До самой смерти и даже дальше

Тэхён просыпается резко, словно и не спал до этого. Он мгновенно вспоминает весь вчерашний день — как грустил утром один, как пошел в лес, как нашел раненного волчонка и пытался ему помочь, как Чонгук вернулся и после… Воспоминания о наполненной людьми площади неприятно режут. В них вокруг словно все было заволочено туманом, а отголосок боли так и пробирается в грудину. Чонгук теперь далеко, Тэхён уверен, вожак не оставит стаю без еды. Но от того ему то ли лучше — всё-таки это именно Чонгук причинял ему боль, — то ли без него хуже — ведь он не со зла, извинился, а Тэхён почему-то стал тосковать по нему, хотя рядом даже толком и не бывал. Но вдруг ему стало хотеться этого. Тяжело вздохнув и потерев голову через волосы, чтобы отогнать стягивающую обручем голову боль, что не особо помогает, поэтому решив, что если станет хуже, попросит Хосока дать настойку от боли, Тэхён поднимается и с грустью смотрит на пасмурный день за окном, так подходящий его настроению и самочувствию. Ему так не хватает Чимина. Обо всем этом хочется поговорить именно с ним, словно он как другой омега поймет лучше, чем Хосок. Но даже последнего не оказывается сейчас рядом. Конечно, Тэхён пропустил завтрак, проспав дольше привычного, и встречает тарелку каши с сушенными яблоками и накрытую тарелкой, чтобы не остыл, кружку чая. От заботы альфы становится тепло где-то в животе, но в след за этим Тэхён понимает, что Чонгук о нем вчера тоже позаботился — ведь это благодаря вожаку омега оказался в теплой кровати дома. С ним о произошедшем, почему-то, тоже хочется поговорить. Спокойно, а не окунувшись в эмоции. Поедая едва теплый завтрак за своими мыслями, Тэхён не заметил, как начал рассматривать соседнюю от кладовой дверь — последнюю на этом этаже. Он знает, что Хосок ночует в соседней с его комнатой на втором, а тут скорее всего лечит своих подопечных. И ведь вчера им стал Хиджун, волчонок, который наверняка еще остается под присмотром лекаря. Изо всех сил вспоминая слова мужчины, Тэхён понимает, что никаких запретов на исследование его дома не было, поэтому решает аккуратно заглянуть к малышу, узнать, как он сейчас, и скоротать время рядом, пока Хосок не вернется, где бы он ни был сейчас. За дверью оказывается похожая на его комната, только с камином прямо напротив входа. А около кровати на просторной лежанке — явно под размер взрослого волка, — лежит тот самый волчонок. Малыш, потревоженный омегой, вскидывает мордочку и оборачивается на вошедшего, но замирает, глядя на человека. Кажется, что испуганно. — Здравствуй, — Тэхён мило улыбается и открывает дверь пошире, твердо решив, что уж маленький оценил порыв помочь ему и против скромной — почти, — компании не будет. На голос омеги Хиджун не рычит, а даже напротив, словно немного расслабляется и ведет забавно ушами. На его лапе нет бинтов и это вдруг очень сильно радует Тэхёна. Широко улыбаясь, он проходит до середины комнаты, а там садится прямо на пол под внимательным взглядом маленьких глаз. — Меня Хосок тоже лечил, когда я только попал сюда, — делится совсем не стесняясь. Чувствовать на себе любопытное внимание приятно, Тэхён, совсем не боясь быть покусанным, протягивает навстречу волчонку свою ладонь, которую тот обнюхивает, едва не касаясь влажным носом кончиков пальцев. — Ты ведь маленький ребенок… Как только богиня создала такое чудо. Тэхён не стесняется и говорит то, что просится на язык. Он впервые настолько открыто осматривает волка и совсем не стесняется этого, ведь Хиджун делает то же самое в ответ с ним. Не то чтобы омега видел в своей жизни много собак, чтобы ему было с чем сравнивать, но Хиджуна он описал бы как по-природному статного животного. Хоть он и ребенок, но размером уже, наверное, со среднюю собаку — во всю длину торса Тэхёна, совсем не маленький, как Сонха, но есть в нем еще та детская неуклюжесть и любопытство. Оно проявляется, когда малыш первым тянется к Тэхёну. Неловко, не наступая на одну из задних