Пара для пришельца

      Дин вспотел мгновенно, словно под дождь попал. Малодушная его часть взмолилась, буквально завопила, уговаривая отказаться от плана, отступить, но всё уже было решено.       “Я должен вернуться к Яну и своему ребёнку”, снова и снова повторял себе он во время тренировок в зале, обдумывая то, что собирался сделать.       И строил свои занятия определённым образом. Тогда ему вспомнились слова одного боксёра: “Я отжимаюсь, пока не почувствую боль, а потом делаю это ещё десять раз”. На подобном Дин и старался сосредоточиться — ощущать боль и заставлять себя продолжать упражнения. Он натягивал на лицо дежурную улыбку и, за шумом крови в ушах, едва слышал о чём там бесконечно пиздел Лиам с такой же фальшивой маской поверх своих глубинных проблем.       “Я смогу, смогу. У меня нет выбора.”       Вдохнув полной грудью, Дин вышел из оцепенения и повернулся к инопланетянину. Тот ещё страшнее оскалил зубы и стал в стойку, а острые синие уши прижались к голове как у хищника.       Дежавю.       Он в самом деле чем-то напоминал Яна, но эта схожесть была не более чем насмешкой, ведь этого синего упрямца нельзя было заменить. Он уже давно стал особенным и уникальным, поселившись и в чужих мыслях, и в чужом сердце.       Дин запустил руку в волосы.       — Надеюсь, тебе предоставят психолога после этого. Но, честно, сомневаюсь.       Пальцы нащупали хитро сплетённый Яном кармашек в кудрях, где пряталась металлическая игла сплавленная с телом дротика, но без древка. Дин осознавал, что как только её достанет — счёт пойдёт на секунды. От гипервентиляции перед глазами заплясали цветные точки. Мужчина зафиксировал пальцы на ребристом теле и, не позволив себе хоть сколько-нибудь подумать о запланированном, вонзил остриё в предплечье, чуть ниже ремешка с часами.       И потянул на себя.       Порез вышел крайне удачным — кровь брызнула фонтаном, а инопланетянин завопил словно сирена воздушной тревоги. Всё было совсем не так, как показывают в фильмах, и не только потому что его кровь теперь оранжевая словно апельсиновый сок. Оказывается, навредить себе не так-то просто. Поэтому самоубийцы, бывает, часами стоят на мосту или перроне, стараясь переступить через инстинкт самосохранения.       Слёзы брызнули из глаз. Дыхание перехватило. Рука утратила твердость, но не остановилась. К счастью, он был достаточно замотивирован, чтобы создать себе дорогу через куст терновника.       К боли он привык, его ведь столько раз мутузили воспитатели и другие ребята, но настоящий ужас затопил его при виде собственного, разрезанного почти до кости, предплечья и хлынувшей из пореза ярко-оранжевой крови. Рука, держащая часть дротика, задрожала, а пальцы свело судорогой, поэтому Дин поскорее вонзил иглу снова, понимая, что скоро ему просто не хватит мужества и сил на продолжение.       Второй порез вышел не такой уверенный — пальцы скользили в крови, и древнейший инстинкт мешал ничуть не меньше. Здесь он согласился с собой, что не получится сделать то же самое со второй рукой, ведь на левой кисть без кровоснабжения сразу ослабела, и малюсенький кончик дротика он просто не удержит.       Лучше распотрошить эту как следует.       Скачок адреналина и эндорфина позволили, под непрекращающиеся крики инопланетянина, сделать половину третьего, почти такого же глубокого как первый, пореза, когда охранники схватили его сзади и повалили на пол.       Спазмированные пальцы разжались с благодарностью.       Это правда было совсем не долго, как Дин себе и обещал, но гораздо сложнее и мучительнее, чем он надеялся.       Зрение его стало расплывчатым. Затем начало казаться, что стены и потолок надвигаются. Из-за внезапного приступа клаустрофобии он задышал громко и забился на полу. Словно рыба, выброшенная на берег. И даже множество рук не могли его удержать.       Он уже не понимал, где одежда стала влажной от пота, а где пропиталась кровью. Лица охранников и учёных он тоже перестал различать. Всё они стали не более чем движущимися тенями в угасающем пламени свечи. Монотонный гул их голосов превратился в писк. И его “огонь” погас. Наступила чернота.

***

      “Я не умер”, было первым, что подумал Дин, когда очнулся.       Левое предплечье ныло, но не как разрезанное напополам. Он ожидал большей боли. Ощущения медленно возвращались. Мужчина сам будто возвращался в своё тело, которое пустовало без его души какое-то время. Кто-то держал его за руку. Сердце на мгновение воспарило как маленькая птичка, ведь он теперь легко мог узнать кожу нитзенца, но надежда исчезла так же быстро — судя по движениям вокруг больной руки, кто-то лишь менял ему повязку.       Дин потянул носом и сразу понял где находится. Даже на другой планете в медотсеке витает запах лекарств, совсем как в земных больницах. Хотя, может, так не везде, ведь на самом деле он никогда не был дальше приёмного покоя скорой и кабинета бесплатной клиники. Но он готов был поспорить, что даже в ВИП-палатах нет такой удобной больничной койки и мягкого одеяла как здесь.       Приоткрыв один глаз, он увидел Зануду, полностью увлечённого процессом бинтования его руки какой-то полупрозрачной хреновиной, напоминающей змеиную чешую. В этот самый момент дверь открылась и доктор Степлтон влетел на всех парах, а Дин предпочёл притвориться спящим на всякий случай.       — Какого хрена мне никто не сообщил?! — вместо “здрасьте” закричал он.       — Пациенту положен покой, пожалуйста, не шумите, — уверенно и тихо осадил его Зануда, не отрываясь от работы и не заражаясь чужой злостью.       — Я два дня коктейли пью, наслаждаюсь выходными, — прошипел докторишка, — а мой подопечный лежит здесь при смерти, о чём я ни сном, ни духом. Узнал случайно от коллеги из другого отдела!       — Он не при смерти. Сейчас его состояние стабильное.       — Всё равно мне должны были сообщить!       — И чем вы бы смогли ему помочь?       — Я врач, чёрт возьми, — возмутился Степлтон.       — На Земле, которая на столетия отстаёт от нас в области медицины, — отбрил Зануда и аккуратно устроил руку пациента вдоль тела. — Жаль не успели посмотреть на рану до перевязки. Я сделал крайне удачную пластику. Думаю, даже шрама не останется.       — После того, как он себе чуть руку не отрезал? Сомневаюсь.       — Ну, вы ещё успеете познакомиться с нашими технологиями. Кстати, первейшую роль в его лечении сыграла та самая “лишняя” кровь Яна, которую вы не хотели запасать. К счастью, я сделал соответствующее распоряжение ранее, так что вам же лучше поставить подписи на некоторых документах задним числом, чтобы не складывалось впечатление, будто я умнее вас.       — Какая кошмарная ошибка! — театрально воскликнул Степлтон. — С каких пор первая группа крови стала таким дефицитом? Даже я смог бы стать донором.       Пауза затянулась, будто Степлтон глупость сморозил. Дин еле подавил в себе желание заёрзать на месте от нетерпения. Он даже не заметил в какой момент этого конфликта вдруг стал болеть за Зануду. А он тянул с ответом, но когда начал говорить, то напевно по-нитзенски растягивал слова как никогда раньше, возводя свою и так обычно медленную речь на новый уровень, словно объяснял высшую математику пятикласснику.       — На данный момент — это наш единственный доказанный успех. Менять конфигурацию состава крови сейчас крайне нежелательно. Мы пока не знаем что стало причиной этого успеха. Он как возник, так может и исчезнуть. Мы не знаем насколько перманентное это состояние, поэтому нужно его максимально сохранить в первозданном виде. — Не говори, блять, со мной как с дебилом, — сквозь зубы процедил человек, — и не забывай, что я здесь главный.       — Надолго ли? — с улыбкой в голосе переспросил нитзенец.       — Что ты сказал?       Ответить ему не дала вновь распахнувшаяся дверь, а знакомый хлопок в ладоши выдал вошедшего ещё до того, как он заговорил.       — А вот и наш кудесник! — воскликнул жирдяй голосом полным счастья и довольства. — О, Степлтон, вы тоже здесь. Наконец решили появиться?       — Мне никто не сказал, — сквозь зубы сказал доктор в своё оправдание.       — Да вы не сильно и интересовались, а наш Киви лично дежурил у постели своего подопечного оба дня, — с гордостью просветил председатель Хан и похлопал нитзенца по плечу, судя по звуку. — Вот как нужно работать! Я наблюдал за операцией. Просто ювелирная работа, а ведь вы так молоды. Так что я поспрашивал о вас буквально сегодня и узнал нечто удивительное — вы ни разу не покидали исследовательский центр с начала второго испытания. Скажите, вы ещё помните, где находится ваш дом?       — Конечно, помню. Он в блоке Б на втором уровне.       — Потрясающий ответ! Жалею, что поставил вас номером два.       — Вы это уже говорили.       — Что всё-таки случилось? — прервал поток любезностей в сторону коллеги доктор Степлтон. — Мне не сообщили подробностей.       — А, — подал голос Зануда, — он выдолбил приличную дыру в “яблоке”, а потом воткнул дротик в центр мишени без острия, никто и не заметил. Очень ловко.       — Я думал, он туповат, — вставил врач.       — Нет-нет, Ян сказал, что он медленно думает, а не неправильно. Значит, было время подготовиться: разработать план, спрятать оружие, ну и решиться, конечно.       — Но он не мог знать, что его переводят, — заметил председатель Хан.       — Не мог и всё равно знал.       — Новый охранник? — спросил Степлтон.       — В его преданности больше никто не сомневается, все-таки он не первый сменил команду. Но даже если это не так, он ни к кому из них и близко не подходил. Может, Ян додумался и они были готовы, — предположил Зануда и тут же раздался какой-то звук. — О, помяни чёрта. Снова тревога в блоке из-за него.       Дин вздрогнул всем телом и напрягся, отчего рука заболела сильнее, но трое были слишком увлечены разговором, чтобы заметить движение. Сердце забилось о грудную клетку быстро-быстро. И защемило. Что сделал Ян? Как он устроил тревогу? И зачем, если Дин умолял его ничего не делать?       — А я говорил вам, как только правда раскрылась, не стоит его брать, — довольный собственной правотой заявил Степлтон, — от него всегда будут одни проблемы.       — Насчёт Дина вы то же самое говорили, — зачем-то напомнил Зануда.       — И оказался прав. Эти двое слишком друг другу подходят. Не станут они родителями на крючке, скорее, партнёрами по преступлению.       — Для нас главное — результат, чего бы он не стоил. А результат есть, — не согласился нитзенец и его устройство связи повторно запищало. — Так, я вынужден вас оставить. Меня вызывают для консультации.       — Вы прямо нарасхват, — сказал председатель Хан, а доктор Стэплтон неуважительно фыркнул.       — Я универсальный специалист. У нас врачей на категории не делят. Если ученик недостаточно талантлив, чтобы уметь всё, в медицине ему не место.       — Ха, какой жёсткий подход.       — Ну, мы же не с горы провалившихся сбрасываем. Просто перераспределяем. Прошу прощения, мне пора идти.       Стоило двери выпустить нитзенца, как Степлтон тут же нашёлся со своим комментарием:       — Дурацкий подход. Невозможно знать всё одинаково хорошо. Подобный специалист — это и не рыба, и не мясо, поэтому крайне не советую на него полагаться. А ещё, как заместитель, он должен был позвонить и сообщить мне об инциденте.       — Боже, — выдохнул председатель Хан, — я и забыл как устал слышать это слово от вас во время первого испытания.       — Какое слово?       — “Невозможно”. Вы чрезмерно привязаны к своим категориям, рамкам и границам. Поэтому мгновенно забываете о работе, переступая порог центра, когда уходите на выходной. Что было бы абсолютно нормально на Земле. Но мы не на Земле. И прилетели сюда одновременно, разве не так? Я успел перестроиться и читаю ежедневные отчёты каждый вечер, если не выходит посетить подопечного лично, — поделился жирдяй и снова вздохнул. — Теперь я понимаю, почему нитзенцы не горят желанием с нами работать. Им эти вынужденные искусственные проволочки чужды. Главное — это результат, как и сказал Киви. Поэтому вас не позвали. Вы были бы здесь абсолютно бесполезны в лучшем случае, а в худшем — вынудили бы Киви тратить время на поклоны и объяснения, вместо того, чтобы дать ему делать свою работу.       — При всём уважении, сэр, он часто не следует правилам. Принимает решения в обход меня. Иногда исчезает в центре и никто не может его найти. А больше всего меня беспокоит, что он не соблюдает субординацию.       — Надеюсь, вы станете её соблюдать. Как второй номер.       — Но председатель…       — Считайте, что кадровые перестановки уже утверждены, — твёрдым голосом перебил жирдяй. — А теперь, ради разнообразия, постарайтесь побыть полезным — отправляйтесь следом за Киви и выбейте из него хоть одно задание для себя в новой роли. И ещё кое-что, если я узнаю, что вы просиживаете штаны, не получив задачи, или злословите насчёт номера один — вы будете вновь понижены в должности. Вам всё ясно?       — Да, председатель Хан, — почти не раскрывая рта, судя по звуку, процедил Степлтон и спешно покинул палату.       — Наслушался?       Как оказалось, дерьмовая игра Дина не провела бизнесмена. Мужчина открыл глаза и заметил, что председатель Хан смотрит на него с улыбкой, но такой снисходительной, словно он лишь милая зверушка. Дин напряг каждую мышцу, чтобы не психовать и выглядеть ангелочком, ведь ему нужна информация.       — Пожалуйста, скажите, что там с Яном?       — Ох-ох-ох, как ты заговорил! Словно мёд в уши, — усмехнулся жирдяй и сложил руки на своём беременном пузе. — Буянит твой Ян. Подробностей не знаю. Нитзенцы сами занимаются своими подопечными.       — Разве вы не всё держите под контролем?       — Плох тот руководитель, что не может слепо поручить некоторые дела подчинённым. Инопланетян нет нужды контролировать, они прекрасно справляются, потому что достаточно мотивированы, а вот люди…       — Пиздец интересно, — прервал его Дин и поудобнее укутался в одеяло, а председатель заиграл желваками, сжав зубы. — Если собираетесь здесь разглагольствовать, то я лучше посплю. Разбудите, когда будет что-то важное.       Мужчина показательно закрыл глаза и буквально через секунду боль в руке усилилась раза в три — жирдяй вцепился в его предплечье пальцами, наверное, в желании показать кто здесь хозяин. Дин театрально зевнул, а потом закатил глаза настолько, что сам себе показался всё более походящим на Яна, будто синий теперь навсегда стал частью него самого. Хватка усилилась, и мужчину окатило горячей волной, однако снаружи он остался таким же равнодушным.       — О, так вы думаете, это боль? Я сам это с собой сделал, и не могу сказать, что пиздецовее ничего в жизни не чувствовал. Срывайте повязку и начинайте ковырять пальцем — тогда, может быть, я вздохну хоть разок вам на радость.       — Похоже на то, — вдруг согласился председатель Хан и убрал руку. — Собственно, поэтому я тебя и выбрал. Ты силён, не чета слабакам вроде Эда.       — Но слабаки вроде Эда делают что велено и не гундят, а я скорее сдохну, чем трахну хоть одну из ваших заготовочек. Вернёте меня снова в ту камеру, так и знайте, что это было только начало.       — Ты не заставишь меня уступить.       — Увидим, — отрезал Дин и перевернулся на другой бок.

