Я никогда не

Стучать в дверь его комнаты превращается в модный тренд, судя по всему, и почему-то после не-свидания с Вольфгангом ему даже не приходит в голову ничего кроме того, что тот что-то забыл сказать или, к примеру, сделать — ведь кто знает — и решил снова заглянуть к нему. Они ведь теперь, вроде как, не просто знакомые, а где-то около приятелей. Не друзья, разумеется, но больше не просто принуждённые к общим занятиям. Он распахивает дверь настежь, даже не рисуя за ней мысленно никого другого, кроме Вольфганга, причём в той же одежде, в которой видел его в последний раз, что глупо. Он это понимает. Но ошибается не только в одежде, но и в её содержимом, хотя сердце тут же, судя по ощущениям, пропускает удар, а на лицо вылезает против воли Яна улыбка от уха до уха. Ларс невольно отвечает на неё, пусть изо всех сил и подавляет этот порыв, так что это больше похоже на ухмылку. Он счастлив. Он ожидал постную скучающую рожу и вопрос, что он, блядь, забыл на пороге комнаты, в которой ему делать нечего. — Ну чё, натрахался с ним наконец, мечта сбылась, манда ты тупая? — тараторит он, толкая его обеими руками в грудь и загоняя в комнату, чтобы не дать шанса захлопнуть перед его носом дверь. — Да вообще, проверил всё, что мог, — заверяет Ян, прыгая на него с места, без разбега, так что Ларс падает, хоть и сделав — отдавая ему должное — пару шагов в попытке удержаться, но налетев на край кровати. Счастье, что матрас на пружинах, и они подпрыгивают, как на батуте, а не ломают позвонки о спрессованный поролон. — Ах, ни хуя себе, ты всё распиздел ему, собака, всё, высосал прощение, значит?.. — Ларс осыпает поцелуями его шею, и провода в его голове коротит от запаха кожи. — И потом подумал, что один хуй мне слишком скучно, когда меня не абьюзят, — заверяет его Ян, запуская руки под футболку, и Ларс корчится невольно, подавляя желание их перехватить и вытащить. Это второй раз, когда он позволяет кому-то толком трогать себя, но ощущается ничуть не притуплённее первого, у порога его комнаты. — Ты гонишь? — он отодвигает Яна, держа его обеими руками за голову, буквально сжимая в них, как мяч, и если бы не тело, мог бы дать по нему пинка до ворот. Ян закрывает глаза и понимает, что соображает с трудом, сравнивая это против воли с тем, как Вольфганг взял его лицо в ладони. Ни капли общего. Ему хочется сказать «гоню, пизжу, провоцирую, напрашиваюсь, сломай меня», и он смеётся над собственным бредом, внешне просто улыбаясь, как пьяный придурок. Не то чтобы он был вполне трезвым. — Ты сказал ему про всё? — Да ему плевать, поверь, он делал такую хуйню, которая тебе не снилась. Хотя, зная тебя, скорее всего, ты тоже над таким думал, но ты вряд ли до такого дошёл. Он никому ничего не расскажет, у меня есть на него компромат, — Ян бормочет, едва размыкая губы, а потом падает на него бессильно, потеряв последние остатки воли, стоит Ларсу только отпустить его, и он тут же переворачивается, выбираясь из-под него и залезая верхом. Футболку слишком жалко, и ей в любом случае ни к чему оставаться, следом он стаскивает резинку с волос и так же обваливается всем весом на Яна, губами накрывая его губы и издавая стон, которого от себя не ждал. Вкуснее нет ничего, почему он так этого раньше избегал? Но он всё равно ничего с собой не может поделать и заставляет себя оторваться, придавив взамен рукой горло Яна. — Тогда что я сделал не так? — Не так?.. — Ян на него смотрит настолько тупым и мутным взглядом, даже не замечая, как странно, что он может говорить. — По-твоему, молчать и бегать от меня неделю — это «я всё