Я никогда не

Разговаривать со спиной, которой Ларс повёрнут к нему, пока роется в холодильнике под столом, гораздо проще, чем с его лицом. Лицо у него не располагает к разговорам вообще. — Извини за то, что я тогда устроил, — Ян бормочет настолько тихо, что почти шёпотом, но всё же нет. Всего восемь, так что вряд ли кто-то спит, но чтобы их услышали, всё равно не хочется. Он ненавидит себя за то, что рад находиться в этой комнате. Он не должен радоваться, это же логично. Но его немного трясёт от воодушевления. — За то, что ты меня изнасиловал своей жопой, что ли, извинить тебя? — повернувшись наконец, уточняет Ларс и сворачивает небольшой пузатой бутылке пробку. В ней довольно жуткого цвета жидкость, между багровой и фиолетовой, а на дне мотается что-то чёрное. Ян на него смотрит мрачно, разомкнув зубы и не открывая рот при этом, мол, ладно, раз это такая драма… — Что это? — он кивает на бутылку, спрятав руки за спину и всё же повиснув на дверной ручке немного. Рискуя сорвать её к бесам своим весом, если обопрётся сильнее. — Фачаран. Не говори, что в жизни не пил, ты мне этим всё испортишь. — Он крепкий? — Градусов тридцать, может, чуть меньше. Ян смотрит на него довольно долго, прежде чем медленно и с демонстративным усилием моргнуть. — Тридцать?.. — Он легко идёт, не ссы ты так. Тебе будет веселее. Ты же так переживаешь из-за вины передо мной, — Ларс кривляется, качнувшись и сделав к нему шаг, заглядывая в лицо, хотя Ян и норовит всё опустить взгляд на собственные ноги в тапках. — Я, между прочим, не делал с тобой и половины того, что делал ты. — Я, между прочим, вообще никак не собирался применять к тебе части тела, если у тебя провалы в памяти. Это твой хуй был у меня во рту, а не мой в твоём. Это я лизал твою дырку, а не ты мою. И совал я в неё исключительно посторонние предметы, а если ты про руки, так они были в перчатках, и это не то же самое, что хуй. Ты хуи людям при встрече не пожимаешь как бы повседневно, — он долбит это на одной ноте, не моргая, испепеляя Яна страшным взглядом. Яну неизбежно становится так стыдно и совестно за своё беспардонное поведение, что он опускает взгляд ещё ниже. — И даже без презерватива, — мерзким голосом добавляет Ларс, прекрасно зная, что от этого только хуже, и нагибается так, чтобы точно снизу вверх заглянуть ему в лицо. Они сталкиваются взглядом без особых усилий, для этого достаточно Яну только прекратить смотреть ровно вниз. Он ловит себя на том, что сравнивает чужие глаза со змеиными. Они правда похожи цветом на узор, который используют для одежды и аксессуаров. — У тебя странно хорошее настроение, — замечает он. — Это потому что часть уже выпил я, — Ларс искренне объясняет, махнув бутылкой опять. — Что на дне? — Ягоды тёрна, есть их нельзя, если что. — Эту херню вообще можно пить? — Мой зять обожает, пока что вроде бы живой, — Ларс обводит комнату взглядом и пожимает плечами. Ян бездумно протягивает руку, и Ларс отдаёт бутылку без возражений и дальнейших инструкций. Ян даже не переспрашивает, боясь спугнуть. Зять? У него есть сестра? Он нюхает горлышко, и пахнет неожиданно безумно приятно, так что Ян облизывает его и делает глоток. Совершенно невероятное пойло. Впечатление, что это просто сок, который он любил в детстве, но потом его перестали выпускать. — Как ты его пронёс? — Он мне его принёс. Это не считается, когда он проносит с собой что-то, он просто потом не вынес это наружу, — Ларс карикатурно подмигивает. — …он хороший человек, если смотреть в контексте. Если рассматривать, что он потворствует твоему алкоголизму, то не очень. — Он во всём такой. Хороший человек, но если посмотреть в целом, то не очень, — Ларс смеётся, и Ян замечает, что он при этом морщит нос. Жутко мило. Он закрывает глаза, отворачивается и переворачивает бутылку над собой, высасывая глотков шесть, пока ему не встаёт поперёк горла, и пока хватает дыхания. — …ты её всю собрался выпить. — А тебе уже хватит, ты и так бухой, — огрызается Ян, повернувшись обратно, но бутылку примирительно