hold my name in your heart | храни моё имя в своём сердце

Хэ Сюань не знал, как долго это продолжалось – объятия Ши Цинсюаня, державшего его так, словно он был чем-то драгоценным, и его собственные слёзы, первые за многие годы. Происходящее на самом деле было до странного нелепым, ведь это Ши Цинсюань был тем, кто болел, однако вместо него утешение досталось Хэ Сюаню. К тому времени, как его слёзы иссякли, он чувствовал себя так, будто вся энергия и все эмоции покинули его тело вместе с ними. Черновод слишком устал, чтобы двигаться, а объятия бывшего божества были такими успокаивающими. Он был одинок долгие-долгие годы. Даже если это всего лишь подделка, даже если это незаслуженно и эгоистично, он просто хотел оставаться рядом с Ши Цинсюанем и позволять ему относиться к себе так, словно он был кем-то, достойным любви. Бывший Повелитель Ветров был мягким и пах ночным дождём, и в какой-то момент он начал проводить ладонью по растрёпанным волосам Хэ Сюаня. Совершенно незаметно Ши Цинсюань расплёл его косу, и волосы Хэ Сюаня свободно растеклись чернилами по его плечам. На мгновение он забеспокоился, что его распущенные волосы помогут другому мужчине понять, кто он на самом деле, помогут осознать, что человек, которого он так ласково утешал и обнимал, всё это время был его злейшим врагом. Но Ши Цинсюань ничего не сказал. В сердце Черновода царила борьба, которая нарастала тем больше, чем дольше он оставался рядом с Ши Цинсюанем. С одной стороны, ему хотелось чувствовать всю ту теплоту и привязанность, которую бывшее божество могло проявить к нему, позволить кому-то быть добрым к нему. С другой стороны, он отчаянно хотел, чтобы Ши Цинсюань видел его таким, какой он есть, чтобы называл его настоящим именем. Но он не мог иметь и то, и другое. Как только бывший Повелитель Ветров поймёт, кто он такой, всё будет кончено. Черновод был слишком слаб, чтобы сказать Ши Цинсюаню правду, чтобы увидеть, как его лицо омрачится, а выражение любви сменится страхом и гневом. Возможно, это было эгоистично, а возможно, наоборот, великодушно – в конце концов, неведение есть блаженство. Он мог быть тем, кто хранит в себе боль истины, не разделяя её с Ши Цинсюанем. Быть может, ему повезёт, и Ши Цинсюань никогда не поймёт, кто он такой, и тогда Хэ Сюань сможет оставить его в столице после того, как всё это закончится, лишь с тёплыми воспоминаниями о каком-то незнакомце. Но Хэ Сюаню никогда в жизни не везло. В конце концов, он нашёл в себе силы высвободиться из объятий Ши Цинсюаня. Мужчина протестующе замычал, но он казался слишком измученным, чтобы суметь удержать Хэ Сюаня от ухода. К тому времени, как Черновод уложил бывшее божество обратно в постель, тот вновь крепко спал. Ши Цинсюань действительно спал слишком много, даже для того, кто был болен. Возможно, прошло уже много времени с тех пор, как он мог поспать в тёплой постели – Хэ Сюань предполагал, что жизнь на улице лишала комфортного сна. Укол вины пронзил его грудь. Сможет ли он на самом деле с чистой совестью просто оставить Ши Цинсюаня и дальше жить на улице? Он должен найти ему место, где Ши Цинсюань мог бы остановиться, где у него всегда будет достаточно еды, чистая одежда и уютное место для отдыха. Где он будет счастлив и в безопасности. Черновод резко остановил этот поток мыслей. Он спас бывшему Повелителю Ветров жизнь, что уже выходило за рамки дозволенного. Что бы сказали его родные, увидев его сейчас, – пытающегося защитить того самого человека, которого поклялся уничтожить? Он был ужасен – причинял боль тем, кого обещал защищать, и защищал тех, кому обещал причинять боль. Именно