Пара для пришельца

      Лиам брёл по коридорам, не различая дороги. Едва маску не надо было больше держать, она рассыпалась в пыль, стоило только Эду скрыться за углом со своей командой провожатых. В ушах звучал странный свист, как бывает, когда вокруг становится очень тихо, но он слышал: шорох одежды, топот ботинок и едва слышную поступь своих собственных босых ног. У призрака сейчас нашлось бы больше телесности, чем у Лиама.       Он был наполнен тройкой имён до самых краёв. Они ощущались тяжелыми, словно валуны, но одновременно с этим, его самого лишали веса, как и всё окружающее пространство. Мир всё больше начинал казаться нереальным, лишь декорацией, как тогда, прямо после аварии. Он снова выжил, легко отделавшись, когда остальные погибли.       У Алекса была своя голова на плечах, он был из тех, кто себе на уме. Он пошёл в проект ради денег, кажется, но с ним никогда ни в чём нельзя быть уверенным. Он то сидел тихо в “высокой траве”, затаившись, то присоединялся к команде Дина, кажется, совершенно искренне сражаясь против “петушил”, то сидел вместе со старшими семейными парнями, которым дела не было до склок между салагами.       Хитрый он был. Три заряда в одно тело — совпадение с большой натяжкой. Сразу трое были готовы убить, но не отпустить. Наверняка он был хуже Дина и вызывал большее напряжение, ведь от Дэвиса всегда ясно было чего ожидать (исключая сегодня), а вот Алекс… так и остался тёмной лошадкой.       Том включился в гонку на отбор ради повышения в звании. Его история была отражением истории Лиама, но только в злом кривом зеркале. Та же семья потомственных военных и старшая сестра, только они все ополчились против “неудобного” родственника с “извращёнными наклонностями”. Его ближний круг знал, что смешливый Том на самом деле прячет свою боль внутри, скрываясь за шутками и болтовнёй. Он звонил домой раз пять за неделю, хотя никто не брал трубку. Он посылал открытки и подарки на праздники, никогда не получая даже листовки с парой баксов, купленной на заправке. Ещё он писал письма, вот так по старинке, на бумаге, и никогда не получал ответ.       Заметит ли вообще его семья, что он пропал? Будут ли искать? Или они вздохнут с облегчением, радуясь, когда среди пачки писем или открыток на Рождество наконец-то не будет того, что, скорее всего шло прямо в мусор нераспечатанным? Пропажу Тома заметит только Дик, его парень с большим носом и пышными волосами, что всегда смотрел с экрана блокировки чужого смартфона.       Если у имён был вес, то последнее было самым тяжёлым — Юкио. Надоедливый младший братик. Он вырос в большой семье и был самым младшим, всю жизнь проведя в тени старших братьев, но и всё время опираясь на их опыт, авторитет и важность. То ли он осознал, что не имеет своего мнения, то ли ему кто-то подсказал, но именно так Юкио стал первым военным в семье японцев, что, очень нехарактерно для себя, всегда держались подальше от вооружённых конфликтов. Они не одобрили выбор сына, но здесь он вдруг стал намертво, только для того, чтобы перейти из-под командования братьев под пресс старшего по званию. Казалось, эта ноша для него недостаточно тяжела, поэтому он искал указаний у всех, кто готов был их дать.       Лиам взял его под крыло из чувства долга, а симпатия добавилась позже, когда стало понятно, что Юкио — это младший брат, которого у него никогда не было. С ним всегда было легко, ведь он поддерживал любое начинание своих старших, включался в любой спор на их стороне, но… вот с секретной миссией всё было не так. Он не был совсем дурачком, знал, что его могут подкалывать или говорить несерьёзно, как братья, так и сослуживцы, поэтому отрастил себе интуицию настолько же сильную, как и способность мимикрировать.       Он единственный из их компании качал головой и повторял “что-то здесь не так” и “всё не так просто”, пропуская мимо ушей размер зарплаты, сосредотачиваясь только на недомолвках и расплывчатых формулировках, о которых никто особо не хотел думать. Он был бы в порядке, пропустил бы этот отбор и поблагодарил бы бога, когда понял, что все остальные исчезли, но…       Лиам затащил его с собой прямо под поезд.       Юкио долго отнекивался, но он надавил на младшего товарища своим авторитетом. Лиам тогда думал только о том, что ему будет лучше рядом с друзьями, а иначе быки типа бывшего Дина Дэвиса забодают его, как только из их группы останется только одна мишень для избиения.       