жить и брать от жизни все Чейз дает Эве надежду. Может, ей просто нужно за него цепляться. Может, Олдридж просто нужен не сам Чейз, а то, как она ощущает себя рядом с ним. Когда девушка головой на окно откидывается, ей приходит заветное сообщение. выходи У Эвы есть лишь пару секунд раздумий, прежде чем на темно-синюю водолазку накидывает легкую куртку от весеннего промозглого ветра, обувается и спускается вниз. — Я заставил тебя ждать, но приготовил откуп. Чейз ей в руки дает еще дымящийся стаканчик. Эва глаза прикрывает, аромат вдыхая. — Фруктовый чай. — Чейз улыбается настолько широко и радостно, что Эва ежиться совсем не от холода и лицо за стаканчиком прячет. — Надеялся тебе понравится. — Почему ты пришел? — она спрашивает с запинкой, грея руки. — Потому что ты написала. Эва усмехается, потому что никогда не привыкнет к тому, что всего одним взглядом, всего несколькими словами просто выбивает почву из-под ее ног. — Ну раз уж ты уже пришел. — Эва говорит нарочито наплевательски, всеми силами сдерживая смех. — Я могу выделить тебе немного времени, так что пошли прогуляемся, раз ты не на машине. Чейз смеется, подставляя ей согнутую руку, и Эва, немного медля, но обхватывает его за локоть. — Рассказывай, насколько долго и нещадно вас пытали. Эва усмехается искренне. — Наша учительница очень умный человек, она не ругала нас, она подвела нас к тому, что мы сами чувствуем вину за свои действия. — Опасная женщина. Эва кивает: — Но прекрасная. Они молчат, просто дыша свежим воздухом, когда ветер ударяет в лицо, выбивая все посторонние мысли, чувства, переживания. — Помнится, ты обещала рассказать мне про книги. Его мягкий, спокойный голос ощущается идеальным контрастом для этого прохладного, темного вечера, и Эва хочет задержаться в этом моменте подольше. — Знаешь, сегодня у меня настроение для другого. Слушал когда-нибудь миф об Орфее и Эвридике? — Греческая мифология? Боже, ты открываешься для меня с совершенно разных сторон. — Можно просто Эва. Чейз искренне, громко смеется, запрокидывая голову, и смотрит на нее с таким чистым, неподдельным блеском. Эва из-за этого считает себя особенной, но все равно боится, что падать придется долго. — Я мало знаю мифологию, поэтому с радостью послушаю тебя. Эва еще молчит недолго, подбирая слова, а Чейз идет неспешно, прижимая ее к себе чуть ближе, чем необходимо, но Олдридж, кажется, не замечает. Они проходят мимо парка, с обеих сторон улицы доносятся тихий, искренний смех. Под ночь на улице становится свободнее, воздух свежее, атмосфера искренней. Несколько таких же подростков проходят мимо них, и Эва невольно задумывается о том, что же творится в душе каждого из них. Когда она начинает говорить, чай уже почти заканчивается. — Эвридика — лесная нимфа, а ее возлюбленный Орфей — певец и музыкант, чей голос и умению играть на лире завораживало всех окружающих. И однажды, когда Эвридика гуляла по лесу, ей показалось, что за ней кто-то следит. Она не смотрела, куда бежит, поэтому в спешке совершенно не заметила, как наступила на ядовитую змею. Эвридика умерла от ее укуса, а Орфей был в отчаянии. Он решил, что сделает все, чтобы вернуть любимую. Он решил отправиться в царство мертвых. когда на входе его встретил цербер, Орфей достал лиру и стал играть, он усыпил пса и прошел дальше. Когда Харон отказался брать Орфея в свою лодку, чтобы перевезти его через реку Стикс, Орфей снова взял лиру и заиграл. Харон уступил и перевез его. Орфей достиг дворца загробного царства, оказавшись перед Аидом и Персефоной, он стал петь. Орфей пел об их любви, о том, что Эвридика слишком рано ушла из жизни. Аид спросил, чего он хочет, и Орфей ответил, что