лап, он кое-как поднимается и подходит ближе, нюхая коленку Тэхёна. А тот аккуратно в ответ касается его макушки и проводит пальцами до лопаток, не встречая препятствий в виде рыков. — Мне не терпится узнать тебя человеком, Хиджун, — пожалуй, Тэхён понимает тот трепет, с которым Чонгук касается волков. И понимает, почему они единственные, кому альфа доверяет свои искренние улыбки. Тэхёну хочется стать для него другом. Наставником бы, но Тэхён пока сам слишком юн в этом мире, чтобы чему-то учить. Скорее всего это Хиджун будет чему-то его учить и, на самом деле, это не так уж и плохо. Будто поняв его слова, Хиджун отвечает Тэхёну приглушенным тявканьем, еще сильнее пробуждая в сердце омеги тепло. — Тэхён? — Смутно знакомый голос заставляет его испуганно подскочить на месте, отчего Хиджун, испугавшийся дернувшегося Тэхёна, тихо рычит. Обернувшись через плечо, Тэхён замечает в дверях маму Хиджуна — она подняла шум во время завтрака прошлым днем. А рядом с ней стоит мужчина с серебром седины, местами показывающемся в его волосах, должно быть, папа волчонка. — Да, доброго утра, — поднявшись на ноги, Тэхён бросает тоскливый взгляд на почти новообретенного друга и покорно отступает от него. Он помнит, как во время стирки не все спокойно садились ближе, чтобы поговорить. Напротив, ничтожно мало людей не чувствуют в Тэхёне что-то чужое. Он прекрасно понимает это и никого не винит, ведь он и правда не оборотень, еще и чужак в этих землях, но решает не напрягать и волнующихся за травму ребенка родителей, поэтому отступает. — Я зашел проведать Хиджуна, но раз вы пришли, оставлю вас наедине, — слабо улыбнувшись, он идет к двери, которую ему учтиво освобождают люди, вышедшие назад. Пройдя мимо них в небольшой коридорчик, Тэхён собирался было направиться на улицу, понуро опустив взгляд, но его останавливает теплое прикосновение к запястью. — Тэхён, — омега-оборотень взяла его за руку и даже не отпускает, когда Тэхён послушно замирает перед ней и поднимает взгляд. Должно быть, она видит в нем то, что омега и не пытается спрятать, потому что ее лицо заметно смягчается. — Спасибо тебе, что помог нашему сыну. Видит Теликэ, я безмерно благодарна тебе за это. Если тебе будет что-то нужно, прошу, обращайся к нам, двери нашего дома всегда открыты. — Мы всегда рады тебе помочь или составить компанию, — ее альфа согласно кивает и немного улыбается, коснувшись плеча Тэхёна ладонью. — О, — а он даже не знает, что ответить. Так жаждущий благодарности вчера, сегодня, получив ее, Тэхён абсолютно теряется. Заплакать почему-то хочется, и в чьи-то крепкие объятия тоже. — Я… Не стоит благодарить, никто бы не поступил иначе… — Тебе сложнее, чем оборотням, оттого твой поступок ценнее, — сжав его плечо сильнее, мужчина кивает и скрывается в комнате, оставив Тэхёна наедине с его омегой. — Я испекла для тебя ватрушки. Не думала, что увижу, поэтому оставила на столе, — она указывает за плечо Тэхёна, на обеденный стол. — Буду рада, если ты любишь сладкое и тебе вкусно поесть их с чаем. — О, я обожаю сладкое, — мило улыбнувшись, Тэхён, не отрываясь, смотрит на улыбку женщины чуть ниже него ростом. Показывая морщинки вокруг глаз и ровный передний ряд зубов, она словно помолодела на десять лет в сравнении со вчерашним утром. От того, что Тэхён стал причастен к чужому счастью, становится легче дышать. — Замечательно. Не буду тебя задерживать. Хосок разрешил Хиджуну обратиться вечером, мы его забираем домой. Если захочешь, приходи, он будет рад поиграть с тобой! Спасибо еще раз, Тэхён, — Джонанн — Тэхён наконец вспомнил ее имя, — снова ласково улыбается ему и тоже заходит в комнату к своей семье. А Тэхён спешит выйти на улицу, чтобы не мешать им, ведь у волков слух куда острее собственного и его присутствие в доме наверняка будет всех только отвлекать. По пути до двери мазнув взглядом по двум аппетитным пирогам на столе, Тэхён чувствует внутри себя как будто солнцем, выглянувшим из-за туч. Настолько ему становится