Почему было просто не послушать его?       Почему было не позволить решать самому, как он и хотел научиться?       Почему он снова “сел за руль”, хотя обещал больше этого не делать?       “Это моя вина”, кивнул себе мужчина, “это полностью моя вина”.       Когда решение было принято, Хоуп кричала и билась в его голове. Только где взять силы её послушать? Он хотел только забыться, хоть на один вечер. Заснуть мёртвым сном, упасть в черноту до самого утра или лучше до следующего вечера, а потом снова. Хотя ему не дадут сделать это снова, но один раз. Всего один раз. И это будет жёстко.       Зайдя в комнату, он сразу двинулся к аптечке в столе, словно собака, что чует кость, даже зарытую на глубине полуметра. Спиртовой антисептический раствор лежал на своём месте, в красной барсетке с крестом, и был опустошён на одну треть.       Сердце гулко забилось в груди. И звёзды заплясали перед глазами от резкого прилива крови. Пузырёк из тёмного стекла быстро покрылся конденсатом от его горячих рук.       Последний раз он срывался в армии, когда уже вроде бы взял себя в руки, но очередная годовщина камня на камне не оставила от новообретенных убеждений. Тогда это тоже был спирт. И выхлебал он далеко не один пузырёк. Будь он дома, он бы уехал в больницу, но в армии с пьяницами другие правила обращения — промывают желудок в медблоке и передают обратно, а там уж в игру вступают деды со своими методами.       Для тех, кто не выдержал бой, повидал много смертей и пережил потери, алкоголизм — обычное дело, и отвадить от него людей с подобными проблемами гораздо сложнее, ведь начав, легко уйти в запой из-за ломки. Вечное желание похмелится написано в, овитых сеткой сосудов словно диким виноградом, глазах 24/7.       После того случая, Лиама привязали руками вокруг дерева, рядом с такими же неудачниками, как он. Мужчина не кричал, как бывало другие, а только безостановочно блевал и проваливался в глубокий, но не дающий облегчения сон. Ему приносили бутылки с водой и легкий бульон, половину которых он разливал из-за делирия — молодой парень трясся как в лихорадке, словно старик, что жутко мёрзнет даже на солнце. Со временем стало легче и его отпустили, как только физическая ломка ушла, однако старшина предупредил: ещё раз — и вернёшься к своему дереву, которое сделают именным.       Это был ещё один способ устыдить — вырезать имя выпивохи на коре, чтобы все знали, что он здесь не в первый раз. Вот она, армейская терапия, никакого искупления вины и разговоров о чувствах, только общественное порицание и позор на всю часть. В комбинации со звонками и редкими походами в АА, он вылез.       А теперь собирается лезть обратно.       “Это будет 0 дней. Снова 0 дней”, подумал мужчина, но правая рука сама отвинтила крышку, ведь большая часть мозга думала о том, как выпить больше, прежде чем его остановят.       Пульс в ушах бился так громко, что он не услышал, как открылась дверь.       — Лиам! — воскликнул малыш.       Пузырёк с громким стуком упал на стол.“Сокровище”, что за секунду превратилось в отраву, разлилось по крышке, вызывая повышенное слюноотделение одними испарениями. Но сейчас это было не важно, ведь малыш рванулся к нему, совсем как медик к раненому на поле боя. Он коснулся чужой груди обеими руками, а глаза безостановочно шарили по его телу, выискивая что-то, пока Лиам сгорал со стыда, мечтая провалиться на месте, минимум на два этажа вниз.       — Тебя ранить? Дай посмотреть! Что случилось? Всё ведь должно было… — с напевом тараторил Вив и наконец заглянул в глаза, когда мужчина взял его руки в свои. Худые плечи тут же опустились, будто пришелец тяжёлый рюкзак надел, и Вив отнял руку, чтобы нежно коснуться его лица. — Грустный. Что случиться?       Мужчина дёрнул его к себе и заключил в крепкие объятия.       “Как я мог забыть о нём? Как я мог даже подумать, чтобы оставить его хоть на день?”       Малыш рванул к нему, готовый спасать, и так заметно расстроился из-за одного его вида. Что бы он почувствовал, найдя Лиама в отключке на полу? Что подумал бы, если бы вернулся позже, а его бы здесь не было? Как отреагировал бы, когда узнал, что случилось? Стал бы он винить себя? Или проклинал бы того, кто ставит под угрозу его сделку с учёными по защите брата?       Лиам гладил его по спине, наслаждаясь теплом его тела, которое вернуло его в реальность, вытащив из пропасти жалости к себе и оправданий, что вечно подпитывали его зависимость.       “Я нужен ему, а он нужен мне. Я должен быть лучшим для него, чтобы он мог на меня опереться. Тогда мы сможем спасти друг друга, когда появится такая возможность”, думал он, путаясь пальцами в чёрных волосах, распространяющих знакомый успокаивающий аромат. “Хотя он уже меня спасает”.       — Я должен кое-что тебе рассказать. Идём.       Держась за руки, они примостились с одной стороны кровати, игнорируя еду на подносах позади. Лиам достал из своей тумбы кожаный блокнот на застёжке и передал пришельцу.       — Отец подарил мне его на совершеннолетие. Сказал, что мужчина должен четко знать все свои дела и обещания другим, а ещё следить за их выполнением. Для этого и блокнот.       — Дорогой подарок.       — Да, он из кожи, серебряная кнопка и бумага верже.       — Нет, — улыбнулся Вив, поглаживая пальцами твёрдый переплёт, и приложил руку к груди, поймав чужой взгляд, — дорогой сердцу. От отца.       — Да, — ответил мужчина, сглатывая ком в горле, — ты прав. Я долго не пользовался им, потому что жалел портить своими каракулями, а потом… хотел сберечь нетронутым на память. Открой его.       Очень осторожно малыш клацнул кнопкой и открыл первую страницу, от вида которой у Лиама защемило сердце, как и всегда.       — Ух ты! Это твой семья?       Он кивнул, не в силах справиться с голосом, и часто заморгал, чтобы не дать пролиться непрошенным слезам. К счастью, Вив был слишком занят, рассматривая фото, и не заметил его изменившееся настроение.       В тот день они позвали соседа, чтобы сделать снимок. Мама не хотела “дурацких фото с руки”, что только для соцсетей, а хорошую семейную фотографию, которую можно будет поставить в рамочке на каминную полку. Бэкка с братом так смеялись, когда отец без единого слова отправился в дом через улицу, хором провозгласив папин девиз, стоило входной двери закрыться за его спиной: “Счастливая жена — счастливая жизнь”. Мама погнала их наверх переодеться во “что-то поприличнее”. Следуя примеру отца, они не стали спорить, ведь весь последний год приезжали вразнобой из колледжа, а тут вдруг у них обоих выдались свободные выходные.       — Такие красивые, — наконец выдохнул Вив, касаясь краёв фото и наклеенного поверх скотча. — Это твоя сестра?       — Бэкка, старше на два года.       — А это ваш дом? — спросил он и вернулся к снимку после кивка. — Я видел на голографе: веранда, чтоб сидеть вечером, и деревья, кусты и цветы, прямо как в книжке.       — Мама сама занималась садом, а на заднем дворе выращивала овощи и фрукты, даже куст с черной смородиной. Это такая ягода.       — Здорово. Вы с сестрой похож на родителей, — постановил малыш и погладил ноги Бэкки как-то несознательно или, может, ему нравилась гладкость фотобумаги. — Она такая красивая. Я видеть женщин раньше, но она самая-самая. И мама. А папа выглядит сильным. Я чувствую — хорошая семья. Счастливая.       Вив поднял на него взгляд.       — Ты поэтому грустишь? Думаешь, как они волнуются по тебе?       — Нет, Вив, они умерли, — выдохнул Лиам.       — Как, все?! — воскликнул он и прижал руки к груди, отчего блокнот закрылся, скрывая улыбающиеся лица. — Но они такие молодые!       — Да. Да. Они бы… прожили ещё долго, но… — мужчина остановился и вдохнул побольше воздуха, но не от потребности, а больше для того, чтобы дать себе паузу, прежде чем начать. — Это случилось через три месяца после того, как мы сделали это фото. На Рождество. Мы ехали домой с ужина у друзей. Я был за рулём. Я не пил, я знал, что мне везти всех домой. Но я устал. Было уже поздно. Шёл снег. Я наклонялся к рулю, чтобы хоть что-то видеть. Дворники не справлялись. Там был слепой поворот. Я остановился на светофоре, как положено…       Вдруг голос подвёл Лиама, хотя он вроде так неплохо держался. Он ведь столько раз повторял эту историю и прошло уже столько времени… Почему не становится легче? Он открыл бутылку воды и шумно пил, стараясь проглотить то сожаление и горе, что собрались в горле, мешая говорить. Вив положил ладонь чуть выше его колена. Прямо на шрам, скрытый штанами. Постоянное напоминание о том вечере. Совпадение или малыш на самом деле умён, как мужчина и подозревал?       — Полицейский потом сказал мне, что это из-за снега. Он повредил проводку, и тот светофор показывал “зелёный” на обе улицы, понимаешь? Там не особо оживлённое движение, да и он ведь не отключился, так что никто сначала этого не заметил, как и я. Как и другой водитель. Он ничего не нарушил, просто ехал домой, издалека увидел переключившийся “зелёный” и не стал притормаживать, — пожал плечами Лиам, глядя прямо перед собой, а слёзы всё-таки покатились по его щекам. — Бэкка умерла сразу, от столкновения, как и мама. Отец сидел за мной и не должен был сильно пострадать, но нас отнесло из-за удара, и машина врезалась в столб прямо его дверью. Он пролежал в коме два дня. Повреждения были слишком сильные, поэтому… он тоже ушёл. А я…       Лиам нервно усмехнулся и стёр слёзы со щёк тыльной стороной ладони.       — А я отделался сотрясением и осколок мне ногу проткнул. Всего-то.       — Мне так жаль. Лиам, мне очень жаль, это ужасно, — сказал малыш, а его речь всё больше напоминала нитзенский с этими напевами, отчего становилась почти неразборчивой, но Лиам столько раз слышал эти слова, что узнал их сразу.       — Да, я знаю, — ответил мужчина и накрыл его руку на колене своей ладонью, — но я по другой причине тебе это рассказываю. Из-за того, что было после.       — А что было?       — Мне прописали викодин, чтобы справиться с болью. И я заметил, что когда принимаю его, то не думаю о том дне. Мне становилось легче, так что я принимал всё больше, но со временем рана зажила и таблетки кончились. Я не хотел связываться с наркотиками и стал выпивать. Через несколько месяцев я начинал пить, даже не вставая с постели утром, чтобы не думать о том, что я мог сделать, и не сделал, что я…       — Но что ты мог сделать? — вдруг перебил Вив. — Это было несчастный случай.       — О, я много об этом думал. Я мог не трогаться сразу. Я мог сначала посмотреть по сторонам. Я мог заметить свет фар той машины…       — Нет-нет, ты не мог. Всё было нормально. Всё было как обычно. Зачем смотреть и замечать?       — Если бы я был внимательнее…       — Но ты был! — снова заспорил малыш, подпрыгнув на месте. — Ты присматривался, чтобы видеть сквозь снег. Если на улице быть светло, ты бы не увидел фары в метель. И ты остановился, как положено, и поехал, как положено, и специально не пил в тот вечер. Не всё зависит от нас, но, что надо, ты сделал.       — Ты говоришь как Хоуп, — выдохнул Лиам, прикрывая рукой глаза, которые вдруг стали очень чувствительны к свету.       — Кто Хоуп? Я не понимаю.       — Хоуп — это мой куратор трезвости. Когда я начал пить, то в разгул ушёл. Серьёзный. И надолго. Не на один год. И не на два. За это время я промотал все деньги, сбережения, меня попёрли с работы и этот дом, который тебе так понравился, в котором я вырос, банк забрал за долги. Родители наверняка в гробу перевернулись. Я их подвёл и… многие говорили гадости обо мне, и о них, раз они меня так воспитали, но был у папы старый армейский друг, жил через дорогу. Я как-то позвонил ему из участка, чтобы он внёс за меня залог. Он дал денег, а ещё смачную пощёчину. Он сказал, чтобы я фамилию сменил, если собираюсь дальше их позорить, и добавил, что готов выслушать мои мольбы о приёме в армию, но только с жетоном за полгода.       — Жетоном?       — Это такие монетки, обозначают сколько ты уже не поддавался зависимости. Есть совсем мелкие, типа день или два, а есть и за десятилетие. Мне нужно было получить такую за полгода, чтобы он меня выслушал. На меня тогда уже все махнули рукой, но Гэвин ещё, наверное, во что-то верил. И я поставил себе цель. С Хоуп мы познакомились на собрании, у неё был жетон за пять лет, хотя жизнь её потрепала гораздо больше, чем меня. Она взяла надо мной шефство и я чист уже три года. Её фото тоже там есть, дальше, можешь посмотреть.       Лиам встал и отправился убирать бардак, что оставил на столе. Запах спирта уже не вызывал желание опрокинуть в себя “погорячее”, поэтому он спокойно убрал лужу, растёкшуюся по крышке, от которой лаковое покрытие слегка побелело. Он положил барсетку на место и переставил подносы с кровати на стол, специально подвинутый поближе к постели, чтобы можно было есть за ним вдвоём при одном стуле. Аппетита у мужчины не было, поэтому он вернулся на место, где Вив всё ещё рассматривал четвёрку снимков из фотокабинки.       Они с Хоуп кривлялись, как и положено, в смешных очках, а на переднем плане держали свои “сокровища”, зажатые между указательным и большим пальцами, — жетоны за восемь лет трезвости и за три года.       — С куратором не принято водить дружбу, — сообщил Лиам, указывая на фото, — ведь другу можно простить то, чего не простишь подопечному, но у нас всё было иначе. Хоуп не вытаскивала из меня историю, как это обычно делают кураторы, она её обменяла на свою. Она показала и доказала мне, что даже после кошмара наяву, можно встать на ноги и продолжать жить дальше, помня, но не оглядываясь назад. Зная все мои страхи и то чувство вины, что со мной всегда, Хоуп помогла мне найти баланс между прошлым и настоящим, ведь я не мог не страдать, думая о семье, и страдал ещё больше, когда совсем о них не думал. Она радовалась моим успехам как своим, а теперь, наверное, разочарована.       — Как? Почему?       — Я ведь исчез, не выхожу на связь — это признаки срыва.       — Нет-нет, — замотал головой малыш, — она так не думает. Она знает, что ты сильнее этого!       — Зависимый навсегда остаётся зависимым, и ей это известно лучше, чем кому-либо.       — Но у тебя жетон за три года!       — Это не важно, — развёл руками мужчина, — люди срываются и после десятилетий трезвости. Даже из-за мелочи. А я ведь звонил ей ещё на Земле, когда из кожи вон лез, чтобы, как выяснилось, оказаться здесь, и говорил, как мне трудно. Говорил, что ощущаю тягу и сильную, поэтому она, наверное, и предложила мне взять подопечного, чтобы я не смел его разочаровывать, а потом я вдруг пропал до того, как дал ответ. Это типичное поведение для таких, как я. Тяжело появляться на встречах с нулём, смотреть в глаза тех, кто в тебя верил, и знать, что кто-то обязательно сорвётся сегодня из-за твоего регресса.       — И всё равно ты неправ. Хоуп знает, что у тебя никого нет, — решительно резанул по больному Вив. — Даже сорвавшись, ты бы пришёл к ней за помощью, как пришёл ко мне. Я понять, зачем ты мне это рассказывать. Ты хотел выпить антисептик.       Лиам кивнул, да так и оставил голову склонённой, пристыженный собственной слабостью.       — Ты всё ещё мог бы. И когда я только пришёл, тоже, просто оттолкнуть бы меня, но ты не стал. Ты рассказал мне всё, чтоб я мог помочь, — постановил пришелец и положил свою маленькую горячую ладошку между лопаток мужчины, прогревая до самого сердца. — Потерять семью, всё равно что потерять часть себя. Так внутренних демонов не удержать. Всем нужен кто-то, поддержка и понимание. Ты смог встать на ноги, благодаря Хоуп. Её сейчас нет рядом, но может, тебе хватит меня? Ты спас меня при начале, теперь моя очередь помогать.       — Спасибо, — улыбнулся Лиам и приобнял его, положив голову на плечо. — Я очень благодарен тебе за эти слова. Мне нужно было это услышать. Знаешь, может, примемся за ужин? И ты расскажешь мне, как прошла твоя встреча с братом.       — Хорошо, только если ты расскажешь, что вызвало у тебя плохие мысли, — предложил обмен Вив, на что мужчина хмыкнул, но согласился.       Всё-таки пришелец чертовски умён, ведь не только быстро уловил суть, а мигом стал применять полученную информацию. Бэкка всегда говорила, что промежуток времени между получением знания, и началом его внедрения в повседневную жизнь, определяет человека гораздо больше, чем энциклопедический объём теории в черепной коробке.       “Мало толка от того, чтобы быть просто умным, надо ещё знать как это применить.”       Лиам, как обычно, сидел на стуле, а Вив — по-турецки сложив ноги, на самом краю кровати. Синий хвост сложился в кольца у него за спиной, и чёрная пика спряталась где-то между. Мужчина меньше пересказывал саму встречу, больше углубляясь в свои негативные мысли, которые та вызвала, как пришелец и просил. Тот, в свою очередь, поделился своими переживаниями — брат назвал своего партнёра взрывным и темпераментным, что держит его в постоянном напряжении без возможности расслабиться. Чего ещё можно было ожидать от Дина Дэвиса? Лиаму удалось немного успокоить Вива, ведь “взрывной и темпераментный” явно начал меняться под воздействием обстоятельств.       Уступив пришельцу место в крохотном санузле, мужчина думал, что он захочет пораньше лечь спать, но тот вдруг попросил ещё раз взглянуть на фото с Хоуп. Лиам как раз заканчивал чистить зубы, когда заметил, что подносы перенесены ближе к двери, а малыш сидит за столом и что-то пишет, склонив голову так низко, что чуть носом не упирался в свою тетрадку. Он не успел поинтересоваться, чем же его сосед так увлечён, как тот вдруг подошёл к зеркалу, стал стучать, словно ребёнок по аквариуму с рыбками, и что-то быстро напевно говорить на нитзенском.       — Чего ты от них хочешь?       — Я потом скажу. Ложись спать, — ушёл от ответа Вив, снова постучал по стеклу и тут же обернулся через плечо, осознав возникшую проблему. — У тебя же ещё были те наушники?       — Есть, — наконец поправил мужчина, возвращаясь к привычной модели общения. — Да, я послушаю музыку.       Раздевшись и поёрзав под одеялом, он вытащил свой маленький плеер-прищепку и запустил “Foster the People - Imagination” на повторе. Его всегда успокаивала эта песня приятным ритмом и словами со смыслом. Да, мы не можем изменить вещи, которые не можем контролировать. Что может быть логичнее? Многие этого не понимают, и плывут к горизонту, постоянно отдаляющейся линии, вместо того, чтобы грести к берегу.       В паузах между концом и началом песни, Лиам прислушивался к тому, что говорит Вив, ловя порции мурашек от его нитзенского. Хоть это было и непросто, со временем он понял, что пришелец повторяет какой-то один и тот же вопрос, а затем снова стучит в стекло. Удалось разобрать только слово “число” и то были сомнения, ведь он, в отличие от Дина, не обнаружил в себе талант к инопланетному языку. В одной из пауз мужчина застал, как динамик наконец ожил и выплюнул одно единственное слово, после чего малыш тут же отстал и вернулся за стол.       А это было всего лишь короткое нитзенское “да”.       Лиам вытащил наушники и даже успел задремать, когда Вив забрался на кровать и растолкал его, прогоняя сон. Он успел напрячься, но тут же расслабился, стоило взглянуть малышу в лицо — он улыбался от уха до уха и буквально хвостом вилял как “самый хороший в мире мальчик”. Ему прямо не терпелось поделиться чем-то. Мужчина приподнялся на локтях, сел, потирая глаза, и приготовился внимательно слушать, хотя подсветка в их комнате давно уже сменилась на ночную.       — Что там у тебя?       — У меня ничего, а вот у тебя да, — сверкая зубами, сообщил он, и протянул пластиковый кругляшок с цифрой четыре. — Я всё посчитал, ведь на том фото есть дата. Даже уточнил, хоть они и не хотели говорить. Прошло время с момента фото, плюс полгода в полёте, плюс время здесь и… Поздравляю! Ты трезв уже четыре года.       Лиам мгновенно проснулся.       Четыре?!       Полностью сел, всё ещё не веря. Взял жетон, сделанный из, скорее всего, обложки какой-то тетради, раскрашенный как оригинальный, со всеми надписями, которые Вив чудом рассмотрел на том фото.       Четыре!       Он ведь даже не думал об этом, как будто время замерло с того момента, как он покинул Землю. А ведь часы всегда тикают, отсчитывая минуты, и время двигается только вперед, без замедлений и остановок.       — По моим подсчётам, — продолжал пришелец, — час Икс наступил ещё на прошлой неделе. Здорово, правда?       Боже, а он ведь едва не лишил себя этого! Чуть не обнулил счётчик из-за слабости и глупости! Удержался на краю, едва не сиганув в пропасть, только благодаря ему.       — Спасибо, спасибо тебе, — заголосил мужчина, сжимая своего маленького спасителя в крепких объятиях, затащив к себе на колени.       Вив хихикнул и поставил подбородок на чужое плечо. Тогда Лиам вдруг поднял взгляд и натолкнулся на их отражение в зеркале — маленькое тело в его больших руках. Он снова был так близко и пах по-особенному, а те мурашки, которые появились от звуков его речи на нитзенском, вернулись втройне. Чувствуя его дыхание у своего уха, касаясь горячей синей кожи, ощущая, как хвост пришельца обмотался вокруг его ноги над коленом, скрывая шрам, который даже не был виден, он вдруг загорелся. Больше, чем когда бы то ни было, Вив стал в его глазах не просто малышом, на которого он вдруг вчера взглянул по-другому, а потенциальным партнёром в самом серьёзном смысле этого слова.       Объятия затянулись, а руки не хотели его отпускать, ведь в отражении он смотрелся на коленях мужчины так правильно. Тогда же в голову резко пришла другая мысль — времени нет. Там, за двусторонним зеркалом, кто-то есть, и он вот-вот нажмёт кнопку на микрофоне, чтобы напомнить мышкам, кто они и где находятся. Лиам воспользовался этой мыслью для самоубеждения, для придания смелости самому себе, чтобы совершить рывок, которого его тело вдруг возжелало настолько, что стыдно признаться.       Он зарылся пальцами в тёмные волосы и притянул пришельца к своим губам. Вив всхлипнул от неожиданности и шумно задышал носом, но его рот приоткрылся как на автомате, и Лиам огладил края зубов языком, пользуясь возможностью. Тело, которое ещё минуту назад было таким расслабленным в руках, напряглось с непривычки, однако мужчина уже знал, как заставить его открыться навстречу удовольствию.       