это осознание привело его в то место, где хранился прах его близких. Комната была тёмной и влажной, мрак разгонял свет лишь одной свечи. Тени, отбрасываемые колеблющимся огоньком, танцевали по стенам. Кому-то это показалось бы гнетущим, но Хэ Сюаню, преклонившему колени перед четырьмя урнами своих близких, это помогало чувствовать себя менее одиноким. Черновод возжёг каждому из них по палочке благовоний, прежде чем поклониться перед алтарём. Вина тяжёлым бременем давила на его плечи. – Пожалуйста, простите этого недостойного, – прошептал он, хоть и не знал, за что именно просил прощения. Возможно, за неспособность исполнить свой долг, или за бессилие вспомнить их лица, или за нелогичные чувства к Ши Цинсюаню. Возможно, за всё вместе. Слова тяжело повисли в холодной тишине. В комнатах поместья Сумрачных вод всегда было тихо, но здесь тишина казалась особенно невыносимой. Она сворачивалась вокруг его шеи петлёй и затягивала её всё туже. Хэ Сюань грезил о малейшем дуновении ветра, о легчайшем вздохе, о чём-то, что прорвало бы пелену мёртвого воздуха, липнувшую к его коже, куда бы он ни пошёл. Но, как и всегда, всё в комнате оставалось неподвижным. Хэ Сюань никогда не думал, что месть за тех, кого он любит, приведёт его к настолько глубокому одиночеству. Когда он, наконец, поднял голову с каменных плит пола и выпрямился, благовония уже прогорели, оставив после себя лишь дым и пепел.

_______________________

Той же ночью, когда Черновод уже собирался уйти, накормив Ши Цинсюаня ужином, – по настоянию последнего вновь разделённым на двоих, – другой мужчина остановил его, поймав за рукав. Он ничего не сказал, лишь посмотрел на Хэ Сюаня с тем выражением лица, которое было ему хорошо известно. Именно с таким выражением бывший Повелитель Ветров просил вместе с ним принять женское обличье, или сопровождать его на празднество, или наполнить ему ещё одну пиалу вина. Иными словами, оно появлялось на его лице, когда тот чего-то хотел. – Чего ты хочешь? – вздохнув, спросил Хэ Сюань, чувствуя истощение после наполненного эмоциями дня. Ши Цинсюань поджал губы, нерешительно замерев. Несколько мгновений он просто смотрел на Хэ Сюаня, прежде чем медленно выдохнуть и опустить взгляд на свои колени. – Неважно. Ши Цинсюань никогда прежде не боялся попросить о чём-то. Это было ещё одним, что, казалось, изменилось в нём после потери божественности. Черновод продолжил стоять у кровати ещё несколько долгих, томительных секунд, продолжая ощущать хватку на своём рукаве, после чего сел. – Что такое? – спросил он, на этот раз более мягко. Ши Цинсюань переместил ладонь, схватившись за пальцы Хэ Сюаня. Какое-то время он смотрел на их соединённые руки, прежде чем, наконец, спросил: – Не мог бы ты остаться со мной сегодня ночью? – не дождавшись ответа, он добавил: – Здесь. В постели, – повисла тишина, наполненная напряжением. Затем Ши Цинсюань пошёл на попятную: – Ха-ха, забудь, это была глупая идея… Всё равно я, вероятно, тебе неприятен и всё такое, и… – Хорошо, – на грани шёпота выдохнул Хэ Сюань. Ши Цинсюань, казалось, удивился, резко вскинув взгляд и несколько раз моргнув, словно не был уверен, что человек, сидевший рядом с ним, был настоящим. – О. Хорошо, – проронил он, когда наконец смог взять себя в руки. Не выдержав столь долгого и пристального зрительного контакта, мужчина опустил взгляд на свои колени. Тишина, окутавшая их, оглушала, и на какое-то время они просто замерли так, рука об руку, а невысказанные слова почти ощутимо теснились между ними. Набравшись смелости, Черновод разлучил их ладони, однако сделал это очень медленно, опасаясь нарушить