протягивает ему. — Откуда ты знаешь? — …в жизни не видел, чтобы ты нормально смеялся. Это выглядит жутко. Мне надо было это запить и забыть. Ларс снова смеётся, теперь просто в голос, запрокинув голову, а потом втягивает воздух через нос с шумом, прежде чем обвести горлышко языком и допить, обхватив губами, до дна. Ян было восклицает что-то, но ягоды не пролезают в горлышко и просто грудой падают, собираясь возле него. Задержав во рту на пару секунд, с надутыми щеками, Ларс смотрит на него и пальцем подзывает. Ян стоит на месте, недоумевая. Ларс кивает на дверь в комнату для учёбы. Ян недоумевает ещё сильнее, но помедлив секунды, решает не дожидаться, пока ему нахамят за тупость, и заглядывает туда. Ларс, наконец проглотив, заглядывает за ним, сунув морду над его плечом в дверной проём. — Сюрприз. Нравится? Получше, чем мастерская? Сложно понять, издевается он или всерьёз считает, что постарался. На незашторенном окне, которое, впрочем, выходит на озеро, и в которое всё равно никто не смог бы заглянуть, висит гирлянда с фонариками тёплого белого цвета, и комнату освещают только они. Огромный угловой письменный стол, как и в комнате Яна, занимает всю узкую стену под окном, но помимо этого комната пуста, и на полу лежит огромное покрывало. Почти романтично. У него плохое предчувствие. Он слышит, как Ларс делает музыку на ноутбуке погромче, оглядывается и видит, как он пожимает плечами, предугадав вопрос. — Я всю ночь слушаю ебучий белый шум с криками китов по коридору, и мне говорят, что людям это нужно, чтобы заснуть. А мне, может, нужна музыка, чтобы заснуть. Но мне всё равно придётся заткнуть тебя, не обольщайся, — он из ящика под ноутбуком вынимает гэг-бол на красном ремешке. — Я могу спросить кое-что перед тем, как… э-э-э, не смогу спросить? — Ян уточняет, подавляя желание выставить руку вперёд и избежать этого. — Спросить-то ты можешь что угодно, — Ларс заверяет его с нескрываемой издёвкой. Понятно. Спросить можно, ответ получить — вряд ли. Но спросить нужно в любом случае. Яну нужно попытаться. — У меня никого не было, так что для тебя не будет проблемой, что я это сделал без презерватива. Для меня оно будет? — Нет, не будет, — подумав и изучив его странным взглядом, заверяет Ларс, раскручивая ремешок за его петлю на пальце. Алкоголь, видать, делает его поразительно терпимым и сговорчивым. Надо выжимать максимум. — У тебя был кто-то перед этим? — Был. — Тогда откуда ты знаешь, что у меня не будет проблем? — Потому что это было в прошлом году, лето я проторчал дома, а перед началом года все проходят проверку. И в тот раз меня никто не привязывал к кровати и не ебал без презерватива. Для протокола. Тебе на будущее. — Тогда предложение, — Ян забирает у него дурацкий ремешок, потому что, во-первых, движение его бесит, а во-вторых, так у него будто чуть больше власти над происходящим. — Заинтригован — пиздец, — Ларс щурится, но заметно, что не с раздражением, а еле сдерживает улыбку. Боги, ему сама природа велела быть алкашом. — Если ты больше ни с кем не собираешься этим заниматься, с гондонами или без, не имеет значения, пока ты это делаешь со мной, то со мной ты можешь это делать без них. Можешь кончать в меня, если захочешь. Если ты вообще, конечно, захочешь это делать в этом смысле. Я не знаю. Не было похоже, что ты это любишь. К слову, почему? Дело во мне? Ларс так долго молчит, не сводя с него взгляда, но при этом приоткрыв рот, что похоже, будто у него заглючила программа. Он издаёт какой-то неопределённый звук, а потом взмахивает рукой и хлопает себя по бедру. — Блядь. Объясни вообще всё из этого. — Объяснить что? — Ян удивляется. — Почему? Вот этого Ян не ждал. Он надеялся, ситуация после этого разрулится как-нибудь сама по себе. — Я просто предложил, — он пожимает плечами и начинает подозревать, что лучше было вообще ничего не говорить, а заткнуть свой тупой рот гэг-болом, для чего он и предназначен. — Тебе помочь? — предлагает Ларс полушутя. Ян суёт шарик в рот и заводит концы ремешка назад, поворачиваясь