Пара для пришельца

      Если верить расписанию, по которому зажигают и приглушают свет, то Лиам провёл в своей новой комнате уже две недели.       Он и малыш разделили ограниченное пространство, чтобы особенно не сталкиваться, ведь в первые дни Вив шарахался от своего соседа как от чумы. Смотрел золотыми глазами испуганно, сжимал маленькие кулаки и дёргался от каждого резкого движения мужчины. Так женщина дёргается, вжимает голову в шею, когда её жестокий муж тянется за газетой или солью. Лиам и сам чувствовал себя угрозой от такой реакции малыша.       Он отодвинул двуспальную кровать в дальний угол вместе с тумбой и сундуком, чтобы пришелец мог спать спиной к стене, хотя спал тот всё равно плохо. Своё место для отдыха он соорудил из сложенного вдвое одеяла прямо под зеркалом, а другую тумбу поставил в ногах, чтобы было хоть какое-то препятствие между ним и дверью. Для чего же ещё? Никаких личных вещей у него не появилось. Грэйс, скорее всего имела в виду что-то другое, когда говорила про плюшки, ведь за простое следование установленному порядку и расписанию он ничего не получил. От него ждали другого. И не только от него.       Каждый день Вив покидал камеру до завтрака, а возвращался через час раненым и испуганным. Его били по конечностям, ещё спине, и никогда по лицу или животу. Хоть он не получал серьёзных увечий, но мучители специально заставляли его страдать, удар за ударом нанося по уже существующим ранам и ссадинам, делая их незаживающими.       Лиам всё ждал, когда настанет его очередь. Когда его станут жестоко избивать. Но ждал он зря. Человека по каким-то причинам никто не собирался мучить. Он даже рискнул спросить об этом у, кажется, самого спокойного охранника со шрамом на лице, который появлялся время от времени на подмене, ведь явно работал в другом блоке.       — От тебя ничего не зависит, — коротко ответил он.       Добиться более полного ответа не вышло, так что малыш страдал в одиночку, и от этого сердце сжималось. Он много плакал днём, жалея себя, поначалу слишком напуганный, чтобы подпускать к себе человека, а ночью — кричал во сне, мечась по кровати как в припадке. Лиам всё время просыпался в тусклом приглушённом свете, едва успев отрубиться, чтобы его успокоить. Сначала только словами, но брат Вива оказался прав — малыш и вправду оказался очень доверчивым. Или его психика не выдержала бы в ином случае. Ему нужна была поддержка и помощь, а Лиам оказался тем, кто мог их дать без скрытых мотивов.       Он обрабатывал ссадины в одних и тех же местах, успокаивал мягким голосом, дуя на раны, как ребёнку, чтобы не так уж щипало, пока пришелец дрожал и ойкал, дёргая хвостом от боли. Взяв на себя заботу об этом бедном пришельце, которому не повезло гораздо больше, чем ему самому, Лиам легко забыл обо всех своих проблемах. Хоуп была права. Даже похищенный, сидящий в изоляции он спокойно вдыхал пары спирта, когда смачивал в нём ватный тампон или бинт, и совсем не хотел опрокинуть хоть глоток. Какой там глоток? Он слишком занят, помогая Виву, который с каждым днём всё больше полагается на него.       Жаль, он не мог рассказать об этом Хоуп. Он хорошо представлял, как она убирает короткие волосы за ухо и пыхтит своей одноразкой, выдыхая ароматный пар со вкусом колы, дыни или попкорна, следя за камерами в квест-комнатах, где копошатся люди. Она отвечает на их вопросы по рации, даёт подсказки и голосит, когда посетители начинают ломать детали, не имеющие отношения к квесту. Наверняка, в первые недели она звонила ему по пять раз на дню, стараясь найти своего подопечного. Что военные сказали ей? Что он на секретной миссии? Что он погиб? Или сделали вид, будто ничего о его судьбе не знают?       Ушёл в самоволку.       Пропал без вести.       