хрупкое спокойствие момента. Теперь, когда его руки были свободны, он разоблачился до нижних одеяний и сложил в стопку верхние слои. Так уязвимо ощущалось остаться только во внутренних одеждах. Проскользнуть под одеяло к Ши Цинсюаню без единого слова, как будто это было чем-то обыденным. Почувствовать, как ладонь вновь оплели горячие пальцы, словно холодная мёртвая кожа Хэ Сюаня каким-то образом могла показаться приятной. Они лежали друг напротив друга – так близко, что Хэ Сюань мог видеть бронзовые крапинки, усеивавшие радужку глаз бывшего божества. Единственные свечи, оставшиеся зажжёнными, стояли на тумбочке позади Ши Цинсюаня, подсвечивая кончики его волос. Хэ Сюань не знал, по какой причине не мог отвести от него взгляд. Ши Цинсюань был притягателен. Черновод не мог не признать, что даже сейчас – болеющий, с растрёпанными волосами, с мешками под глазами и потрескавшимися губами – этот мужчина был по-прежнему прекрасен. Возможно, он пялился слишком долго, потому что Ши Цинсюань в конце концов опустил голову, пряча лицо. – Мин-сюн, – заговорил он с дрожью в голосе, – почему? Хэ Сюань моргнул, продолжая смотреть на него. – Что почему? Ши Цинсюань колебался с ответом. Хэ Сюань мог чувствовать его тревогу по тому, как он мял его ладонь своими пальцами. – Ну… Почему всё это? Почему ты… делаешь это для меня? Ах. Этого вопроса Черновод страшился больше всего. Почему? Истинный ответ покоился глубоко в его сердце, и он поклялся себе никогда по-настоящему не признавать его. Потому что признать его значило бы перевернуть всё, что он сделал за последние несколько столетий. Это значило бы упасть с обрыва в тёмные бурлящие волны, обращая всё, ради чего он трудился, в пыль. Хэ Сюань проглотил правду, безрассудно рвущуюся на язык, и вместо этого остановился на более безопасном: – Ты заслуживаешь, чтобы о тебе заботились, – что на самом деле не было ложью. Однако, по сути, и не являлось ответом на вопрос. Ши Цинсюань горько рассмеялся, почти сразу закашлявшись; Хэ Сюань быстро успокоил его приступ своей духовной энергией. – Мы оба знаем, что это неправда, – пробормотал Ши Цинсюань, вновь обретя голос. – Обо мне достаточно заботились всю мою жизнь. Я даже не должен быть здесь. Не должен дышать. Было неприятно видеть бывшего Повелителя Ветров таким. Его глаза почти всегда были наполнены ярким светом, а в его голосе почти всегда слышался смех. Но сейчас не осталось ни намёка ни на то, ни на другое. Глаза бывшего божества были полны холода, а голос ощущался резким и грубым. Учитывая то, в насколько лихорадочном и бредовом состоянии он, казалось, пребывал всё это время, внезапная ясность сознания обескураживала. Последние несколько дней казались сном; теперь же всё возвращалось к суровой действительности. Хэ Сюань не ответил, поэтому Ши Цинсюань продолжил говорить: – Прости, – шатко выдохнул он. – Я просто не понимаю, почему ты так добр ко мне. Я не заслуживаю этого, – он отпустил ладонь Хэ Сюаня, чтобы стереть скользнувшие по щекам слёзы. Черновод должен был согласиться с ним – ему следовало злиться на него за свою жизнь, которая была украдена. Это Хэ Сюаню было суждено вознестись и стать божеством, а Ши Цинсюань должен был давно сгнить в земле. Хэ Сюань должен был ненавидеть его. Но «должно быть» и «есть на самом деле» – две совершенно разные вещи. Черновод не знал, как сказать Ши Цинсюаню, что тот заслуживает доброты, и тепла, и пищи, и жизни, и счастья – потому что от этих слов те чувства, которые он держал взаперти в своём сердце, обязательно вырвались бы на волю. Он никогда не был хорош в речах. Но он должен был найти какой-то иной