Познай самого себя

У Мерфи лицо все подбитое: бровь разбитая, синяк на скуле и взгляд дикий, необузданный, у Этана футболка вся измятая и волосы растрепанные, словно он несколько дней не спал. Эва с Хантер пытаются разобраться с досками, валяющимися на сцене, по середине которой большая дыра, и с порванным занавесом. Рэне смотрит на это все суровым взглядом со сдвинутыми бровями к переносице, руки на груди сложив. Но по уголкам ее губ Мерфи видит, как сложно ей сдержать смех. И у Этана отлегает где-то под грудью, потому что они ничего не испортили. — Что здесь произошло? — директор выговаривает четко, отделяя каждое слово. Эва понимает, что если Рэне ничего им не сделает, то директор этого точно просто так не оставит. — Это не мы? — Мерфи произносит это вопросительным тоном, приподнимая брови и улыбаясь. Но мистер Гроссман лишь еще больше хмурится на это. — Не помогло. — шепчет Хартвинг на ухо парню. Директор поворачивается к Рэне, и Хантер видит, что женщина прикладывает все силы, чтобы сделать серьезный вид. — Мисс Тейлор, может, вы мне объясните, что здесь случилось? — Я бы сама хотела услышать эту историю. Мерфи стонет, откидывая голову, девушки падают рядом с ними, облокачиваясь на основание сцены. — В свое оправдание скажем, что все это вышло случайно. — произносит Эва, прикрывая рукой глаза. — В свое оправдание скажу, что виноват во всем Мерфи. — Хантер показывает рукой на парня, на что он просто плечами пожимает. — Это будет веселая история. — Рэне все-таки не сдерживает смех. *** — Не подкрадывайся ко мне. И даже если в самом дальнем, самом далеком уголке своей души Хантер действительно признает, насколько умна и проницательна Эва, то вслух она никогда этого не скажет. Потому что девушка знает: лучшее восхищение, которое можно высказать — это безмолвно наблюдать, как человек поднимается все выше и выше. — Это была машина Чейза. — Хантер не спрашивает, она утверждает, и, даже не оборачиваясь, Эва знает: она ухмыляется так же, как хищник перед тем, как поймать свою жертву. И Эва уверенна, что это качество ей досталось от матери. Олдридж оборачивается, приподнимая уголок губ и понимает, что ошиблась. Хантер смотрит на нее до невозможности нежным, заботливым взглядом, в котором читается смятение и радость одновременно. Филлипс так быстро и резко заключает девушку в крепкие объятия, сжимая со всех сил. И Эва стоит не в силах даже шелохнуться, обхватить ее руками в ответ. Олдридж неловко похлопывает Хантер по плечу, но она, кажется, этого даже не замечает. По ощущениям Эвы проходит вечность, на самом же деле их неловкие объятия длятся всего несколько секунд. Филлипс отпускает ее так же быстро, как и обняла, и уходит без слов, зная, что Эва пойдет следом. Они встречают Этана и Мерфи около входа в актовый зал. И не надо быть гением, чтобы заметить, как они примечательно друг на друга не смотрят, как стоят так напряженно всего в нескольких сантиметрах друг от друга, а ощущается расстояние тонной камней, упавших между ними, которые они не в силах разгрести. И Эва думает, что это даже не метафора, это самая суть. Хантер с Эвой оглядываются друг на друга одновременно, и, видимо, прочитав в глазах друг друга, те же самые слова, которые они обе не говорят, встают между парнями, сокрушительно улыбаясь. Эва, прижимаясь к Мерфи плечом немного сильнее, чем нужно, чувствует, как он выдыхает, словно бы успокоившись. Когда они садятся на задние ряды, впереди видят макушку Рэне. Никто не говорит о вчерашнем дне, но каждый в тайне надеется, что не произойдет эффект бабочки, и их маленькая находка не порушит весь спектакль. Сейчас Мерфи не хочет об этом думать, не хочет быть здесь зажатый людьми, которых слишком много для него. Парень хочет вернуться в прошлое и сделать все по-другому, но не может. Мерфи бы Лию проклинать за то, что она вновь разрушила то хрупкое, только недавно восстановленное доверие, но правда в том, что никто не заставлял его делать именно такой выбор. И теперь Мерфи придется жить с последствиями этого выбора. Он чувствует на себе взгляд Эвы и улыбается ей обескураживающе, на что девушка лишь качает головой, в мгновение распознав его вымученное притворство. — Не бери в голову. Просто небольшие недопонимания. Но Эва знает, что за этим кроется нечто гораздо большее. И знает, что в какие-то дебри лезть не стоит. Олдридж оборачивается на Хантер: она говорит что-то Этану, вызывая его усталую улыбку, и возвращает взгляд к Мерфи, который, как ей кажется, изо всех сил старается не развалиться на части. А Эва же, в свою очередь, изо всех сил старается подавить чувство, что все рухнет крахом. Эва участвовала в разных пьесах, читала многие пьесы. Она ожидала всеми заученную наизусть "Ромео и Джульетта" или в редких случаях "Гамлет", но никак не ожидала услышать в самом начале вознесение молитвы Иегове. У девушки перехватывает дыхание, когда она возвращается в ту часть своей жизни, которая не была испорчена, не была осквернена ее ошибками. — Что это за пьеса? — шепчет ей на ухо Мерфи, и Эва вздрагивает, потому что на