Возможно, его лицо появилось на листовке на доске объявлений на входе в квест-комнату с надписью "Вы меня видели?". Даже находясь в световых годах от своего куратора с мизерными шансами вернуться назад для Лиама не было ничего хуже, чем представить, будто Хоуп поверила в самое простое объяснение для АА.       Он сорвался.       Ушёл в загул.       Пропал с радаров АА, слишком пристыженный, чтобы появляться там с нулем. Снова ноль дней. Так обычно и бывает с бывшими алкоголиками и наркоманами, ведь трезвость — это не какая-то конечная точка. Это вечный процесс. Это как протекающий кран, который надо постоянно чинить, а он в ответ просто не течёт. Сложнее, чем каждый день что-то делать, только стараться каждый день что-то НЕ делать. Если бы только он мог рассказать Хоуп, что взял себе подопечного, как она и хотела, поэтому не может теперь позволить себе расслабиться, слишком занятый защитой малыша.       Поначалу его собрались морить голодом, помимо всего прочего, но Лиам смог решить этот вопрос, делясь едой. Когда он понял, что приёмы пищи сокращают, выдавая порцию, которой хватало только на ребёнка без аппетита, то вообще отказался есть. Вив делал круглые глаза и, как по правилам этикета, отказывался от еды, но в конце концов соглашался, смотря благодарно, улыбаясь робко чёрными пухлыми губами. Лиаму нравилось видеть эту улыбку, хотя желудок изнывал от пустоты всё громче и громче. Очевидно, в планы наблюдателей не входило морить голодом не того. Они поигрались ещё, не общаясь словами, а только поступками, и до них дошло, что кормить мужчину без пришельца не получится. Тогда и Вив стал получать свою пустую кашу с парочкой овощей. Всякий раз они садились вместе на кровать и ели рука об руку, редко сталкиваясь локтями.       Они обменивались незнакомыми словами как дети ценными фишками. У Лиама никогда не было способности к языкам, но он, покрываясь мурашками, старался запомнить нитзенские слова, какие напевал ему малыш. Как будет ложка? А вилка? Как поблагодарить за еду? Он старался повторять, но по тому, как пришелец покачивал головой, понимал, что получается у него неважно. Вив смеялся, когда мужчина рассказывал ему про поездку Хоуп в Исландию и её познания в местном языке — куратор выучила только самое важное: "Меня зовут Хоуп. Я заблудилась. Я замёрзла. И я очень хочу кушать".       Лиам старался много говорить, забивать все неловкие паузы или молоть что попало ночью, когда Вив снова и снова в ужасе просыпался насквозь мокрый от кошмаров. От реальности, которая ждёт его совсем скоро, утром. Он уже гораздо быстрее понимал сказанное, заучив новые слова, но ответы его были короткие и неправильные, как у европейцев, что посещали США без знания языка и не знакомые с культурой маленькой беседы.       В полутьме комнаты ночью, Лиам взбирался на кровать, ложился поверх одеяла и держал малыша за вспотевшую дрожащую ладонь, пока рассказывал про Землю всё подряд, вообще не стараясь держать какой-то темп повествования. Пришелец крепко держал его руку, впиваясь чёрными ногтями в ладонь, и одновременно с тем, как хватка маленьких пальцев слабела, голос мужчины затихал. Тогда Вив начинал сопеть, проваливаясь в глубокий сон от такой колыбельной, даже двигался в его сторону, и не возражал если до утра мужчина оставался с ним, отгоняя все кошмары.       Несмотря на сложившееся доверие, малыш всё ещё хранил тайну по поводу причины их совместного пребывания здесь. Время от времени динамик транслировал какое-то сообщение, от которого Вив зажмуривался, закрывал уши руками, а после обязательно начинал плакать. Тогда Лиам долго-долго его успокаивал, стараясь попутно расспрашивать, но малыш только качал головой, говорил “я не могу” и “это неправильно". Приходилось думать самому. На вопросы Лиама никто не отвечал, только улыбались в ответ, и он начал кое-что подозревать.       