Гладя синюю кожу на шее, он целовал следом и позволял пальцам забираться в ворот футболки, рукава и под подол, будто обещая вот-вот начать щекотать, когда оба знали, что дело ведёт совсем не к этому. Приникнув к губам, он ласкал соски через ткань, как если бы они раньше никогда не двигались дальше первой базы, а потом смял штаны в паху, лаская между ног. Лиама торкало каждый раз, когда Вив издавал этот звук затруднённого вдоха, будто воздух для пришельца стал слишком вязкий, чтобы дышать нормально. Мужчина пересадил его ближе, давая почувствовать своё возбуждение, и малыш заёрзал на нём, а он не скрывал судорожное дыхание от прикосновений желанного тела.       Его ноги сомкнулись за спиной, и пальцы вцепились в плечи. Лиам уже ощущал жар на языке, который позже накроет всё тело, и сгорал от предвкушения. Вив неловко цеплялся локтями и умудрился застрять головой в вороте, бормоча извинения, на которые мужчина едва обратил внимание, желая скорее прижаться голой грудью к его груди. Сейчас скованность движений делала его ещё сексуальнее, вынуждая думать только о том, как заставить эту голову забыть обо всём, кроме того, что между ними происходит.       Вив практично отбросил покрывало с одеялом на другую сторону кровати, чтоб не запачкать, пока Лиам бросал остатки своей одежды на пол. Смятые и, как оказалось, мокрые штаны и бельё малыша полетели туда же. Он смущался своей наготы, готовности своего тела, не осознавая, насколько более желанным это его делает. Хоть он и прижимался, обхватывал руками, но сводил колени, будто намеренно вызывая у мужчины желание не развести их силой, нет, а сделать так, чтобы они распахнулись перед ним по своей воле, ибо терпеть уже больше нет сил.       Лиам ожидал, что столкнётся с сопротивлением, когда двинется губами вниз, однако даже не представлял, что пришелец почти на мостик встанет в попытке уползти с кровати. Мужчина накрыл его тело своим и на ухо, самым сексуальным шёпотом, на который был способен, напомнил Виву:       — Мы договаривались, что всё будет по-моему, разве нет?       — Н-ну, — заикался он, ведь Лиам продолжал ласкать его сжатой ладонью, взяв смазку с внутренней поверхности бедра, — эт-то, я не готов просто.       — Потому что не хочешь или потому что тебе не положено?       — М-мне такое не н-надо. Это не обязательно, — продолжал оправдываться пришелец, ёрзая на месте, даже не осознавая, что делает это в такт движений чужой руки. — Значит, не нужно.       — А если я этого хочу? — снова зашептал мужчина, абсолютно искренне. — Хочу так сильно, что не могу думать ни о чём другом. Не могу двинуться дальше, не сделав того, что в моём понимании обязательно. В таком случае, ты позволишь мне?       — Это так неловко… я не уверен…       — Но если бы ты делал это для меня?       — Тогда, ах, — вздрогнул он от направленной ласки уздечки и прикрыл рот рукой, посинев пуще прежнего, а голос его стал ещё тише. — Тогда это было бы нормально.       — А что, если бы ты мог заниматься мной, пока я занимаюсь тобой?       — Но это не настоящий секс. Он не ведёт к деторождению.       — Нет, он как раз и ведёт, — не согласился Лиам, играя с его уретрой кончиком пальца, заставляя подрагивать, — потому что тогда оба возбуждены настолько, что хочется большего. И происходит это легче и желаннее, чем когда сразу.       — Д-да?       — Ага, и не забывай, что занимаешься сексом с человеком. Почему тогда мы обязательно должны делать это по-нитзенски?       — Тогда… т-тогда ладно. Хорошо. Н-но только давай начнём, как ты сказал, ну, когда вместе.       Мужчина улыбнулся, но не торопился, ведь из-за волнения тело, что вот-вот ему доверилось, снова задеревенело. Он цеплял пришельца поцелуями, вынуждая отвлечься, а сам горел внутри и аж кайфовал от того, насколько же медленно они продвигаются. То, что в теории представлялось муторным ещё вчера, на практике вышло прямо противоположным. Как же оказалось возбуждающе уговаривать инопланетного парня дать ему в рот, господи!       У Вива было абсолютно нормальное тело, жаждущее удовольствия, как и любое другое, но оно пряталось под покровом навязанной модели поведения, где его удовольствие мало что значило, поэтому “развращать” пришельца, по его же понятиям, так заводит. Лиам ни в коем случае не стал бы настаивать, если бы видел, что малыш в самом деле этого не хочет или ему не нравится подобное взаимодействие в принципе, а здесь явно просматривалось лишь предубеждение, подкреплённое тем, что “собратья” прямо сейчас за ним подсматривают и наверняка оценивают. Будь они в самом деле наедине, он уверен, что Вив согласился бы гораздо легче, и без дополнительных условий.       