сделал так»?! — Ларс встряхивает его, так что матрас пружинит. Ян замирает с приоткрытым ртом, но ничего не говорит, закрывая глаза. — Похуй, потом расскажешь, — Ларс, окинув это взглядом, либо решает, что нет смысла ждать связного ответа от кого-то в таком состоянии, либо просто переставляет свои приоритеты по степени значимости и закрывает ему рот своим, раз уж он так пригласительно открылся. Ян не представляет, что с ним не так, но «не-свидание» позволило ему окончательно убедиться в том, что влюблённости — это такой абсурд, когда они основаны буквально ни на чём, кроме преследования человека, который понравился тебе внешне или тем, как он ведёт себя со стороны. Это совсем не тот человек, которого ты представляешь, это тем более не тот, кто тебе нужен, потому что ты понятия не имеешь, каким будет его взаимодействие лично с собой, и он официально может заявить, что взаимодействие с Вольфгангом — это самый скучный акт принудительного фанатизма, который он испытывал. Это даже не было свиданием, так что нельзя обвинять Вольфганга в том, что он не умеет на них ходить, но Ян себе не так представлял и общение с кем-то, кто планирует стать его другом. С другой стороны, у него не было и нет настоящих друзей, так что откуда ему знать? Но вряд ли потенциальные друзья пытаются во всём тебе угодить и в то же время постоянно выглядят так, будто очень-очень пекутся о том, как происходящее между вами воспримут окружающие, то и дело незаметно проверяя их реакцию, поправляя волосы или одежду, триста пять раз отходя в туалет и возвращаясь свежее и краше, чем до этого. Ян хочет сходить на свидание с Ларсом. Или даже хотя бы на «не-свидание», но именно с ним, потому что что-то подсказывает ему, что тот не станет предлагать ему выбрать из шести вариантов фильма после боулинга и пиццы, а потом описывать все вкусы сиропа для попкорна, чтобы к фильму добавить. Он заставит его смотреть то, что хочет сам, или наоборот — согласится на всё, что Ян сам захочет, и будет скулить весь сеанс. И Ян тупо улыбается, представив это через приятное головокружение, которое вызвано затянутым на шее ремнём, за другой конец которого Ларс держит его, как собачий поводок. Рожа у него та ещё, потому что под контролем её держать, когда он видит Яна голым абсолютно, на четвереньках на полу, между его ног, невозможно. Он этого никогда не пробовал, и это не казалось особо интересным, искренне, и он снова ненавидит себя за то, что так ошибался. — Зачем тебе вообще образование, — бормочет он, отставив свободную руку назад и опираясь на неё, запрокидывает голову и закусывает губу, чтобы сдержать какие-то нечленораздельные звуки. Нужно просто подождать, пока слова как-то сформируются, чтобы звучать приемлемо, — ты можешь посвятить свою жизнь порнухе. Ян с его членом во рту и в руке абсолютно согласен, чавкая и хлюпая, стараясь запомнить происходящее вплоть до доли секунды. Он понятия не имеет, как это делать вживую, а бананы и огурцы как-то не отличались способностью к конструктивной критике, но Ларс не жалуется, а, вроде как, напротив — хвалит, так что он однозначно идёт к успеху. Порнуха, если искренне задуматься, тоже жанр кино, мама должна будет похвалить его за то, что пошёл по её стопам. Почти по тем же самым. Только вокруг неё не было обслюнявленных голых членов. По крайней мере, Ян о таком не слышал. И чего он не ожидает, так это что Ларс сразу после потянет его с колен на свои, отпуская ремень и обхватывая лицо руками, чтобы засунуть язык в рот и поцеловать так глубоко, что почти до горла им достаёт. Одна из миллиона вещей, которые