По сути они живут в спальне с одной кроватью. Это очень ограниченное пространство, которое обязано сблизить людей. Выходит, такая цель есть, но для чего? Судя по пыткам, которым подвергается его сосед, у него есть что-то такое, чем он не хочет поделиться. Какая-то информация? Наблюдатели знают о его ориентации, возможно, у Вива тоже есть склонность к мужчинам, но людям, и они ждут, что они образуют пару. Тогда, по идее, Лиам мог бы выяснить ту самую информацию.       Но мужчина знал, что это плохой ответ, потому что подходит не по всем параметрам. Почему не выяснить это другим способом? Почему не пытать его жёстче, чтобы он раскололся? А главное — зачем ради этого их восьмерых везти чёрт знает куда? Нет, это что-то другое. Что-то неожиданное. Речь ведь идёт о пришельцах, а Лиам толком ничего о них не знает из-за короткого ломаного английского из уст малыша. Это же существа из другого мира, у них может быть совсем другая логика, не быть её вовсе в человеческом понимании, или он просто не знает какого-то факта, чего-то само собой разумеющегося, что не даёт красочной мозаике сложиться в картинку.       С каждым днём в комнате становилось всё холоднее, спать на полу становилось сложнее, особенно ночью, и Лиам мучился чувством вины, когда в глубине души радовался кошмарам малыша, ведь тогда он мог спать на кровати, хоть и поверх одеяла. Там в самом деле было ощутимо теплее.       В попытках согреться он занимался, заново наполняя сдувшиеся мышцы. Когда градус недоверия между ними снизился, мужчина принял решение научить малыша некоторым приёмам самообороны, на всякий случай. Удар у него был совсем слабый, тело лёгкое, но он был довольно быстр. Это тоже можно использовать, только иначе, поэтому Лиам научил его самообороне для женщин. Показал болевые точки, как по ним бить и всегда повторял — “а потом беги”. Бегал он хорошо, двигался рывками. Ноги, хоть и тонкие как у цапли, у него были сильные. Но, конечно, качался Лиам в одиночку, ведь на малыше живого места не было. Сам же он потихоньку приходил в прежнюю форму. Он никогда не был качком вроде Алекса, но точно был сильнее среднестатистического мужчины.       Алекс. Дин. Шэлби и Гейб. Эд и Юкио. Все они где-то здесь. Когда его водили в душ каждое утро, Лиам внимательно осматривался, пытался расшифровать надписи на дверях, ведь египетские рисунки, видно, даже очень подходили по смыслу. Дверь после его комнаты с глазом и молекулой — ясно, что там учёные, наблюдатели, а с глазом и автоматом — охранники, ещё был душ, прачечная и кухня, но остальные картинки на дверях в длинном коридоре не имели для него смысла. Он не знал, что это такое изображено.       Судя по всему, это была закрытая система, работающая только на него с малышом. Лиам ни разу никого не видел в коридоре, входящего или выходящего из комнат здесь или покидающих их отсек. Но кое-кто лишний здесь побывал — однажды утром он обнаружил на вентиле в душевой белые хлопья мыла, будто кто-то специально потёр брусок о металл. Так он понял, что где-то совсем рядом, скорее всего, даже в соседнем отсеке находится Эд. Кто ещё был умён настолько, чтобы как-то незаметно испортить свой душ, вынудить охранников отвести его в другой и оставить послание, которое сможет заметить только другой пленник?       Ежедневные помывки были обязательными, Лиам как-то попробовал не пойти — его выволокли и пообещали помочь спинку потереть, если он не сделает это сам.       Ему нравилось думать, что Эд где-то совсем близко, и друга можно будет быстро захватить, когда вырисуется план побега. Или это Эд его захватит, когда придумает что-то простое и гениальное в своём стиле.       