Каждый осторожный поцелуй, нежная ласка и общая медлительность стоили того момента, когда он взобрался сверху и повернулся вверх ногами. Он был небольшой, поэтому Лиам брал его целиком, пока только поглаживая между ягодицами. К счастью, пришелец был не особенно силен в минете, или от его горячего рта и афродизиачной слюны мужчина кончил бы, едва они начали, а скоро он отвлёк Вива настолько, что тот потерял всякий ритм. Лиам никогда ещё не сосал так тщательно, лаская языком уздечку и уретру, не забывая про яйца. Он то втягивал щёки, создавая вакуум, то просто сдавливал губами; то пускал в горло, то обсасывал только головку.       Неопытность Вива сработала против него, выстрелив возбуждением, которое он не умел контролировать, поэтому теперь мужчина смог взять его под полный контроль, обещая ещё больше. Так и вышло, что у него развязался язык, пока он стоял на коленках, уткнувшись лицом в свои сложенные руки, а Лиам, в свою очередь, уже ласкал его языком не только там, где обещал, буквально питаясь звуками инопланетной речи. Он в жизни такого никому не делал и не собирался, но Вив был такой, что…       Что он, блять, намотал этот дрожащий синий хвост на кулак и держал поднятым вверх, вылизывая эту маленькую дырку, пока у него пол лица не занемело. С одной стороны, у него уже чуть ли сперма из ушей не лилась, настолько сильно хотелось вставить, а с другой — пришелец издавал такие звуки, что оторваться было невозможно. Но мужчина делал это умно, не давая ему кончить, ведь подозревал, что стоит этому возбуждению девственника уйти, и стыд не позволит им продолжить в том же духе, даже если всё идёт очешуенно и им обоим очень хорошо.       А им было офигеть как хорошо!       Особенно учитывая, как легко Лиам уговорил его сесть сверху. Вот здесь “девственник” вдруг проявил себя. Стоило подсказать ему, как двигаться и как держать ритм, мужчина получил билет на такие “скачки”, которые в жизни не снились. Пластичность его бёдер с ума сводила, и Лиам откинулся чуть назад на прямых руках, ведь ему вообще не надо было двигаться — заведённый словно с ключа пришелец делал всё сам. По ощущениям, мужчина слил в него столько, что на следующий раз должно было просто не хватить.       Но хватило.       После такого было проще не дать Виву зарыться в себя, а дергать за чувствительные струны его тела, провоцируя новый раунд. Он очень многого о себе не знал, а Лиам смог найти это, открыть и использовать им в удовольствие. Их обоих настолько возбудило то, как может мужчина насаживать его на член, просто держа навесу, что они переключались в эту позу дважды перед самым концом для дополнительного кайфа. Это оказалось даже лучше, чем в фантазиях.       В качестве исключения, их вывели в душ посреди ночи, причём в один, ведь Вив просто задремал у него на груди сразу после того, как выкрикнул в эфир свою просьбу, слишком утомлённый таким долгим сексом. Лиам нёс его на руках, не глядя никуда, кроме его прекрасного лица с длинными подрагивающими ресницами и мокрыми от пота прядями тёмных волос, что падали на лоб. Горячая вода и душистое мыло взбодрили его достаточно, чтобы он решился на неловкое соблазнение. Он будто хотел проверить свои силы в этом, убедиться, что тоже может, и мужчина был рад купиться и продаться, ведь на самом деле, после сегодняшней ночи, Виву было бы достаточно просто поманить его пальцем, а воспоминания, что ещё так свежи, сделали бы остальное.       В этот раз он засыпал без тяжести в сердце и на душе, без чувства вины за ложь и неуверенности в их совместном будущем, перекатывая самодельный жетон от Вива между пальцами. Мы не можем изменить вещи, которые не можем контролировать, но много чего ещё мы всё-таки можем сделать. Пока Дин Дэвис устраивал бедлам и отвлекал на себя внимание, Эд стучал ему по колену азбукой Морзе, передавая сообщение: есть план, друг в системе, диверсия, ни слова, я сам, ты сам, блок на ремонте.       Информации чертовски мало, но могло быть ещё меньше, не знай он про ремонт того блока, заковыристое название которого, осталось вытащить из своей памяти. А потом понять, где он находится. Но перед этим, ещё надо покинуть камеру. И разобраться с охранниками. Да-а-а, работы ещё непочатый край.