мгновение даже забыла, где находится и кто сидит рядом. Эва словно бы сама окунулась в пьесу, которой восхищается. — "Каин" Джорджа Гордона Байрона. — Никогда о ней не слышал. — Это великолепная пьеса, но раньше я тоже не видела, чтобы ее ставили в обычных школах. — Эва отвечает с придыханием, и Мерфи улыбается, потому что не так часто видит ее такой искренней и раскрепощенной. Ему кажется, что всего за один день нечто в ней существенно переменилось. Изменения в ней пусть и не такие сильные, но ощутимые. — Знаешь, у тебя так горят глаза, когда ты говоришь о чем-то, чем восхищаешься. Мерфи видит смущенную улыбку Эвы, и как она волосами старается прикрыть легкий румянец. И парень смеется приглушенно, потому что в зале слишком темно, чтобы он увидел ее покрасневшие щеки, но по ее реакции все понимает. — Если еще хоть минуту просидишь с лицом истинного мученика, которого на кресте распять готовы, клянусь, я тебя ударю. Этан посмеивается приглушенно и на секунду позволяет себе посмотреть в сторону Мерфи, который улыбается Эве так нежно и искренне. И он не может контролировать эту ревность, плотно засевшую в груди. В этот момент парень себя презирает, потому что, сколько бы боли Мерфи ему не принес, стоит ему всего лишь улыбнуться, и Хартвинг тает. И Этану бы презирать его глаза цвета бескрайнего океана, но в очередной раз тонет в них. В конце концов Лия всегда говорила сыну, что этот мальчик станет его самой сильной слабостью. Хантер разрывается между желанием все-таки дать ему подзатыльник и желанием увести его подальше от Мерфи и поговорить. Они всегда были такими: бросающимися из крайности в крайность до тех пор, пока кто-то не уступит. Но Этан повзрослел, поумнел. Хантер возвращает свой взор на сцену, останавливая взгляд на том место, где они проломили доски. И тогда она видит трос привязанный к деревьям. Хантер трясет Этана за плечо и, когда он оборачивается, без слов показывает на трос. — Они будут менять декорации. — понимает парень. Не раздумывая ни секунды, он через Эву руку протягивает, крепко хватая Мерфи, и ведет его позади всех сидений к закулисам. Рука Мерфи так идеально ложится в его ладонь, что Хартвинг не замечает этого прикосновения и снова понимает свою слабость. Этан одергивает руку, словно обжегшись. Мерфи за ним поднимается на верхушку, не задавая вопросов. — Что ты делаешь? — Очевидно, что порчу представление. Чтобы дотянуться до крепежа, Хартвингу приходиться встать на носочки. Он судорожно дергает защелку на тросе, Мерфи видит, как его плечи напрягаются, как руки подрагивают под сильным напряжением мышц. Парень аккуратно отодвигает Этана в сторону, ловя на себе его отчужденный взгляд. И видит в его взгляде что-то еще. То, что заставляет все внутри холодеть, потому что как бы сильно раньше Мерфи не ранил Хартвинга, эта рана оказалась глубже всех. Мерфи одним движением дергает крепеж так, что он разлетается. — Мерфи, блять. Ты должен был сломать застежку, чтобы они не смогли поднять декорации, а не разъебать ее полностью. — Теперь ты ненавидишь меня? — Успокойся, трос починят, только главное, чтобы декорации не рухнули. Конечно, если бы ты был аккуратнее... — Ты понял о чем я. — Мерфи не выдерживает, перебивает, удерживая за запястье. И отпускает так же быстро, как и взял. Столько сил, столько времени, чтобы попытаться все исправить, и сейчас терять надежду для Мерфи невыносимо. — Не думаешь, что это не лучшее место для такого разговора? — Но потом мы поговорим? — Этан отчетливо слышит отчаянную надежду сквозившую в его словах. — А тебе все еще есть, что мне сказать? Мерфи не успевает ответить. — Что вы здесь делаете? Они оборачиваются одновременно. На парней настороженно смотрит ученик, который очевидно пришел, чтобы поменять декорации. Мерфи, оборачиваясь на Этана, словно безмолвно говорит ему найти выход из этой ситуации. И Хартвинг понимает. — Мы заметили, что с тросом что-то не так, и пришли посмотреть. Мы помогали с декорациями, поэтому на нас тоже лежит ответственность за это. Постепенно недоверие в глазах ученика сменяется пониманием, и Мерфи выдыхает. Когда ученик встает между ними, и Этан, и Мерфи чувствуют, что им воздух снова в легкие пустили. —Кажется, что-то не так. Эва переводит взгляд наверх: там Мерфи, Этан и нечеткий силуэт между ними, который, кажется, тянется к тросу. И пока Эва смотрит туда, Хантер видит, как деревья начинают подниматься. Начинается антракт. — Черт. Они бросаются к сцене одновременно, и за несколько шагов до нее декорации с треском падают, чуть не задевая актеров рядом. — Мы в жопе. — Хантер поднимает взгляд наверх к Мерфи и читает в его глазах те же самые слова. — Пошли. Филлипс хватает Эву за руку так резко и тянет ее за кулисы молниеносно. Эва перехватывает взгляд Рэне, и по глазам читает: "Только попробуйте что-то натворить". Олдридж улыбается слегка виновато и голову набок склоняет, а потом Хантер уводит ее к закулисью. Эва смотрит в спину девушки, чувствует тепло на своей руке и посмеивается про себя, потому что слишком долго закрывалась от всех, так долго