Я никогда не

Это немного странно. Ларс уверен, что не сделал ничего такого, что прямо выходило бы за рамки допустимого. То есть, разумеется, сделал, но если оценивать относительно того, что он делал до этого, то ничего, что выходило бы за рамки того, что вышло за рамки до этого, не делал абсолютно точно. Как-то так, не так ли? То есть он понимает, что всё плохо, но не хуже, чем было, когда он засунул однокурснику банку в анус. Было весело. Было же, правда? Ему было очень. Он плохо помнит последнюю четверть происходящего, но к моменту, как пришлось искать какую-нибудь слишком большую ему футболку, чтобы надеть на Яна и вытолкать за дверь комнаты, он протрезвел почти окончательно. Он был настолько трезвым, что помнит, что футболки у него такой не было, нашлась только толстовка, которая вообще не его, а Саймона, и он просто спёр её в конце лета из вредности, а теперь она пришлась как нельзя кстати. К тому же, просто вытолкать Яна за дверь не получилось, это было довольно странно, и сам Ларс не был уверен, не кончится ли это чем-то ещё страннее, а он сам — за решёткой за убийство по неосторожности. Он вёл себя необычно. Необычнее, чем до этого, и похоже было немного либо на лёгкий приступ эпилепсии, хотя о них Ларс мало что знает и не поручился бы, либо на какие-то спонтанные конвульсии, как у людей с синдромом Куретта. Без матов, выкриков и прочих симптомов, только совершенно случайные подёргивания рук, плечей, головы. И Ян не то чтобы делал это нарочно, потому что выглядел смущённым всеми этими вздрагиваниями, так что натянул капюшон чужой толстовки и обнял себя же за плечи. — Я думаю, я лучше провожу тебя. До комнаты, — посмотрев на это всё и прикинув, что лучше — потратить лишние пять минут или потратить несколько десятков лет за чужую необъяснимую смерть при том, что на его теле найдут типа сто процентов ДНК Ларса, он предпочёл первое. Ну, и потом было ещё чуть более странно, потому что Ян кивнул было на это «предложение», хотя это не было предложением, и варианта отказаться у него тоже не было, но Ларс решил его не поправлять. Он просто решил открыть дверь, потому что Ян дико тупил и не открывал её сам, и потянулся к ручке для этого, так что наткнулся на него чуть-чуть, и Ян к ней прижался всей спиной максимально возможно, закрыв глаза. Он просто его задел. Но это было так близко, что здравый сарказм Ларсу тоже отказал временно, или всему виной фачаран, или это были побочные эффекты недавней физкультуры, но ему в ноздри просто ударил чужой запах. Он даже не знает, запах чего конкретно. Наверное, пота и спермы, кожи и слюны, какой-то очень горячий и вызывающий страшное слюноотделение. Чуть не капнул на пол, вовремя успев закрыть рот, который сам по себе открылся в ответ на это. Зубы зачесались укусить за чужую шею, которую толстовка не прикрывала. Ларс, как он сам и заметил, слишком часто склонен поддаваться импульсам, а потому так и сделал, разинув рот так, будто собирался вырвать зубами трахею, но вовремя ослабив давление и не откусив по настоящему. Ян очень сомнительно вздохнул, встав на цыпочки и ёрзая спиной и затылком по двери, хотя на попытку вырваться не было даже отдалённо похоже, даже если учесть, что после этого он вцепился руками ему в одежду и волосы. Он не пытался при этом за них потянуть, чтобы оторвать от себя. Откуда Ларс знает это и так уверен? Он сам задался этим вопросом, обдумывая произошедшее, и ответ тому: ну, типа, у него был кратковременный опыт с историком, который действительно напрягся, чтобы его от себя оторвать. И это было совсем не точно так же, и даже близко не напоминало. Ян его отцепить от себя не пытался. Ну, а потом как-то так само собой получилось, что обсосав всю его шею и чуть не откусив ухо с усердием, которое вложил в его облизывание, он научился целоваться, потому что Ян тоже не очень оставил ему выбор, держа обеими руками за голову и нагнув её так, что было не увернуться. Он мог бы. Если бы постарался, он бы смог вырваться. Он просто не вырывался, удивляясь, что поцелуи совсем не похожи на то, что было в кабинете историка или в кино, откуда он таких идей нахватался. А потом они случайно ещё раз перепихнулись у порога его комнаты, и он воспользовался гостеприимством Яна, кончив глубоко внутри него, ощущая при этом странную иллюзию отсутствия границ собственного тела. Из-за подскочившей температуры сложно сказать было, где ещё его части тела, а где уже чужие, говоря даже о прижатых друг к другу грудных клетках или сплетённых шеях в попытке как будто всё же хлебнуть из артерии. Он почти точно помнит, что потом ему пришлось собирать Яна с пола, вытирать с его бёдер вытекающую сперму не без розовой примеси крови, убеждаться, что она не становится ярче или не течёт сильнее, одевать его и почти держать самому, потому что устойчивостью на двух ногах тот обладать как-то перестал. — Нет, я точно отведу тебя. Ты вообще слышишь меня? Ты настолько в ничто, что ли? Не может быть, что ты до сих пор не проветрился, — Ларс вообще не из тех, кто признаёт свои ошибки, но в то же время не отличается упрямством дебила, которое способно завести его в реальные проблемы. Ян напоминал реальную проблему или что-то на грани. Так что он подумал, пощурился на него, рассматривая совершенно бестолковый взгляд