хорошо в душе. Конечно, Хосок не оставил бы раненного волчонка одного. Только выйдя за дверь Тэхён натыкается на альфу — тот сидит прямо на мхе у забора и разглядывает свою ладонь. — Доброе утро, Тэхён, — Хосок здоровается первым, но, подняв на омегу голову, не улыбается как обычно, соревнуясь с солнцем. Тэхён не отвечает, лишь ведет плечами, ведь для него оно не то чтобы доброе. Но от снова кутающих в грусть мыслей отвлекает занятие мужчины, который, снова опустив взгляд в ладонь, сперва кивает, а после наклоняет ту и дает сочной бруснике скатиться с руки в деревянную миску. Тэхён запоздало обводит взглядом траву вокруг Хосока и натыкается на ту самую корзинку ягод, принесшую ему беды. Которую вчера пришлось оставить, выбрав волчонка. А вот сейчас и волчонок, и корзинка на месте. — Чонгук принес пару часов назад, до того, как вернуться на охоту, — словно прочитав мысли омеги, Хосок отвечает на незаданный вопрос и снова впивается в него взглядом, изучая реакцию. А Тэхён едва ли замечает внимание на себе. В голове словно заевшее повторяется “Чонгук принес пару часов назад” и “Скоро уйду обратно на охоту”. Не думать бы об этом, голова легкой болью ярче всех воспоминаний напоминает о том, что Тэхён не должен думать о Чонгуке. Хоть альфа извинился перед ним, хоть Тэхён позволил быть рядом, но то, что случилось вчера, — это абсолютно ненормально и пугает. Пусть Чонгук не ударил омегу на глазах всей стаи. Он сделал нечто ужаснее. Но вот Тэхён ударил. Вожака на глазах у всей стаи. Ударил вожака, который признался, что боялся потерять, но который не имел права бояться именно так и причинять Тэхёну боль. Хоть Чонгук и оборотень, но он не животное и должен понимать, что защита не может причинять боли. Ударил вожака, который силой зажал — у Чонгука точно проблемы с пониманием, когда можно и когда нельзя использовать собственную силу и делать больно, — заставил успокоиться, укачал на руках, принес в дом. Для которого “скоро” из пары часов превратилось во всю ночь, чтобы… Чтобы с рассветом выйти в лес и найти собранные кропотливым трудом омеги ягоды? А может вожак просто не знает, что такое забота о ком-то одном, а не обо всех. Возможно, его правила работали для стаи оборотней, может среди них нормально ставить на место силой, ругать болью. Может быть, Чонгук слишком одинок, чтобы уметь дарить заботу кому-то одному не через силу. Тэхён смотрит на очередные ягоды, скатывающиеся между пальцев перебравшего их Хосока, и чувствует, как помимо головы болит что-то ещё. Растревоженное вчерашним днем, но не действия Чонгука стали причиной этой новой боли. А, да увидит богиня, сам Чонгук. — Хочешь поговорить? — Не то что слова, скорее пронзительный взгляд лекаря вдруг почти что пугает, хотя не стоило бы. Хосок абсолютно всегда был на стороне Тэхёна и чувствовать от него что-то липкое в душе совсем неприятно. У предчувствия словно курс сбился, не на того показывает, глупое. — Не уверен, — откинув желание спрятаться от этого напряжения, Тэхён делает шаг вперед, второй и садится напротив Хосока на мох. Он незамысловато ныряет рукой в прохладные ягоды, что обтекают ладонь словно вода, и достает небольшую порцию, принимаясь сдувать с брусники листики и отрывать хвостики. — Возможно, не со мной стоит о таком говорить. Однозначно. Тэхён грустно улыбается, думая, к кому бы сейчас сбежал. Чимин утешил бы так, что Тэхён за мгновения позабыл обо всех грустях, а может объяснил чего-то, что Тэхён, как человек, не понимает, а потому и обижается. Всё-таки он чужой в этом мире, а вчера ни один оборотень не вступился, дали причинять ему боль — может так и надо здесь. Может это Тэхён просто чего-то не понимает. — Что хочешь сделать с брусникой? — Я собирал ее для стаи, — обида, как бы Тэхён ни пытался понять случившееся головой, давит на сердце изнутри. Хочется поговорить на самом деле, сперва с другом, а после с самим Чонгуком, но ни одного сейчас нет рядом, а потому Тэхён выливает обиду в колкость. — Но отдам семье