способ утешить бывшее божество, всё ещё плачущее перед ним. Поддавшись моменту храбрости, Хэ Сюань обнял Ши Цинсюаня и прижал его к своей груди. Мужчина на мгновение напрягся, и Хэ Сюань успел подумать, что, возможно, совершил ошибку, но затем Ши Цинсюань обмяк в его руках. Он вцепился в ткань его нижних одежд и всхлипнул, приникнув к его груди лицом. Черновод продолжил обнимать его, позволяя пройти через это, а также делясь духовной энергией, когда плач сменялся кашлем, не зная, что ещё он мог сделать. Он был повелителем-призраком, которого боялись даже боги на небесах, – и всё же оказался маленьким и беспомощным перед лицом обнажённых эмоций. Всхлипывания Ши Цинсюаня постепенно перешли в икоту, а затем – в тихое дыхание, когда он заснул. Ткань внутренних одеяний на груди Хэ Сюаня стала мятой и влажной от слёз, но он не сделал ни единой попытки отстраниться от Ши Цинсюаня. Он лишь продолжил крепко прижимать к себе измученного мужчину, пытаясь подарить ему хоть немного утешения даже во сне. И он чувствовал тепло кожи бывшего Повелителя Ветров сквозь тонкие слои их одежд; чувствовал, как Ши Цинсюань, казалось, так идеально подходил ему каждой выпуклостью и ложбинкой, словно половина расколовшейся чаши; чувствовал, как всё то, что он так усердно пытался сдержать, разбухало в его груди – прямо там, где раньше билось его сердце. Он любил Ши Цинсюаня. Это нельзя было назвать осознанием – оно случилось раньше, возможно, ещё до того, как Хэ Сюань принёс его сюда. Черновод ожидал, что эта мысль собьёт его с ног, обрушится на него, как цунами, и утопит. Но вместо этого он обнаружил, что это больше напоминало нечто вроде следующей ноты в выученной наизусть песне, нечто вставшее на своё место, нечто до боли знакомое. Это, в то же время, было признанием. Признанием ошибки, которую он хотел бы исправить. Потому что Хэ Сюань не должен был полюбить Ши Цинсюаня. Он не должен был смотреть на него и видеть в нём свет, не должен был чувствовать нежность, думая о человеке, который разрушил его жизнь и жизни его близких. Оказалось, верно и обратное: «не должно быть» и «не есть на самом деле» – две совершенно разные вещи.

_______________________

Хэ Сюань выскользнул из постели ранним утром, когда небо только начало светлеть. Фантазия о Ши Цинсюане, проснувшемся рядом с ним, взглянувшем на него с полусонной улыбкой и назвавшем чужим именем, была слишком. Слишком интимной и слишком отчуждённой одновременно. Черноводу казалось, что он живёт чужой жизнью, глядя на всё глазами незнакомца и видя то, что не должен видеть, чувствуя то, что не должен чувствовать. Когда Хэ Сюань посмотрел в зеркало, на него в ответ взглянуло лицо, не принадлежавшее ему. На мгновение он вернул свой истинный облик, наблюдая, как его кожа теряет краски, а глаза начинают светиться болезненно-жёлтым. Под глазами виднелись мешки. Это имело смысл, учитывая, что последние несколько ночей он плохо спал. В постели с Ши Цинсюанем он так и не заснул – слишком был отвлечён собственными эмоциями, да и мужчину в его объятиях иногда одолевали приступы кашля. Хэ Сюань желал иметь возможность как можно скорее успокоить его своей духовной энергией. Поэтому всю ночь он стерёг сон Ши Цинсюаня, в промежутки между приступами позволяя разуму блуждать. Не то чтобы Черновод в принципе нуждался во сне, но он сделал это своей привычкой, способом скоротать долгие часы загробной жизни в ожидании тех или иных событий. Видимо, теперь сказывалось внезапное изменение привычного режима ночи. Глядя на собственное лицо, он молча признал, что долго это не продлится. Так или иначе, всему придёт конец. Либо