к нему спиной. У него гора вопросов, он на все на них хочет ответы, краткие и чёткие, чтобы он понял, потому что среди пространных можно потеряться в контексте и тоже понять неоднозначно. Ларс застёгивает его, а потом молча пялится на чужую шею, воротник футболки и спину. Пальцем бездумно проводит от шейного торчащего позвонка вниз, по позвоночнику. — Проще разговаривать, когда ты молчишь, — сообщает он, вздохнув, и если Яну не мерещится, от выдоха такой выхлоп спирта, что многое объясняет. С одной стороны, это замечательно, он стал болтливее. Откровенно говоря, он в таком состоянии может вообще сболтнуть что-то, что может потом сыграть решающую роль в его шантаже и освободить Яна. С другой стороны, одним богам известно, к чему это приведёт в плане лежащего на полу покрывала. — Есть у меня для тебя подарок, — заявляет Ларс, и Ян ловит себя на том, что никаких подарков искренне не хочет и предпочёл бы не получать. Что-то касается его волос, и он зажмуривается, но никаких неприятных ощущений нет, не считая того, что сложно вовремя сглатывать слюну, чтобы она не текла наружу через отверстия в шарике. У него что-то вроде обруча на голове, а потом Ларс разворачивает его за плечо и толкает к зеркалу в полный рост в углу комнаты, на ножках, жутко старомодному. Ян закатывает глаза и издаёт фрустрированный звук, что-то между воем и вздохом. Ларс смеётся в полном восторге от своей идеи и его реакции. Одно заячье ухо выпрямлено торчком, а второе наполовину согнуто, как в дешёвых порно-комиксах. — Тебе идёт, — заверяет он, — и у меня есть для тебя ещё кое-что, — встав за его спиной, он начинает развязывать шнурки на спортивных штанах, которые Ян нацепил, когда вышел из душа. Он на лестнице сказал ему «не заморачиваться, чтобы было не жалко», и теперь он понял, к чему это. Одежда ему не понадобится. Ларс снова натыкается на джоки и удивляется в первую очередь тому, что удивился им. Пора бы привыкнуть. — Я тебе объясню. Я просто подумал… а что, блядь, ты можешь сделать, зная это? Ни хуя ты не сможешь сделать. Во-первых, я не скрываю о себе ничего. Во-вторых, каким образом что-то обо мне поможет тебе с тем, что ты скрываешь от всех? И от твоего нового дружка в первую очередь? А? Никаким, ахах, — Ларс собой наслаждается, хотя уже не столько собой даже, сколько резинками от чужих джоков, чуть-чуть оттягивая их и щёлкая ими же обратно по коже. Ян закрывает глаза, потому что если их открыть, он не знает, куда конкретно в отражении в зеркале смотреть, везде всё просто ужасно. — Дело не в тебе. Поверить не могу, что говорю что-то такое, но я не ебу, как иначе сказать. И мне лень думать, — Ларс держит его за челюсть левой рукой, поставив подбородок на его правое плечо и разглядывая с куда большим удовольствием, чем сам Ян, в зеркале. Правой он накрывает его член под плотной тканью и сжимает не без расчёта на реакцию. Негативная реакция всегда надёжнее, чем позитивная, её проще добиться. — Дело в том, что, типа… Раньше я был на твоём месте. Я понятия не имею, как кому-то вставлять, — он издаёт неловкий смешок, а потом шмыгает носом, и Ян догадывается, что ещё непонятно, кто из них пьянее. Потому что вряд ли он бы ляпнул что-то такое, соображай он хоть немного, — но я подумал, с хуя ли это вдруг остановит меня в том, чтобы тебя помучить маленько за то, какая ты неадекватная сучка? И как видишь, ни хуя мне это не помешало. Просто всё пошло не по плану, когда ты начал откалывать свои фокусы, и я понятия не имел, что делать. Уж так срослось. У меня просто тьма-тьмущая вариантов, что сделать с тобой, чтоб жизнь мёдом не казалась, но я не умею того, что ты от меня ожидаешь. Может, это и базовые какие-то навыки, и я даже понимаю, почему ты так считаешь… Я, может, сам так тоже считаю. Но у меня не было необходимости их как-то осваивать, я не ебу, как ещё назвать. Он болтает и бормочет, пока не поднимает взгляд снова на лицо Яна и не обнаруживает в отражении, что тот открыл глаза. Взгляды случайно сталкиваются, и Ян его намеренно