***

      Ещё четыре дня он пролежал в медпункте, словно мешок с кукурузой. Зануда, что теперь стал номером один, постоянно крутился рядом и настаивал на постельном режиме, не давая заниматься вообще ничем. Он дважды в день менял повязку и Дин вынужден был согласиться с тем, что нитзенец ебаный профессионал. Чудодейственными инопланетными технологиями он зашил повреждённую руку так, что остались едва заметные красные полосы, которые скоро вовсе исчезнут без следа. Если верить Зануде, а Дин верил.       Он болтал с синим со скуки: расспрашивал о процедуре, что это за прозрачный бинт и сколько ещё ему лежать здесь бревном. Он отвечал, когда было время, но только не на тот вопрос, который интересовал больше всего.       — Прости, кудряшка, не положено, — мотал он головой каждый раз, когда звучало имя Яна, и добавил однажды, — но мне жаль. Вы с Яном друг другу подходите на сто процентов, а ты и Райт, ну, скажем процентов на восемьдесят. Тоже много, но что такое восемьдесят, когда есть сто?       — Так верните меня на место! — тут же потребовал Дин.       — Не я решаю подобные вопросы, — сказал Зануда и продолжил работу молча.       Мужчина откинулся назад и зажмурился. Тягостные мысли висели в его сознании словно грозовые тучи над домиком Элли, что вот-вот унесёт торнадо. Конечно, он надеялся, что сможет убедить всех плясать под свою дудку с первого раза, но осознавал, насколько это маловероятно. Поэтому у его плана была вторая часть, ещё более пиздецовая и сложная, не требующая никаких дополнительных материалов. И решиться на неё было гораздо труднее, не говоря уже об осуществлении задуманного.       После больницы он надеялся вернуться в родную камеру, но если нет… придётся снова играть в птичий короб. И повысить ставки до небес. Дин помотал головой. Он очень старался не представлять себе, что собирается сделать, как и в первый раз, лишь сжимал пострадавшую руку, провоцируя прилив боли, хотя знал, что в следующий раз она будет совсем другая.       — Я не решаю подобные вопросы, — вдруг повторил инопланетянин и продолжил, сосредоточенно тапая что-то в миникомпьютере на предплечье, почти таком же как у охранников, — но если спросят моё мнение, то я поделюсь некоторыми аргументами в пользу сохранения вашей пары. Объективно, в долгосрочной перспективе это гораздо более логично, чем бросать тебя от одного партнёра к другому, надеясь, что успех вдруг повторится, а на плод внутри Яна не повлияет сильнейший стресс, вызванный твоим переводом.       — Ну вот и не жди, пока спросят, а скажи сейчас!       — Долгосрочная перспектива сейчас спонсоров не интересует. Они вложили деньги и хотят быстрый результат, — ответил Киви и снова вернулся к его руке, осматривая новую повязку.       — Я дал им ебаный результат!       — И дашь ещё.       — Хрен там, — выплюнул Дин и выдернул свою руку из этих практичных нитзенских пальцев. — Мою палату никому не отдавайте, я скоро вернусь.       — Вынужден тебя огорчить — дартс забрали за плохое поведение.       — Значит, придумаю что-то другое.       — Вряд ли, времени у тебя уже нет, — покачал головой Киви и вдруг посмотрел прямо в глаза. — Но если ты так говоришь, то я буду рядом, на всякий случай, чтобы не дать тебе убить себя и будущее Нитзена заодно.       И он в самом деле был рядом в нужный момент, как и обещал.

***

      Никто не предупредил его об обратном переводе. Просто как-то утром пришли новые охранники и скомандовали на выход. Повязка Дина теперь заключалась в прозрачном геле, который Киви мазал поверх раны, а тот потом твердел словно желе, преграждая путь бактериям к хорошо зажившим трём красным полосам. Или двум с половиной, если учитывать то, что он “не закончил дело”.       Белая больничная одежда сменилась на привычную чёрную, и его личные стражи снова повели Дина по бесчисленным одинаковым, как братья близнецы, коридорам. Он жил малой надеждой, что его снова приведут к Яну, а тот бросится ему в обьятия и собственнический синий хвост схватит его с силой аркана. Ну и после этого сразу будет секс. Если Дин уже так изнывал по желанному потрясающему телу, то нетерпеливый инопланетянин наверняка на стенку лезет, тем более с бушующими от беременности гормонами.       “Как же ты там, Ян?” мысленно задавался вопросом мужчина, каждый раз, когда Киви без всяких объяснений бросал его и шёл на срочный вызов. “Что ты там делаешь? Как наш ребёнок? Вредишь ли ты себе или ему, чтобы вернуть меня? Или возникли проблемы с беременностью, потому что внутри тебя растёт кто-то очень особенный?”       Он зажмуривался и посылал в эфир свои мысли, словно радио-волны, которые можно поймать, если настроиться на нужную частоту.       “Пожалуйста, пожалуйста, ничего не делай. Заботься о себе и о нашем малыше. Я всё сделаю, лишь бы вернуться к вам. Ты можешь на меня положиться, поэтому хорошо ешь и спи. Старайся не думать ни о чём плохом. Обещаю остаться верным тебе, чего бы это не стоило. Пожалуйста, прошу, дай мне только ещё немного времени. Ещё немного.”       Надежда, что пробивалась в нём как несмелый росток, завяла перед дверью камеры. Новой камеры. Не было луны и поднятого меча, прекрасного имени Яна, вместо него были другие символы, которые он забыл сразу же как только переступил порог. Казалось, хуже уже быть не может, но тут снизу постучали — вскочивший с постели нитзенец, что ещё меньше напоминал Яна чем предыдущий, сообщил без долгих расшаркиваний:       — Прости, сосед, но со мной договорились. Так что лучше раздевайся по-хорошему. Сделаем что надо и от нас отстанут.       — Что поделать, — пожал плечами Дин как можно спокойнее, а синий облегчённо выдохнул, ещё не зная с кем связался. — Я только поговорю минутку с зазеркальем. Мы ж не торопимся?       — Валяй, — ответил нитзенец и лёг обратно на кровать.       С каждым шагом к зеркалу сердце мужчины стучало всё чаще, будто пыталось вырваться и убежать от того, что вот-вот случится. Дин выдохнул и положил обе ладони на стекло в центре, как если бы собирался отжиматься стоя. Ладони за секунду вспотели то ли от волнения, то ли повлажнели от конденсата, и вокруг них образовалась микрокапельная дымка на зеркальной поверхности. Мужчина сосредоточился на том, чтобы смотреть не на своё побледневшее отражение, а в комнату за ним, где, по идее, должен наблюдать за действом жирдяй и Киви.       — Ну, я шутку оценил — это не та же камера, — сказал он с улыбкой, что больше напоминала оскал животного, загнанного на край обрыва, — а как вам моя?       И, разогнавшись, со всего маха врезался в стекло лбом. Звук был жутким, пробирал буквально до костей, но Дину некогда было об этом думать. Он ударился головой снова. Кровь брызнула на его ошалевшее отражение и полилась по лицу.       До этого он снова думал о боксёрах, что вдруг стали его личными кумирами. Как, получив удар в челюсть, можно остаться на ногах, а не упасть замертво? Как, приняв удар в висок, можно продолжать защищаться или даже контратаковать? Как заставить себя делать хоть что-то, когда хочется лишь поместить шею под лезвие гильотины? Вот она, настоящая сила! И, конечно, годы тренировок.       У Дина не было времени на овладение этой техникой, но он был очень мотивирован. Разве не желание сдвигает горы? Он всем сердцем желал вернуться к Яну и своему ребёнку.       Он ударился о стекло столько раз, сколько смог, забыв считать, ведь боль не была адской. Она была всепоглощающей. Сумев сохранить силу первой пары ударов, Дин практически добровольно отправил себя в могилу. Но как иначе? Угроза должна быть реальной.       Кажется, он оказался на полу ещё до прибытия кавалерии, ведь это было намного быстрее чем перерезание вен чёртовым дротиком. Вот только в его агонизирующем сознании этот момент растянулся от минус до плюс бесконечности.       Свет резал глаза. Голоса рвали барабанные перепонки. Левое ухо перестало слышать вообще. Он плакал. Кровь текла по вискам вперемешку со слезами. Дин мечтал о черноте, но она всё не приходила. Была только боль, разрывающая череп и всё его тело, превращая в умирающее животное.       Это было странно, но он почувствовал как остановилось сердце. Давление в груди просто исчезло и она стала… пустой. И тогда наступил блаженный покой.