Ши Цинсюань узнает, кто он на самом деле, либо Хэ Сюань больше не сможет мириться с происходящим. Также существовал вариант, что Ши Цинсюань никогда не догадается обо всём и решит остаться, но это казалось маловероятным. Временами Ши Цинсюань впадал в забытье и плохо осознавал своё окружение, но он был умён, и когда ему станет лучше, бывший Повелитель Ветров обязательно сложит все части воедино. Стоит ему покинуть это крыло поместья, как он может наткнуться на комнату, в которой произошла та роковая ночь, и с Черноводом будет покончено. И даже если этого бы не произошло, Хэ Сюань всё равно мог рано или поздно каким-то образом выдать себя. Несмотря на столетия опыта актёрской игры, все эти мягкие взгляды, звонкий смех и улыбки, которые дарил ему Ши Цинсюань, были способны разрушить всё его притворство. Хэ Сюань не мог разрешить себе просто забыться и продолжить принимать ту привязанность, которая ему не предназначалась. Правда причинит боль, как это бывало всегда. Но наступит момент, когда кто-то должен будет наконец извлечь нож, застрявший у него в груди, и позволить открывшейся ране прикончить его окончательно.

_______________________

Это произошло намного позже в тот же день, когда солнце уже зашло и синий свет сумерек просочился сквозь деревья, отбрасывая на землю длинные тени. Хэ Сюань уже зажёг несколько свечей: лес за пределами поместья был слишком густым, чтобы пропускать много естественного света. Ши Цинсюань опустошал свою тарелку с супом – он настоял, чтобы Хэ Сюань приготовил две порции, и сначала Черновод подумал, что тот просто был очень голоден. Однако ему не следовало удивляться, когда Ши Цинсюань настоял на том, чтобы Хэ Сюань взял себе вторую тарелку. Таков был Ши Цинсюань: всегда заботился о других, даже если сам больше остальных нуждался в помощи. Это было и благословением, и в то же время проклятием – знать, что он любит Ши Цинсюаня. С одной стороны, это заставляло его сердце чувствовать, будто оно вновь может биться, всякий раз, когда бывший Повелитель Ветров улыбался или смеялся. С другой стороны, ещё больше приводило в отчаяние осознание, что на самом деле это предназначалось не для него. Безответная любовь пронзала нутро Черновода сладостью напополам с горечью, из-за чего он чувствовал себя опустошённым и цельным одновременно. Хэ Сюань доел свой суп некоторое время назад, продолжив держать в руках уже опустевшую тарелку. Ши Цинсюань со своей порцией пока что не справился, что не было удивительно, учитывая тот факт, что он продолжал болтать вместо того, чтобы есть. Сегодня гость поместья Сумрачных Вод выглядел намного живее: его взгляд стал ярче, а голос – чище и крепче. Было приятно знать, что даже после всех невзгод, с которыми столкнулся Ши Цинсюань, его жизнерадостность не исчезла. Он казался таким сломленным прошлой ночью; его голос был нетвёрдым, а тело дрожало в руках Хэ Сюаня. Черновод никогда не видел его настолько невменяемым – за исключением той ночи, когда брат Ши Цинсюаня умер прямо у него на глазах. Воспоминание о лице бывшего Повелителя Ветров, испещрённом следами слёз и брызгами крови, всё ещё было свежо в разуме Хэ Сюаня, и от него у призрачного повелителя скручивало желудок. Однако теперь этот мужчина вновь улыбался, и этого было достаточно, чтобы вернуть Хэ Сюаня из мыслей в реальный момент. Они так и не обсудили прошлую ночь. За завтраком Ши Цинсюань не задал ему никаких вопросов. Казалось, оба не желали рисковать нарушить хрупкое соглашение, к которому они пришли, каким бы оно ни было. Хэ Сюань мало говорил, но внимательно слушал всё, что говорил Ши Цинсюань. Даже если