была одинокой, что не привыкла к тому, как кто-то может вести ее за собой, быть просто рядом. Половину своих шестнадцати Олдридж провела в попытке залить всю душу любым алкоголем, который только оказывался в ее руках, но сейчас она мыслит на трезвую голову и наслаждается тем, что влипает в подобные ситуацию вместе с Хантер, Мерфи и Этаном. И пусть ее любимый спектакль закончится полным провалом, она будет помнить об этом дне. В нее врезаются мечущиеся в стороны актеры, и Хантер на периферии зрения видит, как деревья снова приподнимаются и тени от занавеса виднеется зияющая дыра. Переводя взгляд на последнего актера, оставшегося на сцене, который направляется прямиком к дыре, Хантер понимает, что времени на раздумья нет. Когда актер появляется в опасной близости от прохода к туннелям, Хантер перехватывает его прямо рядом с обрывом, в который чуть не падает, но, пока он не успел этого заметить, натягивает самую ослепительную улыбку и уводит его закулисы так быстро, как только может, чтобы парень не задал ни одного вопроса. Стоит им двоим зайти, как за спиной Хантер слышит звук громкого падения. В этот раз декорации падают в туннели. Она выдыхает, боясь обернуться, и смотрит прямо вперед на Эву. Олдридж выглядывает Хантер за плечо, глаза округляя, она переводит взгляд наверх: Мерфи и Этан стоят лицом к лицу, и Эва не видит их взглядов, не слышит сказанные ими слова, но чувствует даже отсюда, между ними рушится абсолютно все, что они сумели построить. Олдридж встречается взглядом с Мерфи и в тусклом свете замечает поблескивающую слезу на его щеке, девушка приходит в сознание только тогда, когда слышит, как учителя выгоняют всех на улицу. Все актеры словно застыли, смотря на двух девушек, оказавшихся в центре всего этого, и переводя взгляд то на них, то наверх, где все еще стоят Мерфи с Этаном будто не в силах отойти друг от друга. Хантер снова хватает ее за руку, еще крепче сжимая, и проводит через толпу, иногда оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. А Эва не чувствует прикосновения, не чувствует давление толпы, не слышит звуков, но понимает, что почти не дышит. Когда они выбираются на улицу, обходя остальных учеников, и заходят за угол, Олдридж чувствует, как ей в грудь ударяет холодный воздух. Хантер крепко держит Эву за плечи, заставляя девушку смотреть только на себя, а у Олдридж в памяти вспышками, словно фотоаппаратом проносятся обрывки вечеринок, после которых она всегда себя ненавидела. — Эва, все хорошо? Ей требуется еще мгновение, чтобы понять, что ничего не сдавливает грудную клетку, что они лишь вдвоем, и Эва выдыхает, кивая, выдавливает благодарную улыбку. — Да. Да, все хорошо. — Мне нужно найти Этана и Мерфи, постоишь пока здесь? Я быстро. Стоит Хантер лишь сделать всего один маленький шаг в сторону, как Олдридж хватает ее обеими руками так резко с распахнутыми глазами, которые смотрят то на нее, то в сторону. — Хорошо, я останусь. — Хантер рукой слегка поглаживает девушку по голове и чувствует, как она постепенно успокаивается. — Дай мне свой телефон. Я позвоню Этану. Эва не слышит суть разговора, она концентрируется на вдохах и выдохах. Она думает о том, что Рэне, скорее всего, их ищет, а Этан и Мерфи пробираются сквозь эту толпу и, наверное, оба пытаются делать вид, что другого не существует. Девушка выглядывает за угол: за некоторыми приехали родители, но многие все еще толпятся около входа, а парней все еще не видно. Хантер нежно треплет ее по плечу, протягивая телефон другой рукой. — Я позвонила Чейзу. Эва пытается рассмотреть в ее глазах нечто, что заставит ее уйти отсюда, не оглянувшись, потому что внутри все еще какая-то небольшая часть ее не верит в хорошие мотивы. Но Олдридж не видит ни веселых искр в глазах, ни ехидной улыбки, лишь спокойное непоколебимое выражение лица, честное и открытое. Хантер не пытается залезть к ней в душу, не пытается говорить, что она сделала неправильный выбор, Филлипс хочет показать, что будет на ее стороне. — И что он сказал? — Что приедет за тобой. Эва кивает, ничего не отвечая, а Хантер прислоняется к стене, прикрывая глаза, и посмеивается так искренне. — Забавно вышло, как из-за одной нашей выходки вышла такая катастрофа. — А мне кажется, что не произошло ничего удивительного. — замечает внезапно появившийся Этан. — Давайте сваливать отсюда, пока Рэне нас не сцапала. — Хантер поочередно оглядывает всех с головы до ног, словно проверяя, все ли в порядке, и, убедившись в этом, уходит. Эва в миг снова теряется в этой толпе, она видит перед собой удаляющуюся спину Этана и запинается, чувствуя нежные, поглаживающие прикосновения на своих плечах. — Не переживай, я здесь. — шепчет Мерфи, и Эва действительно успокаивается. Они проталкиваются к самому выходу, когда Мерфи замечает то, из-за чего его уснувший ненадолго рефлекс сбегать каждый раз, когда ему кто-то в душу влезть пытается неловкими, ранящими движениями, снова просыпается. Хантер оглядывается на него с глазами, в которых одновременно все еще теплится жалкая надежда и плещется тяжкая горечь, потому