***

      Он спал почти всё время да и слава богу. В глаза словно песка насыпали и, приходя в себя, Дин их даже не открывал, мечтая лишь о том, чтобы снова заснуть. Порезы на предплечье были ничем в сравнении травмой головы: он не мог ни нормально думать, ни говорить, ни смотреть на свет, а это уже после операции на мозге, проведенной на все руки мастером Киви.       Его тогда разбудили в середине и сразу вкатили столько обезбола, что Дин не мог своё лицо почувствовать. Степлтон стоял перед ним, тыкал в лицо листы бумаги и до жути громко спрашивал “что изображено?”. Мужчина нихрена не видел, операционный свет слепил его, и вопрос он понял далеко не с первого раза, ведь какая-то аппаратура гудела за спиной, и левое ухо ничего не слышало. Но это и не важно — сотрудничать он не собирался.       — Ян… — едва ворочая языком, сказал он, — увидеть Яна или… ничего не скажу.       — Морфий ему отключите и всё он скажет, — вышел из себя Степлтон, а Дин закрыл глаза, готовый к тому, что сейчас так и сделают.       — Сейчас я Вам сотрясение устрою и велю морфий не давать! — откуда-то раздался голос председателя Хана, но не живой, явно из динамика.       Медики вокруг закопошились, Степлтон снова пристал со своими картинками, но Дин уже достаточно вернул себе контроль над телом, чтобы попытаться встать. Естественно, ему это не удалось — руки и ноги были привязаны к операционному стулу, а голова зафиксирована на специальной подставке. Подобные хилые препятствия не помешали ему шататься и дергать руками-ногами, вызывая ужас персонала и заставляя их метушиться вокруг.       — Тихо-тихо, пожалуйста, — сказал Киви, появившись в поле его зрения. — У тебя сейчас череп открыт, мозг наружу лез от отёка, но я всё поправил. Теперь надо проверить не стал ли ты дурачком.       — Увидеть Яна, — настаивал мужчина, цепляясь за единственные слова, что его сознание считало важными.       — Мы ведь сделали всё, что надо, это просто проверка, — закатил глаза Стептон, — может…       — Я сделал, — раздражённо поправил Киви, бросив взгляд через плечо, — и запомните: все идеи начинающиеся с “может быть” — полное дерьмо и в медицине неприменимы.       Нитзенец закусил губу.       — Председатель Хан, пожалуйста, дайте разрешение на трансляцию с камеры на операционный голограф, — придумал он и поймал взгляд Дина.       — Это всё, что ты сейчас можешь получить. В стерильной операционной с открытым черепом тебе никто встречу устраивать не будет. Вот он, смотри. Степлтон, подвиньте проектор, пациент не может голову повернуть.       Недовольно вздыхая, номер два наконец поместил проекцию с камеры в поле зрения Дина. Он всхлипнул и сердце его сжалось от открывшейся картинки. Камера напоминала комнаты в домах после торнадо: всё разбросано, мебель стоит вверх дном, а пола почти не видно из-за изорванных страниц конспекта и учебных книг, только типа стеклянные фигурки остались нетронуты. Кровать каким-то чудом перекочевала в центр комнаты и стояла криво, рядом с ней валялось постельное и одеяла с подушками. На голом матрасе стоял поднос с нетронутой едой, а на той половине кровати, где обычно спал Дин, свернулся калачиком Ян. Могло показаться, что он спит, но качающийся хвост выдавал его.       В горле встал ком и мужчина сморгнул подступающие слёзы. Сколько уже он не видел Яна? Кажется, что целую вечность! Но видеть его таким явно измотанным посреди хаоса, с руками, обнимающими живот… Изображение исчезло.       — Извини, больше нельзя, — поджал губы Киви, — у тебя давление поднимается. Теперь ответь на пару вопросов, пожалуйста.       — Слева не слышу, — признался Дин.       — У тебя лопнула барабанная перепонка, но я уже наложил специальную латку, ткани уплотнятся и восстановятся со временем, так что слух вернётся, а сейчас перейдём к тестам.       Пока действие обезболивающего не закончилось, он чувствовал себя сносно, но когда концентрация морфия стала снижаться, Стэплтон, с особым удовольствием сообщил, что закончить нужно без обезбола. Кроме разговора перед этим и маленькой фигурки Яна на голограмме Дин почти ничего не запомнил. Кроме, того что снова плакал от боли, скулил, потел как свинья и дёргался в путах словно мотылёк в паутине. Прошла, кажется, целая вечность перед тем, как его снова усыпили.       Он приходил в себя медленно и редко, отмечая только, что тело лежит иначе — кто-то постоянно крутил его на больничной койке, чтобы избежать пролежней. Кто-то — это, скорее всего, Киви. Он в самом деле не уходил далеко и быстро отмечал, когда подопечный проснулся и снова начинал приставать со своими тестами: подключились не только картинки, а и фонарик, выжигающий сетчатку, и штука, издающая противный звук. Сначала Киви менял ответы на изображение Яна в камере, что становилась всё захламленнее с каждым днём. По его словам, они не могут там прибраться потому, что синий не позволяет, никуда не выходит и пустить в камеру газ они просто не могут из-за беременности.       Дин несколько дней смотрел на эти видео в реальном времени, пока не понял, что больше не может ждать. И Ян тоже не может. Или ему казалось, или его любимый таял с каждым днём, хотя должен был набирать вес. Поэтому мужчина окликнул Киви в дверях и приподнялся на правом локте.       — Скажи председателю то, что сказал мне ранее. Убеди его. Помоги мне вернуться.       — Дин, я хотел бы, но не могу. Единственное, что я могу для тебя сделать — это лечить.       — Жаль, — ответил он, выпрямляясь на одной руке, свесившись с кровати, — твою работу.       И резко расслабил руку, снова отправляя голову на свидание с полом. Конечно, удар был совсем несерьёзный, но ведь и он на тот момент не был полностью здоров, поэтому своего он добился — снова начался отёк мозга, что Дин понял из обрывков разговоров над его постелью позже. В этот раз снова открывать ему башку, видно, не рискнули, справлялись какими-то препаратами. Они работали, но не так хорошо и быстро как хирургическое вмешательство.       Мужчина далеко не сразу смог хотя бы открыть глаза, а уж на то, чтобы навести фокус на чём-то, уходили все силы и за этим сразу приходила боль. Свет сделали приглушённым, всё время выкрученным в ночь, ведь мигрень разгоралась даже от малейшего проблеска. Киви, что и так практически жил в палате, теперь в самом деле сидел у его постели сутками, проверяя состояние подопечного, но Дин больше не шёл на контакт.       — Ян, — повторял он снова и снова на любые вопросы, не давая оценить как продвигается заебашенное в зародыше выздоровление в полной мере.       Он перестал способствовать собственному лечению, что до одури бесило Степлтона с председателем, а Дин оставался последовательным: не открывал глаз, не исполнял инструкции и говорил любимое имя, как будто это единственное слово, которое он теперь знает.       — И чё с ним делать? — спрашивал над его постелью Степлтон, вытягивая из очередного наркоманского сна, вызванного постоянной болью. — Убьётся ведь. Жалко такой генофонд! Неужели мы никак не можем заставить его сотрудничать?       — Как заставить сотрудничать человека, который порезал вены, бился о стекло до черепно-мозговой травмы и после этого намеренно упал с кровати вниз головой? — задал риторический вопрос Киви, нежно ощупывая его лоб поверх повязки. — Боли он не боится, семьи у него нет, друзей тоже, а Яна мы трогать не можем, он это знает.       — Но вы ведь договорились с тем нитзенцем, — сказал жирдяй, — если бы дело дошло до укуса…       — Если бы, — подчеркнул номер один, — но мы этого уже не узнаем. Дин нуждался в новом переливании и мы его сделали, поэтому теперь в нём столько крови Яна, что любой тест сочтёт их за родственников. И учитывая его сильную реакцию на слюнной секрет при предварительной подготовке, я бы крайне не рекомендовал мешать сюда ещё одного нитзенца, ведь в лучшем случае возбудитель не сработает, а в худшем — мы получим фатальную аллергическую реакцию.       — Мне в голову пришла шальная мысль, — подал голос Степлтон, — а как насчёт обычной виагры? Для эякуляции нам просто нужно добиться эрекции.       — Мы уже думали об этом раньше, когда хотели обойти использование секрета, но ваша виагра больше не работает. Состав крови другой. И у мертвецов эрекции не бывает.       — И что теперь? Получается, он нам правила устанавливает? Он же просто мышка.       — Порой и нечто маленькое может отбрасывать очень большую тень, — глубокомысленно изрёк председатель Хан. — Как там Ян, кстати?       — Ну, крушить всё вокруг он перестал, но впал в новую крайность. Теперь встаёт с постели только в туалет. Не ест уже почти три дня. Мы не можем его седировать, на беременности негативно скажется, а так — он даже привязанный вырывает капельницы, уже все вены себе попортил.       — Хотел ставить ему подключичку, — вставил Степлтон, — но смысла особого не вижу, ведь он и её загубит, а тогда или умрёт, или будет выкидыш.       Дин открыл глаза.       — Если он в стрессе, не двигается и не ест уже три дня, то выкидыш будет в любом случае, — вздохнул Киви, — это вопрос времени. В организме уже начались негативные изменения. На плод нужно много энергии, а её нет. Тело не справится с нормальным его развитием. Тогда у плода начнутся мутации, и Ян его просто скинет. — Он так и обещал.       Из уголков глаз скатились две слезы. Как он только мог вообразить, что хуже уже быть не может? Справа что-то запикало в такт быстрому сердцебиению, в груди защемило, а голова отдалась болью, как будто кто-то вставил шланг ухо и стал накачивать внутрь воздух. Тогда они заметили, что пациент уже не спит и склонились над ним.       — Плачет, — заметил председатель Хан, заботливо стирая влагу с правой щеки. — Тесты ваши — просто прелесть. Разве можно разрушить такую любовь?       — Тогда что, разделим Эда и Роу? — предложил Степлтон.       — Психа? Ни в коем случае! — заспорил Киви. — Наша группа с ним перестаралась, там модель семьи теперь доминирует над всеми мыслями. Отнимем “мужа” — кукуха ещё больше съедет, может и ребёнка скинуть, если тот в самом деле есть. Нет, это наш потенциальный второй успех.       — Оставляем обе пары? Задание предполагало одну. Финансирование…       — Какова вероятность того, что Ян не выбрал отложенную беременность? — перебил нитзенец. — Я думаю — нулевая. Вот и отличие. Хорошее получится исследование, когда беременность Роу подтвердится. “Течение человеческо-нитзенской беременности в обычном режиме и в режиме паузы у представителей экваториального семейства”.       — Прекрасно звучит, — покровительственно кивнул жирдяй, — обязательно посещу презентацию этой научной работы. Не забудьте прислать приглашение.       — Благодарю, и разумеется, председатель Хан.       — План скопировать. Как родится ребёнок, пусть начинают следующего. Построим ещё один семейный блок, я выделю деньги, — продолжал планировать он под звук кардиомонитора, что считал сердцебиение Дина, повысившееся почти до инфарктного состояния. Голова жутко заболела и глаза захотелось закрыть, но тут председатель поймал его взгляд. — Повезло тебе, красавчик. Скоро будешь дома.