люди смертны, рано или поздно Эвридика отправится в мир мертвых, но сейчас она так молода, Орфей попросил вернуть ее в мир живых. И Аид согласился дать ей шанс, но при одном условии: на обратном пути из загробного мира Орфей должен идти, не оглядываясь. Если он не выдержит и обернется проверить, идет ли девушка за ним, Эвридика навсегда. — Эва прерывается, оглядываясь на Чейза. У нее воздух из легких весь выходит, когда она видит, с каким неподдельным восхищением парень смотрит на Олдридж. Она отворачивается, продолжая так, словно на эту самую секунду ее сердце не замерло. — Орфей не слышал ее шагов. В самом конце пути он не выдержал искушения и обернулся. Эвридику отправили обратно в царство Аида. Эва заканчивается и кутается в куртку сильнее, и Чейз ее ближе к себе прижать хочет, но не решается. В его руках Эва ощущается такой хрупкой, что, кажется, чуть сильнее сожмешь, и она рассыпается хрусталем. Она одновременно нежная и настолько стойкая, что ничто не сможет сбить ее с ног. — Парадокс: у Орфея было достаточно храбрости, чтобы отправиться за ней даже в подземный мир, а у Эвридике было достаточно храбрости, чтобы принять свою смерть. — Думаешь, она приняла смерть? — всего в один миг Эва пробирается под его руку, теснее прижимаясь к торсу Чейза. И даже если от этого небольшого действия у Чейза по всему телу словно все двести двадцать прошло, то он тоже в этом ни за что не признается. — Он прошел почти весь путь и оглянулся только в самом конце. Должна быть причина, почему Орфей сделал это именно тогда. — Неотвратимость рока. То, что суждено, то произойдет, как не пытайся это изменить. Он обернулся, потому что Эвридике все равно не было суждено вернуться в мир живых. Чейз молчит, обдумывая ее слова. Потому что знает: таким способом Эва открыла все бушующие в ее душе чувства. Все ее существо тянется к парню, а разум вопит: "Не смей, это того не стоит, это не принесет ничего хорошего" — Думаешь, все зависит от судьбы? Эва смотрит ему в глаза, видя щемящую грусть и отвечает, не обращая внимания на то, как в горле тяжело становится от слов, которые произносить она не хочет: — Да. Чейз останавливается, от чего Эва запинается. Он встает напротив нее, улыбаясь той самой по-детски наивной улыбкой, хотя Олдридж по-прежнему в его глазах видит глубокую печаль. — Но даже если все было предрешено, разве его искреннее желание вернуть Эвридику не стоило рисков? — Это только причинило ему еще большую боль. Так что нет. — Эва отвечает тяжело, с небольшой запинкой и чувствует стену, вставшую между ними. — Дай мне всего один час, и я докажу тебе, что некоторые вещи стоят рисков, даже если они причинят боль. И Эва сомневается. Он видит это в ее крепко сжатых кулаках, в глазах, пытающихся не сталкиваться с его глазами, в легком мандраже и неуверенной кривой улыбке. Он был уверен, что Эва откажет, уйдет. Но она поднимает на него горящий вызовом взгляд, где все еще видно сомнение, но также появляется решимость. У него сердце на миг замирает, словно само время застыло на миг. Скольких бы в своей жизни Чейз не встречал, никогда не было такой, как Эва. — Не облажайся. Парень слышит ее слова отдаленно, завороженно смотря, как Олдридж улыбается уголком губ неуверенно, как от напряжения сжимает плечи, но в глазах проявляется вызов ко мне миру, эта непревзойденная храбрость, которую Эва старалась упрятать глубоко внутри, но сейчас она готова вырваться неконтролируемым потоком. Он привел Эву на Таймс-сквер. — Как-то банально, не думаешь? Чейз лишь улыбается загадочно и ведет ее из самого центра в тихий, размеренный район. Оглядываясь, Олдридж с разных сторон видит уличных музыкантов. Кто-то играет