что Филлипс понимает: это причинит ей боль в очередной раз. Хантер первая заметила родителей, и сейчас она застыла между ними и Мерфи, не зная, куда шагнуть. С одной стороны стул, который всегда стоит за их столом, и пустующий так долго, а с другой — Мерфи, который все еще не готов к воссоединению с их семьей. Но она не двигается, так и стоит, смотря, как Мара и Артур все ближе приближаются к ним. А Мерфи тоже не двигается, боится в глаза смотреть и близко подходить. И в последний момент, когда Мара подходит непозволительно близко к нему, парень рывком назад бросается, но лишь в Этана врезается. — А мне ты смог все в лицо сказать, а не сбежал. — Этан произносит не с отвращением, не со злостью и ненавистью, а с жалостью, и для Мерфи это гораздо хуже. — Чертов трус. Потому что Этан прав. Парень ранил Хартвинга тысячи раз, но сбегает от дорогих ему людей, потому что не хочет причинить им боль. Правда в том, что Этан чертовски прав, называя его трусом. — Иди к ним и снова разбей в пух и прах их ложные надежды, прямо как ты умеешь. — голос Этана не дрожит, не срывается, но в глаза наполняются слезами, и с этим Хартвинг уже ничего не может сделать. — Я бы сделал все, чтобы это исправить, но я не могу, Этан. Ты так сильно мне нравился, все еще нравишься, но я был чертовым нариком. — Мерфи задыхается и не падает, лишь потому что Этан все еще держит его. Хартвинг от этих слов будто пощечину получает, он шепчет парню на ухо одновременно леденящим и ломким голосом: — Если бы нравился, ты бы не был с Мирандой. И это ранило Мерфи сильнее, чем что либо за последние два года. Они оба почувствовали, как связь между ними, оставшаяся такой хрупкой после всего, теперь окончательно разорвалась. И исправить это не получится никогда, лишь начать сначала. И Мерфи не уверен, хватит ли у него сил еще и на это. — Ты тоже от меня отказался. Я люблю тебя, но не позволю сделать виноватым только меня. Вины здесь навалом, и тебе, и мне с головой хватит. Парень словно в последний раз смотрит в родные глаза, потому спустя секунду он снова видит Хартвинга: холодного, устрашающего, словно бы полностью состоящего из железа и неживого. Хотелось бы Мерфи верить, что однажды он еще сможет увидеть своего Этана, но сейчас он видит лишь его удаляющуюся спину. Когда Этан уходит, он понимает, что гены не обмануть: он сын своего отца, потому что готов показать всю свою жестокость, но не может показать слез, появившихся на его щеках, как только он повернулся к Мерфи спиной. — Ты вернешься домой? — Не могу. — сдавленно шепчет Мерфи и уходит так быстро, чтобы никто не смог его остановить. Когда Этан вдалеке видит мужчину, который еле стоит на ногах и кричит во весь голос на Рэне, хоть у него и бушует ураган в душе, но он думает резво, расправляет плечи и, подходя к ним, заслоняет спиной учительницу. Только потом парень замечает еще и маленькую девушку, всю сжавшуюся от страха. — Какого хрена ты не возвращаешь мне мою дочь? Этан встает прямо перед этим мужчиной ровно в тот момент, когда он хотел подойти ближе к Рэне. — Вы на территории школы, и нападаете на одного из учителей, последствия ваших действий могут плохо сказаться в первую очередь для вас. — Не вмешивайся, мелкий сосунок. Моя дочь сбежала из дома, и сбежала к этой паскуде! — он кричит прямо в лицо Этана, находясь в нескольких сантиметрах от него, но ни один мускул на лице Хартвинга даже не дрогнул. — Не смей так ее называть. — от ледяной стали, сквозившей в голосе Этана, мужчина отшатывается от него, но Хартвинг видит, как сжимаются его кулаки. И когда мужчина резко вскидывает кулак в сторону лица Этана, Хартвинг в мгновение перехватывает его руку, заламывая за спину. — В человеческом теле двести шесть костей. Так что, либо ты сейчас проваливаешь отсюда и больше никогда даже на шаг не подойдешь ни к Рэне, ни к этой девушке, либо я ломаю тебе как минимум одну кость. Парень держит его еще какое-то время в таком состоянии, пока мужчина, наконец, не смирившись, резко отмахивается от его рук и уходит, все еще шатаясь. — С вами все хорошо? Рэне слегка теряется, когда слышит вместо того безэмоционального, стального тона его нежный, измученный голос. Этан смотрит на женщину с таким волнением, а она видит его покрасневшие, уставшие глаза, и улыбается по-матерински, сжимая его руку. И они оба понимают все без слов. — Если ты подождешь меня, пока я отвожу Келли, я могу просто побыть с тобой. Я вижу, что тебе это нужно. — Рэне шепчет ему это на ухо, одновременно вкладывая в его руку ключи от своего кабинета. И Этан не знает, что повело его туда. Может, понимание того, что нихрена он ни с чем не может сам справиться. Этан приходит в себя, только тогда, когда за Рэне закрывается дверь кабинета. Он кидает учительнице ключи, и она ловит их на ходу. Этан не садится, он стоит, прислонившись копчиком к парте Хантер, словно в любой момент готовый уйти. Хартвинг сцепляет руки в замок перед собой, чтобы Тейлор не заметила, как они дрожат, но Рэне заметила. — Что с тобой происходит, Этан? Что происходит со всеми вами? — Думаю, наше