***

      Щедрость председателя не знала границ. Раз уж он решил и постановил не разделять эту пару, то держать их вдали друг от друга больше смысла не имело.       — Тем более, — добавил Киви, пересказывая слова жирдяя, — когда ни один из вас не верит такому счастью. Его скоро переведут сюда. Так будет удобнее, всё равно его тоже надо лечить, как и тебя.       — Как я выгляжу?       — Дерьмово. Ты воняешь, синяки на лбу и под глазами, а волосы — птичье гнездо. К тому же пришлось тебя немного постричь сзади, но я отращу кудри обратно, когда рана заживёт.       — Мне надо в душ, — сообщил Дин и привстал на локтях, чем очень всполошил Киви.       — Куда?! Ни в коем случае! Постельный режим…       — В жопу твой режим, я последние два дня плясал под вашу дудку, позволяя задрачивать всякими тестами и светить себе в ебало, в обмен на слабенькое обещание. А теперь мне надо привести себя в порядок и выглядеть бодрячком, — отрезал мужчина и спустил ноги с больничной койки. — Куда мне идти?       Только переместившись из горизонтального положения в вертикальное, он готов был пожалеть о своём решении — голова разболелась мгновенно. Лоб пульсировал так, словно мозг уже продавил череп и от вылезания наружу его сдерживает только кожа. Но Дин не был бы собой, если бы отказался от этой затеи, поэтому резко встал на ноги, отчего мир вокруг пошатнулся. Голову обдало жаром, в повреджённом ухе раздался писк, заставляя поморщиться.       — Стоп, не так быстро! — скомандовал Зануда и усадил его на край постели, буквально спасая от надвигающегося обморока. — Посиди, привыкни, а я пока перевешу капельницу на подвижную стойку и нанесу защитный гель на рану и операционные разрезы, чтобы можно было помыть волосы.       Здесь Дин был рад послушаться и медленно приходил в себя, привыкая к смене положения. Ноги кололо от прилива крови и те казались ватными, так что он очень надеялся на душ где-то неподалёку. Киви перевесил капельницу и, кашлянув для твёрдости голоса, заговорил в коммутатор на запястье.       — Сержант Грэм, проследуйте, пожалуйста, в медотсек альфа для сопровождения.       — Принято, — отозвался Хрипун так быстро, будто с пальцем на кнопке сидел где-то в ожидании, что нитзенец его вызовет.       — Привилегии руководителя, а? — тут же прокомментировал Дин, как только Киви вернулся с защитным гелем в руках. — Все двери открыты. Все слушаются. Расписание свободное.       — Эм, да, это удобно, — осторожно ответил он, крутя баночку в пальцах, но продолжения не последовало.       Мужчина не собирался болтать и раскрывать чужие тайны, всё-таки именно Хрипун предупредил его тогда, хоть и не за бесплатно. А к Киви было всё сложнее не испытывать благодарность, ведь синий уже столько раз спасал его жизнь, к тому же занял их сторону с Яном, пусть даже из практичных причин. Так что это был почти дружеский подъёб. Их личный внутряк.       Аластор прибыл ровно к концу всех приготовлений и отрапортовался как перед начальством со всеми почестями, на что Киви прямо таки по-королевски кивнул, но со скрытой улыбкой, будто это какая-то шутка, понятная только им обоим.       Взяв Дина за предплечья, они медленно повели его по очень длинному коридору, в конце которого и разместился душ. К тому моменту Дин уже успел устать и перед началом водных процедур вынужден был немного посидеть, пока Хрипун с Занудой тихо переговаривались, стоя у двери. Киви сразу сообщил, что они будут присутствовать внутри на случай, если Дину вдруг резко поплохеет.       — Мы должны успеть тебя поймать. Третье сотрясение твой мозг просто не переживёт.       За ним и так постоянно следили, поэтому мужчина пожал плечами и приступил к помывке, зная, что эти двое гораздо более заинтересованы друг в друге, чем в нём. Двигался он медленно и будто со скрипом, по совету Киви не совершая резких движений и касаясь ран, скрытых гелем, как можно более нежно.       Он всё думал про Яна, замечая боковым зрением, как Аластор едва заметно поглаживает чёрную пику кончиком пальца, а хвост на мгновение не больше, обвивает тот до первой фаланги. Точно так же, как Дин был разделён со своим инопланетянином, Хрипун тоже не видел Зануду, ведь тот сидел у его постели круглосуточно и, скорее всего, это их первая встреча за многие дни. Не то, чтобы он прям хотел дать им больше времени вместе, просто делал всё неторопливо и тщательно, а это так. Побочный продукт.       В палату он вернулся таким же чистым и свежим, как новые простыни на его койке, а рядом разместилась ещё одна. Наконец-то первое подтверждение того, что данное ему обещание в самом деле собираются сдержать. На тумбе между их койками появились сборники судоку, оранжевые карандаши с розовой резинкой и самое главное — часы. Дин их все кровью залил во время своей первой "акции протеста" и с того момента их не видел, как вдруг вот они, тут как тут, словно подарочек. Словно подтверждение тех мыслей, что крутились в голове уже несколько дней. Он не стал их надевать, а просто оставил на месте, устраиваясь в кровати с намерением проспать всё то время, что осталось до встречи с Яном.       Он появился только вечером. Хмурый, угрюмый, буквально с грозовым облаком над головой. Под глазами его залегли тени, щеки впали, а рука, везущая капельницу на колёсиках, чья канюля скрывалась в вороте белой футболки, сильно похудела.       — Ну ты и придурок, — вместо приветствия сказал он, — настоящий долбоёб. Я думал, что ты тупой, но чтоб настолько! Прямо сам себя превзошёл!       — Спасибо, — выдавил Дин, ведь голова запульсировала, но неизвестно от чего больше: недовольного громкого голоса или того, что Ян наконец-то в пределах досягаемости.       — Пошёл ты. Пошёл ты, блять! Ты же мог убиться, овощем стать или дебилом, то есть, ещё большим дебилом, — продолжал злиться синий, забираясь в свою постель. — Как же я тебя ненавижу, если бы ты только знал!       — Я тоже по тебе скучал.       — Иди нахуй! Ты, блять, ты… Зла на тебя не хватает! Мне будто мало было один раз узнать, что ты чуть не убился и лежишь здесь при смерти, как сразу после того и второй раз, и третий. Все только и пиздели о том, как ты бился головой о зеркало словно бешеный, вызвав ночные кошмары у всех, кто видел это в прямом эфире.       — Угроза должна быть реальной или в ней нет смысла.       — Слушай мою угрозу, конченый ты гомо сапиенс, ещё раз выкинешь что-то подобное и я сам тебя прикончу, чтоб не мучиться.       — Приятно, что ты обо мне волновался, — ответил Дин, что слушал любимый голос с наслаждением, впитывая каждое ядовитое слово словно амброзию. Не всё ли равно, что он злится? Главное, что он снова рядом. Понизив голос, мужчина вложил всю любовь и обожание в одно единственное слово, что не забывал даже в бреду и при смерти. — Ян.       — Заткнись.       — Я так счастлив, что ты здесь, Ян.       — Заткнись.       — Что мы снова вместе.       — Блядство, Дэвис, если ты сейчас же…       — Я исполнил своё обещание, — перебил его Дин, — я вернулся. Я остался верен тебе. Я только твой. Это стоит всего, что я сделал.       — Чёрт… Ты… Ты, мать твою…       — Ян, пожалуйста, иди сюда, — попросил мужчина, вытянув раскрытую ладонь в сторону его кровати и повторил, отмечая как сел голос из-за кома в горле. — Пожалуйста.       Он вздохнул, фыркнул, но не стал противиться, заставив ждать всего мгновение, а потом его пальцы переплелись с чужими. Дин и не заметил даже, когда успел стать такой размазнёй: от ощущения его кожи буквально слёзы на глазах выступили. Ян залез на больничную койку справа, даря тепло своего тела, а пьянящий запах его волос заставил сердце биться чаще, что без всякой утайки выдавал кардиомонитор. Мужчине было всё равно — он наконец мог дышать полной грудью, ведь невидимый обруч, сдавливающий тело в районе диафрагмы, исчез без следа. Он с наслаждением прижимал синие пальцы к губам и покрывал поцелуями костяшки.       — Я так скучал по тебе, — повторил Дин и выбросил то слово, что томилось в нём с момента расставания, — любимый.       Конечно, он был влюблён, чёрт возьми! Стал бы он делать всё это, чувствуя что-либо меньшее? Он думал об этом все эти два дня до встречи и уже решил, что станет делать дальше. Распахнув глаза, он столкнулся с недоверчивым взглядом Яна. “Воспрещающий знак” не сдастся просто так, не откроется в ответ на слово, которым люди бросаются до жути легко. Дин не хотел торопиться, но они находились в таких условиях, что теперь правда стало страшно не успеть.       Не успеть пожить.       — Мои часы… — начал он, а Ян мгновенно закатил глаза и перебил.       — Да здесь твои часы, любитель жить по расписанию! Надеть их тебе на руку?       — Нет, просто возьми. И посмотри на оборот циферблата.       Кардиомонитор снова запищал выдавая его, но Ян не обратил внимания. Он смотрел на гравировку, выкатив глаза. Понятное замешательство. Дин сглотнул и повел историю с самого начала.       — Рядом с моим последним приютом был ломбард. Обшарпанный такой, но как бы с налётом винтаж. Владелец был нормальный мужик, как говорили, всё у нас скупал, никогда не спрашивал откуда. Хуле спрашивать, если всё понятно, да? Нам тоже надо как-то жить. Эти часы оттуда. Я пялился на них через витрину, всё удивлялся, чего их никто не покупает. Мне всегда казалось, что у мужчины должны быть хорошие часы. Вот как эти, надёжные и классические, без пижонства, — пояснил он, пока Ян крутил их в руках и рассматривал так, словно никогда раньше не видел, всё время возвращаясь к обратной стороне циферблата. Будто не верил тому, что видит. — Так что я зашёл как-то, когда вступил в банду, чтобы узнать сколько на такие трудиться. И этот "нормальный мужик" глянул на меня и прямо в лоб, мол, они не для таких, как ты. Как же я выбесился! Нахуй его послал и пошёл батрачить. Брал всякие там поручения мелкие, лишь бы заработать, и в итоге припёрся туда снова. Вывалил ему все свои бабки, до сих пор не знаю, дал больше или меньше, но часы он мне отдал. Я надел их сразу и был рад, очень они мне нравились, но это только до вечера, пока я не снял их перед душем. Тогда только и увидел гравировку.       — Семья. Долг. Честь, — прочитал Ян и поднял голову.       — Я, блять, был так зол. Это словно плевок в лицо — мальчик-сирота купил себе часы с как будто родовым девизом династии. Не будь это самая дорогая покупка в моей жизни, я бы их точно разъебал, — поделился Дин, качая головой, и продолжил. — Я убедил себя сначала, что и похуй. Что гравировку не видно. Но я ведь знал, что она там. И не мог не смотреть на неё каждый раз, когда снимал их с руки, и через какое-то время…       Мужчина запнулся и нервно повёл головой, как раньше. Хоть это и вызвало волну боли, но знакомый жест подарил успокоение. Ян взял его за руку и крепко сжал пальцы, придавая сил, но ничего не сказал, давая выговориться Дину.       — Знаешь, все сироты мечтают о том, чтобы однажды родители пришли и забрали их из приюта, — вдруг свернул с прямой дороги он, позволяя чувствам внутри облекаться в слова безо всякого фильтра. — Сказали, что было тяжёлое время, какие-то обстоятельства да вообще что угодно и вернули в семью. Но это проходит со временем. Ты перестаешь верить. Моё время прошло. Никто не пришёл за мной. И эти часы… Я вдруг понял, что не обязательно буду одинок всю жизнь. Хоть родители бросили меня, я могу создать собственную семью. Это стало моей тайной мечтой, о которой никто не знал, как и об этой гравировке. Поэтому, Ян, я прошу тебя принять их, как обещание того, что я всегда буду любить тебя. Ты станешь моим мужем?       Ян задеревенел. Превратился в прекрасную экзотическую куколку с хвостиком. Он даже дышать перестал. Его золотые глаза расширились, а когда синее тело окончательно вышло из фриза, то его обычно спокойный хвост вдруг устроил такую пантомиму, что инопланетянину пришлось прихлопнуть чёрную пику словно муху. Паршивец выдал его. Он открыл рот, но ни слова не мог сказать.       В тишине палаты только кардиомонитор Дина пищал в такт бьющегося сердца, что готово было выскочить из груди, когда он взял инициативу в свои руки: достал из чужих негнущихся пальцев часы, приложил циферблат к тыльной стороне запястья и застегнул ремешок. У Яна, даже при таком шоке, были все возможности сказать "нет" или вырвать руку или показать своё несогласие любым другим способом, но весь его мир вдруг сузился до самого важного в жизни Дина аксессуара, что теперь охватывал его левое запястье.       Непослушный хвост снова отправился в пляс, но тут уже вступил Дин, намотав его на ладонь, и стал поглаживать успокаивающе, пресекая возможность повторной попытки насилия. Синее лицо потемнело, а золотые глаза приобрели такое выражение, какого мужчина никогда не видел раньше и он впитывал эту новую эмоцию, что не в силах назвать.       — У меня ничего для тебя нет сейчас, — изменившимся голосом сообщил Ян и вдруг завелся. — Я не могу… Чёрт возьми, это неправильно, так не должно быть! Ты должен был предупредить меня!       — Ян, ничего страшного…       — Ничего страшного?! Да я теперь, как один из тех лохов, что не носят с собой предмет для обмена, находясь в отношениях! Я никогда не должен был стать одним из них, я же всегда с собой ношу… Чёрт! Я ведь даже не могу их оставить, мать твою, ну я и лошара.       Он потянул ремешок, но Дин накрыл его руку своей.       — Ты можешь их оставить, они твои, — сказал мужчина и попросил. — И, пожалуйста, не шуми, голова болит.       — Не могу, мне не на что их обменять, — прошипел в ответ синий, поворачивая часы то туда, то сюда на запястье.       — Ничего, считай это помолвкой. У нас так и происходит — я делаю предложение, а женимся мы потом.       — Извините, конечно, но полный бред эта ваша помолвка. Зачем месяцами и годами ждать, чтобы пожениться?       — Чтобы собрать всех гостей, локацию забронировать, подготовить цветы-торты и так далее для церемонии.       — А у нас всё так просто и я… Блять, не могу поверить, что заруинил получение официального статуса.       — Но ты получил официальный статус — теперь ты мой жених, — сообщил Дин с лёгкой улыбкой и переплел свои пальцы с чужими синими.       — Жених, — повторил он, будто пробовал на вкус слово, которого даже не было в его языке, — а это прямо официальный статус?       — Конечно! Раз предложение сделано, то свадьба — только вопрос времени.       — Ну ладно, тогда ладно, это ещё ничего, — выдохнул Ян, словно убеждал сам себя, поглаживая стекло циферблата. Он поднял голову и на его лице снова появилось то выражение. Закусив губу, инопланетянин приложил свою прохладную руку к чужому лбу. — Прости, что я так выбесился, просто… Атмам такое в кошмарах снится — момент обмена, ты хлопаешь по всем карманам, но они пустые. И отма передумывает.       — Я не передумаю.       — Ты слишком… Ты правда любишь меня?       — Ян, ты воплощение всего, что я когда либо хотел, желал и мог мечтать, — признался Дин с улыбкой, — ты настолько потрясающий, что в тебя невозможно было не влюбиться.       — Здорово. Это здорово. Мне кажется… Я думаю, что… Что я…       — Ничего страшного, если ты не можешь сказать сейчас, — вставил мужчина, а синий состроил свой устрашающий взгляд и резко придвинул голову для пущего эффекта.       — Не перебивай меня, блять.       — Хорошо, извини.       — Я тоже влюбился в тебя.       Он потянулся вперёд для поцелуя, но вдруг из ниоткуда раздался громкий словно глас божий голос Киви.       — Никакого контакта жидкостей! Извините, конечно, это очень мило, но у тебя мозг взорвётся, Дин. Ещё раз, прошу прощения.       Ян закатил глаза и недовольно цокнул языком, прежде чем оставил чувственный поцелуй на чужой скуле, намотал кудри у виска на палец и наклонился к уху, чтобы прошептать:       — Ты даже не представляешь, как сильно я хочу тебя сейчас.       Кардиомонитор пискнул, снова выдавая его, и Ян улыбнулся, удобнее устраиваясь на чужом плече. Мужчина обнял его с большой охотой и рука сама собой соскользнула на живот. Волнение и тревога снова подняли свои головы и заклацали зубами, обещая съесть всё это счастье, если запретный вопрос не будет задан. Он просунул руку под футболку и стал поглаживать кожу круговыми движениями прямо над резинкой штанов, будто то ли собирался приставать, то ли делать тот самый массаж.       — Я знаю, что нельзя, знаю, — начал он, — но хочу спросить о нём всего раз. Я очень переживал за вас и переживаю сейчас. Ты можешь сказать мне хоть что-нибудь?       Инопланетянин заерзал на месте и, снова приникнув к уху, прикрыл рот ладонью, чтобы даже по губам никто из наблюдателей не смог прочесть то, отчего сердце Дина забилось словно птица в клетке в солнечный день.       — Только один раз — он сильнее чем кто-либо из нас мог бы мечтать, — прошептал он и Дин просто кивнул в ответ, ведь горло до этого сжалось от волнения. — И мне поэтому ещё страшнее. Они не должны его заполучить. Нам нужно вернуться в камеру чем раньше, тем лучше. Не отвечай. Я скажу больше, когда придёт время.       Мужчина прижал его к себе крепче и поцеловал в макушку. Всё, что он мог предложить Яну — это молчаливое согласие. Если он считает, что так надо, кто Дин такой, чтобы спорить?