А пока, помимо упражнений, Лиам развлекался как мог. Он "проводил уроки языка и культуры" минимум трижды в день. Так он называл ту самую болтологию, коей занимался неустанно, а со временем Вив смог включаться в монолог. Они обсуждали некоторые темы и понимали, насколько разными народами являются. Малыш всё никак не мог понять концепцию существования военных.       — Такие, как я, нужны для защиты границ.       — Полиция! — поднял палец вверх Вив, а милый хвостик его тоже выпрямился, ведь был таким же эмоциональным как хозяин. Он сидел на заправленной постели, поджав под себя ноги.       — Нет, полиция защищает граждан друг от друга внутри страны, — сказал Лиам и, крутнувшись вокруг своей оси на стуле, вздохнул.       Это не поможет. Концепцию стран, границ и разделения малыш тоже не понимал. На его планете было единое государство на шести материках, разделенное только океанами и морями, население которого говорило на одном языке.       — Не понимаю, — ожидаемо ответил Вив, помотав головой, и подался вперёд, как всегда внимательно ловя каждое слово.       — У нас в обществе нет ничего общего. Общества разные, людей много, идёт борьба за ресурсы. Нас уже восемь миллиардов.       — Восемь миллиардов, — зачарованно повторил он, округлив глаза.       Они уже сопоставили меры измерения, системы исчисления, которые оказались схожи. Очевидно, пришельцы изначально тоже использовали то, что всегда было рядом для счёта — пальцы.       Вив с трудом мог поверить в восемь миллиардов человек на планете в четыре раза меньше чем Нитзен, где в самые лучшие времена никогда не жило больше трёх, а сейчас цифра постоянно колебалась в пределах одного. По словам малыша, уже очень давно появилась тенденция сокращения мужского населения. Вроде они пережили ужасную пандемию, страшнее чумы средневековья. С каждым поколением мужчин становилось всё меньше, а большинство тех, кто есть — стерильны. Рождаемость во много раз меньше смертности, население планеты резко сокращается. Недостаточно рабочей силы для добычи полезных ископаемых. Нужны были серьезные меры.       Тогда, два года назад, и произошёл первый контакт с людьми, там, в Вермонте. Перенаселение, истощение ресурсов, голод — данные для нитзенцев невероятные. И хорошие. Похоже, людей даже не придется упрашивать "переехать", чтобы увеличить население Нитзена. Теперь основные силы направлены на то, чтобы строить дома в колонии или строить корабли для колонистов, ведь к власти пришла космическая программа.       — Теперь всё решают они. Кто над чем будет работать. Куда бюджет тратить. Тогда и начались странности в… — вдруг Вив прервал сам себя и зажал рот руками. Оглянувшись исподтишка, будто мог заметить все камеры и динамики, едва заметно покачал головой, призывая не спрашивать. Он явно испугался своей оплошности, поэтому Лиам поспешил сменить тему.       — Интересно, как перевезти сюда столько людей…       — Сколько получится после теста, — пожал плечами Вив. — Я вижу, будет не так много. Все, кто не пройдут тест, не полетят.       — Что за тест? — заинтересовался Лиам, перестав крутиться на стуле.       — На… — малыш долго подбирал слово и смотрел исподлобья, когда произнёс, — нормальность. Убиваете друг друга на Земле за деньги. Потому что разного цвета. Потому что кланяетесь разным суевериям. Из-за любви, что считается плохой. Нитзен не примет таких людей. Только нормальных. Большая часть — младшего возраста. Чем младше тем лучше.       Лиам осознал задумку. То есть, пришельцы хотят предложить лучший уровень жизни только лучшим из людей, а все остальные хоть умрите. Очень по-человечески.       — Как думаешь, нитзенцы и земляне могут завести ребёнка, или мы слишком разные?       Почему-то малыша испугал этот вопрос, он вцепился в покрывало и заёрзал на месте.       — Нет. Хочу, чтобы нет.       — Но почему? — удивился мужчина. — Это же было бы хорошо.       — Не хорошо. Это плохо. Так нельзя. Если да, всех заставят.       — Но… — растерялся Лиам, — как можно заставить? Это репродуктивное насилие. Так нельзя. У нас практикуют подобное в странах третьего мира, и не только. Неужели у вас тоже такое есть?       — Будет, если поймут, что можно.       — Это ужасно.       — Ты против? — спросил он, а золотые глаза распахнулись увлажнённые, глядя с надеждой.       — Конечно против! Это бесчеловечно. Хоть женщина, хоть нитзенка — это не инкубатор. Нужно много здоровья потратить, чтобы вырастить ребёнка внутри себя, не говоря уже о потраченном времени и других неудобствах. Это должно быть добровольное взвешенное решение. Оно же повлияет на всю жизнь!       — Хорошо, ты так считаешь.       Лиам только хотел его поправить, как мужчину перебил голос из динамика с уже знакомым на слух сообщением. В этот раз Вив не стал дожидаться конца, а вскочил и стал яростно "петь" в потолок.       Сжав руки в кулаки, Лиам опустил голову, чтобы в который раз увидеть гусиную кожу на предплечьях, а мурашки от головы разбегались вниз по всему телу. Казалось, он чувствует каждую ноту, и от этого сладкие волны сковывают мышцы. На нитзенский язык у него неожиданно обнаружился каменный стояк. Он чувствовал что-то подобное в школе, когда изучал французский, и тогда старая жаба-преподавательница казалась ему не такой мерзкой, но сейчас в миллион раз сильнее. Малыш иногда такие выступления закатывал, когда злился или был расстроен, что Лиам не знал куда себя деть. Его мелодичный голос вибрировал внутри головы, заставляя тело размокать как картонная коробка во время ливня, а внизу напротив всё твердело.       Самое забавное, что Вив его абсолютно не привлекал как мужчина. Он был слишком маленьким и несчастным, с большими оленьими глазами. Лиам таких не любил, ему нравились повеселее и покрепче, которые могли возбудить парой движений своего тела. Малыш же явно был слишком зажатым, стеснительным и неопытным. В переводе на земные года ему только недавно исполнилось девятнадцать. По секрету он признался, что целовался всего дважды. Конечно, некоторым даже очень нравится раскрепощать и показывать всё новое таким вот малышам, но как для Лиама — отдачи маловато. Он же не будет спермой из ушей истекать, пока ласкает обычно неподвижное тело девственника! Пока раскрутишь таких хоть на что-нибудь, семь потов сойдёт.       "Это я себя убеждаю?" — спросил он сам себя, ощущая пульсацию в паху, ведь малыш продолжал свою мелодичную грозную песню, а голос из динамика вдруг начал перебивать его.       Лиам раскрыл глаза шире от удивления. Ему всегда казалось, что то сообщение в записи, и её просто рандомно воспроизводят, но сейчас выходит, что текст каждый раз говорят заново. Значит, ему не казалось, что голос будто другой. Он в самом деле мог быть другим. Но как выбирают момент? Это точно имеет значение. Надо обратить на это внимание. О чём они говорили? О детях. Или может, неважно о чём, а главное, что говорили, проводили время вместе, сближались. Тогда от малыша начинают что-то требовать. Что это может быть?       Вив закончил свою песнь и сел обратно, по-детски обхватив колени руками, устроив на них подбородок. Раскачиваясь взад-вперёд, он успокаивал себя, будто напевал приставучую мелодию под нос, а из огромных золотых глаз катились слёзы. Лиам пересел на постель и распахнул свои тёплые объятия, в которые малыш тут же бросился. Он был щуплым и очень горячим на ощупь, его нормальная температура гораздо выше, чем у землян. Мужчина гладил его по тёмным волосам и качал в своих руках как ребёнка, а тот всхлипывал, вымачивая ткань его чёрной футболки на груди в своих горьких слезах.       