Ларс как раз мечтал попробовать, когда был «по другую сторону», в отличие от самого минета в качестве получателя. Ян то ли стонет, но слишком тихо, то ли мычит, но слишком громко и долго, так что он приходит к выводу, что это скорее мурлыканье, и когда роняет его на подушки, разъезжающиеся тут же в стороны, вдруг ловит себя на том, где он. Он же в его комнате. И Ян лежит, как резиновая кукла, с которой можно сделать всё, что вздумается, сам об этом не подозревая и только тяжело дыша от восторга, с какой нежностью Ларс поглаживает его по лицу, а затем заправляет отросшие прядки за ухо и тут же легко щипает за подбородок, снова вынуждая подставить рот и открыть его для влажного липкого чмока. Он даже не догадывается, к чему это всё ведёт. У Ларса план, и он почти уверен, что знает, как добиться его исполнения, даже если теперь ему нечем шантажировать. Ян поражается невольно тому, какой он вдруг стал ласковый до неузнавания, но не жалуется и решает брать от ситуации всё. Они наконец целуются и не потому, что он под давлением или потерял над собой последний контроль. Он всё соображает, ну, или почти всё, и Ларс всё равно целует его и не орёт, как резаный, стоит обнять его за шею и притянуть ближе. Всё, как в идеальном сне. — Я не против делать всё, что ты хочешь, даже если ты не будешь мне угрожать при этом, — стоит Ларсу отстраниться, а Яну испугаться, что вот и закончилась сказка, заявляет он, уронив руки на подушку рядом с собой, как будто перед полицейским поднял их в знак безоружности. Может, он переборщил с руками, и Ларсу это скоропостижно надоело. — Почему? — спрашивает тот, стараясь соображать рационально. Получается плохо, но он дал себе слово, что не поддастся на манипуляции теперь, когда у него отняли оружие. — Почему ты пришёл, хотя тебе нечем меня шантажировать? — Ян решает приподняться на локтях, и Ларсу, чтобы не отстраняться, приходится повернуть голову. Теперь они слишком близко. Неприемлемо близко, повернув головы друг к другу, чтобы при этом не целоваться. Они почти вот-вот бы, но нет. От его слов даже дыхание задевает Ларса напрямую. — Потому что я знаю, что тебе это нравится, и ни хуя ты не жертва, боги, кому ты гонишь, — он морщится, подавшись чуть-чуть вперёд и пытаясь его ткнуть губами в губы, но Ян чуть-чуть запрокидывает голову, уворачиваясь, но не отворачиваясь. Вдруг он не так поймёт. — Потому что это ты, потому что мне вообще-то не с кем угодно это бы понравилось. Ларс чуть не прикусывает себе язык, едва не ляпнув «Ой, да ладно, не с кем угодно». А через мгновение пугается собственного испуга. С какой стати он испугался, что если скажет это, Ян обидится? Ах, да… Потому что естественно бояться, что он обидится теперь, когда рычага давления на него не осталось, и он может просто послать его вон из комнаты и никогда больше не заговорить. Когда он так близко к его заднице, что Ларс себе просто не простит, если это произойдёт из-за его чрезмерно длинного языка. Нет, думай, Ларс. Скажи что-нибудь, что пойдёт тебе на пользу, а не во вред. Думай! Не будь дебилом! Ян за время, что он истерически подбирает слова в голове, успевает испугаться сам, увидев на его лице пятьсот оттенков паники — от шока до ужаса, к раздражению и затем к гипервентиляционному неврозу. Он сбавляет тон ещё сильнее, почти сделав его шёпотом: — Типа, почему мы не можем просто встречаться? Без шантажа? И я добровольно буду делать всё, что ты хочешь? — А тебе-то это на фига? — вырывается у Ларса с такой рожей, будто это самый дебильный бред, что он слышал в своей жизни. — Потому что ты