Хиджуна. — Тебе не навредить хотят. — Но и не помочь, — Тэхён отвечает мгновенно, уверенный в словах, хотя даже не знает, говорят они о стае или о ее вожаке. Это, оказывается, не столь важно. Хосок, отчего-то, не отвечает, в отличи от Чонгука, заверявшего, что стая не только поможет — умрет, если будет нужно. Но вот она, правда, в словах обоих альф — не будет за Тэхёна стая умирать, не будет защищать, оставили они это на одного, конкретного. Любящего волчат самой светлой любовью и теряющего свою эту любовь к ним, стоит их возрасту стать больше, а им — взрослыми. Чонгук старше. А Тэхён не глуп, чтобы не суметь его понять. Но всё же кроется между ними нечто, пропасть, куда страшнее оврага, в который вчера омега спускался за волчонком. С Хосоком Тэхён больше не разговаривает об этом, живут рядом словно бы ничего и не случилось. Как и для всей стаи, на общем обеде и ужине позволявшей себе лишь исподтишка поглядывать на Тэхёна, будто он не замечает этого. Он замечает, даже не взглядом — кожей. Но не что-то липкое, его не проверяют, как он усвоил урок, о нем словно бы беспокоятся. Бруснику, почему-то, Тэхён пока не решается отдать. Не испортится, если полежит немного, пока Тэхён поймет, как ему не то чтобы жить — как научиться дышать свободной грудью, без противоречий то ли в мире вокруг, то ли в самом себе. Чонгук жизнь построил без чужих, кормит, дает всем защиту и тепло, а Тэхёна собаками гнали в лес, чтобы присвоить. Он имеет полное право допускать мысль, что что-то не так действительно в нем, а не в мире, живущем благодаря Чонугку. Дышать Тэхён, вдруг, учится рядом со свободой животных. Составляет компанию лошадям, у которых вечно открытые амбары и которые довольно гуляют после своего обеда по полю и проявляют веселый интерес к омеге. Они вдруг уже не пугают своим размером — знает Тэхён одних почти что животных, поменьше, но куда страшнее, умеющих искусстно причинять и боль, и тяжелые думы. Тот самый конь, которого Чонгук особенно любит, хотя скорее который Чонгука особенно любит — вожак, как Тэхён понял, любить кого-то старше щенят вряд ли умеет, — проявляет к омеге много внимания. Его совсем не смущает разница их миров, как Тэхёна — мир оборотней. Конь подлезает к нему под бок усерднее ягнят, которым Тэхён помогал родиться на свет, неуклюже своей огромной тушей ложится рядом и все кидает на Тэхёна взгляды из-за плеча, будто чего-то ждет от омеги. А тот улыбается ему грустно и аккуратно, немного еще боясь, касается его бока ладонью. Теплого, солнцем нагретого, дающего умиротворения больше, чем все остальное вокруг. Конь фырчит тихо, но не беспокоится, деля свою безмятежность и с омегой, пока вдалеке едва слышно не раздается вой. Знакомый, кажется, хотя Тэхён лишь второй раз в жизни слышит, чтобы кто-то так выл. Догадывается даже, кто. Черногривый фырчит, тоже слышит, но не пугается — он-то возможно различает голос воющего волка. Сигнал о чем-то смолкает через долгие минуты, пока Тэхён, словно вопреки появлению Чонгука, подсаживается ближе к коню, страх свой прячет перед этим существом и гладит его обеими ладонями по боку и ребрам. Желание сделать нечто запрещенное, уйти например в лес и вернуться оттуда живым, поднимается откуда-то из недр души, а Тэхён кривит губы, силится понять себя, но не может. Хочется пойти против слов вожака, хотя омега вынужден признать, они правдивы. Встреться ему в лесу медведь, Тэхён и правда был бы тяжело ранен. Он не умеет выживать в таких условиях, лишь прятать взгляд в пол научен, чтобы не нервировать господ. А тут взгляд, оказалось, поднять можно на кого-угодно, но своих правил слишком много. Тэхён с конем чувствует будто родство — он первее него слышит шаги позади себя, но точно также лишь кидает взгляд в сторону пришедшего зачем-то Чонсана и нескольких незнакомых людей, а после возвращается к своему новому другу. — Тэхён, — альфа его окликает и отделяется от своих сопровождающих, подходя к омеге в окружении крохотных Ландыша и Хвостика