и пластилиновые конечности, а потом отошёл только затем, чтобы вернуться с полуторалитровой бутылкой минералки. — Ты меня слышишь? — повторил он, тупо приложив холодную бутылку к горящей румянцем щеке, и Ян шарахнулся. Он реагировал, в этом Ларс был уверен. Из комнаты, где осталось мятое, грязное и в целом убитое покрывало на полу, в спальню начал проникать холодный воздух, и душная смесь перегара с телесными жидкостями стала постепенно выветриваться. — Давай, не смей упасть в обморок или ещё чё. У тебя обезвоживание, без вариантов. Ты очень мутный. На, глотай, — он открутил бутылке пробку и надавил горлышком Яну на воспалённые губы вдвое больше размером, чем они реально всегда были, но на всякий случай вторую руку подставил под его голову, чтобы ненароком не утопить в паре капель. Ян опять дёрнулся на слово «глотай» и не без улыбки проглотил, сколько пришлось, пока бутылка не убралась. Стало лучше. — Сколько пальцев? — Ларс, пощёлкав у него перед лицом пальцами, помахал перед ним ладонью и согнул несколько, показывая три случайных. Ян успел удивиться, судя по лицу, таким навыкам мелкой моторики, но потом не ответил вслух, а показал в ответ тоже три своих. Не в такой комбинации, но тем не менее. В общем-то, после этого ничего и не было. Он просто убедился ещё раз, что Ян в сознании, что он соображает, послушал его сердцебиение, и оно было вполне приемлемым, а зрачки реагировали на свет от фонарика с телефона, которым он на него посветил, игнорируя глупую улыбку Яна на всё это. Он не сопротивлялся, когда он поднял его, поставив на ноги, поправил одежду и отвёл в комнату, чисто чудом наткнувшись только на пару встречных человек, да и те были младше, и толком в глаза не смотрели. И вот, с тех пор в эфире была тишина. Ларс поначалу думал, что ему после такого придётся отбиваться и грубостью пытаться избавиться от лишнего внимания, потому что создалось впечатление, что Ян… немного прилипчивый. Немного зависимый. Немного слишком эмоциональный. Но его не было. Страннее всего было то, что вообще-то Ларс в курсе, что Ян крайне редко уезжал на выходные домой, потому что жил неблизко, да и наверное не с кем было проводить там время, потому что его мать была занята гастролями. Ларс и сам из тех, кто все выходные и даже праздники проводит в академии, потому что, во-первых, терпеть не может свою семью, во-вторых, дома нет ничего такого, чем нельзя было бы заняться, не уезжая, а в-третьих, в праздники академия могла наоборот предложить просто десятки развлечений, которых в городе днём с огнём было бы не найти в шаговой доступности. На выходных, к тому же, оставалось меньше людей, не нужно было идти на уроки, можно было спать до четырёх часов дня, а потом есть, пока не лопнешь, в столовой, и шататься по зданию или вокруг него до посинения, улавливая вдохновение учиться или подрочить и провести ночь за приставкой. В общем, поводов уезжать Ларс не видел никогда. Насколько он помнил после недель слежки за Яном с тех пор, как обнаружил его порно-писанину, когда тот оставался на выходные, он появлялся в нескольких местах академии стопроцентно. Он обязательно появлялся в столовой и обожал конкретную еду, которую предлагали только в выходные. Он обязательно выходил на улицу, как будто считал, что нельзя не подышать свежим воздухом хотя бы раз в день. Он не любил гулять по причалу озера, но его можно было увидеть на мостике через ручей, который в озеро впадал, скрываясь за холмами вокруг академии. Ларсу не раз в голову приходило подкатить к нему в принципе именно там, потому что ну кто его там услышит, даже закричи он? Никто. Ещё он часто бывал в библиотеке, что как бы и закончилось однажды утечкой информации, и это не может не смешить. Ларс, не дождавшись ажиотажа и излишка внимания после совершённых им накануне «страшных эмоциональных ошибок», удивился. Затем решил подождать, занимаясь своими делами. В воскресенье он обошёл все известные ему места обитания Яна, но не нашёл его нигде. Стучать в комнату, конечно, не стал бы даже под дулом пистолета, потому что, ну, эм. Очевидно. Но единственным вариантом, где он мог прятаться, только его комната и оставалась. Ларс не понял, что было не так. Из опасения превратиться в объект обсессии и обожания после произошедшего они вдруг превратились в опасения, что он абсолютно всё не так понял и на деле дико тупой Что, если он реально просто дебил? Что, если в его голове это всё было так, а на практике было совсем иначе? Что, если ему показалось, что у порога комнаты он дал слабину и поддался каким-то порывам, которые спровоцировали его позволить себе какую-то излишне интимную близость вместо обыкновенного секса, а на практике он сделал что-то не так, и это было так плохо, что теперь Ян прячется, хотя его до этого не отпугивало вообще ничего? Он, конечно, ныл и жаловался, постоянно скулил и психовал, но никогда не было необходимости реально связывать его или как-то держать. Даже позавчера, перед зеркалом, у него были абсолютно свободны обе руки, он мог снять ремешок с себя, если хотел что-то сказать, но он его не снимал. Он всё делал добровольно, если не учитывать общее условие шантажа. Физически его никто не принуждал. Что Ларс такого сделал, сам не поняв, что это было так ужасно и заставило его прятаться?