красивый, — выдаёт Ян ответ ещё тупее, чем было предложение. — …у тебя бред, что ли? Ну, всё, всё потеряно, можно было не стараться, Ларс не в состоянии натянуть на себя ни костюм овцы, ни, видимо, костюм волка, потому что тупая овца он в душе и есть, и не более. — Но ты хотел бы? Со мной. Встречаться, — Ян пытается реабилитировать ситуацию, ненавязчиво касаясь его бедра своим так, будто просто пошевелился от нечего делать, но на самом деле надеясь спровоцировать какую-нибудь реакцию, которая реализует отток крови от мозга и сделает разговор проще. — Ты ходил сниматься со своим кумиром, если мы здесь всё правильно понимаем, — Ларс садится, оттолкнувшись от подушки руками и прихватив за собой покрывало, чтобы прикрыться. Всё плохо, судя по всему. Ян решает наплевать на это событие, только сдвинув колени, но продолжая лежать, приподнявшись на локтях. Может, подействует. Никогда нельзя отчаиваться. Когда достигаешь дна, из вариантов — только оттолкнуться от него и возвращаться к поверхности. — И мне не понравилось. Ты красивее. — Хорош пиздеть, это раздражает, — совсем протокольным тоном припечатывает Ларс и морщится. — Я серьёзно. Может, он был обалдеть каким издалека, но вблизи… — Ян качает ногой, и вот это начинает отвлекать, потому что взгляд Ларса то и дело с его лица соскальзывает. …он, что ли, был котом в прошлой жизни и тупо не выносит концепцию бантика на нитке. Ян ногу останавливает, чтобы проверить. Взгляд мгновенно возвращается к его лицу. — Вблизи что? Совершенная, блядь, кожа, неебаться какие глаза и нереально белые зубы? — И мерзкий одеколон, который воняет смесью освежителя воздуха для туалета в боулинге и морской «Пилы». И его волосы кажутся жирными, потому что они то ли сами по себе такие слипшиеся, то ли он их чем-то брызгает или мажет. Ларс на него щурится, и Ян снова начинает качать ногой, но в этот раз другой. Ларс тупеет, и это становится уже вопросом принципа. — Он немного похож на хуя из «Секретов Грандбурга», ты не замечал? На экране вроде бы обалдеть какой пиздатый, но где-то к двадцатой серии он заёбывает тебя тем, что он как нарисованный, причём гипертрофированно. Огромные глаза, слишком маленький нос, огромные и слишком красные губы, слишком белые зубы, причём как у лошади, слишком выпирающие скулы и впалые щёки, слишком квадратная челюсть и такой же подбородок, и всратая ямка на нём, как будто его пластический хирург родил от куска силикона. — Ты пытаешься взять меня лестью? Ты реально думаешь, я поведусь? — Ларс недоумевает, но в итоге кладёт ему ладони на колени и останавливает ногу. Ян бы предпочёл, чтобы он остановил их в раскрытом виде, а не сдвинутыми. — По твоей логике, если всё, что делает его охуительно красивым, на самом деле тебе не нравится, то я — прямо икона. — Я бы не сказал, но зато тебе идёт глаза красить, а ему бы не пошло ни разу. Как джока попросили бы сыграть всеми непонятого грата в фильме для «нетаких». И у тебя адски пиздатая новая куртка. Ларс собирается сказать что-то ещё, но после куртки хватает воздух ртом вхолостую и закрывает его почти совсем, но всё ещё думает, нахмурившись. — И мне нравится эта родинка, — тыкает Ян пальцем, вытянув руку полностью, в его лицо, пятно в форме кривой фасолины. Вроде бы овальное, но вроде бы и нет, но слишком вытянутое, чтобы быть кругом, но кособокое, и на идеальный овал не похоже тоже. Ларс его хватает за руку машинально, и Ян округляет глаза, решив, что вот тут переборщил, перешагнул некие барьеры и сейчас получит по полной, но не так, как хотелось бы. Но Ларс ему руку ломать не торопится, просто