До самой смерти и даже дальше

Чонгук втягивает глубоко в себя запах трав, отдающих на вкус детством. От того, что сидящий рядом Тэхён тоже пьет именно эти травы, что-то внутри волчьей души радостно носится из угла в угол и визжит совсем уж не по-волчьи. Тэхён просто ест сладкое после ужина и запивает чаем, а Чонгук едва ли не с ума из-за этого сходит. Вот он — серьезный, зрелый, мудрый вожак целой стаи оборотней. Тэхёна, к счастью, внимание не напрягает. Смущает лишь — он когда заметил, что Чонгук поглядывает частенько в его жующую сторону, покраснел скулами и стал свои глаза прятать. Маленький, сегодня похожий не на волчонка, а на воробушка, омега. Тихо дождавшись, когда Тэхён закончит, Чонгук тяжело вздыхает и опускает взгляд на исписанный листок бумаги. Приступать к делам не хочется в последнее время, а когда Тэхён сидит вот так рядом, уж тем более. — Я посоветовался со старейшинами и альфами стаи, мы составили один список из вопросов, которые помогут мне понять суть угрозы людей. Их достаточно много, так что мы тут до самой ночи, — Чонгук, конечно, хотел с Тэхёном провести ночь. Но уже второй раз получается совсем не так, как должно между альфой и омегой. Правда, последнего это совсем не беспокоит. Он искрится улыбкой, кивает несколько раз, свои пушистые волосы подкидывая и опрокидывая на лицо каждым движением. Вот уж кто точно рад делам вожака, так это Тэхён. Сам того не ведает, а уже начинает заменять вожака. — Ты разбираешься в картах? — пока довольное поведением Тэхёна урчание не срывается из горла, Чонгук быстро продолжает. — Я их никогда не видел, — Тэхён отвечает прозрачно и радуется своей же помощи, едва сидит на месте, словно хочет заерзать. Это в нем щенячьи повадки проклевываются. — В них ничего сложного нет, я объясню, — Чонгук поднимается над столом и расстилает по тому нарисованную своей рукой большую карту. — Смотри, вот горные хребты. Это наша деревня, река, леса вокруг. Я нашел выход из нашей долины здесь, а примерно вот тут я нашел тебя. Следом за словами, Чонгук указывает на различные места карты, мельком поглядывая на Тэхёна. Тот тоже встал, смотрит внимательно на указанное и даже кивает. — Это так далеко… Ты ушел от гор дальше, чем вся ваша долина! — Я много раз выбирался из долины и изведывал территорию вокруг гор, каждый раз заходил чуть дальше и дальше. Тебя я нашел в днях пяти волчьим шагом от нашей деревни. — Пять дней, — Тэхён выдыхает то ли восторженно, то ли встревоженно, но потом указывает на пустое место, которое Чонгук не зарисовал, потому что не был там. — Я бежал откуда-то отсюда. Я старался петлять, чтобы собаки не набросились на меня, но не получалось. Ты видел, откуда я бежал? Чонгук старается вспомнить тот день, кажется, из совсем другой жизни. Он был в обличии волка, услышал шум издалека и затаился, как настоящий хищник, готовый напасть в нужный момент. — Я не помню направление. Хотя, — Чонгук хмурится и старается воспроизвести картинку в голове. Он четко помнит, что не мог разобраться, кто перед ним — человек ли, — потому что лицо Тэхёна было в странной маске, а разглядеть ее Чонгук не мог из-за тени. Солнце было за спиной омеги. — То было утро? — Чуть за полдень. Ровно в него меня забрали из моей комнаты, пока отвели на поле, пока я бежал… Четверть часа прошла точно. Чонгук кивает и записывает бегло на своем листе с вопросами. Он не силен в движениях солнца, поэтому спросит об этом старейшину, но это хорошая возможность узнать направление города людей. Из всех вопросов, что накопились у Чонгука, хоть что-то важное удалось узнать лишь вначале с картами. Тэхён многое не знает, например, о короле их земель — всю свою жизнь он боролся за выживание в своем небольшом уголке мира, ничего не зная о большом. Это печалит Чонгука, потому что не приближает к пониманию наставления предков, но с другой стороны, ведь хорошо, что Тэхён не знал и не видел того, что опасаются волки. Устало откинувшись на спинку стула через несколько часов разговоров о быте и прошлой жизни Тэхёна, Чонгук трет глаза и усердно пытается найти маленькие знаки внутри жизни омеги. Хоть что-то, чтобы понять, в какую сторону думать, чего опасаться и к чему готовиться. — Единственное отличие между людьми и оборотнями — это деньги, — тихо замечает Тэхён, такой же усталый, но ни разу не сказавший об этом, чтобы скорее закончить. — Может, в них дело? — У нас нет никаких богатств, ради которых нам можно навредить, — тихо подмечает Чонгук. — Нет, я про то, что люди… Они алчны. Делают ради своей выгоды, хотят власти, сил, денег. А вы живете стаей, работаете ради пользы друг другу. Люди не смогли бы так выжить, начали бы драться за место вожака, избегать работы, хитрить… — Это похоже на правду, но этого мало, чтобы настолько сильно опасаться людей. Оборотни сильнее физически в человеческой форме, да и мы отлично можем защититься, когда обращаемся, — Чонгук отмечает, как Тэхён