и не вписывающегося по размерам в их компанию коня, имени которого Тэхён не запомнил, хотя даже побывал верхом на его спине в единственную свою конную прогулку. Повторить захотелось. — Что за вой? — Тэхён не глухой. Во всяком случае не так уж и сильно, и хочет показать, что не такой уж он и беспомощный. Но Чонсан совсем не оценил дерзкого тона омеги, замерев перед ним с замешательством на лице. — Охота закончена, мы собираем повозки, чтобы довезти добычу до деревни. Хотел этого коня взять, — мужчина проводит взглядом названному, даже не смотрящего в его сторону. Тэхён немного, но рад. Кто-то, еще такой большой и сильный, наконец однозначно выбрал сторону омеги. — Возьму другого. Завтра к обеду вернемся. Тэхён сидит рядом со своими друзьями до того времени, пока приведенные Чонсаном оборотни не выводят под узды каждый по коню. Нового, которой оказался тут вместе с Тэхёном, они тоже забирают — омега запомнил его, такого же пленника обстоятельств, как он сам. — Греешься? — Повернувшись к коню, расслабленно завалившемуся на бок, Тэхён слабо улыбается его умиротворенности, тихо завидуя ей. Решив, что и ему ничего не мешает отдохнуть, Тэхён окончательно смелеет и подползает ближе, тоскливо обведя взглядом ягнят, которых пришлось бросить без своего тепла. Найдя удобное место, чтобы пристроиться грудью и головой на боку коня, Тэхён аккуратно перетягивает свернутых в клубочек ягнят ближе к себе, щедро укрывает обоим спинки ладонью, согревая, и удобно мостится прямо на коня, которому до чужих действий будто бы нет дела. Слушая мощное дыхание под ухом и ощущая другие под ладонью, Тэхён поворачивает лицо больше к солнцу и закрывает глаза, совсем не беспокоясь о том, что ускользает в сон. Его будит не кто-то из животных. Тэхён просыпается от того, что замерз в надвинувшейся тени облаков. Он лениво моргает болящими от сомнительного недосыпа глазами, чувствует, что тепла шерсти под рукой уже нет — малышня ускакала, а вот черногривый так и лежит на боку рядом. То ли еще спит, то ли чувствовал чужой сон и не тревожил его. — О, Тэхён! — Смутно знакомый мужчина замирает на том конце поля, увидев, что омега поднялся. На его крик реагирует и конь, резко поднявший голову, а после вместе с Тэхёном поднимающийся на ноги. — А тебя не видно, не слышно. В стае беспокоятся, что в лес ушел, чтобы не видеться с Чонгуком. — Он хорошо объяснил, что мне нельзя в лес, — Тэхён недовольно хмыкает и хмурится, в защитном жесте складывает руки на груди, пока его новый — уже бывший, — друг подходит к альфе и бодает его в плечо. Предатель. — Хорошо, что ты не пошел, — мужчина старше Чонгука улыбается Тэхёну, отчего вокруг его глаз собираются морщинки. — Ты не знаешь меня, так что представлюсь! Я — Джихун. Главный по животным на ферме. — Ты не брат Хосока? — Подозрительно окинув улыбку мужчины, Тэхён выдает первое, что приходит на ум. Потому что из всей стаи он знает только одного человека, так ярко улыбающегося почти всегда. — Это вряд ли, — слова омеги Джихуна совсем не задевают, он гладит коня по гриве, продолжая так же ярко улыбаться. — Он пришел же в стаю, никто не знает его родителей и кому они были родственниками. Поможешь мне покормить их и помыть?Боюсь, до ужина один не управлюсь. Тэхён отказался бы, пожалуй, если бы не черногривый, который словно понял вопрос мужчины и повернулся на омегу. А он, видит богиня, питает слабость к черным ушам. И не больше. За работой время пролетает незаметно. Всего после первого поручения в амбаре, который оказался и сараем, конюшней, коровником и местом, где держат овец — Тэхён не знает названия, — стало очевидно, что Джихун позвал помогать по доброте душевной. У Тэхёна абсолютно не выходят его поручения, почти всё валится из рук, не привыкших к таким тяжестям, что-то отдает болью в спине, наверное, не до конца зажившей, но главное — тяжесть из головы практически уходит, дает наконец не думать о вчерашних событиях. Тэхён правда старается запомнить все наставления альфы, потому