прошлое все еще влияет на наши действия и мысли. И мы абсолютно не знаем, что с этим делать. — Этан наконец выдыхает. Он проводит рукой по лицу, устало опуская плечи. Из него вся напускная гордость и холодность в миг испаряется. Всего за секунду он из наследника Хартвингов, которых боится и восхищается полгорода, превращается в сломленного мальчишку, который нуждается в помощи и готов принять ее. — Расскажи мне все, расскажи с самого начала. Только так я смогу помочь. Пару секунд Этан приводит дыхание в норму и решается. — Все началось тогда, когда я позвал Мерфи к себе. Наверное, уже тогда мне крышу от него снесло. И я прекрасно понимал последствия, но все равно полез, будто надеялся что-то изменить или спасти его. Уже тогда он начал принимать наркотики, и я знал это, отлично, блять, знал, я видел, как он раз за разом пускал себе по вене, но молчал. Потому что только тогда Мерфи смотрел на меня так, будто я что-то для него значу, а потом повторял ее имя. Потом он ушел, просто забрал вещи и перестал появляться. Тогда я почувствовал облегчение, потому что я влюблялся в него все сильнее и быстрее, а после его ухода я надеялся, что все вернется в прежнее русло. Потом появились вы и снова собрали нас вместе. И сначала я был рад этому, думал, что смог пережить это, но, как оказалось, нет. Уверен, вы видели новости и знаете, что я по своей глупости пошел на поводу у эмоций и влез в скандал со своей собственной семьей. И сегодня я узнал о том, почему Мерфи ушел от меня. Мама предложила ему деньги, и он согласился. В итоге от меня ушли все, в ком я нуждался. Рэне молчит, понимая, что весь поток слов, который парень замалчивал слишком долго, сейчас вырвался с тупой ноющей болью. Этан остается наедине со всеми чувствами и эмоциями, которыми он раньше себе не позволял пережить. Рэне молчит, даже когда ее почти сбивает с ног и тянет вперед желание просто обнять его, прижать к своей груди и прошептать, что все будет хорошо. Но женщина просто стоит напротив него, опираясь на стол. Тейлор дает ему время и себе тоже. — И я не могу винить его в этом. Чего я ожидал от чертового нарика? Стоит им только увидеть деньги, как они просчитывают, сколько граммов можно на них купить. И это зависимость, с которой я должен был помочь, а не закрывать глаза из-за своего эгоистичного желания. Но он, черт возьми, меня бросил. И это больно. Больно, что он, наконец, смог понять свои чувства ко мне, но чувства к другой девушке оказались для него сильнее. И пока они пытаются все наладить, мне приходится молча смотреть на это. — В первую очередь мне стоит спросить, что сейчас ты от меня хочешь: чтобы я тебя выслушала, или чтобы помогла? Этан отворачивается, прикрывая глаза, а женщина терпеливо ждет. Она знает, каково это: когда все чувства, так долго хранимые в душе, переполняют тебя и в один момент просто взрываются. — Я просто хочу, чтобы кто-нибудь решил все мои проблемы, это так глупо. — он смеется приглушенно, почти искренне, но Рэне понимает, что он пытается сдержать слезы. — Это не глупо, Этан. Ты всего лишь ребенок, на которого свалилось слишком много, и теперь тебе приходиться разбираться с этим в одиночку. Никто не заслуживает того, что от него отворачивается семья. Что бы ни случилось, ты все еще их сын. И никто в восемнадцать лет не хочет решать такие проблемы, но с этим мы ничего не можем сделать, как бы не хотелось. На секунду в ней Хартвинг замечает черты Лии: такой же заботливый взгляд, маленькая улыбка с ямочками. Но у них есть существенное отличие: Этан Рэне никто, она не должна к ним всем так относиться, не должна им помогать, она всего лишь учитель. И Рэне не обязана сейчас слушать его проблемы и пытаться помочь, но делает это. — Я не знаю, что делать, Рэне. Помогите мне. — Как ты получил травму? Этан голову поворачивает так резко и смотрит взглядом беспомощного олененка. — А как это относится к моей ситуации? — он произносит это сиплым от волнения голосом, голову опуская. — По реакции вижу, что это имеет прямое отношение к твоей проблеме. Этан молчит долго, и Рэне на долю секунды кажется, что он уйдет, но он лишь делает один неловким, осторожный шаг навстречу к Тейлор, словно подбирается к дикому зверю. И, посмотрев в ее открытие честные глаза, Хартвинг надеется, что Рэне не поранит его вновь открытие раны одним неловким движением, словом. Этан не плачет, не кричит в отчаянии, потому что эмоции отупели, осталась пустота. Парень не отходит далеко, но в глаза все еще не смотрит. — Когда отец узнал про меня и Мерфи, он сказал, что рано или поздно мне придется потерять то, что дороже мне больше всего. Потому что я Хартвинг, а для Хартвингов привязанность — непозволительная роскошь. Он спросил, готов ли я потерять Мерфи, и я ответил "нет". Тогда Нейтан взял в руки биту и приказал мне закрыть глаза. Рэне не надо спрашивать, она итак знает ответ: он сделал это беспрекословно, прекрасно понимая, что может его ожидать. Сделал ли он это только ради Мерфи или из-за того, что не может противостоять отцу, Тейлор не знает, но думает, что