убирает её, сжав кисть отчасти со злобой. — Я не умею встречаться. Я никогда ни с кем не встречался. — И меня, блядь, побеждает твоя честность. Прямо душу мне выматывает, клянусь, — Ян заверяет его со страшными глазами, и Ларса это наконец смешит. Ян улыбается в ответ. — Я не буду врать, если мне будет скучно что-то слушать или чем-то заниматься. Со мной хуёво встречаться. — Ты никогда этого не делал. — Потому что я знаю, что это будет хуёво, и в итоге мне будет хуже, потому что я и не претендовал, а потом я окажусь виноватым, и мне в душу насрут за то, что я, блядь, не оправдал чьих-то ожиданий. — Тогда мы будем делать то, что захочешь ты. — Тогда я в итоге всё равно окажусь сукой, потому что мы будем всегда делать только то, что хочу я, и тебя это будет бесить, — Ларс отбрасывает его руку в итоге и встаёт с кровати, стаскивая покрывало за собой, дёргая не без психа, когда оно застревает, заткнутое между стеной и матрасом под его край. Ян тоже садится, подтягивая колени к груди, но не останавливает его на пути к ванной. …очевидно, у него встал. Плохо то, что он предпочтёт дрочить в чужой ванной, чем согласиться на то, что ему предложили, чтобы позволить с этим разобраться Яну. — И ещё мне на хуй не свалилось, чтобы кто-то делал то, что я хочу, не потому, что они тоже этого хотят, а потому что делают мне одолжение! — добавляет он уже из-за двери. Ян морщится, вдумавшись во всю эту тираду. У него осталась только одна идея. — Ты собираешься дрочить у меня в ванной? — Нет, я жду, когда само пройдёт, боги… — Ларс раздражённо отгавкивается и бессильно вздыхает. — Тогда выйди на минутку, серьёзно, я только покажу тебе кое-что и можешь продолжать, я не буду тебя держать. — Как будто ты можешь меня удержать от чего-то, — но Ларс открывает дверь, приподняв одну бровь и выглядя крайне скептично. Покрывало почти выпадает из руки, которая едва не разжимается от смеси шока и испуга. И не только их, видимо. — Я подумал, раз ты читал роман, ты должен это помнить. Или тебе такое не нравится? — Ян убирает руки назад, взявшись одной за запястье другой. — К… Как, блядь, это решает вопрос о встречании и вообще касается его?.. — Ну, мы можем делать то, что хочет каждый, по очереди, там, не знаю, я хочу на выставку, а ты хочешь куда-то ещё, и если тебе будет скучно на выставке, ты скажешь мне об этом, но мы останемся, потому что мне нравится, а ты хочешь, чтобы мне было интересно, а потом я тебе за это заплачу?.. Это же не в ущерб мне, я тоже это люблю, так что мы оба получим то, что хотим. Я обещаю, ты не пожалеешь. — Я не слышал половину. Может, больше, — Ларс физически не может поднять взгляд выше резинки колготок, у которых нет части, что закрывала бы зад и перед. Это просто пояс, соединённый широкими кусками розовой сетки на бёдрах с чулками. По-другому мозг это не воспринимает. Но это почему-то хуже, чем были бы просто чулки. Наверное, из-за иллюзии, что живот прикрыт, и бёдра по бокам тоже, но затем мозг сам по себе рисует вид сзади, если спереди он абсолютно открыт. — Мне нравится, что ты прекращаешь слышать, когда тебе показывают голых мужиков, — Ян делает шаг вперёд и сопротивляется искушению попробовать отнять у него покрывало. Ларс задерживает дыхание и округляет глаза от приближения всего этого. В его поле зрения теперь оказывается голая грудь, и она, как и лицо Яна, криминально молочного цвета с лёгким розовым оттенком и то не везде. Ян пользуется моментом и, подойдя почти совсем вплотную к щели в дверях, в которой Ларс застрял, проводит тыльной стороной руки по его щеке. — Я приятно пахну?