что рядом с животными оказывается куда приятнее, чем в стае сейчас. Словно чувствуя одиночество омеги, они ведут себя достойно, смирно терпят все процедуры, пока Тэхён натирает бока мягкими щетками, а Джихун вычищает подковы, а некоторые даже проявляют к омеге любопытство. Один даже открыто ластится, словно почувствовал роковую слабость к черным ушам и благодарит за нее. — Охотники возвращаются, — ещё не закончив с двумя из лошадей и даже не начав с коровами, альфа отрывается от работы и приподнимает голову, открыто прислушиваясь. — Скоро будут в деревне. А значит и особенный ужин скоро. — Будет добыча с охоты? — Тэхён откидывает челку мокрой ладонью далеко не в первый раз, отчего волосы успели слипнуться в тонкие прядки и стали еще сильнее мешаться. — Нет, её не успеют приготовить. Да и нужно выбрать лучшее на зиму, чтобы завялить. Поэтому мясо будет не раньше завтра, — Джихун явно намеревается встретить охотников, отчего убирает инструмент, так и не принявшись за копыта серой кобылы. — Ты пойдешь встречать? Или будешь прятаться здесь? Тэхён поджимает в недовольстве губы и прячет взгляд в серый бок лошади. Ведет по нему щеткой, смачивая водой и доставляя кобыле приятных ощущений, пока в голове крутится звонкое “как ребенок”. Наказывают его, как ребенка, и ведет он себя как обижающийся ребенок. Но как взрослый Тэхён понимает мотивы действий Чонгука, как и то, что ему не нужно прятаться от вожака. Может Тэхён попросту накрутил себя и Чонгуку уже нет особого дела до случившегося, ведь возможно это настолько нормально для всех вокруг. Джихун вот долгие часы рядом и ни слова не сказал, никак не упрекнул и не высмеял. — Это традиция? Там вся стая будет? — Кто может отложить дела — да. Они устали, практически не спали за время охоты и им нужно помочь, чтобы отправить поесть и отдыхать. Поэтому да, мы все собираемся, чтобы отблагодарить за охоту для стаи. — Тогда пойду, — мягко проведя по влажному боку кобылы, Тэхён улыбается той, когда она крутится на месте в поисках лакомства, а после отпускает, давая Джихуну увести ее в денник. Тэхён убирает за собой всё туда, откуда брал, вытирается и как может сгоняет влагу с челки, чтобы выглядеть хоть чуточку серьезнее. Он ведь и правда не ребенок, сколько бы волчонком его ни называли. К Джихуну омега присоединяется уже на улице, где альфа закрывает двери в амбар “чтобы не замерзли ночью”. Дорога по полю оказывается уже почти в темноте, время пролетело абсолютно незаметно, насытив тело ощутимой усталостью. Тэхён не может быстро идти, но альфа рядом будто понимает это и совсем его не торопит, подстраивается под шаг и тепло молчит. С ним оказывается комфортно почти так же, как с Хосоком в тишине. — Думаю, вы все-таки родственники, — собственный вердикт раздается уже среди деревьев леса, а в ответ на него омега получает легкий смешок. — У меня хорошая интуиция. — Как бы не так. После этих слов путь оказывается еще приятнее. Тэхён даже забывает об остатках страха — не может иначе назвать то, что ощущает после вчерашнего, — и осознает, что вернулся не только Чонгук, а вся стая. Значит и Чимин, и Юнги тоже, а с ними можно после ужина попить чаю, может даже переночевать в их доме, чтобы проговорить с другом до поздней ночи, пока душа сама не отправится спать. От таких планов начинает казаться, что всё на самом деле хорошо. Тэхён жив. У него есть еда и кров над головой. Чонгук однозначно был прав, испугавшись за то, что он мог пострадать. Разбросанные дома деревни и тропинки между ними встречают абсолютной тишиной. Тэхён даже заглядывает в дворы за домами, убеждаясь, что все оборотни уже ушли в центр, чтобы встретить вернувшихся. В этот раз Тэхён приходит с другой стороны, но чувства, будто его снова сейчас выведут и будут отчитывать прямо перед всей стаей, никак не покидает души. Его интуиция оказывается правой — как в тот самый вечер, Чонгук снова стоит почти в центре, у колодца, пока вся стая собралась на почтительном расстоянии от него. На