большей частью это были просто сплетни, услышанные им от Се Ляня, Черновод всё равно кивал. Одно особенно язвительное замечание о Пэй Мине даже вызвало у него короткий смешок. Ши Цинсюань замолчал, глядя на Хэ Сюаня, и выражение его лица стало нечитаемым. – Цинсюань? – позвал Хэ Сюань, и мужчина моргнул, вырвавшись из оцепенения, в которое впал. Его лицо сильно покраснело, словно болезнь внезапно вернулась в полную силу. Черновод встал и потянулся к его лбу, чтобы проверить температуру, но Ши Цинсюань остановил его на полпути, схватив за запястье. – Ха-ха, не переживай, всё в порядке, честное слово! – выпалил он на одном дыхании, в то время как его румянец распространился до самых ушей. Спустя один удар сердца Ши Цинсюань понял, что по-прежнему сжимает запястье Хэ Сюаня. Он сразу же отпустил его с новым нервным смешком. Это человек определённо вёл себя странно для того, кто утверждал, что не болен. – У тебя снова жар? – спросил Хэ Сюань, задержавшись у постели. Ему хотелось протянуть руку, отвести в сторону прядь, упавшую на лицо Ши Цинсюаня, и убедиться, что с ним всё в порядке. Но бывший Повелитель Ветров смотрел на него широко распахнутыми глазами, и Хэ Сюань встревожился, что, возможно, сделал что-то не так. Поэтому в итоге он просто замер в нерешительности на том же месте, где стоял. – Это… Я в порядке, – тихо сказал Ши Цинсюань, теребя край рукава и старательно отводя взгляд. Черновод задался вопросом, следует ли ему настоять, или он должен просто предоставить бывшему божеству разобраться с этим самому. Он осторожно сел на кровать, оставив достаточно места для того, чтобы Ши Цинсюань чувствовал себя комфортно, но при этом достаточно близко, чтобы дать понять о своём небезразличии. Хэ Сюань увидел, как взгляд Ши Цинсюаня упал на пустое место между ними, и мужчина вздохнул, словно собираясь что-то сказать, но затем промолчал. Это повторилось ещё пару раз, прежде чем он, наконец, набрался смелости и невнятно что-то пробормотал. – Что? Ши Цинсюань ещё больше закрылся, продолжая выдёргивать нитки из рукава своего ханьфу, но всё же повторил: – Ты смеялся. Хэ Сюаню понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить. Внезапная смена настроения Ши Цинсюаня отвлекла его настолько, что он даже не заметил, что, оказывается, смеялся, или то, как странно было для него делать нечто подобное в принципе. Последний раз, когда Черновод позволял себе смеяться, – искренним смехом, таким, который наполнял его давно утраченным чувством жизни, – был много лет назад. И, если он правильно помнил, это также было реакцией на что-то сказанное Ши Цинсюанем. На самом деле, только рядом с ним Хэ Сюань позволял себе настолько живые эмоции. Возможно, он был влюблён дольше, чем думал. Было утешением знать, что, несмотря на столетия, посвящённые гневу и горю, Хэ Сюань всё же сохранил способность любить; тем не менее, было трагедией, что он влюбился в единственного человека, которого не имел права любить. В человека, который никогда не полюбит его в ответ. Это просто его судьба, подумал Черновод. Проклятье наблюдать, как те, кого он любит, ускользают от него снова и снова, забирая с собой частичку его сердца, пока от него не останется ничего. Он не хотел этого для Ши Цинсюаня. Но, с его судьбой, разве не было это неизбежно? Бывший Повелитель Ветров какое-то время хранил молчание, как будто смех Хэ Сюаня был достаточным объяснением его собственного странного поведения. Повисла тишина, заряженная энергией, природу которой Хэ Сюань не мог объяснить: воздух был словно пронизан электрическими зарядами, как в момент затишья перед бурей. – Ты никогда не