обе причины одинаково давили. — Он сломал мне колено. Это стало первым из его жестоких уроков. Этан не выдерживает, по щеке градом катятся слезы, и он прячет лицо в ладонях. Потому что наружу вылезли все так долго хранимые чувства, и теперь у Этана нет другого выхода, кроме как справиться, перетерпеть. — Кто-то еще об этом знает? — Рэне спрашивает как можно тише, ласковее, и это приводит Этана в чувства. — Только вы. Учительница нежно проводит указательным пальцем по его волом возле лба, переходя к виску и слегка надавливая на него. Парень выдыхает, окончательно обмякая, садится на парту. — Знаешь, у нас понятие любви сводится к единому. Но в философии она многогранна. Изначально Платон выделял три вида любви: эрос, сторге и людус. Потом же греки выявили еще четыре вида: филия, мания, агапэ и прагма. И все они являются проявлениями любви, но совершенно разными. Из всех видов меня всегда восхищала филия. Потому что такая любовь безгранична. Это любовь-дружба, любовь к родителям, детям, к музе. Платон считал, что это единственный вид любви, который является истинной любовью. Это безусловная любовь. Бескорыстная любовь. Любовь в чистом виде. Это любовь ради любви. — Но ведь не во всех семьях есть любовь. — он поднимает на Рэне усталые глаза и через силу улыбнуться пытается. — А ты меня совсем не слушал, да? — она усмехается и переводит взгляд на окно, где уже совсем темно. — Любовь бывает разная и иногда причиняет боль, ведь есть мания — любовь-одержимость, а есть прагма — любовь по расчету. И там нет привычных нам окрыленных чувств, нет нежности и заботы, но это не отменяет того, что все это является любовью, просто другой. И есть люди, которые любят, но не знают, как это показать. "Как Мерфи" — в глазах друг друга они оба четко видят эти слова. — Это называется язык любви. То как мы проявляет и принимаем любовь. Твой язык любви строится из того, чего тебе не хватало в детстве. Если к тебе не проявляли внимания, ты будешь нуждаться в нем и давать своему любимому человеку столько внимания, сколько только сможешь. — Вы хотите сказать мне, что как бы Нейтан не поступал, он все же меня любит? — Я не знаю, Этан. Мне хотелось бы сказать, что с возрастом это пройдет, а твой отец изменится, но мир слишком редко дает людям то, чего они действительно заслуживают. — Тогда что вы хотите мне этим сказать? — Этан руками всплескивает и снова взъерошивает волосы, отдергивая от них руку так резко, словно обжегся. — Иногда не все так, как мы видим, а иногда вода — это просто вода, и не надо ничего выдумывать. — Вы так мне помогли, Рэне. — женщина смеется от сарказма, сочившего в его словах. — Ты никогда не сможешь понять действий человека, пока он не расскажет, что творится в его голове. И даже после этого в полной мере осознать и принять причины этих действий ты тоже не сможешь. Хочешь знать, почему Нейтан с тобой так обошелся? Ты не узнаешь. — Тогда что я могу узнать? Она делает шаг к нему навстречу, улыбаясь самой нежной и чистой улыбкой и слегка склоняя голову. — То, что находится вот здесь. — Хартвинг опускает голову к своей грудной клетке, прямо туда, где сердце, где Рэне постукивает указательным пальцем. — Ты не поймешь других людей, но можешь понять себя. Поэтому разберись для начала, что твориться в твоей душе, а не руби с плеча по отношению к Нейтану. Ты можешь разрушить его жизнь, но станет ли тебе лучше от этого? Ты ведь пришел не для того, чтобы узнать, насколько велика его отцовская любовь. Ты пришел, чтобы я сказала: "Ты не станешь плохим человеком, если отплатишь ему той же монетой". — Вы поможете мне разобраться с этим? — Конечно. *** — Привет. — он шепчет разбито, не поднимая глаз. И все, что делает Миранда — это тыльной стороной ладони по его закрытым векам проводит, и Мерфи улыбается, потому что знает: так раньше делала ее мама, чтобы забрать все печали. Девушка приподнимает спадающие на лоб волосы, и Мерфи приподнимает голову, но в глаза все еще не смотрит, как будто не знает точно, кого точно увидит. Миранда утягивает его в квартиру, закрывая за его спиной дверь. Парень делает всего два шага, вставая перед диваном, и сползает на пол, голову откидывая на подушки. А Миранда садится на диван, укладывая его голову к себе на бедро, и нежно проводит по его волосам. — Я видел их сегодня. — сдавленно говорит парень. — Мару и Артура — еще тише добавляет — Я так понимаю, встреча прошла не очень. — Миранда склоняется ниже к нему, произнося это в самую макушку, на последнем слове слегка касаясь губами. — Я сбежал, стоило только посмотреть им в глаза. Этан был прав: я всего лишь чертов трус. — У вас с Этаном что-то случилось? Я думала, все только налаживалось. — Налаживалось, а потом я опять все проебал. Только сейчас Миранда замечает его учащенное дыхание, вслушивается в слова, которые он произносит слишком быстро и сбивчиво. — Ты пьян? Мерфи смеется глухо и отвечает с запозданием: — Совсем немножко. Не смог удержаться, пока шел сюда. — Что ж, думаю, это лучше, чем то, что ты мог чем-то закинуться. — Миранда вздыхает, но говорит