на скрипке, кто-то на гитаре, некоторые собраны небольшими группами. Они не играют для кого-то, они все играют для себя, даже когда люди в спешке проходят мимо, не обратив никакого внимания. — Закрой глаза на миг. — Чейз встает за ее спиной, положив руки на плечи, и чуть наклоняется к ее уху, чтобы прошептать это. Когда Эва прикрывает глаза, она словно бы становится отрезанной от всего мира. Посторонние звуки становятся не больше, чем раздражающим гулом, все ощущения обостряются, ветер пробирает до дрожи, Эва вдыхает запах, ощущая сырость, затхлость, горчичные нотки сандала, приторные, горькие, терпкие одеколоны, смешавшиеся в одно. Чейз ей на плечи накидывает свое длинное пальто и спрашивает: — Что чувствуешь? — Прохладу, неуверенность. — А если копнуть глубже? Эва выдыхает, ее волосы треплет легкий ветер, на плечах ощущается тяжесть от его теплого пальто, с правой стороны чувствуется жар от того, насколько он близко. Отделяя от всех звуков что-то одно, она слышит музыку от совершенно разных людей с разным исполнением, но оно сливается в одно. — Дезориентированность, легкий страх, возбуждение, наслаждение, трепет. — Не открывай глаза. Чейз ведет ее за собой к скрипачу, а Эва идет, не страшась, даже когда не видит ничего перед собой. Чейз неспеша аккуратно притягивает Эвы к себе за талию, а она мешкает. Парень от этого смеется в ее волосы так искренне, ведет ее в танце в такт за собой, но все еще остается на расстоянии. Эва словно слышит в своей же груди неистовое биение его сердца, она чувствует, как он улыбается, ощущает через водолазку обжигающие прикосновения Чейза на своей талии. И постепенно она расслабляется, обмякает в его руках, просто отдаваясь этому моменту целиком и полностью, приникая к нему чуть ближе. Они танцуют посреди улицы, Эва чувствует чужие взгляды, она чувствует, как люди обходят их, иногда задевая плечами, руками, одеждой, но Олдридж не обращает на это внимание. Существуют только она и Чейз вдвоем танцующие под скрипку на самой оживленной улице города. Они продолжают танцевать, даже когда холод начинает пробирать до самых костей. Они продолжают танцевать, даже когда звуки постепенно начинают стихать. Они продолжают танцевать, даже когда первые капли дождя начинают ударять по ним. И все мокрые они, смеясь заливисто и звонко, бежали по опустевшей улице. — Из-за тебя я вся мокрая. — Эве приходится кричать, чтобы пересилить шум ветра и дождя, все еще льющегося на них. — Знаешь, звучит весьма двусмысленно. девушка прикрывает голову его пальто, когда Чейз бежит в одной лишь футболке, но, смотря на нее, он совсем не чувствует холода, пробирающегося под ребра. Они останавливаются перед домом Эвы, вставая под козырек, и отдышаться даже не могу, потому что из девушки выливается этот смех. Если это и значит по-настоящему жить, то Олдридж не хочет возвращаться к той жизни, которая у нее была до Чейза. — Хотя бы раз в жизни, но нужно попасть под дождь, станцевать под ним. Ну и неплохо было бы еще поцеловаться, но это как дополнение. Эва его в плечо толкает и, снимая намокшее пальто, передает его в руки Чейзу. Когда влажная, разгоряченная кожа соприкасается, никто не хочет отнимать руку. — Знаешь, некоторые греки верили, что смерть — вовсе не конец. И душа человека может вернуться тогда, когда будет к этому готова. — Эва говорит тихо, осторожно, боясь ранить его. — Порой я поражаюсь тому, насколько ты умная. — Я знаю много, но поверхностно. И зачастую людям этого хватает, чтобы возвести меня на ранг выше. Чейз плечом облокачивается о стену, смотря на нее так открыто. С его волос капает вода, и Эва, не контролирую свои действия, убирает небольшую прядь волос