мужчине всё тот же большой плащ, а значит он только обратился. Позади него собрались такие же люди в плащах, только вернувшиеся охотники. Среди них Тэхён, правда, не замечает Юнги, зато видит Чимина, слабо улыбающегося, словно только и ждущего, когда омега столкнется с ним взглядом. Только в этот раз, перед взором уже всей стаи, отчитывают не Тэхёна. Чонгук молча следит, как мальчишка, едва достающий ему до плеча, хромает из толпы, без чужой помощи. А Тэхёна вдруг затапливает внутри желанием помочь, не позволить ему одному переживать всё, что сейчас произойдет. Он даже делает шаг, но Джихун успевает поймать его за запястье и молча покачать головой. — Хиджун, — Чонгук обращается тоном точь-в-точь таким, каким говорил с Тэхёном. От него снова по рукам бегут мурашки к позвоночнику и в душе холодеет. — Ты знаешь о правиле, запрещающем выходить за территорию границ до посвящения. — Знаю, — в отличии от Тэхёна, Хиджун смотрит вожаку прямо в глаза. Даже с расстояния омега видит, что его трясет от страха или боли в вывихнутой ноге, но альфа упорно стоит и выдерживает всё. — Ты чуял границу, когда переходил ее? — Да, вожак. — Так зачем ты нарушил правило? — Я думал, что вернусь и никто не заметит, — честно, даже секунды не беря на раздумия, отвечает ребенок. — Хиджун, ты пострадал. Богиня тебя уберегла, что ты всего лишь свалился в овраг и вывихнул ногу. Тебе могло раздробить кость и ты бы никогда не смог охотиться. А если тебя раньше Тэхёна нашел бы медведь? — Знакомый смысл, грусть и интонации снова окунают Тэхёна в прошлое. Но в этот раз он не чувствует давления, не чувствует разрывной боли в голове — она уже привычно потягивает, но не больше. А вот Хиджун, на которого сейчас направлено давление Чонгука, будто бы вообще ничего не чувствует. Он не меняется никак в лице. Всё также подрагивает, но не так, словно ему делают больно. Чонгук, оказывается, задавливать может только юных людских омег, а оборотней не трогает. Тэхён презрительно кривит губы, впиваясь в вожака таким взглядом, который тот наверняка чувствует в плече. Но мужчина никак не реагирует, продолжает зачитывать свои нотации. — Если ты себя и труд своих родителей не ценишь, ты хоть представляешь, в какую угрозу завел стаю? Сильнейшие ушли на охоту, здесь осталось мало защитников. И почти все они вынуждены были пойти в лес, чтобы найти ребенка. Деревня, с омегами, детьми и стариками, была без защиты, Хиджун, из-за тебя. Потому что ты думал, что вернешься и никто не заметит. — Я понимаю, — впервые Хиджун опускает взгляд на землю, отводя его от Чонгука. — Мне жаль. — Ты не понимаешь, раз знал и ушел. Правила не просто так придуманы, как же ты не поймешь. Леса за границей не такие, как здесь. Там находится смертельная опасность. Я не могу держать тебя на привязи, хотя хотел бы до твоего совершеннолетия. Запомни раз и навсегда — ты оборотень стаи. И если стая пострадает, хоть один ее член, потому что ты нарушил правила, то виноват в этом будешь только ты. Последние слова явно оказывают на мальчишку действие. Он сжимается в плечах, но не имеет даже намека на слезы. Словно убеждаясь, что его услышали и спорить не будут, Чонгук еще какое-то время стоит над юной душой, а после молча отворачивается. Вся стая за мгновение оживает, дружно вдыхает — до этого словно все даже задержали дыхание, — и наконец объединяются в приветствиях. Тэхёна кружит потоками людей, которые обнимают близких и здороваются с друзьями так, словно только что не было публичного выговора. Со стороны слова Чонгука кажутся не такими обидными, как когда стоишь прямо перед ним. Думая об этом, Тэхён совсем не замечает, как на него налетает Чимин, обнимая так крепко, словно хочет сломать Тэхёна. — Тэхён! — Омега почти пищит, душа Тэхёна в объятиях, а тот, едва сделав вдох, внезапно понимает, что плащ, которым кто-то укрыл Чимина для обращения сейчас спокойно трепещется за спиной нагого омеги. — Святая Тэлике, — задушенно выдохнув и просмотрев толпу на отсутствие