по-прежнему нежно. — Я ушел от Этана, не потому что сам этого хотел и не потому что не хотел причинять ему боль и даже не потому что он сказал мне уходить, а потому что его мама предложила мне деньги. — И ты рассказал ему. Миранда не спрашивает, но Мерфи все равно кивает головой резко. — Он не простит меня. — Мерфи всхлипывает и прячем лицо в ладонях, снова взъерошивая свои волосы до того состояния, что они торчат во все стороны. Он кулаком по болу бьет, и, кажется, что сейчас будет биться в истерике. А Миранда аккуратно снова его волосы приглаживает, пропуская через пальцы, и берет его руки, целуя костяшки, массирует в центре ладони. Мерфи шумно выдыхает, обмякая в ее руках, прижимаясь головой к ее груди, прямо туда, где сердце бьется неистово. — Он ведь тебе все еще нравится? Парень не отвечает, но Миранда итак знает ответ. Она встает с дивана, обходя его, и садится на корточки, поднимая за щеки его лицо. И тогда у Мерфи хватает смелости взглянуть ей в глаза. — Чего ты сейчас хочешь? Поддержки, правду или как раньше сидеть на подоконнике и пить мой отвратительный горький кофе? Потому что сейчас все, что хочу я — это завалить тебя на кровать, целовать до тех пор, пока мы не блеванем от этой ванили и не отпускать всю ночь. Но я не могу это сделать, потому что вижу, что это не то, что тебе сейчас нужно. — Я не знаю, чего хочу. — Мерфи отводит глаза, и Миранде нужна вся сила, чтобы продолжать смотреть на него так, будто все как раньше. — Моя жизнь итак катится к хуям. Я не хочу использовать тебя в качестве отвлечения, ты этого не заслужила. И я опять все испорчу. А за сегодняшний день я уже натворил много чего хренового, и не хочу продолжать. Мерфи знает, что этим он тоже причиняет Миранде боль, но по-другому не может. Либо он ранит ее сейчас, либо в конце концов причинит настолько сильную боль, что исправить это он уже не сможет. — Мне жаль. Я знаю, ты рассчитывала не на это, но большего сейчас я тебе дать не могу. По крайней мере, пока не разберусь с тем, как отношусь к Этану. Миранда улыбается, понимая, сколько же в нем на самом деле смелости. Потому что Мерфи знал, как больно сделает Этану своим признанием, понимал, что после этого у них нет даже шанса на дружбу, но рассказал. И Мерфи не соврал ей, Миранде. — Все в порядке. Все образуется. И между нами, и между тобой и Этаном. — А если нет? —Запомни: Все, что должно быть твоим — поистине оно будет твоим, каким бы слабым ты ни был. И то, что не должно быть твоим — оно не будет твоим, каким бы сильным ты ни был. Я запомнила эти слова на всю жизнь. И Мерфи падает в ее объятия, позволяя забыться, выпустить все эмоции, коробившие его так долго. Парень не замечает, как трясутся руки Миранды и бегают ее глаза, а девушка молчит о том, как ее разрывает желание принять таблетки, надежно спрятанные на крайний случай в ее ванной. *** До дома Эвы они ехали в полной тишине. Чейз не спешит говорить, хотя они сидят в машине уже пятнадцать минут, после того как приехали. — Я бы очень хотел всю ночь вот так просидеть с тобой, но маленьким девочкам уже пора спать, чтобы завтра не опоздать в школу. — Во-первых, у нас с тобой разница всего в два года, а во-вторых, завтра нас итак ждет интересный разговор. — вы что-то натворили? — он спрашивает с лукавой улыбкой, заглушая машину и переворачиваясь на бок, чтобы смотреть на нее. — А ты как думаешь? Чейз смеется искренне, слегка поправляя золотистые волосы, и взгляд Эвы снова зацепляется за его браслет. Она уже успела забыть о нем, но теперь это снова будет преследовать ее мысли. — Мы совсем немножко испортили представление, а там была моя любимая пьеса. — Какая? — Каин. — Эва говорит это с придыханием, восхищением. — Я посмотрю. Эва поворачивается на него с таким странным взглядом: в нем смешанно недоумение и неверие. — Зачем? — Олдридж спрашивает так, словно ищет подвох. Чейз невольно задумался, кто же смог обидеть эту девочку внутри нее, что сейчас Эва превратилась лишь в жалкую тень самой себя: закрытую, колючую, никому не доверяющую. — Потому что мне действительно интересно то, что тебе важно. Без какого-либо подвоха. — парень руки вверх поднимает, словно остается перед ней безоружным, открытым, и Эва перехватывает его улыбку, успокоившись. — Просто я...не привыкла к такому. Между ними снова воцаряется молчание, но не неловкое, в нем они не прячут то, что хотели бы сказать, но не могут. Они молчат, потому что в этом слышат гораздо больше, чем во всех словах, которые они могли бы произнести. — Думаю, мне правда уже пора, или же я вообще не уеду. Чейз тянется к ее руке, чтобы нежно провести пальцами по холодной коже, но отстраняется в последний момент, а девушка тактично делает вид, что не заметила этого. Эва еще сидит какое-то время в машине, не двигаясь, ожидая даже сама не знает чего. Что Чейз увезет ее куда-нибудь подальше от всей этой неразберихи или просто побудет рядом еще хотя бы немного. Эву отрезвляет понимание того, что ничего путного из этого не выйдет. Она выходит из машины, напоследок улыбнувшись Чейзу застенчиво, но