с его лица. — И это уже больше, чем знают многие. — Вот только сегодня я поняла, что совершенно не знаю, как по-настоящему жить, чтобы потом не сожалеть. Чейз молчит какое-то время, просто смотря на нее, и Эва не отводит взгляд. Как бы он хотел, чтобы это вечер не заканчивался, как бы он хотел остаться в этом моменте навсегда. И улыбается так печально, опуская голову. Парень касается ее руки, сплетая их пальцы, и Эва чувствует тягучую ожидаемую боль. — Есть ли смысл сожалеть о чем-то, когда ты не сможешь это исправить? Ведь лучше помнить о том, что ты хотя бы осмелился, а не сбежал от страха боли. — Научишь меня жить? В его глазах Эва читает то, что он не говорит. Чейз к ней навстречу делает один решительный шаг, чтобы не передумать. Он чувствует, как волосы Эвы касаются его шеи, когда она голову поднимает, чтобы посмотреть в его глаза. Они стоят так, соприкасаясь лбами, открытыми частями души, новыми волнениями и чувствами, которые испытали за сегодня. Их губы находятся всего в нескольких миллиметрах друг от друга, и Эве не знает, чего хочет больше: прильнуть вперед или же отпрянуть и больше даже не смотреть в его глаза, потому что знает, что не выдержит. Эва метается. И Чейз это видит, поэтому склоняет голову, невесомо касаясь губами ее щеки, и уходит. *** Хантер подходит со спины. — Все еще не оставила эту привычку. — спрашивает Мерфи, когда девушка толкает его в бок. Они стоят рядом, Мерфи, опираясь о перила балкона, Хантер, сложив руки на груди. — Думаешь, он будет в порядке? — Хотелось бы в это верить. Они молчат, зная, что сказать уже нечего. Этан ломается у них на глазах, и на них обоих есть вина за это. — Ты в порядке? Хантер на него поворачивается и брови хмурит от этого вопроса. Она улыбается, задирает подбородок, но в глазах парень видит мольбу о помощи. — Конечно. И Мерфи лучше всех знает, как давит на нее статус родителей, как давит предстоящее будущее. В порыве не разочаровать родителей Хантер готова отказаться от самой себя, и парню становится больно от этой мысли. — Как давно ты рисовала? Наверное, даже если бы Хантер хотела, она бы не вспомнила. — Обещала Джону, что буду чаще. Но он так и не приходит, а я не начинаю. И Мерфи слышит в этом глубокое отчаяние. Хантер сама себя довела до того, что постепенно лишается частичек своей души, потому что не хочет видеть правду: родители примут ее любой, только сама Филлипс — нет. — Но ты не обязана потакать чужим ожиданиям. — Прямо как и ты не обязан быть рядом с семьей? — Туше. Хантер знает, насколько сильно его это ранило, но ведь и ее тоже. Она не уходит, они так и стоят вместе на балконе, пока Этан пытается прийти в себя вместе с Лией. Ощущение, словно они вчетвером сейчас стоят против всего мира, а он давит еще сильнее. У Мерфи щеки успевают покраснеть от вездесущей прохлады, когда Хантер все-таки начинает говорить. — Это сложно. — выдавливает она через силу. — Сейчас точно не лучшее время, чтобы сообщать им, что я совершенно не хочу продолжать репутацию нашей семьи, а хочу быть бедным бродячим художником. Они все еще не оправились после твоего ухода. Мерфи совсем легким нежным движением ударяет ей по затылку, Хантер на него смотрит удивленно и заливается безудержным смехом в один момент. — Ты просто используешь это как оправдание. Хантер смотрит на него жестко, непримиримо, словно шестеренки в ее голове сложили идеальный план. — Что ж, есть способ это исправить. — Мерфи вздергивает вверх подбородок, а Филлипс ухмыляется, видя его заинтересованность. — Вернись домой. Вместе со мной. — Ты больше не носишь свою курту. — Лия садится рядом с ним на диван, кладет руку ему на колено. — Больше не вижу в этом