смеёшься, – спустя долгое время проронил Ши Цинсюань, словно и не было паузы в разговоре. Хэ Сюань поднял взгляд, которым прежде буравил свои руки, на Ши Цинсюаня, смотревшего прямо на него. Теперь в глазах другого мужчины поселилась какая-то безмолвная напряжённость, что-то, не способное обрести выражение в словах. Ши Цинсюань сглотнул, часть его уверенности заметно испарилась, когда он наконец прошептал: – Это мило. Ты милый. Черновод не заметил, когда Ши Цинсюань успел приблизиться к нему, но теперь остро осознавал, что рука бывшего божества касается его руки, а сам он смотрит на Хэ Сюаня с вопросом в глазах. Мужчина выглядел уверенно, но прикосновение его пальцев к коже было легче пёрышка. Будто бы он беспокоился, что стоит надавить слишком сильно – и Хэ Сюань расколется на части. Хэ Сюань чувствовал, что в этот самый момент вполне мог действительно расколоться. Ши Цинсюань был так близко, так близко от него, что он мог протянуть руку и прижать его к себе… и всё же так далеко. Так далеко от того, кем он был. Бывший Повелитель Ветров наклонился, приблизившись ещё больше, но всё ещё находился на приличном расстоянии, достаточном для того, чтобы Хэ Сюань мог отстраниться и всё прекратить. Он должен всё прекратить. Он не должен этого делать, потому что это закончится только болью для них обоих. Ши Цинсюань был влюблён в кого-то другого, в придуманный образ, которого не существовало в реальности, а Хэ Сюань был просто заменой. Это было бы эгоистично. Но Ши Цинсюань смотрел на него с такой нежностью и желанием в глазах. Черновод хотел поддаться. Всего на мгновение окунуться в мир, где этот мужчина любил его. Поэтому Хэ Сюань начал понемногу наклоняться вперёд, до тех пор, пока не почувствовал дыхание Ши Цинсюаня на своём лице, ласкающее его кожу мягкими дуновениями воздуха. Он остановился, наблюдая, как взгляд Ши Цинсюаня опустился на его губы. Мгновение тишины – и грянул шторм. Губы бывшего божества коснулись его губ. Он целовал его, и Хэ Сюань почувствовал, что вот-вот взорвётся. Губы Ши Цинсюаня всё ещё были потрескавшимися и грубыми, но Черноводу было всё равно, ведь они принадлежали ему. Первый поцелуй стал просто пробой, целомудренным сжатием их губ, после чего они оба отстранились. Но вскоре Хэ Сюань обхватил лицо Ши Цинсюаня своими ладонями, и они вновь поцеловались, на сей раз гораздо настойчивее. Голодно и жадно – вот как Ши Цинсюань целовал его. Как будто Хэ Сюань собирался исчезнуть в любой момент, как будто ему было необходимо заполучить его целиком, прежде чем он исчезнет. Одной рукой Ши Цинсюань сжал ткань ханьфу Хэ Сюаня, притягивая его ещё ближе. И он был таким нуждающимся, а когда Черновод на мгновение разлучил их губы, чтобы дать ему возможность дышать, Ши Цинсюань протестующе заскулил. Он так отчаянно этого хотел, и Хэ Сюань отвечал ему взаимностью. Черновод забыл о том, каково это – целовать кого-то. Это стёрлось вместе со всеми другими воспоминаниями о тех, кого он любил, похороненными глубоко в его душе, потому что от мыслей об этом его мёртвое сердце начинало болеть. Но теперь Хэ Сюань вспомнил эту жажду, эту потребность в большем, пытаясь найти способ прижаться ближе к Ши Цинсюаню, преследуя тепло его кожи. Он понятия не имел, как смог прожить так долго без поцелуев Ши Цинсюаня и даже не осознавал своих чувств к нему. Подобно тому, как еда, которой с ним поделились, пробудила его голод, Ши Цинсюань, поцеловав его, возродил в его сердце такое глубокое желание, что Хэ Сюань был готов бороться за него со всем миром. Он так сильно желал Ши Цинсюаня. И мог лишь мечтать, чтобы его желание было взаимным.