останавливается около дверей дома. — Чейз? — Да? Олдридж молчит, не зная даже, зачем она его позвала. На языке слова крутятся, которые, если произнесет, то уже назад вернуть не сможет. И, может, это было всего лишь влиянием момента, может, Эва так долго была одинока, что готова бросаться к любому, кто проявит к ней хоть немного внимания. А, может, она просто боится боли, поэтому качает головой, шепчет глухое "Ничего" и убегает так быстро, как только может. И плевать, что сердце неистово колотится в грудной клетке. *** Сидя снова здесь на следующее утро, Мерфи, Хантер и Эва понимают. что наказание, которое они могут получить, не самое худшее. — Это было красиво. — Мы старались. — Мерфи смеется нервно, неуместно. — Я и не сомневалась в этом. — Рэне смотрит грозно, но улыбки все равно сдержать не может. — А теперь расскажите мне все, что вы натворили. И они рассказывают с самого начала, ничего не утаивая. Тейлор отослала мистера Гроссмана, сказав, что сама разберется со своими учениками. Она сидит на первом ряду, наблюдая за ребятами, которые мнутся перед ней. Закидывая ногу на ногу и складывая руки на груди, учительница слегка наклоняет голову влево. Этан видит плохо скрытые синяки под глазами и невольно задумывается, сколько же она помогает другим, не жалея себя. Когда Хантер выдыхает, заканчивая рассказ, Рэне потирает веки и молчит несколько минут. Каждый в ее молчании слышит свое. — Какое самое богатое место на земле? — Кладбище. — отвечает Эва почти одновременно с Хантер. — Почему? — учительница кивает на Этана. — Потому что там навсегда похоронены все лучшие идеи и нераскрытые таланты. — Это постановка была важна для драмкружка. Они все поголовно глаза опускают. — Мы действительно не хотели, чтобы все так вышло. — Этан говорит тихо, безэмоциональным голосом. — Сейчас от ваших извинений прока нет. Это было для них важно, потому что таким образом они раскрывают свой потенциал. Каждый может оставить свой след в истории. Может, сейчас это то, в чем вы нуждаетесь. Они молчат, слушая ее, а Тейлор прикрывает глаза, в полной тишине вслушиваясь в каждый новый стук своих часов на руке. — Как вы помните, вы никогда не сможете понять, кем же являетесь на самом деле, потому что все меняется с невероятной скоростью. Но также это значит то, что то, какие вы сейчас, такими вы не будете уже никогда. Вы красивы, молоды, талантливы, но вы зациклились на своих ошибках и когда-то перенесенной боли. Так вот, боль не длится вечно, вам просто до безумия страшно признать, что на самом-то деле вы пусты без этой боли. И вы цепляетесь за нее, чтобы чувствовать себя живыми, чтобы быть жертвами, которых можно оправдать. — эти дети смотрят на Рэне так, будто их предали, хотя она видит во взгляде всех еще и осознание того, что это правда. — Слышали когда-нибудь про эффект фокусировки? Если говорить простыми словами, то, придавая много значения одному из аспектов события, вы перестаете замечать другие. — И как нам справиться с этим? Если мы отпустим эту боль, — Мерфи голову склоняет, сжимая в кулак футболку в том место, где сердце о ребра бьется. — то кем мы будет потом? — Другими: лучшими, принятыми самими собой и любимыми. И вы все еще будете оставаться самими собой. — И что нам сделать? — спрашивает Эва. — Вот вам домашнее задание: сделайте капсулу времени, положите туда одну вещь, которая сейчас тяготит вас вниз, которая является олицетворением тех вас, которые были раньше. И с этими вещами отпустите тех себя и эту боль. *** Это отзывается тоской. Не разрывающей все внутри, а такой, словно прощаешься с чем-то, к чему настолько привык: со старой привычкой, с обыденной рутиной в обмен на нечто новое. Когда Мерфи бросает в коробку зажигалку, которая так и не зажившей раной напоминала о матери, понимает, что теперь он готов попрощаться с той, кто заставила парня поверить в то, что он неправильный. Эва сжимает его руку, и впервые он это позволяет. Чувствует ее тепло оголенной кожи и дрожит точно не от холода. Эва заносит руку, сжимая в кулаке цепочку, которую когда-то пьяная украла из-за людей, которым так хотела понравится, и не может разжать кулак. Хантер кивает, улыбаясь нежно, и цепочка сама падает, а с ней словно вся тяжесть Олридж. Этан без раздумий кидает туда свою курту капитана, заставляя себе не смотреть на Мерфи, рука Хартвинга сама опускается на колено, но он выдыхает спокойно. Хантер прощается с Джоном. Садясь на корточки, она в последний раз пробегается пальцами по сложенному вдвое листу бумаги, на котором Джон когда-то нарисовал ее спящую. Карандаш уже успел стереться в некоторых местах, но Хантер по-прежнему крепко прижимает рисунок к груди. И только потом аккуратно кладет его в коробку. Они закрывают ее вместе. Может, через несколько лет, когда их сердца не будут полны столькими чувствами, когда в головах станет меньше ветра, они придут за это кафе, которое стало их негласным местом еще с поездки на пляж, откопают эту коробку и поймут, насколько сильно изменились, насколько далеко продвинулись вперед. Это то, что останется после них.