смысла. — глухо отвечает Этан. Когда Хантер выходит вместе с Мерфи за руку, Этан поднимает глаза. Он улыбается уголком губ, кивая им обоим. — Ты останешься здесь? — спрашивает Мерфи. Хартвинг поворачивается на маму, у него сердце щемит от ее неуверенности. Словно он какая-то фарфоровая кукла, которой кинуть режущие слова — и он станет поломанным, тронешь как-то не так — и можешь ненароком разбить. Она даже не знает, как к нему подобраться, будто теперь Этан — совершенно другой человек. Возможно, так и есть. — Да. Этан слышит, как Лия выдыхает и не может понять: облегченно или же обреченно. Мерфи стоит на одном месте, когда Хантер уже готова дверь открыть, взгляд парня с нее на Этана метается. И Хартвинг не знает, чего Мерфи хочет больше: чтобы его остановили или же отпустили. У Мерфи перед глазами словно бы весь мир разделяется пополам. Стоило только ему набраться смелости, как желание закрыться от всего за бетонными стенами, которые ничто пробить не сможет, и руки к ушам прижав, сидеть так глубоко внизу, куда никто не проберется, и прятать лицо в коленях. — Иди. — когда Этан это говорит, Мерфи смотрит на него глазами испуганного олененка. — Уверен, они тебя ждут. Этан кивает Хантер, понимая, что, если сейчас Хантер не поведет его за собой, Мерфи уже никогда не станет частью их жизни. И когда парень сам решительно хватает Филлипс за руку и уводит ее, у Хантер не остается время думать над этим. Не тогда, когда впервые за долгое время она перед собой видит брата. *** Мара за Хантер видит Мерфи и замирает на секунду. В глазах неверие смешивается с неприкрытой надеждой, которая осуществляется у нее на глазах. Хантер в сторону отходит, улыбаясь настолько счастливо, что в уголках глаз слезы застывают. А Мара не знает, куда деть руки, боится и шага сделать, словно Мерфи может просто растворится у нее на глазах. Парень пальцы заламывает и плечи вверх приподнимает в попытке закрыть себя от их взглядов. — Пустите на ужин? — робко произносит Мерфи. Мара без отходит от прохода, пропуская их. И когда Мерфи, проходя мимо нее, на миг задерживается, Мара порывается прикоснуться к нему, обнять, прижать к себе и больше никогда не отпускать, но в конце концов опускает руку, идя за ним к столу. Мерфи останавливается перед четвертым пустующим стулом, смотря на него так, словно это лишь иллюзия. Хантер за его спиной проходит настолько элегантно, что словно парит, и стискивает его плечи, приподнимаясь на носочках, чтобы прошептать на ухо с тобой самой улыбкой "я же говорила". — Мы никогда не переставали тебя ждать. Когда все садятся за стол, никто не решается произнести и слова. Мерфи вилкой копается в лазанье, но так и не может и куска проглотить. — Мы волновались. Как ты? — Мара не выдерживает первая. Она тянется через весь стол, чтобы взять его руки в свои, и смотрит с таким блеском, что у Мерфи дыхание где-то внутри застревает, и в горле першит от невысказанного. — Я в порядке, правда. Уволился, восстановил отношения. Все правда в порядке, я в завязке уже полгода. — Мы гордимся тобой. — Артур говорит это хриплым голосом и, откидывая столовые предметы, руки в замок сцепляет, опираясь на них подбородком. Хантер, видя, что все за столом в опасной близости от того, чтобы рыдать и обниматься одновременно, переводит тему. Мерфи в семье, а это уже чего-то да стоит. — Мы побывали в роли шпионов. — Хантер произносит это так, словно говорит о погоде, а Мерфи смотрит на нее и губами шепчет: "Спасибо". — Вас двоих даже на минуту оставить нельзя? — Мара смеется, смотря на них обоих так тепло, по-матерински. Мерфи выдыхает, чувствуя облегчение, словно скинул ношу, которая никогда не была его по