удерживает, пока не поворачивает голову вправо и не пытается посмотреть на него. И что-то мычит через шарик, хотя получается отвратительно, и у него уже онемели и челюсть, и язык, так что слюни текут по подбородку, и толку сглатывать их нет никакого. Но ему уже безразлично, в принципе. Какая разница. У него не только изо рта течёт, он бредит мыслью, чтобы наконец член вытащили из мешающей ему ткани и сделали что-нибудь… да хоть что-нибудь. Ларс находит абсурдным то, что в принципе расшифровал на автомате, что он там ему промычал. — И я никогда не целовался. Можешь ржать. Если получится. Нет, пизжу. Я поцеловал Ваутера сегодня, если считать это, но я не думаю, что это считается. Лицо Яна тяжело не только описать, но даже воспринять, и Ларс прыскает, прижимаясь к его плечу теперь лбом, пока не успокаивается, — это был просто спонтанный импульс, боги. Чё ты смотришь на меня, всё бывает в первый раз. Он заебал меня, я схватил его, а он стоит, разинув рот, как дебил, и это было первое, что пришло мне в башку. А я типа поддаюсь импульсам, ты заметил?.. — он, сжав джоки за одну из резинок, стаскивает их, и полувставший член Яна выпрыгивает наружу, заставляя его ноги чуть-чуть подогнуться, а глаза закрыться. Ему не хватает прикосновений, а возможность получить их так близко и в то же время слишком далеко. И зависит от этого полоумного. — Тебе стопудово интересно, что было потом, но ты как бы, повари башкой и догадайся. Хотя хули гадать? Он дал мне в ухо, я случайно прокусил ему губу, и знаешь, хуй знает ещё, нет ли у нашего Ваутера СПИДа, так что я вот сейчас вдруг засомневался, чист ли я теперь. Как думаешь, он у него есть? Может, он поэтому избегает твоего приятеля, что боится не столько замутить с учеником, но просто заразить его? Ян перестаёт его толком слушать, потому что это уже страхи из области крайней степени паранойи. — Так что прости, но мне не стыдно, я не умею целоваться. Я не умею никого трахать. В основном я даю неплохо, но это типа нерелевантно в данном контексте. Ничем не могу помочь. Хотя есть у меня один вариант, на который это никак не влияет, — он выдвигает тот же ящик, из которого достал гэг-бол до этого, — как тебе? Скажи, прелесть? Ян так и знал. Он уверен был, что этим кончится, но он всё равно ловит себя на удивлении. Наверное, дело в размере пробки на другом конце заячьего хвоста. Эта хрень должна стоить баснословных денег, потому что он шарил по таким сайтам чисто из личных интересов, да ещё когда писал свой роман. Либо подобные хвосты стоят приемлемо, но похожи на железяку, вкрученную в детскую потрёпанную игрушку, либо они страшно красивые и натуральные, но стоят, как половина мотоцикла. Не то чтобы Яна волновала стоимость, но в любом случае мать задала бы ему вопросы на тему того, что он купил, если бы вдруг на счету отразились такие суммы. И что бы он ей ответил? Пиццу из Обреццо? С экспресс-доставкой на частном круизном лайнере? Ларс бросает хвост на кровать, зато берёт со столика ножницы. У Яна по-прежнему гора вопросов, в их число входят причины, по которым в комнате столько ножниц. Что за фиксация на колюще-режущих. Или он заранее их туда положил, собираясь попортить ему одежду? Ларс деловито разрезает его футболку посередине, от края до ворота, чтобы стащить, как куртку, не потревожив ободок с ушами. Спасибо, что хоть штаны снимает, стаскивая следом и джоки тоже, а не разрезает на клочки. Штаны стоят до фига, если оценивать с точки зрения «выкинуть просто так». Джоки вдвое меньше, но всё равно было бы страшно обидно, постоянной покупки новых мать бы тоже не поняла. — Давай, пиздуй, мы тут не на пижамную вечеринку собрались, Ларс ему хихикает в ухо, пихнув в сторону комнаты с гирляндой, а вдогонку шлёпает по ягодице. Ян себя ненавидит. Ларс себя обожает, даже с удивлением посмотрев на ушибленную ладонь. Нереально приятное ощущение. Может, потому что звук был такой звонкий. Подумав, он достаёт из холодильника ещё одну такую же бутылку, прихватывает хвост и локтем гасит в комнате свет.