***

      Ян поправлялся гораздо быстрее, чем его жених. Ему постоянно что-то капали первые пару дней, а порции еды у него стали такие же большие, как у Дина. Синий быстро набирал вес и точил мышцы постоянными тренировками, так что совсем скоро вернулся к привычному виду и состоянию.       Мужчина всё бросал взгляды на оголяющийся время от времени живот, но не отмечал никаких кардинальных изменений, кроме того, что пресс становился намного менее очерченным с каждым днём, хотя Ян делал скручивания каждые утро и вечер. Дин когда-то читал, что у женщины появляется жировая прослойка в области живота в первую очередь для защиты матки, поэтому им так сложно похудеть именно в этом месте. Синий, конечно, вовсе не женщина, но ведь матка у него есть. Других явных физических признаков у него не было.       Только настроение его менялось бывало по пять раз на дню. Дин быстро узнал, что можно чересчур громко дышать, писать карандашом и даже думать. Он ни с чем не спорил, не улыбался снисходительно и продолжал кивать, позволяя чужим гормонам бушевать в волю, а когда терпение подходило к концу, то напоминал себе почему это делает.       Уникальный ребёнок. Их ребенок. Он и Ян стоили дороже всего на свете.       Дин никогда даже не думал, что может быть счастливым в этой тюрьме, но он просыпался с любимым каждое утро, видел свои часы на чужом запястье, олицетворяющее помолвочное кольцо, и желать оставалось только свободы для них троих. Он прятал лицо за сборником судоку, когда замечал, как Ян рассматривает часы, а потом просил сказать время. Ещё ни разу он не отвечал сразу же — всегда приходилось смотреть снова.       Была только одна проблема.       Ян настоял на перестановке в палате в первый же день — их больничные койки сдвинули в одну, а тумба разместилась в ногах. Спали они посередине, заключая друг друга в объятия, что было очень мило вечером, а утром превращалось в два стояка. Киви чайкой орал из динамика каждый раз, когда они хоть сколько нибудь придвигались к сексу. Нельзя было ни целоваться, ни ласкать друг друга, ни обсуждать как бы они сейчас потрахались, что было даже смешно, учитывая, что совсем недавно от них буквально ТРЕБОВАЛИ прямо противоположного.       Они оба ругались на чертово новое правило, особенно, когда Дину становилось всё лучше с каждым днём, а запрет всё оставался в силе. Дошло уже до того, что он иногда просыпался посреди ночи, ощущая как Ян об него трётся, и заводился буквально за секунду. Он не успевал приласкать синего даже чуть-чуть, ведь от его близости сердце тут же начинало стучать быстрее и кто-то мигом начинал орать в динамик.       Так дальше продолжаться не могло, поэтому когда Яна забирали на очередное обследование, Дин улучил момент и поймал взгляд номера один.       — Слыш, Киви! Зайди на минутку, пожалуйста, надо поболтать, — попросил он, а когда Ян уставился на своего жениха, замерев в дверях, то мужчина помахал рукой. — Иди-иди, приятной прогулки.       Зануда вытаращился на него, но быстро отдал приказы по поводу того, что пока делать с Яном и, не без интереса, проскользнул в палату.       — Что тебя беспокоит, Дин?       — Когда я смогу заниматься сексом? — с места в карьер начал мужчина.       — Не в ближайшее время точно, — покачал головой синий, держа руки перед собой сложенными, словно хирург в операционной. — Давление подскочит, как и температура, а тогда все латки потекут и отслоятся. Нужен полный покой. Никаких контактов.       — Я всё понимаю и могу спокойно пережить эту паузу, но вопрос же не во мне. Ян уже на стенку лезет, сам знаешь, — сказал Дин, показывая раскрытые ладони, а инопланетянин кивнул в ответ. — Сегодня ночью, когда он об меня тёрся и ты нас прервал, я уверен почти на всё сто, что он спал. Это уже даже несознательно происходит. Его организм требует этого! Я ж читал в той книжке, мол, массаж — это всё, конечно, хорошо, но нужен секс. Хорошо его отсутствие скажется на ребёнке?       — Не очень, — вынужден был признать Киви.       — Ну и выдайте ему хоть мастурбатор, раз меня вообще никак нельзя.       — У нас такого нет, а если бы и было, то бесполезно это. От куска пластика нужные гормоны не выделяются. Требуется взаимодействие, контакт.       — Значит, я буду смотреть как он дрочит и воздушные поцелуи слать с безопасного расстояния, — закатил глаза Дин.       — Не пойдет. У тебя всё равно подскочит давление, даже если ты будешь просто смотреть.       — Так придумай что-нибудь, ты ж умный! — взорвался мужчина, стукнув ладонью по матрасу. — Его штормит всё сильнее. Надо порешать этот вопрос, пока Ян тут всех не порешал.       Киви задумался, раскачиваясь с пятки на носок, хмыкнул, остановился на мгновение и тут же покачал головой, возвращаясь вглубь себя, но Дин не дал погрузиться снова.       — Стоп, ты ведь что-то придумал. Говори!       — Это не подойдёт.       — Говори, — настаивал он, — мне учитель как-то сказал, что хорошие идеи рождаются в обсуждении.       — Окей, — пожал плечами Киви. — Есть препарат, который кратковременно создаёт в сосудах стабильное давление.       — Супер, тащи.       — Дин, стабильное давление — это отсутствие эрекции.       — Киви, у меня есть очень умелый рот и дохуя пальцев. Справлюсь и без члена.       — Окей, но секрет из слюны или смазки подавит препарат.       — Значит, сосать без поцелуев и трахать только пальцами, — сделал выводы Дин и зажмурился на секунду. — Пиздец, что я обсуждаю и с кем?       — Есть ещё другая проблема, — продолжил синий, не обратив внимание на ремарку. — Нитзенский секс долгий, тогда и выделяются всё требуемые гормоны, а всё описанное тобой — это относительно быстро.       — Сколько надо? — сразу перешёл к конкретике Дин.       — Хотя бы час.       — И препарат столько продержится?       — Он на три часа.       — То есть можно и больше?       — Глянь, а ты веришь в себя, — поднял брови Киви.       — Ну не в Санта Клауса же мне верить!       — Так, окей, это может сработать, только помни про правило — никакого контакта гениталий или жидкостей со слизистыми оболочками. Во время эякуляции тоже. Предэякулят — допустимо, там концентрация возбуждающих веществ незначительна или вовсе нулевая, — сообщил синий так серьезно, будто они проект по физике обсуждали, а не как бы потрахаться в его состоянии.       — Час ублажения, а потом он мне на грудь кончит или лицо. Класс, охуенное выйдет порно. Ну го, док, делай свой укол.       — Сделаю, когда вернусь, чтобы время попусту не тратить. Да мне ещё откопать его надо. Я скажу Яну или…       — Я сам.       — Окей, — кивнул Киви и добавил уже у самой двери, — кстати, ты молодец.       — Ещё бы, — легко согласился Дин и посмотрел исподлобья очень серьезно. — Я делаю всё и ты тоже делай.       — Это моя приоритетная задача.       Теперь он никак не мог дождаться, когда же вернётся Ян. Казалось, что сегодня он отсутствовал дольше обычного, но больше не было часов, чтобы проверить так ли это. Поэтому Дин ерзал в постели, возбуждаясь и морально, и физически, ведь руки неконтролируемо сжимались, мечтая наконец ощутить нежность нитзенской горячей кожи, особенно в некоторых местах.       Киви не стал тянуть и зарядил ему дозу из своего шприца без иголки в катетер ещё до того, как Ян успел забраться на кровать.       — Это ещё что? — сразу поинтересовался он, когда Киви заговорщицки подмигнул и был таков.       — Виагра, — пошутил Дин и распахнул объятия, — иди сюда.       — Тебе нельзя.       — Уже можно, но не очень долго и с ограничениями.       — Что? Как…       — Иди сюда, время уходит, я всё объясню.       Третий раз просить не пришлось — Ян оседлал его бёдра и мужчина едва успел увернуться от темных губ.       — Никаких поцелуев — правило номер один.       — Блядство, — прошипел он в ответ, запрокинув голову, а Дин воспользовался возможностью засосать нежную кожу у основания шеи. — Что ещё?       — Никакого контакта гениталий.       — Да твою мать, что это за секс тогда?! Я так хочу тебя, — заныл он ерзая на коленях, потираясь возбуждённым членом о чужой пах, — и его тоже.       Ещё совсем недавно от таких слов в штанах бы всё вздыбилось, но сейчас синий поглаживал вялый член и тот не желал просыпаться даже от такой настойчивой руки.       — Он останется таким, — поспешил уведомить мужчина и перекатился, подминая инопланетянина под себя. — Обещаю заменить его, насколько это возможно. Я тоже очень скучаю по нашему сексу, но пока что это единственное, что мы можем себе позволить, любимый.       Поцеловав кончик вздёрнутого носа, он отправился было вниз, но Ян схватил его за плечи.       — Хоть футболку сними. Хочу видеть твоё тело.       Дин улыбнулся и кивнул, а нетерпеливый инопланетянин сам потянул за ворот и, сняв её, отбросил в сторону словно тряпку. От своей одежды он освободился так же быстро. Мужчина осыпал оголившуюся грудь поцелуями, обсасывая соски по очереди, пока рука сжала уже возбуждённый член с потемневшей головкой. После этого вынужденного перерыва Ян был очень отзывчивый: постанывал на все лады и подавался вперёд, явно желая большего.       И Дин дал ему всё. Брал в рот с самым пошлым из возможных звуков, засасывая так, что челюсть начинала ныть, вынуждая переключиться на ласки уздечки языком. Синий обхватил хвостом его горло, иногда сжимая кольца так, что становилось сложно дышать. И он должен был стать пиздец твёрдым от этого, но препарат работал, оставляя его равнодушным снаружи и кипящим внутри.       Ян иногда брал инициативу, буквально насаживая на свой член, и так постанывал при этом, что Дин всё ему позволял: и тянуть за волосы, и придерживать за затылок, не давая отстраниться, и двигать бедрами самому. Он до дрожи в коленях возбудился от этого грубого минета и жалел лишь, что не может реализовать всё то желание, поэтому ставил засосы на чужой шее и толкался в инопланетянина пальцами жёстко, как тот и требовал.       Он, блять, мог вставить Яну так глубоко и много, что ощущая, как проталкивает внутрь ребро ладони, кусал губы и готов был кричать от удовольствия вместе с любимым.       С этого и начинался любой их день: Дин получал свой укол и часами ублажал Яна, пока он не начинал ругаться матом и клясть всё на свете, что не даёт ему получить настоящий трах. Он кончал, конечно, но ему было мало пальцев и рта. Он хотел "этот чёртов огромный член".       Мужчина вздохнул с облегчением, когда Киви влепил две хорошие новости за раз, впервые придя в палату без шприца.       — Вас переводят обратно ещё до завтрака. Поздравляю! И да, я посмотрел твои новые снимки, теперь вы можете заниматься сексом. Поздравляю ещё раз! Окей, собирайте вещи, а моё внимание нужно в другом месте.       Они не трахнулись тотчас же только потому, что потом снова пришлось бы одеваться и куда-то идти, но это не помешало Яну оседлать его и наконец-то подарить поцелуй страстный настолько, что Дину мгновенно сорвало крышу. Он уже забыл обо всех планах и готов был разорвать чужую одежду, когда пришли охранники вести их назад. "Домой".       — Блять, можно побыстрее? — не выдержав, спросил он в пути ведущего охранника, заставив Яна прыснуть. — Как черепахи ебаные, честное слово.       Их камеру прибрали после срывов Яна и всё выглядело как обычно. Вроде бы. Ведь Дин не мог смотреть ни на кого, кроме любимого. Сорвав друг с друга одежду, они занялись сексом прямо у двери, будто каждая секунда промедления стоила жизни. Он стонал в унисон с инопланетянином и, держа его под коленями, входил глубоко, подкидывая на бедрах. Мужчина ещё помнил, что должен быть осторожен с ним, хотя держать себя в узде было так же сложно, как стоять ровно на судне, попавшем в шторм.       Ян целовался настолько жадно, что срывало крышу. Он прижимался всем телом, будто хотел забраться под кожу, царапал плечи и кричал "ещё", хотя никакое "ещё" в него больше не влезло бы. Дин использовал хитрость, чтобы его утихомирить и не дать довести себя. Взяв чёрную пику в рот, он ласкал языком кончик и посасывал, заставляя Яна растечься как желе в своих руках и в экстазе запрокинуть голову.       Первый раз помог утолить жажду близости совсем немного. Хотя ноги Яна дрожали, когда он слез с члена, это не помешало ему забраться сверху, когда мужчина лёг на кровать. Он удачно регулировал амплитуду толчков, но силу контролировать не мог — Ян трахал его, крепко вбивая в матрас, а звук их встречающихся бёдер напоминал удары по груше раскрытой ладонью. К счастью, этот предмет мебели оказался достаточно крепким, чтобы пережить то, как Ян его отделал, причём дважды подряд, не слезая.       Дин плевать хотел на откаты, поэтому отпустил все мысли, позволяя любимому прыгать на члене, пока есть желание, будто никакого завтра не существует.       И только тогда, к вечеру, они наконец смогли замедлиться, чтобы заняться любовью со всеми этими поглаживаниями, чувственными поцелуями и признаниями в чувствах. Это было просто потрясающе. Ян окончательно перед ним открылся и шептал те самые слова, что Дин даже не надеялся услышать так скоро. Он так возбуждался, видя свои часы на чужой руке, зная, что они значат, и хотел целовать своего жениха снова и снова.       Почему-то это было похоже на заслуженный отпуск. Никто их не трогал, ничего не требовал, и они были так увлечены друг другом, что не замечали ничего вокруг.       Пока не раздался взрыв, разбудивший их посреди ночи, а свет не переключился на красный.       — Выбей окно! — скомандовал Ян, когда они оба вскочили с постели, к счастью, уже одетые. — И вылезай!       Приказы этого конкретного нитзенца выполнялись беспрекословно. Другие голоса кричали в динамик, перебивая друг друга, но их никто не слушал. Обмотав кулак одеялом, Дин вскарабкался на стол, разбил экран одним ударом и протиснулся наружу, тут же утонув пальцами ног в серебристом песке. А следом раздался ещё один звук бьющегося стекла. Всё происходило очень быстро, но в его сознании этот момент растянулся из-за шока.       Мужчина с ужасом смотрел на ту самую ценную скульптуру из коллекции Яна, что теперь превратилась в кучу чёрных и прозрачных осколков. "Сердце" её раскололось на две части и синий извлёк оттуда то, что мигом поставило многое на свои места.       Несколько магазинов, какие-то чёрные электронные штуки и, конечно же, пистолет. Узнаваемый всеми американскими преступниками Глок 17. Оружие копа. Ян в мгновение ока вставил магазин, так же быстро запихнул всё остальное под пояс и схватился за протянутую руку, без оглядки покидая эту адскую тюрьму. Золотые глаза сверкнули в свете заходящего солнца и взгляд приобрёл хищную твёрдость, отчего Дин рефлекторно вытянулся в струнку как перед старшим по званию.       — Теперь делай в точности, что я скажу.