праву. Вокруг него свет, искренность, любовь. И парень верит, что он на своем месте. — Вчетвером. — Хантер говорит это, не отвлекаясь от еды. Мара смотрит на Мерфи вопросительно. — Эва и Этан. Эва совсем недавно появилась в нашей компании, но... — Я знаю, кто такая Эва, милый, уже успела с ней познакомиться. Прекрасная девушка. — Да, прекрасная. — Мерфи произносит это с такой глупой, нежной улыбкой, словно влюбленной. И Мара смотрит на него таким хитрым, пронизывающим каждую косточку в его теле взглядом. Она не ведет себя, как мать, которая снова только обрела сына, не ведет себя, как мать, которая имеет право учить его жизнь. Мара просто пытается запомнить все мелочи, которые сейчас его составляют, она пытается дать ему всю свою заботу и любовь. И, может, в этот раз этого будет достаточно, чтобы заставить парня остаться. — Не смотри на меня так, Эва стала для меня отличной подругой. Мара смеется не как взрослая женщина уже отжившая свое, не как властный лидер, она смеется как подросток в свой самый лучший период жизни. У Артура уставшие некогда глаза снова жизнью наполняются, широкая улыбка появляется на его лице, осанка расправляется и все мышцы в теле перестают быть в вечном напряжении. Когда Мара рассказывает о том, как Эва в ее ресторане выперла пьяного мужика, и глазом не моргнув, Мерфи расслабляется. Когда Хантер рассказывает, как же эпично они испортили школьный спектакль, Мерфи чувствует обволакивающую его любовь и заботу. Когда Артур рассказывает, как недавно в суде ему пришлось защищать парня, который весь судебный процесс только и делал, что смеялся, а потом на весь зал послал судью, Мерфи не может понять, как жил без них все это время. Мара из закромов кухни достает пыльную бутылку шампанского, она наливает всем, кроме Мерфи, смотря на него с такой гордостью и пониманием. Они все еще сидят за столом, когда уже солнце полностью опускается за горизонт, когда вся еда заканчивается, когда вокруг них остается лишь атмосфера идиллия, тепла, настоящей семьи. Мерфи встает из-за стола, бросая взгляд на каждого, и задерживает на Артуре. Он для парня всегда был примером подражания, единственным человеком, за спиной которого он хотел бы стоять. — Я уже засыпаю на ходу, мне пора. Артур встает рядом с ним, хлопая его по плечу сильно и отрезвляюще. Он улыбается Мерфи, прищурив глаза. И по этой семейной особенности Филлипсов парень понимает, что у них в голове уже есть четко продуманный план. — Ты правда думал, что мы на ночь глядя отпустим тебя домой? Мерфи покорно выдыхает и кивает, ведь даже если бы у него было желание возразить, он знает, что это не имеет смысла. Он поднимается в комнату, в которой жил раньше, и удивляется от того, что спустя год там осталось все прежним. Одежда, которую Мара с Артуром для него покупали, так и валяется на стуле возле стола, на книжной шкафу, на котором все еще покоятся несколько книг, которые Мерфи не смог забрать, до сих пор осталась пыль, старые кассеты, пластинки лежат кучей в углу рядом с кроватью. Мерфи садится на кровать, и одна слеза все-таки предательски скатывается по щеке. Когда Мара тихо заходит, Мерфи уже оказывается на грани сна. Именно поэтому стоит Филлипс накрыть его одеялом, как парень произносит то, от чего в душе Мары одновременно появляется невыносимая боль и величайшее счастье ее жизни. — Спасибо, мам. Пока мама проверяет Мерфи, а папа убирается на кухне, Хантер заходит в его кабинет, чтобы найти папку с делом Хартвингов. Но замирает, как только видит включенный компьютер и что именно на нем. Когда Артур в кабинете замечает ее, улыбка сама пропадает с губ, а в глазах появляется испуг. — Хантер... — Что ты наделал, пап?