В этот раз он не хотел отстраняться скоро, наоборот, цеплялся за своего защитника пальцами. Лиам лёг на спину, всё ещё обнимая малыша, а тот устроился на плече, мгновенно согревая теплом своего тела. Тонкий хвостик обмотал его ногу повыше колена. Они настолько удобно устроились, что проспали вместе всю ночь, пропустив момент вечернего приглушения света. С Вивом было тепло даже поверх одеяла, он ещё никогда так хорошо не спал, и Лиам тоже, ведь ни один из них не проснулся до самого утра.       Малыш смущённо отодвинулся, когда проснулся, и, потирая заспанные глаза, спрятал собственнический хвост за спину. Он смотрел куда-то вниз, пока мужчина потягивался, хрустя костями, тогда Лиам сложился пополам, отвернулся и поспешил встать, чтобы скрыть стояк. Может, у нитзенцев такого нет. Он может не так понять.       — Лиам, — позвал он, но когда мужчина посмотрел на него, то Вив рассматривал свои руки, — я боялся. Теперь знаю, что не обидишь. Ты хороший. Кровать большая. Можно спать вместе.       Если бы спина Лиама могла говорить, она заорала бы от восторга, а он сам чинно поблагодарил, пообещав оставаться достойным доверия.       "Когда я вот так, без секса, лежал в постели с мужчиной?" — думал он, стоя под слишком горячим душем. "Всегда это заканчивалось сексом. Но малыш… просто малыш. Даже представить сложно, что можно заниматься с ним чем-то кроме держания за руки. Всё, что с ним можно сделать, легко записать на видео и показывать детям младшего возраста, настолько он плюшевый."       Закончив водные процедуры, Лиам оделся и без лишнего сопротивления вернулся в комнату, отметив некоторую помятость охранников. Видно, уже успели получить от кого-то из драчунов. Мужчина улыбнулся. Сам бы внёс свою лепту, но план был оставаться одним из самых примерных пленников, наравне с Эдом, который наверняка тоже всеми силами работал на то, чтобы усыпить бдительность охранников.       "Интересно, какой ему достался пришелец?"       Получив два подноса с завтраком, он поставил их поверх зелёного покрывала в комнате. Его импровизированная кровать исчезла сама, а простыни, одеяло и покрывало на спальном месте Вива были другими. Раз в неделю их комнату кто-то убирал: вытирал пыль, менял постель и мыл пол, пока он был в душе, а малыш на пытках. Семь минут. Наверняка здесь толкалась целая бригада уборщиков, но Лиам никогда никого не видел. Только разные цвета белья и запах отдушки моющего давали понять, что здесь кто-то был, а в остальном они складывали всё будто под линейку ровно так, как было.       Значит, они слышали каждое слово и не стали ждать действий от мышек, а ускорили всё сами.       Одна кровать.       Зачем наблюдателям хотеть, чтобы они переспали?       Лиам подвинул подносы и приготовил постоянно пополняющуюся аптечку. Её, наверное, тоже собирали утром, когда меняли полотенца для рук, добавляли туалетную бумагу и зубную пасту, пока их нет, как невидимые слуги. Это не случайность, что он здесь никогда никого не видел кроме охранников. Изоляция. Они хотят, чтобы создавалось впечатление, что Лиам с Вивом здесь совсем одни, хотя это не так. Не может быть так.       К чему всё это?       Когда малыш вернулся, стало понятно, что аптечка сегодня особенно не понадобится — у него добавился только один наливающийся на скуле синяк. Они никогда раньше не били его по лицу. Что-то изменилось? Они перешли к более жёстким методам? Нет, он вернулся гораздо раньше. Вив смотрел в пол невидящим взглядом, маленькие кулаки сжимались и разжимались.       Спустя две недели, сегодня почему-то хватило одного удара. Малыш сдался. Это читалось в опущенной голове, сгорбленной спине в виде вопросительного знака, поджатых губах, хвосте, что волочился по полу, когда он вошёл. Заламывая руки, Вив поднял обречённый взгляд и нашёл своего соседа.       Лиам сразу понял — сейчас он всё расскажет.