зевает, и слабо улыбается. Это напоминает вечер в амбаре, когда они оба, такие же уставшие, но были рядом часами напролет, работая плечом к плечу. — Чонгук, — Тэхён зовет его тихо через минуту тишины, которую альфа размышлял. — Я могу спросить про оборотней? Временами Чонгук абсолютно забывает, что Тэхён здесь чужой. Его это приятно колет в сердце, ведь Тэхён ощущается уже полностью своим, родным. — Конечно. Что ты еще не узнал? — О, кажется, я ничего не знаю, — Тэхён улыбается и подсаживается чуть ближе к столу, чтобы упереться в него руками, а на те положить подбородок. Чонгук снова едва сдерживает в себе волчьи звуки. — Каково обращаться? Как ты это делаешь? — Это как будто ты хочешь сделать шаг вперед. Просто думаешь, что надо пойти — а тело идет, — Чонгук отвечает сразу и старается вспомнить, что он вообще ощущает во время обращения. — Обращение такое же — я просто думаю, что хочу ощутить тело волка, и оно обращается. У Тэхёна глаза сияют интересом, в них отражается огонек свечи, что стоит на столе. Чонгуку одновременно приятно и тепло чувствовать, что омеге настолько любопытна их жизнь. — Это больно? — Он, похоже, верит в таинственность процесса. Иначе Чонгук не может объяснить, почему Тэхён говорит шепотом, но от этого лишь сильнее тянет улыбаться. — Совсем нет. Просто тело становится теплым, как если пробежаться. Кровь нагревается, а потом появляется чувство тепла от шерсти. — А сложно, когда не можешь говорить, озвучить мысли? На этом вопросе Чонгук тяжело вздыхает, совсем не имея представления, как объяснить, чтобы Тэхён полностью понял. Но это кажется крайне важным — если Тэхён сумеет представить, он многое поймет об оборотнях. — В образе волка я не могу думать, как человек. Я не слышу голос в своей голове, потому что волк не знает языка и не умеет говорить. В тишине, которая следует за словами, Чонгук буквально слышит, как кипит работа в голове омеги. Тот картинно хмурится, старается представить, видимо, но точно не может — он ведь мыслит как человек. — Ты не понимаешь речь людей? — Нет. — А как ты принимаешь решения, что-то делаешь? Инстинкты? — Отчасти да. Я не складываю мысли в слова, но могу представлять, как например, поймаю оленя, когда увижу его. Только если когда я человек, я сам выбираю о чем думать, управляю мыслями, то когда волк — мысли управляют мной, — от того, как все более хмурым и задумчивым становится Тэхён, Чонгук усмехается. — А ещё я помню свои намерения человека, когда обращаюсь. Что хотел куда-то пойти или что-то сделать, эмоции сохраняются. Они другие, но есть. — О святая, как это сложно, — Тэхён стонет, разгоняя по коже Чонгука мурашки, — это невообразимо! — Это нормально, ведь ты человек и не знаешь, как это происходит. — Когда вы в обличии волков, получается, вы уже не вы? — В голосе омеги проскальзывает напряжение, а Чонгук чувствует легкий страх, который от него исходит. — Нет, это все ещё мы. У нас те же дорогие вещи и люди, мы сохраняем черты характера, просто не можем выражаться и мыслить так же, как люди. Волк — это сущность, но душа остается на месте. Больше вопросов Тэхён не задает, тихо думает о чем-то. Чонгук не торопится, пьет воды из кожаной фляги и снова смотрит на карты, с которыми надо бы поработать в ближайшие дни. — Чонгук, — омега зовет его снова шепотом, через долгие минуты. А когда тот смотрит на него и вопросительно вскидывает бровь, Тэхён чуть краснеет и уводит свой взгляд. — Как у вас устроены обряды между парой? Мне интересно узнать, но спросить у Чимина опасно для жизни… А у Юнги или Хосока не по себе… Чонгук всё же не сдерживает тихого рокота — это ведь Тэхён хочет узнать, что их ждет, как пару. Уже сделал себя омегой Чонгука! — Можешь не беспокоиться, все наши обряды про единство душ и стаи. Помнишь, как мы принимали тебя в стаю у реки? Каждый обряд несет такую же энергию, — Чонгук говорит, порыкивая на некоторых буквах, а Тэхён явно правильно понимает его довольство — он покраснел сильнее и в глаза избегает смотреть. — Можешь обратиться? Чонгук даже не спрашивает зачем. Стягивает резво рубашку, встает на две ноги, а через мгновение уже оказывается на четырех. Тепло приятно растекается по мышцам, а будучи волком он уже не контролирует свои желания — довольно рокочет так, что шерсть колышется на шее, и подбирается к замершему Тэхёну. От него по-прежнему пахнет теплом и лесом, даже толики страха нет. Чонгук от этого лишь сильнее заходится в своих рычаниях и укладывает голову тому на бедра, сгорбившись для этого. Тэхён что-то говорит мягкими интонациями, а после касается кончиками пальцев уха. Чонгук едва не плавится на месте, сбивается с ритма своих урчаний и чуть не давится воздухом, но подставляется ближе, пока Тэхён не накрывает оба уха ладонями. У Чонгука сердце колотится где-то в горле, перед глазами ведет, а рокот сменяется тихим скулежом. Теперь и волком не просто чует в Тэхёне дом, а чувствует его.