Юнги, которому должно подобать защищать своего омегу от взглядов, Тэхён сам ловит полы пальто и запахивает их за своей спиной, пряча наготу друга. Ему почти не неловко от того, что всё прижимается к нему. — Я скучал, — а вот Чимин никакой неловкости не испытывает. Он наконец выпускает Тэхёна из рук, чуть отстранившись, чтобы между ними было небольшое расстояние, и так ярко улыбается, что глаза становятся похожи на полумесяцы. — Было даже не весело охотиться, хотелось даже волком к тебе прибежать. Понимаю теперь Чонгука, когда он тебя спас. — Я тоже скучал, — у Тэхёна язык не поворачивается сразу вывалить, почему именно он скучал. Чуть позже, когда друг перестанет так открыто радоваться встрече. — А где Юнги? — Он пострадал, — словно по щелчку радость Чимина испаряется. Он держит на губах небольшую улыбку, но Тэхён видит, что для этого ему приходится стараться. — Чонгук после возвращения был какой-то растрепанный. Устал, наверное, или из-за Хиджуна переживал… Он не увидел, как на него понесся кабан, а Юнги заметил и сбил Чонгука собой в сторону. Но его задел кабан, разорвал лапу и плечо. — О, Тэлике, как он сейчас? — У нас раны заживают быстрее и легче, чем у тебя, — Чимина наконец отпускает, и он уже искренне улыбается, мягко проводя ладонью по спине Тэхёна, где скоро будут зажившие шрамы. — Он в порядке, сейчас с Хосоком в доме, где ты жил первое время. — А почему не у Хосока дома? — Этот дом почему-то не хочется назвать своим, но Тэхён откидывает эти мысли подальше, ведь и правда не его, он принадлежит альфе. — Чтобы не беспокоить стаю запахом крови или гнили. Почти все раненные уходят от стаи подальше, пока не поправятся. Или рожать, тоже уходят туда, чтобы потом вернуться в чистенький дом, без запаха крови и воспоминаний. — Странная… Традиция, — Тэхён обводит хмурым взглядом стаю, пытаясь уложить их любовь друг к другу, но факт, что в самые слабые моменты оборотню приходится быть далеко от стаи, одному справляться. Правильно Чонгук сказал, что стая — это не семья. Тэхёну всё еще не понять ее. — А вот эта традиция… Что было сейчас. Зачем Чонгук так делает? — Ругается-то при всех? — Чимин уточняет с видом, будто это привычное дело. А Тэхён медленно кивает, с каждым мгновением осознавая, что знает слишком мало про устои оборотней, но пытается судить их по собственным. — Он так делает пару раз в год, когда кто-то сильно нарушает правила. Сам придумал так делать, первый раз было непонятно и страшно, но сейчас это уже нормально. Чонгук на самом деле хорошо придумал, многие подростки перестали буянить, боятся вот так опозориться перед всеми и наслушаться грубых слов от самого вожака. Ну, и не подростки тоже, — легко рассмеявшись, будто намекая на кого-то конкретного, Чимин оборачивается на то место, где оба раза стоял отчитывающий Чонгук. — Он молодец. Но оказаться там на самом деле ужасно неприятно, не советую. — Поздно, — Тэхён тоже усмехается, только как-то болезненно. Чимин перемену в голосе чувствует мгновенно и оборачивается, внимательно вглядываясь в лицо омеги и еще до объяснений явно понимая — всё летучее и легкое настроение словно рукой снимает. — Неприятно, так ещё и больно… Голова второй день болит от его давления, спать нормально не могу, есть не хочу... Чонгук еще надавил только на меня, а на Хиджуна нет. Несправедливо ведь! Это я его спас, а он знал, что нарушал правила, но получил меньше, чем я… Собственная обида вверяется доверию к Чимину и облачается в слова. Тэхён не успевает следить за собственными жалобами и понимает, что он погорячился, когда поднимает взгляд на Чимина. Пожалуй, настолько серьезного омегу Тэхён не видел еще никогда. — Чим- — Чонгук! — Наплевав на плащ, который поддерживает Тэхён, Чимин резко оборачивается в сторону стаи и всматривается в людей вокруг, ища вожака. Он совсем не слушает “прошу, не нужно” от Тэхёна, который безуспешно пытается удержать его за плащ, и почти бегом срывается к Чонгуку, обернувшемуся на зов и хмурящегося на Чимина.